А помнишь?...

Путь в первый Донской округ предстоял неблизкий и совсем безрадостный. Сергей с горя папиросу закуривает и дым колечками выпускает прямо под полог крытого грузовика, в котором ещё Бог весть сколько придётся трястись по местным дорогам и ухабам. Едет он прямиком из штаба — командование отдало приказ забраться за сутки, прихватить самое необходимо и выдвинуться сразу же, а от этого так грустно на душе стало... Вот и тикают часы наручные, неумолимо отсекая добротные куски времени от жизнью отведённого. Солдаты, что сидят буквально по обе стороны от Котова, начинают разговоры вести о своём, и мужчина присматривается — обнаруживает среди них совсем ещё молоденьких, безусых, и оком зорким подмечает двух казаков, весь состав военный развлекающих своим говором, да песнями колоритными, которые из-за звонких, крепких голосов пробирали до мурашек. Не знает мужчина, что его дальше будет, однако уповает на лучшее и верит, что ко всему привыкнуть сможет, даже к быту чужому. И вот, спустя множество часов впереди показывается станица. Грузовик внезапно останавливается, да так резко, что Сергей отлетает на добрые полметра, однако успешно группируется и травм различных избегает, вновь поудобнее у стены усаживаясь. Оказывается, это казаки на лошадях заставили водителя спешиться и документы показать, да рассказать о цели приезда, а после отправили прямиком к атаману, который всех любезно принял, да по хатам распределил, к Котову приставив одного молодого, но очень резвого казачка Митю, к которому сейчас и направлялся мужчина, предварительно выкурив с атаманом трубку, да поддержкой его заручается на всякий случай: полезные знакомства никогда и никому не вредили — это Сергей знал абсолютно точно. Пешая прогулка до нужной хаты выдаётся совсем уж распрекрасной — по обе стороны от огромной станицы леса необъятные леса простираются, да луга сочные, на которых кони пасутся. А Дон... С первых минут поражает он своей красотой, да так манит Котова, что он непроизвольно, не по воле своей поворачивает прямиком к реке бурной. Вода прохладная лижет ноги босые, а уж когда крепкие, жилистые ладони ею лицо, едва горячее, омывают — совсем хорошо и свежо становится. Вот теперь уж точно можно заявиться к казачку, да чарку с ним за знакомство выпить. Осторожно постучав в дверь, а после толкнув её плечом, Сергей с удивлением немалым замечает, что дверь не закрыта. Пройдя сквозь сенцы небольшие прямо в хату, Сергей замирает — стол уставлен едой различной, а венчает его бутылка самогона свойского: в бутылке запотевшей, практически кристальной чистоты — от такого быстро пьянеешь. Голова так и наливается приятной тяжестью, а язык развязывается — того и гляди, сболтнёшь что-нибудь, да только вот тут это не обсуждается, а секреты ни в коем случае не выдаются. В поисках хозяина Котов оглядывается вокруг себя и зовёт его, в следующее же мгновение чуть ли не до пола челюсть свою роняя — взору его является прекрасный, статный юноша в казацкой форме, при полном параде. От обычного казака его отличает лишь то, что на лице его растительности нет совсем — ни усов, ни бороды, однако его это исключительно красит. Голос нежный, бархатный, совсем приятный уже в следующее время с неким аристократизмом, не присущим казакам, произносит: — Вечер добрый, Сергей Петрович. Вот, угощайтесь, чем Бог послал. Да что ж вы стоите совсем ошарашенный? Альбо обидел я вас чем? Дак вы зла на меня не держите, я с вами только на бумагах и знаком. Я Дмитрий, но можно и Митей, али Митрием звать. Так и лучше будет, пожалуй. Сергей, совершенно очарованный, находит в себе силы кивнуть и улыбнуться: — Нет-нет, Дмитрий, всё совершенно замечательно. Ничем вы меня не обидели, наоборот — нигде меня так гостеприимно не встречали. Вы выпейте со мной и поешьте, а потом уже в курс дела введёте. Арсентьев коротко кивает и гостя дорогого за стол усаживает, да чарку наливает с улыбкой мягкой, от которой Котов и вовсе плывёт, внимательно вглядываясь в мягкие, почти аристократические черты лица юноши. Всё-то в нём хорошо — и глаза карие, блестящие задорно, — ох, как же они на авантюры подстрекают! — и щёки, румянцем лёгким отдающие, и ямочки от улыбки, которая весь мир своим сиянием освещает. Сие подкупает и очень даже, однако Сергей сперва решает о делах Митю расспросить. Арсентьев рассказывает о многом, что сейчас, жарким летом сделать предстоит — и сено лошадям надо заготовить, и алычу да вишню вкусную собрать, и в соседнюю станицу в скором времени за документами важными ему вместе с Котовым предстоит путь держать. Однако беседа прерывается настойчивым стуком в дверь, а вскоре чей-то сердитый баритон слышится: — Митька, гад, выходь! Немедля, чертяка ты эдакая! Ишь, повадился на чужих баб заглядываться... Я тебе покажу! Котов взгляд глаз серых переводит на Митю, который ни живой, ни мёртвый сидит, судорожно соображая, что же дальше делать. Личико миловидное вмиг становится белее мела, а стук всё громче и громче становится...