Иноске любит

      Больше всего на свете Иноске любит делать что-то. Не обязательно, чтобы все получалось идеально. Не обязательно, чтобы это было нечто важное. Обязательно делать. Вода под лежачий камень не течет, он это помнил и старательно двигался так часто и так стремительно, чтобы создавать из небольшого ручейка яростный поток, бурлящий пеной об скалы. — Иноске, хватит биться головой о дерево, пошли! Голос Танджиро был немного возмущенным, но именно это «немного» всегда и бесило Хашибиру. Почему он по-настоящему злится только в битве, почему так быстро остывает, почему не рычит, зубами вгрызаясь в демонов. Это ведь так просто, злиться, так просто кричать и биться головой обо все подряд, лишь бы делать, а Камадо просто улыбается. Даже умирающим демонам он улыбается, не потому что рад победе или насмехаясь над их жалкой слабостью, а просто так. Танджиро так много раз пытался это объяснить, но Иноске так и не понял. Понял только, что есть кто-то хороший, а кто-то плохой, и это все очень сложно, но можно иногда ощутить, что и в демонах, глубоко внутри есть хорошее, доброе и раскаивающееся. Для начала Иноске не понял слова «раскаивающееся», а после рассвирепел от того какими понимающими и восхищенными глазами на Танджиро смотрел Зеницу. Опять этот щегол всех кадрит своими непонятными словами. А Иноске вовсе не понравилось слушать Камадо, ничуть. Он не понимал его и злился от этого только сильнее.       Хотелось бы сказать, что с Зеницу легче, но нет, даже хуже. Он кричал так громко, что даже Хашибира иногда зажимал уши руками, но по-настоящему почти не злился, возмущался и это казалось таким показушным, что рука сама тянулась ударить, да так сильно, чтобы вышибить весь дух. Но Иноске так не делал, потому что помнил как сильно тот обиделся на него в прошлый раз. И почему бы? Парень так и не понял, только руку теперь не тянет ударить. Или врет себе, что не тянет, но только не для того, чтобы ударить. — Жуткий кабан, а вылезай оттуда немедленно! Все припасы нам пожрешь! Зеницу крикливый до невозможности, по каждому поводу готов порвать барабанные перепонки любому, кто пойдет поперек его слов. И как ему самому от себя не плохо? Хотя, сидя у костра, Иноске любил краем уха слышать их разговоры, взвизгивающий тон Агацумы иногда перебивал вкрадчивый и мягкий Танджиро, но второй терпеливо ждал и продолжал с новой силой. Забавные они иногда, шушукаются постоянно о чем-то и со стороны выглядели настоящими заговорщиками. Иноске слышал отлично, если бы они обсуждали новые заказы без него - обязательно бы дал по башке обоим, даже если лоб Танджиро приносит больше боли, чем рука парня самому Камадо. Но они говорят о чем-то постороннем и ему почти что не интересно, лишь изредка кабанье ухо маски дергается в сторону, когда раздается со стороны звонкое собственное имя, заглушенное чьим-то испуганным шипением. Не зовут и хрен бы с ними, какая разница чего делают там вместе, Иноске абсолютно плевать. — Это нам? — Удивленно спрашивает Камадо, глядя на кучку горлиц, лежащих стройным рядом у костра. — Да, жарьте уже, я жрать хочу! — Их чистить сотню лет от перьев, не мог найти чего-нибудь побольше? — Протянул Агацума и был незамедлительно заткнут взглядом Танджиро. — У нас сухпайка хватило бы еще на пару дней, Иноске постарался, так что давай готовить, — Выразил мысль Камадо.       На следующий вечер Хашибира вернулся с тушей оленя и Зеницу ничего не сказал, только фыркнул. Танджиро приготовил вкусную похлебку, хоть Иноске и говорил оставить ему одну сырую ногу, он привык так есть, но похлебка в деревянной миске оказалась вкусной и он испугался, что никогда больше не сможет есть что-то сырое. — Демон! В Нисэко* завелся демон! Спешите! Спешите!       Ворон все не унимался, как бы быстро они втроем не бежали, и идея зажарить эту тупую птицу на вертеле уже не казалась столь плохой. Хотя Иноске изначально был весьма серьезен и только Танджиро стоял на страже ее жизни, даже сейчас бросил неоднозначный взгляд, который можно было бы расшифровывать как «богом молю, Иноске». Или нет, он не был силен в чтении взглядов.       Местность эта была горной и крайне заснеженной, даже его задубевшая и привыкшая к холоду кожа покрывалась по всей спине мурашками от порывистых ветров. Зеницу давно изнылся о том, что пора бы сделать привал, но Танджиро упрямо шел сквозь сугробы по пояс глубиной вперед, потому что сначала миссия, потом все остальное. Через два часа блужданий начался буран. Иноске было плевать, он уже как час шел впереди процессии. Было холодно, так холодно, что льдинки на скорости закручиваемые в вихрь врезались в голую кожу настоящими иглами. У Танджиро и Зеницу были плотные подкладки в хаори и то славно. Хотя, откровенно говоря, Хашибира вообще не понимал почему думал об этом сейчас. Странная привычка — думать** — появилась как раз после встречи с лобастым и истеричкой. И это злило. Раньше ноги шли сами по себе, и Иноске не думал об усталости. Раньше он думал только о том, что хотел есть или пить, а еще драться, но никак не о том насколько теплая одежда у кого-то там. Хотя почему у кого-то там? Танджиро и Зеницу не совсем «кто-то там», они вполне определенные кто-то. Наверное, это можно назвать дружбой, но Иноске не совсем понимал что это точно значит и точно ли то, что между ними дружба. Между собой они никогда не называли это так, Камадо и Агацума, они называли это чем-то абстрактно хорошим и Иноске даже примерно не понимал значения этих слов, слишком заумно, наверняка Зеницу придумал, он больше всего любил выкобениваться своими знаниями. Хоть Хашибире и нравилось слушать как он объясняет их значение. — Иноске, давай в ту пещеру спрячемся?! До города осталось совсем немного, но мы просто не дойдем, — Танджиро говорил правильные мысли, которые вызывали раздражение, слишком правильно, слишком логично, Хашибира так бы не поступил. — Скоро рассвет и эта тварь снова спрячется, хрена лысого я упущу возможность прибить демона! Буран ловил слова и россыпью букв уносил по разным частям света, так что никто уже не найдет. — Черт возьми, кабан! Мы тут все умрем из-за твоей упорности, мы замерзли! — Голос Зеницу опять резал слух и захотелось ударить в нос. Но вместо этого все трое просто медленно побрели в сторону небольшой горной пещеры, снежной и обледенелой. Их следы замело свежим снегом и, кажется, еще немного и он упадет с горы вниз, прямо на городишко.       Внутри пещеры было ожидаемо холодно и темно. Но Иноске привык и с большим комфортом развернул импровизированный лагерь. Ему плевать, что с потолка капает на нос вода или что костер, из-за отсутствия хвороста и возможности выйти за ним, разжечь невозможно. Танджиро и Зеницу, уставшие и вымотанные дорогой, как только сели рядом сразу же и уснули. Идиоты. Оставалось только укрыть их кабаньей шубой. Самому стало почти что невыносимо холодно, но главное это слово «почти что». Если двигаться - будет не так морозно, да и мало ли кто может быть в пещере. Как-то раз Иноске сожрал сколопендру. Было немного странно, но ничего. С гоготом себе под нос он подумал о том, как бы забавно выглядело лицо Агацумы, если ему под нос подсунуть сколопендру, наверняка завизжит так, что лавина свалится.       Откуда-то в стороне послышался грохот обвалившейся каменной стены. Здесь точно больше никого кроме них и сколопендр? Кажется что нет и поэтому Иноске без особенных раздумий понесся на звук, попутно перехватывая катаны. — Так вот где этот гад ползучий прячется от солнца!       Танджиро бы обязательно выразил мысль о том, что это вполне понятно, место находится недалеко от города, к тому же по ночам чаще всего буран, а демону это только на руку, скрывать свои следы удобнее. Пещерные коридоры становились все шире и Иноске казалось, что это почти что его сон. Он чувствовал, демон близко, почти что в паре метров, но где? Где этот чертов слизняк?!       Камни под его ногами разъезжались, давая дорогу крупной трещине, один только прыжок спас от падения в темную пустоту. Удар за ударом не давал земле успокоиться и впереди, в неком подобии грота, среди пара, почти что жары, кабан смог разглядеть гигантскую фигуру. Этот демон был, определенно, не самым огромным им увиденным, но точно с самым большим количеством ног. — Фу, червяк! Это единственное, что он сказал по этому поводу, чем вызвал на лице демона откровенное недовольство. Очевидно, он рассчитывал услышать испуг. — Голоса горы сказали мне, что сегодня запоздалый ужин пришел ко мне сам. Камушки нашептали, что вас трое. Где же, где же еще вкусняшка?       Иноске не был как Танджиро, ему не было до разговоров с демонами, Иноске не был как Зеницу, он не орал и не отключался от страха в первые минуты боя. Иноске был собой и он до невозможности любил: — Идти напролом! Иди сюда, шмакодявка, я тебя сейчас задавлю!       Иноске любил пещеры и поэтому отталкиваясь от множества ног демона, приземлялся на холодный пол с удовольствием, здесь слишком жарко. Иноске любил драться и поэтому рубил демона нещадно, ожидая от него не меньшего, ожидая, что тот хотя бы ранит его. А еще Иноске любил Танджиро и Зеницу, потому что как только он услышал топот чужих ног стало по-настоящему весело. С ними все становилось лучше, еда, охота, драка. Кажется вся жизнь состояла из этого и становилась лучше только от их присутствия.

***

— Почему ты решил, что идти туда одному это шикарная, черт возьми, идея! Нам могло не повезти и он бы сожрал тебя! — Неа, — С набитым ртом буркнул Иноске. — Зеницу прав, мы могли не успеть, к тому же стена обрушилась от удара, когда ты завалил демона в воду. Танджиро смотрел на него тем самым взглядом, но Хашибира и ухом не вел, приподняв маску жевал истерично извивающуюся сколопендру, коих в пещере оказалось целое море. — Тебе что настолько плевать?! — Взвизгнул размахивая руками Агацума, который еле сдерживал блевотный позыв. — Мне понравилось драться. А с вами еще больше. И вы мне нравитесь.