Проклятье... или дар?

Люциус отрешенным взглядом смотрел на распростертое по мраморному полу тело домового эльфа. Какая глупая смерть и в тоже время заслуживающая уважения. Тикки приглядывал за ним с рождения и можно сказать, что этот эльф был для блондина не просто очередной прислугой. Ушастик был участлив и тактичен, вел себя как разумное существо. В любом случае он закрыл его от зеленого луча Авады и будет удостоен чести быть похороненным в саду Малфоев. Мужчина принимал самое активное участие в битве против Пожирателей, так как прекрасно осознавал желание многих авроров причислить его к бывшим соратникам. Клеймо Лорда все еще на его руке, а значит и основания для ареста тоже.Ошибка молодости похоже будет доставлять неприятности до смерти. - Сдавайся, подлый трус, - крикнул ему Нотт. - Нас все равно больше. Если бы подобное произошло года три - четыре назад, то блондин возможно и сдался бы, но только не сейчас. Когда у него появился стимул к жизни. - Не считаю себя предателем или трусом, - прорычал он, посылая в неразумного щенка секо. Он мог бы прихлопнуть его и авадой, только Гевин не простит ему смерти сына,да и с трудом обеленную репутацию надо беречь. Весь этот бой кажется мужчине неким спектаклем, поставленным с целью отвлечь от чего-о более значимого. Не могли же выжившие сторонника Темного Лорда думать, что в самом деле смогут захватить министерство? У них при живом то хозяине не особо хорошо получилось, о чем речь без него. Этим юнцам далеко до внутреннего круга, который когда-то у них был. Реддл был сумасшедшим фанатиком, но людей подбирать умел. А у этих никакой организованности, одни инстинкты. И за что они борются? Проклятье никак не обмануть, Лорда не вернуть. Кому как не ему об этом знать, ведь Малфой даже обращался к гоблинам и некроманту этом вопросе. Воскрешение Лорда стало бы мини армагеддоном, однако оно не возможно. Расщепивший душу на осколки не достоин второго шанса, смерть хранит свои чертоги. Ранив Нотта, он поворачивается к тем упивающимся, которые направляют свои палочки на министра, а после накладывает банальное сонное заклинание. Кингсли нужен ему, нужен всей магической Британии. За многие десятилетия это единственный министр начавший управлять не ради собственной выгоды, а ради благополучия страны. Потому что просто не может по другому. И это не эфемерное Дамблдорское всеобщее благо, а целенаправленные действия. Реформы нравятся не многим, однако прошло всего ничего, а Англия уже начала налаживать отношения с другими странами. Пусть медленно, недоверчиво и в большей степени посредством браков, но иностранцы стали вхожи в английское волшебное общество. Герцоги, бароны и лорды разных стран связали свою судьбу с проклятыми людьми, тем самым оказывая помощь и одновременно обновляя застоявшуюся кровь рода. - Минки, - позвал аристократ, накрывая себя и афроамериканца чарами невидимости. Он не хотел повторной попытки убийства. - Перенеси нас в Малфой - мэнор и вернись за Тикки. Он умер защищая хозяина и будет похоронен в саду. Оказавшись в безопасности Люциус отлеветировал Бруствера на диван и налил себе огневиски. Малфой привык встречать опасность лицом к лицу, вот только смерть никогда еще не приближалась настоль близко. А он так и не успел сделать самое важное в своей жизни. - Паркинсон - менор, - кинул он горсть пороха в камин и направил бумажку с парой предложений в зеленое пламя. Гостья не заставила себя долго ждать. Чуть покрасневшие глаза и искусанные губы выдавали нервозность и напряжение, в остальном девушка осталась прежней. Только на руке появился затейливый браслет, символизирующий особое положение девушки. Люциус практически мгновенно обратил на него внимание, так как не раз видел мучения бывших соратников после попытки убить носительниц браслета. Сама магия карала выступивших против естественного хода природы. Беременная женщина неприкосновенна. Впрочем, личная жизнь министра не должна волновать Малфоя. - Что с Кингом? - взволнованно спросила брюнетка, чем разрушила свой образ вечно ледяной принцессы. - Панси, успокойся. Это просто глубокий обморок, через час-два он очнется. Транспортировка камином пока невозможна, так что вы можете остаться у меня. - Спасибо, крестный, - тихо поблагодарила миссис Бруствер. - Если бы не ты... - Панси, не надо, - остановил ее Люциус. - Я лишь исполнил свой долг. Ты моя крестница и позаботиться о тебе мне не в тягость. Твои родители и я были друзьями, а теперь их нет. Возможно Элоиза убила бы меня на месте за то что я фактически подложил тебя в постель к незнакомцу, но зато ты жива. И глядя на твою руку я так понимаю, что и счастлива. *** Рудольфус не знает как Лонгботтому удалось уговорить Лавгуд на тройственный союз, но тот сделал это. И вроде бы данный факт должен радовать, но забота о собственном будущем оказывается сильнее. Его брат и Беллатрисса нанесли слишком сильный вред родителям гриффиндорца, чтобы так просто забыть о событии прошлых лет. Да и как можно простить жизнь без материнской ласки или гордости в глазах отца? Он слишком хорошо знает это состояние, когда эмоции захлестывают, но высказать их не кому. Конечно есть разница в причинах поведения модели их родителей, но игнорирование все равно делает больно. Всю свою жизнь наследник Лестрейндж знал, что был не желанным ребенком. Его отец и мать поженились по воле стремившихся к еще большей чистокровности и богатству родителей, хотя страстно ненавидели друг друга. Естественно о любви к ребенку не могло быть и речи. Воспитанием малыша по большей части занималась домовуха, бабушка со стороны матери прививала любовь к искусству, а дед со стороны отца учил этикету и вести дела рода. Отношения родителей к его пятилетию испортились совсем и даже рождение второго сына этого не исправило. Отец все больше погружался в мир азартных игр, даже снизошел до шатания по маггловским трущобам, и плотских утех. Мать так же проводила больше времени на светских раутах, чем в меноре с детьми. Маленький Рабастан быстро занял главное место в сердце Рудольфуса. Год за годом их связь только крепла, между юношами не было места тайнам и раздорам, однако все имеет свойство меняться. Последние курсы в Хогвартсе стали для братьев в какой-то степени роковыми. Рудольфус и раньше видел в их доме того пугающего своей аурой волшебника, но он и никогда подумать не мог, что им окажется сам Лорд Волан - де - морт. И что его милый, серьезный, добрый Раби решит присоединиться к стороне тьмы. Сам мужчина не считал методы мага правильными, хотя и к стороне директора Дамблдора себя не причислял. Магглы и магглорожденные его не заботили от слова совсем, в то время он увлекался демонологией и артефакторикой. Он пользовался некоторыми давно запрещенными ритуалами и не считал это зазорным. В конце концов он всего лишь увеличивал свой интеллектуальный и магический потенциал, а не убивал девственниц под покровом ночи. Так что появление на плече брата рабского клейма стало для него сюрпризом и весьма неприятным.Факультет Слизерин определенно не пошел Рабастану на пользу, сам Рудольфус мало знал о жизни змей из башни воронов. Старший из братьев ценил ум и креативность, младший открыл сердце гордыне и тьме. Вот только Раби все равно оставался его любимым младшим братишкой и только ради него он преклонил голову перед змеелицым обманщиком. Опытный демонолог сразу понял, что за ритуалы проводил над собой Риддл. Так на его руке появилось позорное тавро. И хоть за почти пол века жизни он убил лишь единожды, когда доказывал свою верность господину, но вина за смерть невинной девчушки до сих пор на его совести. В ставке Темного Лорда он был скорее советником, чем исполнителем или палачом. Свои способности в демонологии ему удалось сохранить в секрете и слава Мерлину Рабастану тоже хватило ума смолчать и попридержать язык фанатичной супруги. В доме Лонгботтомов восемнадцать лет назад он оказался потому что хотел уберечь брата от самой страшной ошибки в своей жизни. Не успел. Разозленная Белла уже всласть поиздевалась над Фрэнком, а его брат, его родная кровь над Алисой. Своей неожиданной жестокостью он окончательно отвернул Рудольфуса от себя. Старший Лестрейндж шел к воротам и собирался аппарировать в Мунго пока не поздно, когда в спину прилетело аврорское заклятье. Затем был суд похожий на фарс и четырнадцать лет в Азкабане. Годы повлияли на его тело, но не на разум. Заключенные сидели в одиночных камерах и только это, да еще базовые навыки окклюменции помогли ему изобразить сумасшествие перед Риддлом. И через два года он испытал неимоверное облегчение, когда мальчишка таки развеял Темного Лорда. Однако в битве так же погиб и брат с Беллой, что отрицательно сказалось на его здоровье. Головные боли стали постоянными спутниками ныне единственного представителя своего рода, магия стала шалить будто он снова вернулся в детство с его прелестями неконтролируемых выбросов. И в конце концов из-за ослабленности наследника рухнула защита на поместье, оставляя его открытым для кого угодно.Можно было бы выставить охрану из эльфов, вот только самих эльфов у него не осталось. Три с половиной года Волан - де - морт провел у Малфоев, а последние пять месяцев у Лестрейнджей. Появление беглых пожирателей именно у него оказалось закономерным. Благо теперь все эти ужасы позади и впереди светлое будущее. Ему не быть любимым супругом, но хорошим он стать постарается. *** - Дом магглов!? - Драко был на стороне Темного Лорда, хотя настоящей ненависти к неизвестным людишкам и не испытывал, но действия Поттера привели его в недоумение. - Особняк Блеков значит надежной защитой от врагов не стал, а этот хлипкий домик защитит нас? - Сынок, успокойся, - ладонь матери ложится ему на плечо. - Мы в безопасности. Заклинание доверия и незаметности делает нас абсолютно никем, даже если в этом городке появится сотня оборотней. Что действительно является правдой. Дом на Тисовой четыре оплетен волшебством на подобии Хогвартса. О безопасности родственников Гарри позаботился еще до начала открытой войны с его вечным врагом. Они несомненно не вызывали у него приятных чувств, но родственниками не разбрасываются. - Гарри? - свет из дверного проема на мгновение слепит глаза и слышится мужской голос. У леди Блек, оказавшейся у стены тесного помещения, от макушки до пальцев ног по телу расходится волна жара. - Только не кричи, - предупредил Эванс. - Мы уже уходим. Брюнет берет на руки Гермиону и кивнув Драко покидает навевающий неприятные воспоминания чулан. - Подожди! - понимая, что это последняя возможность извиниться перед кузеном, выкрикнул Дадли. - Если вам некуда пойти, то можете остаться здесь. Предложение застало зеленоглазого в расплох. - С чего вдруг такие перемены в отношении ко мне? - повернувшись к будто бы повзрослевшему и чуть похудевшему Дадли, скептически спросил Габриэль. - Не думаю, что дядя Вернон будет рад меня видеть. - Я не мой отец, - собравшись с духом начал говорить парень. - Почти год жизни среди волшебников дал мне понять каким же ограниченным я был раньше. И что нам с родителями не по пути. Они бояться любого проявления отклонения от нормы и всех у кого есть волшебная палочка. Но дело ведь не в магии, а в намерении. Если сердце полно ненависти и жестокости, то и волшебство не нужно. Ты прожил с нами много лет и никогда не причинял вреда, даже защищал меня там в подворотне. Как бы я не относился к тебе раньше, но мы родственники. Прости меня и пожалуйста останься. Родителей все равно не будет в городе еще несколько недель. Может быть мы сможем начать все сначала? Мальчик - который - выжил ожидал от Дадли криков или возможно направленного на него ружья, но никак не извинений. - Габриэль Эванс, Лорд Блек, Лорд Слизерин, - он решил дать шанс двоюродному брату. В конце концов если что-то он и потеряет, то лишь веру в честность магглов. А от родственника фонило не ложью, а лишь неуверенностью и страхом быть отвергнутым. Секунд десять Дурсль смотрел на протянутую руку, а затем энергично ее пожал. - Дадли Вернон Дурсль. - Вот видишь, Малфой, как надо мириться, - разрушила важность момента Гермиона.Она впервые видела кузена Гарри, хотя прекрасно знала его по рассказам гриффиндорца. Грейнджер не верила в способность людей неожиданно меняться, но подросток не выглядел опасным. Да и мнение друга не вызывало сомнений. - Малфой? Однако наследника Люциуса в коридоре не оказалось и выйдя на крыльцо они увидели его фигуру, застывшую у белой ограды.