Корабль отчаяния

Волны мягко разбиваются о нос коробля. Ветер слабый и еле наполняет паруса, потому многие из них спущены. Да и нет смысла их кораблю куда-то спешить. Люди на этом корабле, команда этого корабля — все сотканы из отчаяния, тяжести на плечах и застарелой боли, пронизывающей кости. На самом краю сидит девушка, кажется, рукой она сможет дотянуться до волос русалки, что венчает нос судна. Взгляд единственного человека на палубе устремлён к бескрайнему горизонту, ветер мягко колышет волосы, распущенные на этот недолгий миг одиночества. Её лицо спокойное, в глазах штиль — что же они скрывают от других? Одинокий человек на палубе перестаёт быть таковым с лёгким скрипом петель. Под ночное небо выходит юноша, в руках у него шерстяная накидка. Медленно подходя к девушке, он накидывает ей на плечи свою ношу. Подойдя так близко, можно услышать колыбельную, которую еле слышно напевает девушка. — Когда начнут кружится лепестки сакуры? Тогда, когда поющее дитя уснет. — Сейчас прохладно, может спустишься в каюту? — на это предложение она реагирует лишь отрицательным кивком. Увидев ответ, юноша просто садится и обнимает её. Они так долго скрывали свою общую тайну, что даже сейчас, когда все тайны вскрылись так давно, им сложно открыто показывать свою жизнь, будто необходимость хранить секреты въелась в саму их суть. Когда-то это сыграло с ними не очень хорошую шутку, а не вовремя всплывшие тайны обернулись против них самих. Словно какой-то умелый кукловод от скуки затеял представление в нескольких актах со множеством действующих лиц. Юноша помнит, как девушка смеялась после кульминации. Истерично, надрываясь, сквозь слёзы она высмеивала всю свою жизнь: прошлое, цели, путь, амбиции и надежды. Он держал её в своих объятьях, чувствуя всю её боль как свою, ведь не только её цели перестали иметь смысл. Они оба были одержимы местью. Каждый из них взрастил в себе мстителя и упрямо подпитывал его жажду кровью ублюдков, на пути к главной цели. А потом оказалось — их облапошили. Те, за кого хотели мстить, пытались отомстить за них самих. Прямо комедия. Дети мстили за отцов, убитых солдатами, отцы мстили пиратам-детоубийцам за своих чад. А все были живы. Чёрная комедия. Сатира высшего ранга. Мало кто с неё посмеялся. К счастью, месть давно не являлась единственной целью их жизни, и правда могла быть не такой болезненной, если бы не момент раскрытия. Её пронзил на сквозь собственный отец в миг, когда она отвлеклась: при драке с умелым солдатом, оказавшимся уже его живым отцом, его ранили в плечо со стороны. Мгновение было кратким, но умелому бойцу хватило этого на решающий удар. Выглядело больно. Потом, правда, стало ещё больнее. Говорят, нет для родителей ничего больнее потери ребёнка. Говорят, нет для женщин ничего как потеря этой части себя. Они долго не могли оправиться от потери, а их отчаяние заставило время вокруг будто остановиться. Не будто. На корабле были только они вдвоём, у них перестала кончатся еда и вода, в портах им делать стало нечего. И, когда они пристали к берегу, встретили невероятную новость — прошло почти пятьдесят лет. А на них это не отразилось. Им больше нет места в этом мире. Хотя, наверное, так и было всегда. Им, и всем потерянным детям, выбора не оставляли. Они же решили просто выйти обратно в море, ведь только одно оно всегда принимало их. И теперь стало пристанищем их отчаяния, их боли. А затем возникла идея — брать на борт таких же потерянных и отчаянных. Взрослых и детей. Иногда даже младенцев, но те, вырастая, покидали корабль. И не в силах людей, растивших их, удерживать птенцов. Бывали даже взрослые, что сходили с корабля спустя десятки лет. Дети росли и менялись, а затем уходили. Взрослые не менялись, но всё равно уходили. И только юноша с девушкой навечно отдались морю. Ни один воспитанный, выращенный ими ребёнок не заменил неосуществимого. А их уход лишь усиливал отчаяния. У их корабля нет цели и даже пути. Только море и небо. — Когда завянут сакуры цветки? Тогда, когда мертвое дитя подрастет, — они греют друг друга, тишина им приятна. Но сейчас нужна не она. — Новая колыбельная, с берегов Японии? — он знает ответы на свой вопрос, но отвлечь девушку необходимо. — Дитя, оставленное в поле, ведь его не прокормить, человеком остаётся недолго, — старое поверье, рассказанное старой одинокой женщиной, ставшей новым коком, которая желала успокоится в море поближе к мужу. Женщина была доброй и ужасно одинокой, решила пробыть в море год, а затем отдаться ему. — И правда, люди ведь так жестоки. Кто-то мечтает о том, от чего другие бы рады избавиться, — он не понимает таких людей, будь у них такая возможность, не отобрали бы. — Но в море нет такого. И никто не готов от груза отказаться. Море жадное и делает нас такими, — они знают и прошли это. — У моря есть законы, а кто им не следует, те долго здесь не выживают, — ложь, солдаты могут долго жить. — Так жаль, что им не следуют все. Было бы легче, — тогда их беды не случилось бы. Но скорее всего они бы и не встретились — Многие не поймут всех этих правил, лишь для нас они негласны, — и люди, приходящие к ним, не сразу понимают это. Они молчат, разговор окончен. И два связанных человека смотрят на звёзды. — Никогда не желал вечности. Но бессмертие с тобой не на что не променяю, — только бьющиеся о корабль волны были ему ответом. А ответ от неё он получил очень давно. Из бесконечность соткана из отчаяния, но они делят её на двоих.