Струны

      Это лишь отблеск уходящего дня на старой струне. Её призрачная дрожь сжала сердца собравшихся у кострища острой болью и, полоснув, больше не отпускала. Серебро окрасилось алым, предвещая беду. И если бы вы могли слышать крики стен старого замка, вы бы оглохли, как глохли здесь когда-то от здравниц славные воины и короли. И старый граф с многочисленными внуками и детьми. Ныне же лишь стылый ветер да редкие крики птиц тревожили тишину покинутой обители. С обрыва горы открывался вид на прекрасную равнину, упирающуюся в благодатное море. А за спиной вздымались острыми пиками древние хребты. К ним лежал путь беглецов. Мятежники преследовали их, намереваясь раз и навсегда решить спор двух кузенов о престолонаследии.       Старший, названный в честь деда, принимал послов от глав семей и человеческих вождей. Младший, имя которого было наполовину вывернуто, вместе с немногочисленными сподвижниками, вёл беглецов всё дальше, заметая следы.       Надрывно дрожало серебро струн.             Тревожным эхом терялся в лесу звук сапог бегущих за ними, чтобы оборвать звон. Подошвы взрывали палую листву, и брызгами разлеталась из-под них красноватая почва. Словно пропитанная ржавчиной старой крови. — Здесь стоять пока будем. Дальше не пойдём. — Но скоро ночь. Стены… — Выдержат. Если мы им поможем. Мы не успеем дойти до расщелин, где можно укрыться.       Он посмотрел в глаза жене и леди. Она сильно изменилась с их первой встречи: ушла девичья припухлость щёк и неловкость взгляда, не стало робости ни слов, ни действий. Теперь это не ребёнок — воин: сталь во взгляде, отточенность движений, плавность шага. Руки в белых перчатках идеально ложатся на рукояти серебряных мечей. Но маленькая непослушная рыжая прядь на макушке всё так же выбивается из любой причёски. Теперь это был простой пучок.       Она кивнула. — Хорошо. Доверюсь твоей памяти. Бойцов ставим как обычно? — Да. Только правее той пробоины, видишь, камень чуть темнее. Под ним тайный ход — осторожнее. — Боишься, что те найдут? — Скорее, что эта развалина рухнет нахрен.       Ты чего это удумал здесь становиться? — возмущённо спросил подошедший стрелок лет пятидесяти на вид. — Мы не успеваем до расщелин. — Твою налево. — Не кипятись, лучше ставь бойцов.       Глаза в глаза, как в старые добрые. Побратимы. Навсегда разделившие и жизнь, и смерть. Много воды утекло… Стрелок выглядел не лучшим образом. Волновался, постоянно то и дело посматривал на покрытую редколесьем равнину. Солнце садилось, и вместе с ним время утекало сквозь пальцы. Их снова нагонят. Снова. Злее, подготовленнее… Смертоноснее. В развалинах замка спешно готовят укрепления беглецы. От мала до велика, у каждого — своя роль, своё дело. Его дело — командовать и вселять уверенность. Только вот не получается. Он бы проклял себя и заклеймил как труса. Но ведь надо столько всего сделать. В конце концов, он тоже лорд. Не по рождению и не из стремления к власти, а всё же. Ветер играет короткими волосами, поднимая их, как листья овсяницы. Последние лучи заката проходят сквозь них — серебро? седина? пепел? — и превращают в ощетинившуюся тёмную медь. Нужно торопиться.       С последним угасшим лучом предводитель поднимает капюшон плаща. Его действие повторяет около трети беглецов. Так удобнее. Вскоре многие из них вовсе сложат плащи неподалёку, приготовившись к битве. Время на исходе. В полутьме алыми всполохами поблёскивает рубин на груди. Осторожной рукой он скрывает его в складках манишки, застегнув потайные пуговицы. Но блеска оружейного металла уже не скрыть. Его глаза устремлены к лесу, откуда должны выйти преследователи. За спиной — спешно поставленные укрепления. За ними — обрыв. — Слушайте, у меня весь вечер в ушах звенит. — Будто дрожащая струна? — Откуда… — У меня тоже.       Все трое переглянулись. А потом невидимую струну словно с усилием дёрнули, отпустили — она тянущей болью отозвалась в груди — а потом остановили.       Всё стихло.       Началось.