Фотогалерея

      Оля всегда немного ворчала, когда летними вечерами пятницы Ваня тянул её за рукав и куда-то вёл — иногда показать новый трюк на скейте, иногда к фонтанам в парк, иногда в какое-то совсем новое место. Ворчала, вздыхала, цокала, когда излишне самоуверенный в своём таланте ориентироваться Ваня всё-таки признавал, что они заблудились, и доставал навигатор. Но всегда послушно шла следом, иногда даже позволяя взять себя за руку, от чего Типанов мчал вперёд ещё активнее и чуть ли не вприпрыжку.              Оля вообще-то больше любит дома сидеть, в отличие от Вани, который с первой оттепелью готов хоть палатку ставить на улице и жить там до первого снега. И ведь всех вокруг приобщает к своим многочасовым прогулкам — чаще всего, конечно, просто гуляет он с Парком Победы у последнего же и пытается уговорить соседа на полноценный скейт-парк. А вот новые трюки и граффити свежие показывает он именно Оле, обязательно каждую пятницу с мая по октябрь. Не только ей, конечно, он это вообще всем показывает при каждом удобном случае, но Оле — самой первой, именно её мнение важно услышать первым. На каждое её «Нормально» он улыбается и наперебой обещает сделать ещё лучше, на каждое «Сойдёт» говорит то же, но уже с грустным видом, от молчания и вовсе выглядит, как побитый щенок под дождём или как Даниил Михайлович, прочитавший Сашин отчёт — тут когда как. А вот от безразличным голосом сказанного «Хорошо» светится так, что Оля надеется, что никто не увидит — решат ведь для экономии заменить всю систему освещения одним Типановым.       И Оля никогда ведь не признается, что иногда проскакивает у неё желание, чтобы дверь открыл Ваня и снова потащил куда-то. Чаще всего её желание, конечно, исполнялось, но иногда система давала осечку. Ваня ведь такой общительный, с ним всегда интересно, а потому вокруг него часто толпа — толпа по меркам Оли, разумеется — из людей и станций. Причём не только из соседних и даже не всегда своей ветки, но всё-таки с «синюшными», как иногда говорил Рубчинский (за что, кстати, всегда получал от Даниила Михайловича, но не прекращал), ладил лучше всего.       Иногда при встрече Ваня показывал Оле, как они провели время — вот он снимает Сенин импровизированный ночной концерт на гитаре, правда недолго — подвывания Купчино под Нирвану быстро прерываются криком бросившей барабанить по пустым бутылкам Алины «Валим, менты!» и видео заканчивается. На скрытый за равнодушием вопрос в глазах Ваня отвечает быстро — нет, не поймали, хотя были близки. Сеня тогда отказался бросать усилитель и его пришлось толкать на скейте, что существенно снижало манёвренность всей процессии. Уже в безопасном месте Рубчинский отнюдь не благим матом крыл младшего, за что быстро получил ответку и они уже вовсю переругивались, пока Алина приглядывалась и прощупывала Ваню. По итогу братья утихомирились, а Ваню удостоили братского полу-объятия за то, что он «Нормальный пацан, не зажравшийся мажор».       Вот целый отдельный альбом для заброшек — по ним Ваня иногда лазает вместе с Катей. Оля знает, что Удельной точно Ваня нравится — он тоже в некотором роде любит лазать по труднодоступным местам, пусть даже и на скейте и не по заброшкам. А ещё Ваня милый, как внешне, так и характером, такое никому не может не понравиться, а у Енотаевской и вовсе слабость перед миленькими личиками. И при этих мыслях у Оли что-то глубоко внутри немного сжимается, но не надолго — перед глазами появляется какой-то брелок. Ваня гордо сообщает, что специально для неё прихватил с Удельного рынка, правда миленько? На скупое «Да» привычно расцветает и принимается крепить его к завязкам Олиного худи, попутно рассказывая, как сложно найти хоть что-то на этой барахолке, что он теперь точно понял, что он не фанат ретро и что он всё-таки иногда совсем не понимает любовь Кати к этому. Потому они и видятся редко, всё-таки они довольно разные, им проще просто кидать друг другу фото найденных заброшек и всех такое положение дел устраивает.       И на Ваниных, и на Катиных фото затесалось несколько граффити. Оля помнит, что Ваня свои сам рисовал, а на присланных — работа Чёрной речки. С ней у него тоже есть чат, но там просто картинками не ограничивается, там иногда долгая художественная полемика. Когда Ваня устал дуться на Юлю за то, что у неё получается лучше, они даже договорились сделать что-то вместе. Ваня говорит, что они ещё не закончили, поэтому не покажет (вообще Оле он бы конечно показал, но Юле пообещал раз, и его за это прибьют два). Но всё равно заговорщически наклоняется к её уху и по секрету шепчет, что старина Тони Хоук ждёт её на Петроградке. А когда отстраняется, то уже на обычной для себя громкости — а у него она по умолчанию повышенная — уверяет, что вообще Юля клёвая, но вот работать с ней он точно бы не хотел. Ну не художник Ваня, хоть и стрит-артер.       А вот другая Юля, Чехман, уже точно в личном рейтинге симпатий Вани поднялась выше своей тёзки. У неё целая своя группировка шумных ополоумевших подростков, а у Вани — куча фонтанов в летнюю жару. Всего раз как-то пожали руки и вот — сейчас у них целая отдельная программа обмена смертными. Юля отправляет всех на Московскую плескаться в воде, если вдруг ей совсем уж плешь проедят или просто из вредности и импульсивности, а у Вани целая толпа, которая будет открыв рот смотреть на его кик-флипы и которых можно приучать к скейту. Все счастливы — и Юля, у которой целый день освободился для личной суеты, и Ваня, который всегда уезжает с пакетами дешёвой черешни. Пару раз вместо черешни он получал добровольно-принудительное приглашение на посиделки с Чёрной речкой — вот, кстати, селфи с одной такой. На фото Ваня, немного приобняв скорчившую страшную лицо Юлю, показывает свободной рукой «викторию», а за головой у него рожки от сидевшей слева Чёрной речки. Ваня говорит, что всегда садится между ними — желание загадывать, пока может. Потому что после вполне всё может перерасти в полноценную вечеринку всего севера Московско-Петроградской и его со святого места обязательного ласково попросят удалиться.       Ваня уже собирается включить видео очередной перепалки Купчино и Парнаса, которое было заботливо снято Катей, как его отвлекает звонок рабочего телефона. Хмурое лицо Даниила Михайловича с аватарки входящего вызова очевидно не сулило приятной беседы, а потому поджавший губы Ваня очень спешно просит прощения, говорит, что Оля может сама долистать фото, и быстро выходит из комнаты. Оле остаётся только поражаться доверчивости Вани — сама бы она в жизни не оставила открытый телефон без личного контроля. Или может не доверчивости, а доверию именно ей? Всё равно, листать она не будет из вежливости, уважения к личному пространству и немного потому, что без комментариев не так интересно. А ещё потому, что всё-таки ей немного грустно. У Вани ведь явно и работы достаточно, и вот сколько у него знакомых, с которыми надо иногда встречаться, и чтобы форму не растерять он точно ведь на скейте тренируется ежедневно по несколько часов. Спать некогда, и всё равно он столько времени тратит на Олю.       Из открытого окна сыпет белый пух и остаётся на сенсорном экране. Неосторожное движние, чтобы смахнуть лишее — и вот фото сврачивается и видно все фото галереи в меньшем формате. Большую часть из них Ваня уже показал, но взгляд цеплется за кусочек самого нижнего ряда. Просто чтобы удостовериться, что глаза её не обманывают, немного листает вниз и несколько поражённо признаёт — нет, не обманывают, это действительно её фото. И не одно, а много, почти столько же, сколько с остальными станциями вместе взятыми. С каждой их прогулки куда-то как минимум по фото, а чаще и не меньше трёх. И, чтобы совсем добить поражённую Олю, появляется уведомление нового сообщения в мессенджере.       Когда погрустневший Ваня возвращается, он долго просит прощения за то, что ему надо бежать доделывать документы и удивляется, почему Оля заблокировала телефон и не досмотрела фото. На все уверения о вежливости и личном пространстве махает рукой и говорит, что ей-то всё можно таким тоном, словно говорит общеизвестный факт. Добивает тем, что пароль от его телефона — год рождения, пусть Оля знает, мало ли. Клятвенно обещает показать оставшееся завтра, когда они вдвоём пойдут в парк, привычно обнимает на прощание и убегает.       И только на улице наконец-то замечает уведомление:       Юля Чехман: Ты по-пьяни только о Оле и говоришь, приводи её в следующий раз.