Taylor Swift — Miss Americana & The Heartbreak Prince
— Катись подальше отсюда! — кричит Джейсон. Крисси в ужасе видит, как краснеют от ярости его щёки, насколько крепко сжаты кулаки, что кажется, ещё миг — и костяшки оставят отпечаток на лице Эдди. — И что будет, если я ослушаюсь, Карвер? — спрашивает Мансон, склоняя голову вбок и прищуриваясь. — Что ты сделаешь? Ослепишь меня блеском своих наманикюренных ногтей или позовёшь дружков? Да стоит вам собраться вместе, вы начнёте дрочить друг на друга, позабыв про мою скромную персону. Да и про свою подружку. — Эдди бросает мимолётный взгляд на Крисси, и этого хватает, чтобы заметить недобрый огонёк в его глазах. Она должна что-нибудь предпринять, иначе случится непоправимое. — Ты… — Джейсон делает шаг вперёд, и Каннингем хватает его за локоть, удерживая на месте. — Даже не смей говорить о Крисси. Не смей смотреть в её сторону. Не смей приближаться к ней, урод. Эдди усмехается. И эта усмешка ощущается, как чирк спичкой в дюйме от тротила или миг до столкновения с несущимся на огромной скорости автомобилем. Опасно, смертельно опасно. — Забавно, — тянет он, разводя руки в стороны. — Мне почему-то кажется, что Каннингем скорее была бы не прочь посмотреть «Чужого» на диване в моём раздолбанном трейлере, чем тусоваться с вами, по очереди лижущими задницы друг другу. Она испуганно выдыхает, ловя его взгляд. Он не мог. Не мог. Крисси тянет Джейсона к себе, пока тот, не обращая никакого внимания на брошенные Мансоном слова, выкрикивает угрозы. Эдди даже не смотрит на него. Он пожимает плечами и спокойно приподнимает бровь, словно говоря: «Видишь? Ты видишь?» Она видит. И, наконец, снова может сделать вдох, ведь Карвер этого даже не заметил. Откуда ему знать, что её любимый фильм — это «Чужой», и единственный человек, который в курсе, стоит перед ней и нахально улыбается, ведь очередное баловство только что сошло ему с рук. Откуда её «парню» знать, что каждый раз, когда ей плохо, Эдди берёт для неё в видеопрокате одну и ту же кассету? Откуда ему знать, что самое безопасное для Крисси место на земле — это скрипящий диван Мансона с ободранной обивкой и жёсткими пружинами, которые можно почувствовать кончиками пальцев? Что его неуклюжие объятия и кудрявые пряди, вечно лезущие ей в лицо, ощущаются как дом? «Он не знает тебя так, как я». Она буквально слышит хриплый голос в своей голове и сглатывает, проталкивая стыд обратно в глотку. Прячет взгляд, потому что знает — стоит ей посмотреть в его тёплые карие глаза и всё полетит к чертям. И тогда она делает то, из-за чего потом будет размазывать слёзы по щекам в своей комнате, а потом губами вымаливать прощение, покрывая лицо Эдди отрывистыми горячими поцелуями. — Пошли, Джейсон, — твёрдо говорит Каннингем и молит бога, чтобы ей хватило сил развернуться и уйти. — Зачем тратить время на какого-то психа? Он не стоит твоих нервов. Карвер собственнически кладёт ладонь на её талию и часто кивает. Он разворачивается к Эдди спиной и тянет Крисси за собой к выходу из спортивного зала школы. Она позволяет себе обернуться. Незаметно, всего один раз. Обещала, что не будет, но всё равно смотрит в его глаза и чувствует, как на сердце появляется ещё одна кровоточащая засечка. Ведь Мансон не выглядит подавленным, расстроенным или разозлённым. То, как он кладёт руки в карманы джинсовки. То, как делает шаг назад и качает головой. Так выглядит смирение. От этого зрелища хочется собственноручно натянуть удавку на шею, но Крисси отворачивается и закусывает губу, чувствуя, как ладонь Джейсона прожигает дыру в её боку. Всё это неправильно, но так надо. Так надо. Так надо. Повторяет про себя, будто это по волшебству станет правдой. Но правда в том, что ей безумно хочется оказаться дома.***
Шум в столовой заглушает голос Джейсона, который, вальяжно развалившись на стуле, обсуждает с друзьями предстоящий матч с командой из соседнего города. Она давно не вслушивается в то, что он говорит, потому что это не имеет никакого смысла. Крисси отправляет в рот очередной кусочек картошки и переводит взгляд туда, куда почти никто не смотрит. Туда, откуда за ней всегда наблюдают. Эдди, закинув грязные ботинки на стол, листает выпуск неизменного «Fantasy & Science Fiction». Он чувствует, что она смотрит, поэтому чуть опускает журнал и подмигивает. В его позе, в его движениях столько свободы, что желудок болезненно скручивает от зависти. Крисси отодвигает поднос с едой и вытирает руки салфеткой, когда слышит реплику Карвера: — Правильно, детка. Тебе ещё сегодня на тренировку, тяжеловато будет после такого перекуса. Она поворачивается к нему и молча смотрит в его глаза, в которых не отражается ни намёка на понимание. Боже, они, должно быть, вообще друг друга никогда не слышали. И не услышат. — Да, ты прав, — отвечает Крисси, натягивая приветливую улыбку и закидывая лямку сумки на плечо. — Я пойду. — Милая, ты сходишь с нами в кино? Мы с ребятами собираемся сегодня вечером посмотреть на то, как Вурхиз в этот раз будет убивать своих тупых жертв, — бросает Джейсон через плечо, отчего его дружки хохочут, будто это самая смешная шутка в их жизни. — Нет. Я, пожалуй, сегодня позанимаюсь. Не люблю фильмы ужасов. А вы повеселитесь. — Она напоследок обводит весь стол взглядом и быстрым шагом покидает столовую, пряча дрожащие ладони в карманы кофты. Волны людей в коридоре расступаются, когда она проходит мимо. Каннингем их даже не замечает, лишь следит за тем, чтобы передвигать ноги и не упасть. Толкнув дверь уборной, она проверяет каждую кабинку и облегчённо вздыхает, закрывая дверцу своей. Сумка летит на пол, колени касаются холодного кафеля. Пальцы складываются в уже привычном жесте, когда Крисси склоняется над унитазом. Ей смертельно необходимо снова почувствовать себя лёгкой и пустой. И тогда всё точно пройдёт. Эта боль исчезнет. Она закрывает глаза и проталкивает пальцы глубже, когда слышит, как хлопает входная дверь. — Ну же, принцесса, чем твой увалень на этот раз тебя обидел? — раздаётся голос Эдди. Она раздражённо закрывает крышку унитаза. — Тебе мало тех слухов, что ходят по всей школе? Хочешь, чтобы все думали, что ты не только сатанист, разделывающий котят, но и вуайерист? — Неплохой пункт в моём резюме, — отвечает Мансон. Крисси слышит, как щёлкает замок в соседней кабинке, а затем шорох. Она опирается на ладони и опускает голову вниз, туда, где кончается разделительная стенка. Эдди садится на пол, приваливаясь спиной к стене. — Я даже не знаю, что значит это слово, но звучит круто. — Вуайерист — это тот, кто подглядывает за девушками, — отвечает она, опускаясь на пол и прижимаясь к той же самой стене кабинки, что и он. — А как называется человек, который хочет подглядывать только за одной девушкой? — Дурак, — шепчет она и чувствует, как ладонь обхватывает его тёплая рука. Вот и всё, что они могут себе позволить. Урвать какие-то жалкие моменты, пока в радиусе их мира не появится угроза. — И правда дурак, — тихо отвечает Мансон. — Зато свободный. Крисси слышит, как в коридоре отдалённо звенит звонок, как медленно пустеют коридоры и затихают шаги. Она знает, что ей нужно идти, ведь кто-нибудь обязательно заметит её отсутствие. После уроков запланирована тренировка, а потом занятие по французскому, и, возможно, после, когда вся возня в доме затихнет, когда погаснут огни, она сможет выскользнуть в окно и сесть в фургон, стоящий через пару улиц, там, куда не попадает свет фонарей. — Эй… Приходи на наше место в лесу через пятнадцать минут. Пальцы Эдди напоследок сжимают её ладонь и исчезают. Она слышит, как он поднимается на ноги и отворяет дверь кабинки. «Уроки, тренировка, французский». Но ни слова не слетает с её рта, пока его шаги не затихают где-то далеко в коридоре. Она прикрывает веки всего лишь на секунду, чтобы принять решение, хотя в глубине души знает, что оно давно принято. И когда его руки со спины обхватывают её талию, а подбородок так удобно ложится на плечо, Крисси в очередной раз понимает, что выбрать его было бы самым правильным, хоть и самым сложным решением в жизни. Она касается ладонью его щеки и слышит у уха шёпот: — Я скучал, принцесса. — Хватит меня так называть, — отвечает она, поворачиваясь к нему лицом. — Какая из меня принцесса? Крисси делает несколько шагов назад, останавливается и садится на стол посреди опушки леса. — Самая настоящая. Хоть я и не бравый рыцарь, но обязан спасти тебя от тупого дракона, — говорит он, упираясь ладонями в столешницу по обе стороны от её бёдер. Его лицо так близко, что она неосознанно тянется ему навстречу, и Эдди усмехается. — А ещё мне очень не нравится то, что ты продолжаешь истязать себя. — Это был всего лишь порыв. — Она опускает взгляд и теребит значки на его джинсовке. — Я стараюсь. Мансон обхватывает пальцами её подбородок и приподнимает, заглядывая в глаза. — Нет, Крисси Каннингем. Я хочу, чтобы ты знала, что ты — самая прекрасная принцесса из всех, кого видел этот мир. — Эдди оставляет мягкий поцелуй на кончике её носа. — Ты не должна меняться, никогда. — Его губы перемещаются на щёку, отчего она рвано вздыхает. — Ты не должна никому угождать. Если им что-то не нравится, это они должны подстраиваться под тебя. — Он выдыхает ей в шею, и Крисси чувствует, как начинает дрожать. — Ведь ты великолепна такая, какая есть. Эдди оставляет быстрый, почти целомудренный поцелуй на её шее и делает шаг назад. Она вскидывает возмущённый взгляд, натыкаясь на его озорное выражение лица. — Эдди! — Ты сказала: никаких обжиманий, никаких разговоров и взглядов там, где нас могут заметить. — Он пожимает плечами. — Сама с завидным постоянством нарушаешь своё же правило, но я собираюсь быть неприступным, как скала, в отличие от тебя. Сегодня в двенадцать, и не опаздывай, иначе я найду кого-нибудь другого, кто будет выслушивать моё нытье по поводу сорвавшейся репетиции… Мансон не успевает договорить, потому что она бросается ему на шею и накрывает его губы своими. Чувствует, как его пальцы зарываются в волосы, превращая их в полный беспорядок, освобождая от тугого хвоста. Зелёная резинка падает куда-то под ноги в шуршащие листья, пока она хватается за воротник Эдди, углубляя поцелуй. Его язык горчит от вкуса табака, и это ощущается как лучшее, что она пробовала в своей жизни. Если бы она только могла променять накрахмаленные простыни своей кровати на пыльное сидение его машины, пропахшее сигаретным дымом… — Я приду, — шепчет Крисси в его губы. — Дождись меня. Только не уезжай. — Как пожелает мисс Каннингем, так и сделает её покорный слуга, — отвечает Эдди, напоследок проводя кончиком большого пальца по её нижней губе. — Буду ждать, даже если весь Хокинс внезапно начнёт проваливаться под землю. И она знает этот тон. Таким голосом он обычно признаётся в чём-то, что никогда бы не озвучил кому-то другому, кроме неё. Каждое такое признание Крисси хранит в отдельном отсеке своей памяти, запертом на тысячу замков. Подальше от Джейсона, подальше от матери и её чёртовых ожиданий, вдалеке от своей лживой и нереальной жизни. Ведь настоящая пахнет полиролью, которой Эдди натирает корпус своей гитары, и машинным маслом, которым запачканы его джинсы, потому что фургон в очередной раз отказался заводиться. Настоящее спрятано там, где никто не найдёт.***
Она одёргивает подол широкой футболки, чтобы прикрыть голые ноги и ягодицы, наклоняясь за учебником по алгебре, лежащим на столе, когда Эдди перехватывает её за талию и тянет обратно на кровать. Крисси валится прямо на него, и он тут же оказывается сверху, сминая ткань на животе. — Я готов днями и ночами молиться дьяволу, лишь бы ты постоянно ходила в этой футболке… — Мансон оставляет влажный поцелуй на выпирающей косточке её бедра. — Под которой нет вообще ничего… — Его губы касаются чувствительного места у пупка, и Крисси выгибается, в наслаждении прикрыв веки. — В этом мире нет ничего сексуальнее Крисси Каннингем, одетой в мою футболку Black Sabbath на голое тело. Если ты ещё когда-нибудь согласишься почитать мне вслух «Дюну», клянусь, я буду на коленях ещё до того, как ты закончишь первое предложение. — Нам надо заниматься… — Из её рта вырывается стон, когда он целует внутреннюю сторону бедра. — Иначе ты снова не получишь диплом, а это уже не смешно. Эдди отрывается от исследования её кожи, и она опускает взгляд, замечая возбуждённый блеск его глаз и растрёпанные волосы. — Я в любом случае получу диплом. Восемьдесят шестой — это мой год, забыла? К тому же, я и так сдал последнее эссе на нормальную оценку. Учителя смотрят на меня с опаской, будто я перерезаю глотки щенятам на их глазах, а я всего лишь немного взялся за ум. Просто безумие, как это… — Эдди, — перебивает она, садясь на кровати. — Я серьёзно. Дуновение холодного ночного ветра из окна сдувает челку в сторону, и Мансон лёгким движением пальцев возвращает прядь на место, проводя ладонью по её волосам. Где-то далеко слышно звук сверчков, тихие разговоры и скрип шин об асфальт. В её районе посреди ночи никто не шумит, но трейлерный парк, в котором живут Мансоны, — это то место, куда почему-то всегда хочется вернуться. — Я тоже серьёзно. Хватит переживать по поводу моих оценок, тебе нужно больше отдыхать, а то так круги под глазами появятся. Тебе ещё предстоит забрать твою корону королевы школы на выпускном. — Когда он говорит об этом, Крисси замечает промелькнувшую в карих радужках печаль. Она кривится от мысли об этом. Мгновение — и его глаза такие же, как прежде. — Ты уже выбрала платье, принцесса? — Нет, — отвечает она, упираясь щекой в его голое плечо и обводя кончиками пальцев контуры его татуировок. — Мне плевать на выпускной. — Никому не плевать. — Тебе плевать. — Я — это я. Не стоит равняться на то, что я говорю и делаю. Мама правильно говорила тебе, что нужно держаться подальше от Мансонов. Хорошие девочки слушают маму, Крисси, — говорит он. — Хорошие девочки не трахаются с наркодиллерами. Он замирает, а затем его плечи начинают трястись от беззвучного смеха. Она поднимает глаза на Эдди и видит восхищённый взгляд, от которого всегда кружится голова и тлеет огонь внизу живота. — Ты невероятная. Да. Невероятная лгунья и притворщица. Она опускает взгляд и спрашивает: — А ты что будешь делать? На выпускном. — Я на него не приду. — Знаю, но чем ты займёшься? — Полагаю, буду ехать в фургоне за много миль от Хокинса, — отвечает он, и, кажется, её сердце останавливается и перестаёт качать кровь. Крисси вскидывает голову и хмурится, обрабатывая сказанное в голове. — Что? — Я не хотел говорить, но, по всей видимости, скрывать больше нет смысла. Я собираюсь получить свой многострадальный диплом и покинуть этот город к чёртовой матери. Каннингем отодвигается на кровати и тяжело сглатывает. Она знала, что однажды Эдди разобьёт её сердце. Когда-нибудь ему всё это надоест, и он, будучи самим собой, скажет что-то вроде: «Прости, но я устал быть твоим воскресным парнем» и уйдёт. Но она не ожидала, что это произойдёт так скоро. — Куда? — выдавливает она и слышит со стороны свой дрожащий голос. — Калифорния. В Сан-Франциско есть одна звукозаписывающая студия, владельцу которой приглянулся тот материал, что я прислал по почте. Там было несколько демо-записей… Его голос тонет в тишине, звенящей в ушах, потому что она так никому и не сказала о письме, полученном пару недель назад. Конверт с сине-жёлтым гербом Мичиганского университета, внутри которого находилось письмо с приглашением. Боже. Калифорния и Мичиган практически в разных частях страны. Дрожащие пальцы смыкаются на кромке футболки и мнут ткань, чтобы хоть чем-то занять руки и отвлечься от подступающих к горлу слёз. Эдди, конечно же, замечает эту перемену и заключает её ладони в свои, целуя костяшки пальцев. — Мы можем поехать туда вместе, если, конечно… Он замолкает, порезавшись об её виноватый взгляд. Конверт с сине-жёлтым гербом, груда обязательств на плечах и разочарованный взгляд матери — вот, о чём она думает, когда допускает мысль о том, чтобы уехать с ним. — Эдди, я… — Неважно, — говорит он, заправляя растрёпанную прядь за её ухо. — У нас есть сегодня. И завтра. И, возможно, ещё штук тридцать «завтра», если мы постараемся. — Мансон склоняется к ней и целует. Проводя языком по его губам, Крисси снова чувствует горечь. Наверняка так и ощущается неизбежность. Она ложится на кровать, увлекая его за собой. А за окном раздаётся треск разбитого стекла и последовавшая за этим ругань. Ей кажется, что с таким звуком обычно рушатся несбыточные мечты.***
Со скрежетом заедающей дверцы школьного шкафчика до её слуха доносятся вскрики и какой-то шум. Крисси кладёт учебники обратно и оборачивается, видя, как коридор медленно пустеет, потому что все куда-то бегут. В груди холодеет от неприятного предчувствия, и она делает несколько шагов вперёд, ускоряясь с каждой секундой. За поворотом толпятся люди, и до её слуха доносится хруст, а затем одобрительные хлопки. Кажется, она видит макушку Джейсона за плотной толпой. На негнущихся ногах Крисси принимается расталкивать зевак локтями, чтобы пробраться к своему парню, и натыкается взглядом на Эдди. Одной рукой он держится за стену, а вторая прижата к лицу. По его запястью стекает кровь, глаза зажмурены. Не совсем понимая, что делает, она срывается с места и подбегает к нему, хватая за плечи. — Крисси? — окликает её Карвер. Она не слышит, потому что Эдди сползает на пол, всё ещё держась за стену рукой, и ей больно. Больно так, будто это её нос сломан, будто по её подбородку течёт кровь, будто это на неё все таращатся и смеются. Каннингем оборачивается и обводит взглядом толпу. Ей хочется придушить каждого из них. В их пустых лицах она видит лишь сквозящее презрение. — Чего уставились? Пошли к чёрту отсюда! Гул голосов стихает, оставляя после себя оглушающую тишину. — Детка, ты в порядке? — Джейсон выглядит глупо со своими выставленными вперёд руками, будто она может броситься на него и разорвать в клочья. — Это ты сделал? — спрашивает она, усилием воли заставляя голос не дрожать. «Хоть раз в жизни будь смелой, Крисси. Пожалуйста». — Почему ты защищаешь этого урода? Ты читала, что пишут в газетах? Он в своём маленьком клубе учит детей поклоняться сатане, и бог знает чему ещё! Может быть, они занимаются там какими-то извращениями. Таким людям не место в школе. Каннингем чувствует, как в груди клокочет ярость. Такая ярость, после которой уже становится плевать. — Ты придурок, Джейсон, если веришь тому, что пишут в газетах. В школе не место людям, которые позволяют себе распускать руки, как ты. Заботишься о детях? Тогда начни с себя, выглядишь жалко, нападая толпой на тех, кто хотя бы немного отличается от тебя. Она слышит, как вокруг раздаётся шёпот и свист. Поворачивается к толпящимся зевакам и повторяет: — Пошли к чёрту отсюда. Возвращает свой взгляд Джейсону. Друзья за его спиной растерянно переглядываются, не вполне понимая, как реагировать на такой выпад. Крисси всегда была под защитой их капитана, всегда. Но теперь… — Ты не в себе, милая, — говорит Карвер, натягивая на лицо фальшивую улыбку. — Отдохни, и тогда мы поговорим. Она задыхается от возмущения, но не успевает ничего сказать, потому что Джейсон разворачивается и машет рукой своим ребятам. Те, продолжая кидать друг на друга удивлённые взгляды, молча плетутся за ним. Толпа вокруг редеет, осознавая, что представление окончено. Расстёгнутая сумка сползает с плеча на пол, и от этого звука Крисси отмирает, понимая, что всё ещё дрожит от страха. Она кидается к Эдди и опускается на пол, отводя ладонь от его лица. — Дай посмотреть, — шепчет Крисси. Она снимает с себя черлидерский бомбер и аккуратно прижимает ткань к лицу, вытирая кровь. Эдди шипит от боли, и Каннингем закусывает губу, качая головой. — Теперь ты тоже пожертвовала своей вещью, — говорит он. — Помнишь? — Конечно, помню, Эдди. Крисси чувствует, будто по глазам проходятся раскалённым лезвием. Она смаргивает, и слёзы капают на голые колени. И вот ей снова пятнадцать лет. Позади конкурс талантов, после которого её взяли запасной в черлидерскую команду. Она тут же побежала домой, чтобы рассказать об этом маме и наконец-то увидеть гордость в её глазах. Но вместо этого получила пощёчину в виде фразы: «Ты себя в зеркало видела? Тебя взяли из жалости, поэтому ты запасная. Так твои толстые ноги не будут мелькать на выступлениях команды». После двухчасовой истерики Крисси решительно вытерла слёзы, натянула спортивную форму и твёрдой походкой зашагала в лес — там, где её никто не увидит. Она бегала каждый день, наворачивая круги по тропинкам. Бегала, пока под веками не начинали плясать вспышки, и валилась на траву от усталости после. Пока однажды от переутомления не заметила торчащий из-под земли корень дерева. Она споткнулась и проехалась коленями по тропинке, содрав кожу в кровь. Из глаз брызнули слёзы, и Каннингем вскрикнула от боли, схватившись за ноги. Крисси продолжала сидеть на земле. Плакала в голос от обиды и отчаяния, ведь в лесу её истерика вряд ли останется замеченной. Тут не раздадутся тяжёлые шаги мамы, не скрипнет ручка входной двери и не ударится об стену. Здесь ей не нужно цеплять на лицо маску, с которой она практически срослась вплотную. — Эй! — раздалось за спиной. — Ты в порядке? Она тут же вытерла слёзы, размазав кровь и грязь по щекам, и обернулась, заметив парнишку с велосипедом. — Да, всё в порядке, — выдавила Каннингем, неуклюже пытаясь подняться на ноги, но тут же пискнула от боли. Его взгляд метнулся к её коленям. Он сразу бросил велик на землю и подошёл ближе, присаживаясь на корточки. — Упала? — Да, — всхлипнула она. — Не заметила тот дурацкий корень, и… — Ничего, — перебил парень. — Сейчас всё исправим. Я Эдди, кстати. Эдди Мансон. А ты Крисси, я знаю. Мы учимся в одной школе. Эдди снял с головы бандану и разорвал её на две части. — Что ты делаешь? — выпалила Крисси. — Не надо! — Нет-нет, всё в порядке. У меня куча таких, — заверил он. Мансон потянулся к её коленке и поднял взгляд. — Можно? — Можно… — Она удивлённо вздохнула, когда Эдди проворно расправил ткань и обмотал рану. Приглядевшись, Крисси заметила на ней надпись: «DIO». — Что это значит? — А, это название моей любимой группы. Затянув узел на одной коленке, он тут же принялся за другую, не переставая болтать о всякой чепухе, чтобы отвлечь её от ноющей боли. Каннингем молча разглядывала своего загадочного спасителя. Тёмные кудрявые волосы, отросшие до середины шеи, падали ему на щёки. Он странно выглядел — на нём была кожаная куртка, разрисованная непонятными надписями, бренчащая цепочка на ремне брюк и кольца на пальцах, проворно завязывающих узел на коленке. Закончив, он поднял взгляд и тепло улыбнулся. Крисси заметила ямочки на его щеках и тут же вспыхнула, смутившись. Мансон. Его фамилия была знакомой, однако она никак не могла вспомнить, где её слышала. — Я бы хотела тебя как-нибудь отблагодарить. Может быть, я могу купить тебе новую бандану? — пробормотала она, идя по лесной тропинке и опираясь на плечо Эдди. — Мы могли бы сходить в магазин вместе — выберешь ту, что понравится. — Не стоит. — Он помотал головой и улыбнулся кончиком губ. — Я же сказал: у меня таких полно. Одной меньше, одной больше. — Ну тогда… Может быть, у тебя есть с собой бумага и ручка? — Зачем? — Напишешь мне номер своего домашнего телефона. Когда я что-нибудь придумаю, позвоню тебе, и мы… — Крисси, — усмехнулся он. — Разве я похож на человека, у которого есть домашний телефон? Она остановилась и посмотрела на Эдди, заметив, как он смутился. Тогда она впервые задумалась о том, что за пределами её идеального сада и белого заборчика существует другая, совсем не такая жизнь. После того, как он проводил её до дома, Крисси непредусмотрительно поделилась произошедшим в лесу с мамой, когда та заметила перевязанные раны. На что в ответ получила скандал и фразу, ставшую причиной, по которой Эдди всё ещё был её секретом: «Ты не будешь общаться с этим отбросом. Его отец сидит в тюрьме, он связан с ужасными людьми. Это позор! Только попробуй ещё раз приблизиться к нему, и тогда ты узнаешь, что такое пожизненный домашний арест». Ей давно не пятнадцать, но она до сих пор боится нервных шагов в коридоре и звука поворачивающейся дверной ручки. Ей давно не пятнадцать, но она всё ещё влюблена в этого странного парнишку, который не бросил её в беде. И по этим двум причинам Крисси не может отказаться от него так же отчаянно, как и не может никому рассказать о нём. Когда на его лице остаётся только засохшая кровь, она бросает испорченный джемпер на пол и говорит: — Тебе нужно в больницу, нос вправить… Эдди машет рукой и опирается затылком о стену, поднимая взгляд в потолок. Коридор совершенно пуст — урок давно начался, а она опять прогуляла его из-за Эдди Мансона. — Они думают, что я втираю детям какую-то чушь про дьявола и сатанизм. — Он кашляет, сплёвывая кровь на белоснежный пол. — Но даже не подозревают, что эти ребятки для меня не просто члены клуба Адского пламени. Я вижу в них себя. Хочу показать им, что быть не таким — нормально. — Его взгляд устремляется в окно противоположной стены, и она не видит в нём ничего. Всего лишь пустоту. — Но, кажется, я облажался, да, Крисси? — Нет, Эдди, — отвечает она, убирая с его лица прилипшую к крови прядь. — Это они облажались. Когда позднее она идёт по школьному коридору, толпа больше не расступается. Ей кажется, что за спиной слышится мерзкий шёпот, что все на неё смотрят. Но впервые за много лет Крисси плевать.***
Подставляя лицо прохладному ночному ветру, она кладёт подбородок на сложенные руки и наблюдает за тем, как небо начинает светлеть. Крисси даже не знает, сколько времени, ведь с Эдди оно летит слишком быстро. Его всегда мало. Фургон слегка потряхивает на кочках. Из магнитолы раздаются какие-то адские гитарные рифы. Она смотрит на Мансона и наблюдает за тем, как он сосредоточенно поворачивает руль с тлеющей в руке сигаретой и дёргает рычаг переключения передач. Это утро на первый взгляд такое же, как и все предыдущие после ночей, проведённых в его объятиях, но кое-что отличается. Обычно он не замолкает ни на минуту, продолжая включать ей свои любимые песни. Иногда Эдди наклоняется назад и начинает шарить рукой по заднему сидению, копаясь в куче кассет, чтобы на ощупь найти ту самую. В такие моменты Крисси начинает прощаться с жизнью и умоляет следить за дорогой, а он смеётся и говорит, что скорее продаст свою гитару, чем позволит ей пострадать. Сегодня всё не так, и она знает причину. Эдди хмурится, явно что-то обдумывая, и выдыхает дым изо рта. Ей хочется коснуться его, чтобы это выражение исчезло с его лица, но она не смеет сдвинуться, лишь смотрит. Запоминает его профиль, руки, которые ещё пару часов назад смыкались на её шее, пальцы, с которых он всегда снимает свои кольца, прежде чем коснуться её кожи, потому что они всегда холодные. Крисси хочется оставить укусы и следы на своём теле навсегда, чтобы у неё было доказательство, что Эдди Мансон когда-то был в её жизни, ведь через несколько недель это всё кончится. Она выпрямляется, когда фургон останавливается на соседней улице. На их месте, где он всегда её ждёт. Эдди поворачивает ключ и глушит машину. — Мы увидимся завтра? — Надеюсь, — отвечает Каннингем. Делает вдох. — Эдди… — Послушай, я знаю, что это сложно, но мне нужна надежда. Хотя бы призрачная. Я не могу смириться с тем, что я должен просто уехать без тебя. — Мансон смотрит на неё, и от этого взгляда хочется провалиться сквозь землю. — Поэтому я буду ждать тебя здесь в день выпускного. Это крайний срок. Дольше я не смогу оставаться в этом городе. Буду ждать в двенадцать, как и обычно. Если ты не придёшь, я пойму, и больше ты меня не увидишь. — Она всхлипывает, и он тянется к ней, обнимает, и, кажется, что весь мир замирает, когда он так близко. — Обещай мне, что подумаешь. Крисси часто кивает и впивается пальцами в его кожанку, вдыхая родной запах. Его кудрявые волосы щекочут щёку, и она прижимается крепче, будто ещё секунда — и он исчезнет. — Обещаю, — шепчет Каннингем. — Ну всё, принцесса, — говорит он с улыбкой, отстраняясь. — Беги домой, пока твои родители не проснулись и не узнали, что подлый Мансон выкрал их дочурку, чтобы делать с ней отвратительно-развратные вещи. Она смеётся, вытирая слёзы в уголках глаз тыльной стороной ладони, и открывает скрипучую дверь фургона. Смотрит на Эдди, а он улыбается ей так, словно в ней сосредоточен весь его мир. И понимание придавливает её к земле многотонной тяжестью. Крисси просто не сможет позволить себе отказаться от него. Она разворачивается и быстрым шагом идёт по пустой улице, пока продолжает светать. Минует знакомые соседние дома, скользя по ним взглядом, представляя, что ещё чуть-чуть, и она больше их никогда не увидит. Как бы это чувствовалось — покинуть город, в котором ты рос с рождения? Каннингем знала, что рано или поздно ей придётся это сделать, чтобы уехать поступать в университет, но это другое. Если она решится, дорога обратно в Хокинс будет навсегда закрыта. Она сбежит на другой край страны, и они будут совершенно одни. Крисси всё ещё думает об этом, хватаясь руками за решётчатые шпалеры на стене дома, увитые плющом. Она думает об этом, подтягиваясь вверх и карабкаясь на второй этаж к открытому окну своей комнаты. Она почти убеждает себя в том, что сделает это, когда перекидывает ногу через подоконник и ступает кроссовкой на мягкий ковёр. И тогда она видит движущуюся тень в комнате. Каннингем вздрагивает, и свет в спальне загорается. Мама молча смотрит на неё, и в её взгляде снова скользит разочарование. И что-то, отчего ноги едва не подгибаются. Что-то близкое к отвращению. — Где ты была? Крисси собирает силы в кулак и расслабляет плечи, делая вид, что всё в порядке. Она скидывает кофту на кровать и говорит: — Тусовалась с Джейсоном. Прости, что убежала и не предупредила, но он позвал меня на вечеринку, а я… — Не ври мне. Как только я заметила, что тебя нет, сразу ему позвонила. И он рассказал про недавний инцидент в школе. И это снова звучит как пощёчина. Однажды она уже была сильной, когда выступила против Карвера. Каннингем делает глубокий вдох. — Я была с Эдди. Это ощущается как шаг в пасть клокочущему монстру. Она садится на кровать и абстрагируется от криков, от которых звенит в ушах и болит в груди. Позор, мерзость, подлость. Как ты могла? Это недопустимо. Он не тот, с кем ты должна общаться. Боже, он торгует наркотиками! Ты об этом подумала? Ты что-то принимаешь? Если тебя с ним увидят, мы с отцом… Её крики тонут в бессилии и усталости. Крисси так устала притворяться. Так. Устала. — Это не твоё дело, мама. Она ощущает такую лёгкость, словно наконец-то сбросила с плеч целый дом. И её даже не сильно заботит настоящая пощёчина, отдающаяся звенящей болью где-то в затылке. По щекам снова текут слёзы. Удивительно, ведь она никогда не чувствовала себя такой живой и свободной. Но хватит ли ей сил решиться, чтобы ощутить это снова?***
Крисси не видела его три недели. Три чёртовых недели, проведённые взаперти. Три недели, словно под микроскопом, ведь за ней в школе без устали наблюдал Джейсон, а дома — мать. Она снова стала хорошей девочкой, играла по правилам, натягивала на лицо приветливую улыбку, была трофеем Карвера, который он гордо демонстрировал всей школе, словно бы говоря: «Посмотрите! Она снова нормальная и моя, всё в порядке». Но ничего не было в порядке, потому что она продолжала ощущать на себе взгляд Эдди, раз за разом остававшийся без ответа. Когда Карвер тянулся к ней, Крисси отворачивалась, и его губы каждый раз оставляли неприятный, смазанный поцелуй в районе щеки. Даже это было сродни предательству. Он считал, что всё вернулось на круги своя, ей просто нужно время. Ей хотелось сказать ему, что ничего и никогда не вернётся, ведь её сердце отчаянно рвётся домой. Джейсону было плевать на причины. Его не заботил тот факт, что она отстранялась, стоило ему положить руку на её талию. Он не имел понятия о том, почему Крисси держала дистанцию. Ему было достаточно того, что для всех остальных она была его девушкой. Глупец даже не видел в Эдди никакой угрозы, и однажды это его погубит. Она послушно садилась в его машину перед уроками и после, когда он, по настоянию её матери довозил Крисси из пункта А в пункт Б, чтобы она не оставалась одна. Каннингем даже изобразила заинтересованность, когда мать изъявила желание вместе купить платье на выпускной бал. Крисси знала, что это одна из её хитрых уловок. Так она будет меньше чувствовать вину за то, что сделала со своей дочерью. Милая, осталось всего несколько дней, неужели тебе плевать на то, в чём ты пойдёшь? Плевать. Ей было плевать, когда она получала диплом из рук директора и озвучивала заранее заготовленную речь как одна из лучших выпускниц восемьдесят шестого года. Единственный раз, когда в груди вспыхнуло что-то, похожее на гордость, произошёл тогда, когда она увидела Эдди в выпускной робе и конфедератке. Он нашёл её взгляд и незаметно кивнул, словно говоря: «Это всё благодаря тебе». Крисси кивнула в ответ и отвела глаза. Она даже не могла разделить этот момент с ним, и это её уничтожало. Ей было плевать, когда Джейсон заехал за ней на своём дорогом помытом автомобиле с дурацкой бутоньеркой в кармане пиджака, подходящей к цвету её голубого платья. Кому было до этого дело? Ей было плевать, когда он вёл её в танце, потому в мыслях она находилась в старом трейлере, пахнущем сыростью и подгоревшими тостами, которые неумело готовил Уэйн Мансон. Ей было плевать, когда ведущие начали объявлять короля и королеву вечера. Единственный человек, достойный титула короля выпускного бала, на него даже не явился. Стоя на сцене в свете софитов, Каннингем щурится, разглядывая толпу восхищённых девушек. Каждая из тех, кто там стоит, мечтает оказаться на её месте. Но они не понимают и никогда не поймут, что настоящее счастье — это лежать в его объятиях, чувствуя, как ладонь мягко гладит волосы. Настоящее счастье — это ехать чёрт знает куда в раздолбанном фургоне Эдди Мансона под орущую из колонок музыку и видеть его улыбку. Ведущий продолжает произносить речь. Что-то о том, как он горд награждать короля и королеву вечера. Что-то о том, как они достойны этих титулов. А она думает о том, что никто из них понятия не имеет, каково это — когда тебя любит Эдди и каково это — любить его в ответ. Любить то, как он смешно морщит нос, когда берёт фальшивый аккорд. Любить то, как он подаёт ей руку, когда Крисси неуклюже вылезает из машины, и шутливо кланяется, будто он и в самом деле принц, а она — его принцесса. Любить его ворчание, когда она просит поставить её любимые кассеты в магнитолу, а он ругается, но всё равно лезет в бардачок, потому что они спрятаны именно там — не дай бог парни заметят, засмеют же. И когда наступает оглушающая тишина, когда на её идеальную укладку опускают корону и просят сказать пару слов, Каннингем замирает. Что она здесь делает? Крисси смотрит на ведущего, чьи брови приподняты в ожидании пламенной речи, и молчит. Она снимает корону и всучивает её ему, бормоча извинения. Спускается по лестнице со сцены и быстрым шагом идёт к выходу из зала. Когда дверь за её спиной захлопывается, она переходит на бег, слыша, как в ушах оглушительно шумит кровь и адреналин. Один поворот, второй, третий. Ей кажется, что отдалённо где-то звучит голос Джейсона, зовущий её по имени, но ей снова плевать. Ночной воздух наконец мягко ласкает шёлковое платье, и Каннингем останавливается и оглядывается. Она срывается с места и бежит наперерез через футбольное поле, а потом сквозь кусты с розами, за чьи шипы цепляется шифон. Раздаётся треск ткани, кусок платья остаётся на ветке, но её это не заботит, ведь она спешит. Где-то на перекрёстке в пятнадцати минутах от дома каблук ломается, и она снимает туфли, беря их в руки. Бросает взгляд на электронные часы над магазином видеопроката. Без десяти двенадцать. Мелкие камни впиваются в кожу ступней, Крисси шипит, но продолжает бежать. Это пустяки по сравнению с тем, какой сильной будет боль, если она не успеет. А она опаздывает. Ночные огни вывесок Хокинса мелькают перед глазами. Каннингем перебегает дорогу на красный, слыша раздражённый гудок водителя. Если бы он знал, почему она так спешит, то обязательно бы её простил. Когда вдалеке она видит крышу родного дома, это придаёт ей сил. Говорят, что если ты правда чего-то хочешь, то порой открывается второе дыхание. Сегодняшний день Крисси запомнит как тот, когда поняла, что это такое — хотеть чего-то невыносимо сильно. Она добегает до их места. Туфли падают на землю из ослабленных пальцев. Его там нет. Каннингем оглядывается по сторонам и в отрицании мотает головой, не веря своим глазам. — Боже, какая дура! — кричит она в пустоту. И вздрагивает, когда слышит за спиной знакомый гудок. Видит Эдди, что с широкой улыбкой выглядывает из водительского окна и машет ей рукой. Крисси прижимает ладонь к груди, тяжело дышит. Он здесь. Она подбирает брошенные туфли и бежит к фургону так быстро, будто любая секунда промедления стоит ей жизни. Забирается на сидение, хлопает дверью и бросается в его объятия, чувствуя, как чёртовы слёзы снова подступают к горлу. — Я думала, ты уехал, — всхлипывая, говорит Каннингем. Она обхватывает руками его лицо, трогает волосы, плечи, будто всё ещё не верит в то, что Эдди реален. — Я же говорил, что буду ждать, даже если весь Хокинс начнёт внезапно проваливаться под землю, — отвечает он и впивается в её губы. Крисси чувствует, как её дрожь передаётся и ему. Горячий язык скользит в её рту, руки собственнически сжимают талию, словно он впервые по-настоящему чувствует, что она и правда его. Она прикусывает его нижнюю губу, смеётся и шепчет: — Гони что есть мочи. Эдди дико улыбается и поворачивает ключ, заводя фургон. — Пристегнись, принцесса. — Он вставляет кассету в магнитолу и дёргает ручник. — Признать неизбежность опасного пути, когда все другие дороги отрезаны, — это и есть истинная мудрость. Автомобиль дёргается назад с громким скрежетом шин по асфальту. Каннингем упирается рукой в бардачок, чтобы не вылететь в лобовое стекло, и когда они трогаются вперёд, защёлкивает разболтанный до невозможности ремень безопасности. — И откуда же ты взял эту мудрость? За окном проносятся до боли знакомые дома, магазины и парки. Крисси отводит взгляд, чтобы не думать о том, что покидает Хокинс навсегда. Прошлое должно остаться в прошлом. Широкая улыбка, растрёпанные волосы и тёплые руки — вот настоящее. — Ты просто обязана прочитать «Властелин колец», Крисси. Это уже не смешно. — Он корчит обиженную гримасу в ответ на её хохот. — Я серьёзно! Заметив указатель с надписью: «Вы покидаете Хокинс. Возвращайтесь скорее!», она чувствует, что снова может дышать. Вот, что такое свобода. Когда стоит протянуть руку — и он рядом. Принц, которому всё же удалось спасти свою принцессу от дракона.