***
Мать рассказывала им с братом, что отец идет к берегам Благословенных Земель на прекраснейшем из кораблей, что когда-либо плавали по морям, на величавом «Вингилотэ» и, словно в доказательство своих слов, показывала сотканный ею небольшой гобелен, висевший в ее спальне. На гобелене, среди темно-голубых волн с белопенными гребнями, был виден корабль, увенчанный лебединой главой, с надутым попутным ветром парусом главной мачты. Посреди палубы стоял, победоносно поставив одну ногу на бортик и уперев руки в бока, сам капитан с развевающимися на ветру золотистыми волосами. Вот этот неизменно гордо глядевший вдаль вытканный из ярких лоскутов мореход и вмещал в себя все, что Элронд и Элрос знали об отце. Если бы тогда кого-то из них попросили показать, где он, то оба, не задумываясь, указали бы на скрытый от посторонних глаз за тяжелой бархатной портьерой гобелен. Именно поэтому в тот страшный день, когда Арверниэн и приморский дворец, в котором они жили с матерью, были атакованы, близнецы, услышав материнские причитания и отчаянные возгласы «Где же ваш отец?!», опрометью ринулись в спальню владычицы Эльвинг. Там их ожидало нечто ужасное — обезумевшая мать на подоконнике выходившего на море распахнутого окна, в слезах заламывающая руки. То последнее мгновение перед ее падением… Ее умоляющий взгляд, блеснувшие в глазах злые слезы, метнувшиеся черной стрелой волосы, шелест изумрудного шелка ее платья и последний крик ужаса, пережитого ею, вызывали у Элронда дрожь и тысячелетия спустя после ее ухода. В тот же день они с Элросом оказались в плену. И если брат пробовал дать отпор и бился в руках неожиданно появившихся в спальне матери вооруженных чужаков, то сам Элронд, когда его схватили, словно окаменел. Он прижал сжатые кулачки ко рту и не мог вымолвить ни слова. Меж тем их с братом несли куда-то прочь. Вокруг слышались чьи-то крики и болезненные стоны. Вдоль коридоров и в комнатах вперемешку лежали изрубленные трупы служанок матери, воинов охраны, детей прислужников и самих чужаков, пришедших, чтобы убивать. Элронд зажмурился и втянул голову в плечи. Ему хотелось кричать и плакать, но пережитый ужас настолько сковал его, что Элронд не мог даже пошевелиться. Вдруг он ощутил, как кто-то мягко поглаживает его по голове: — Не смотри, закрой глаза, прижмись ко мне. Вот так, молодец, — успокаивающе шептал приятный бархатный голос. Вскоре их с Элросом впервые в жизни посадили верхом на лошадь. Элронд видел, как брата взгромоздили на казавшегося огромным вороного коня, закованного в блестящую металлическую броню. Самого же его чьи-то сильные руки легко подняли, усадив на крупного гнедого скакуна с черной гривой. — Не бойся, держись крепче, — снова, но уже чуть громче, заговорил из-за его плеча тот же голос. — Мы уезжаем отсюда. — Куда? — едва смог вымолвить готовый в любой момент разрыдаться Элронд. — Туда, где о вас позаботятся, — был ответ.***
Обладателя приятного бархатного голоса Элронд смог разглядеть только тогда, когда они, после многих часов путешествия, добрались до высокой крепости-твердыни, выстроенной на большом пологом холме. Этот некто казался высоким и стройным, с длинными темно-каштановыми волосами, заплетенными во множество кос, в высоких сапогах и мягкой на ощупь одежде. Элронду особенно запомнился темно-бурый плащ с воротником из волчьей шкуры, скрепленный золотой застежкой в форме звезды. Отведя их с Элросом в просторную комнату, он сказал: — Пока вы останетесь жить здесь, это будет ваша комната, — чужак осмотрелся в светло-голубом свете стоявшего на столе светильника и добавил. — Надо будет кое-что здесь переделать… а сейчас нужно поесть и лечь спать. Братья смотрели на него во все глаза, прижавшись друг к другу. Элрос осмелился заговорить первым: — Кто ты? — спросил он и всхлипнул. Чужак подошел совсем близко, присел напротив них и ответил: — Не бойтесь ничего, здесь вы в безопасности. Я — Кано, а как ваши имена? Они не ожидали этого вопроса и замерли, испуганно глядя на чужака. Мать никогда не называла им их имен, она ждала возвращения отца, чтобы он смог дать их своим близнецам. — Хорошо, — сдался Кано, выпрямившись и направившись к двери, — об этом позже, а сейчас отдыхайте. Им принесли теплого молока и каких-то сладковатых лепешек. Почти не притронувшись к еде, Элронд и Элрос кое-как забрались в широкую кровать и собирались улечься прямо в одежде. Они могли объясняться друг с другом на своем, понятном лишь им двоим, языке, но в ту ночь оба молчали. В следующие несколько дней Кано приходил к ним, выводил на прогулку по крепости и окрестным полям, спрашивал, что они любят есть, и кормил, укладывал спать, заставил искупаться, приказал сшить для них сменные одежды, рассказывал об Одиноком Холме, а еще о распорядке и традициях замковой жизни, стараясь попутно вызнать побольше о них с братом. Он называл их общим словом «близнецы», говоря с ними только на квенья, языке отца. Но однажды перед отходом ко сну снова спросил: — Вы не передумали насчет имен? Я ведь до сих пор не знаю, как мне называть вас… — Нет, — отрицательно покачал головой Элронд. — Мы тоже не знаем, — вторил брату Элрос. — А кто же знает? — спросил Кано, сделав нарочито удивленный вид. — Наш папа, — заявил Элрос. — Он не сказал, как назвал вас? — Его нет… — ответил на это Элронд. — А где он? — полюбопытствовал Кано. — Где ваш отец? Элронд втайне боялся этого вопроса и поджал губы. Элрос насупился и запыхтел, тоже оставаясь безмолвным. — Хорошо, нет так нет, но называть вас как-то нужно… — задумчиво проговорил Кано. — Пожалуй, я назову вас… Прервавшись на полуслове, словно размышляя о чем-то, он подошел к небольшому окну и взглянул на черноту неба, однако вскоре вновь приблизился и заговорил, стараясь заглянуть в глаза: — Элерондэ, — Кано мягко огладил затылок Элронда, — и Элероссэ, — он коснулся затылка брата. — Запомнили?***
С того вечера они с братом начали становиться теми, кем им предстояло сделаться в будущем. Они никогда не говорили с Кано о том, что случилось в Арверниэн. Боялись упоминать и о погибшей у них на глазах матери. Как если бы вся их жизнь до приезда в Амон-Эреб куда-то исчезла или вовсе никогда не существовала. Скоро братья узнали, что у Кано есть старший брат, высоченный и широкоплечий Нельо, Лорд Нельяфинвэ. Этот эльда с огненно-рыжими волосами был владыкой земли, в которой они теперь жили, и хозяином замка на холме, а Кано — его соправителем и главным помощником в любом деле. Для них с Элросом Кано, Лорд Канафинвэ, незаметно сделался опекуном и воспитателем. Он один всегда мог безошибочно различить их, а ещё носил на руках, купал, помогал одеваться, читал на ночь, обучал чтению и письму и обещал начать учить биться на мечах. Все в крепости Амон-Эреб постепенно привыкли к их присутствию и покровительству, оказываемому им Лордом Канафинвэ с молчаливого согласия старшего брата, и вскоре негласно признали маленьких близнецов кем-то вроде принцев Первого Дома. Через пару лет, когда Элронд и Элрос, которым шел восьмой год, уже умели изъясняться и писать на высоком наречии, ездить верхом, самостоятельно справлялись с петлями и завязками на одежде и могли без посторонней помощи надевать обувь в виде ярких кожаных сапожек, в окрестностях крепости появились вестники. Эти эльдар пришли с юго-запада, чтобы возвестить жившим на Одиноком Холме и в окрестных селениях, что грядет страшная война. Вновь гнев Стихий обрушится на Черного Врага, чтобы положить конец его правлению в Арде. Они говорили о том, что Валар получили послание Двух Народов от прибывшего в Валинор морехода, вняли его мольбам о прощении для нолдор и милосердии к людям и поспешили на помощь во главе воинств майар и золотоволосых ваниар, что прибудут на лебединых кораблях тэлери. Слушая их, Элронд подумал, что загадочный мореход, прибывший в Аман из Белерианда и принесший послание для Валар, был тем самым отцом, сотканным из лоскутков гобелена и обрывков воспоминаний матери. «Он взлетел на своем корабле в небо, превратившись в яркую звезду, Гил-Эстель. Вся наша надежда сосредоточена в нем» — говорил один из вестников. В тот же вечер они втроем, поднявшись на смотровую башню, заметили в небе новую необычно яркую звезду. — Это наш отец, — указывая на нее, сказал Элронд. Элрос и Кано молча смотрели вверх, на раскинувшийся высоко над ними звездный купол. Брат задумчиво хмурился, а Лорд Канафинвэ качал головой. Казалось, они снова обрели отца. Только он был уже не из шерстяных нитей, а из чистого голубовато-белого света. Теперь, чтобы сказать, где их отец, им с Элросом уже не нужно заглядывать за пыльную портьеру в материнской спальне, достаточно указать пальцем на сверкавшее звездными россыпями ночное небо.***
Следующие десятилетия запомнились Элронду как одни из самых счастливых в его долгой жизни. На севере бушевала жестокая война с Врагом, но в их крепости, одиноко высившейся на равнине Рамдала, жизнь шла своим порядком. Живя в стенах Амон-Эреб, близнецы изучали историю народа нолдор, ездили с лордами охотиться в леса Оссирианда на юго-востоке, учились танцевать, играть на флейте, лютне и арфе, сражаться на нолдорских мечах, а также обращаться с другими видами вооружения. Их воспитатель старался дать им знания в математике, риторике и философии, обучить азам рисования и чтению карт, поощрял их в стихосложении и сочинении музыки, пробовал приобщить кузнечному и ювелирному делу. Все, что знал, умел и любил сам, Лорд Канафинвэ показывал и объяснял им с братом, облекая знания в форму увлекательного рассказа или игры. А они гордо вышагивали, следуя за ним, словно почетный конвой, куда бы воспитатель ни позвал их отправиться. Никто из них прямо не говорил об этом, но взаимная привязанность, связавшая их с Кано, была очевидна. А потому братья, называемые им для краткости Эльо и Эрьо, любили проводить время в компании опекуна. У них троих даже появились свои ритуалы — чтение перед укладыванием спать, купание в большой бадье, совместные тренировки с заменявшими настоящие мечи обточенными палками, наблюдение за звездами с площадки сторожевой башни. Любое занятие неизменно сопровождалось одобряющими, подбадривающими словами Лорда Канафинвэ, если кому-то из них случалось преуспеть в нем. Помимо игр и учебы были у них и обязанности. Элронд и Элрос занимались уборкой своих комнат, помогали на кухне, ухаживали за лошадьми на конюшне, собирали в лесах хворост, полезные травы и ягоды и были обязаны содержать в полном порядке принадлежащие им вещи. Изредка до них доходили вести с полей сражений. Воины воспевали в своих балладах подвиги Ардамирэ Ясного, который поднялся на своем корабле, освещенном Валар славном «Вингилотэ», в небесный океан, а оттуда, после долгих странствий, явился на битву вместе с орлами Манвэ. В самый темный час, когда дрогнули перед огнедышащими змеями армии майар, ведомые Эонвэ, он прилетел и сразил метко пущенной стрелой ужасное чудовище — Анкалагона Черного, самого огромного и лютого из драконов Моргота. Вечной славой покрыл себя небесный мореход, блаженный Аэреннель. Наслушавшись подробных рассказов и баллад, Элронд по вечерам, перед отходом ко сну, стал представлять, как они с братом путешествуют вместе с отцом на его чудесном корабле по небесному своду, как летят на битву с Тьмой, сопровождаемые орлами Сулимо, как разят из луков громадного, выдыхающего пламя ярости, черного дракона. — Наш отец — герой Арды! — говорил он брату. — Мы должны гордиться им. На что Элрос лишь кивал, внимательно вглядываясь в его лицо, словно желая прочесть что-то во взгляде.***
Шло время. Война Гнева подошла к завершению, обещая победу ратям Валинора и тем из нолдор, кто еще оставался в Белерианде, чтобы сражаться с Врагом Мира. Они с Элросом выросли в высоких статных юношей полуэльдар, воспитанных в традициях Первого Дома. Их любимый воспитатель, Лорд Канафинвэ, совсем не менялся с годами, что особенно радовало Элронда. Он очень привязался к опекуну и не хотел, чтобы тот дряхлел, склоняясь к земле, словно один из смертных. Словно гром среди ясного неба прозвучала для него новость о том, что Нельо и Кано должны немедля покинуть Амон-Эреб, чтобы отправиться за сильмарилами, забрать которые когда-то поклялись страшной Клятвой. Их опекун пришел к ним, чтобы попрощаться. — Вы стали совсем взрослыми, — спокойно говорил он своим приятным бархатным голосом. — Вы уже взрослые. Я рассчитываю на вас и уверен — вы будете достойно править нашим народом. Мы с Нельо уезжаем на рассвете… — Нет! — прошептал, мотая головой, Элрос. На миг все трое замерли. В повисшей тишине Кано опустил взор и склонил голову. — Но почему ты должен уйти?! — возопил вдруг Элрос. — Это нечестно!.. Отец! Не оставляй нас, прошу! И он, совсем как маленький, кинулся в объятия Лорда Канафинвэ. Элронд стоял, словно пораженный громом, глядя на то, как опекун прижимает к себе и оглаживает голову брата. Он онемел от внезапно настигшего его понимания… «Отец!.. Эру, какой же я глупец!» — Атар! — вырвалось у Элронда. Он сорвался с места и обнял побледневшего воспитателя, который тут же прижал его к себе. — Не уходи! Ты нам нужен… Атар, поверь, — сдавленно шептал сквозь рыдания Элрос, уткнувшись в плечо их опекуна. — Эрьо прав, ты наш отец, — прижавшись лицом к шее Кано, сказал Элронд. — Посмотрите на меня, — мягкий голос дрогнул. — Вы — мои дети, мои сыновья, мои сильмарилы. Они с братом подняли головы. Лорд Канафинвэ смотрел своими серо-серебристыми глазами прямо в их насыщенно-синие, синее южного неба и сапфиров на одеянии Манвэ, заплаканные глаза. — Эрьо, ты отважный, ловкий, пылкий, настоящий вождь, настоящий герой, — говорил он, стараясь совладать с подступившими слезами. — А ты, Эльо, — он посмотрел на Элронда, — ты рассудителен, осторожен и умен, как истинный правитель. Я горжусь вами обоими и прошу вас жить в мире и единстве друг с другом, как братья, куда бы ни привела вас судьба. Да помогут вам Эру и Валар. Звезды да осветят ваш путь на Эа. Взгляд его прекрасных, источавших мягкий серебристый свет глаз в тот миг, когда он произносил те слова, навсегда запечатлелся в памяти Элронда. «Тогда я впервые посмотрел в глаза моего отца…» — вспоминал он. Этот печальный, ласковый, понимающий и, в то же время, полный решимости взгляд Элронд снова видел перед собой в моменты отчаяния, тревоги, неизвестности, страха. Он видел перед собой тот особенный взгляд отца, когда навсегда разлучился с братом, когда противостоял осаждавшим Имладрис черным ордам, когда метался посреди сражающихся в смертном бою пламени Дагорлада. Всякий раз, когда он стоял перед трудным выбором, когда принимал очередной вызов судьбы, когда терял кого-то из близких, он воскрешал в памяти тот прощальный взгляд отца. И если бы нашелся тот, кто бы спросил его — «Где твой отец?», Элронд ответил бы — «Он в моем сердце и мыслях».