Феликс, ты что, не ешь?!

      Сынмин никогда ранее не замечал чего-то странного в поведении возлюбленного. Феликс и в начале отношений был худым, но тщательно скрывал это под объёмными кофтами и длинными штанами, которые на нём буквально висели. Никогда не носил чего-то открытого: футболок, маек, шорт, даже в очень жаркую погоду. И Кима это никогда не смущало. Мало ли какая привычка у человека.       Жить вместе они стали буквально через год. У Ли всегда были натянутые отношения с родителями, те всегда пеклись по его младшей сестре, которую задаривали подарками, комплиментами, вниманием. Сын для них был нянечкой, уборщицей, поваром. Его никогда не баловали, наоборот — слова доброго из них клещами не вытащить.       Оскорбления и унижения юноша слышал регулярно, будучи эмоциональным ребёнком, всё принимал близко к сердцу, верил словам отца и матери. В школе старался учиться на высшие баллы, участвовал в разных олимпиадах, думал, что хотя бы этим сможет заработать мягкую улыбку и тёплое: «Молодец», — но всё впустую…       В подростковом возрасте мальчик столкнулся с набором веса и проблемами с кожей. Получаемый стресс старался заедать всеми способами, например, ездил к бабуле, которая с удовольствием закармливала внука и давала ему небольшую сумму денег на личные расходы. Ликс очень любил бабушку, потому что та заботилась о нём, поддерживала и дарила тепло с заботой. Но, если честно, то и родителей он любил. Пусть это и была односторонняя любовь.       Однажды на семейном ужине какая-то дальняя родственница в шуточной форме подметила: «Феликс, что-то ты совсем растолстел, скоро и в дверь влезать не будешь, прекращай есть». Это подхватила мать, называя его свиньёй и буквально прогоняя из-за стола. Ли весь вечер провёл в слезах на своей кровати. Он неоднократно подходил к зеркальной двери шкафа, рассматривая своё отражение.       «Действительно, свинья». Говорил юноша себе каждый раз. И каждый раз захлёбывался в слезах. «Наверное, всем противно от того, какой я жирный». Успокоившись, сразу же полез в интернет, чтобы найти способы быстрого похудения.       «Если я похудею, все меня будут любить». С такими мыслями Феликс не ел уже вторую неделю, пил чай, взвешивался несколько раз на дню, измерял талию, бёдра и ляжки портновским сантиметром. Тошнота чередовалась с обмороками, слабостью и головной болью. Как-то он потерял сознание прямо на уроке физкультуры, учитель быстро донёс его до медкабинета, где вызвали его родителей и отправили домой. Весь вечер мать отчитывала его за то, что ей пришлось сорваться с работы из-за него, от этого на душе становилось невыносимо больно.       Наступили каникулы. Бабушка потребовала, чтоб дети привезли обоих внуков в деревню, где бы они подышали воздухом, побегали и отдохнули от городской суеты и бесконечной учёбы. Кормила она их знатно. Лапша, мясо, выпечка. От запаха еды Феликса крутило, а от вида — кружилась голова.       Но обижать любимую бабулю желания не было, всё-таки та старалась для них. Ли послушно ел всё, что предлагали, натягивал улыбку и благодарно целовал её после трапезы. А потом убегал, склоняясь над унитазом и вызывая рвоту. И так по кругу. Пока по щекам катились слёзы, он сдавливал живот одной рукой, а пальцами второй давил на язык. Злобно терроризировал своё отражение, покрывая поломанными ногтями кожу кистей и ног царапинами. Старался до крови. Чтоб больно было. Чтоб знал, что жрать нельзя.       Этот ад, хотя раньше Ликс бы не посмел так назвать пребывание у бабушки, закончился через неделю. Есть никто не заставлял, да и за ним не следили особо. Никого не удивляло, что от ужина юноша отказывался, завтрак обещал съесть по дороге в школу, так как: «Снова проспал, опаздываю!». В обед же дома никого не было, главное сестра накормлена, а та и вопросов не задавала: «Почему же брат не ест?».       Такими голоданиями он сбросил почти пятнадцать килограмм за месяц. Но на этом Феликс не остановился, а только продолжил убивать себя — морить голодом.       Чуть позже он нашёл для себя новое «развлечение». Сил не было, но парень тренировался часами после школы. Как только находил видео с громким названием: «Эти жиросжигающие упражнения на всё тело помогут вам скинуть 10 см за день», сразу начинал заниматься, потому что так надо, это поможет быть худее.       Так шли дни, недели, месяцы. Феликс либо не ел, либо срывался, поглощал полхолодильника, а потом, давясь слезами, очищал организм. Хотя тот и без его пальцев справлялся на отлично, усохший желудок, уже забывший, что такое «нормальное питание» и «питание» в целом, просто не переваривал поступающую в него пищу.       Кроме головной боли, тошноты и обмороков в копилку последствий голодания добавились бессонница, постоянные боли в желудке, проблемы со стулом, потеря волос, даже зубы стали подводить. Слабое тело, которое постоянно терзали тренировками до потери пульса, просто кричало: «Прекрати меня мучить!». Но Ли зациклился на одной мысли: «Если я буду худым, меня все будут любить. Пока я буду толстым, никто во мне не заинтересуется».       Эти мысли убивали его уже второй год. Сжирали заживо и внутри, и снаружи. Интерес к жизни и учёбе пропал, словно его никогда и не было. Ему было всего шестнадцать, когда это началось. Когда одна некорректная фраза затуманила мозг, мешая думать о чём-либо другом, кроме как о килограммах, сантиметрах, похудении.       Сейчас Феликсу двадцать один. Если бы врач на медкомиссии в школе не заметил резкой потери веса по сравнению с предыдущим годом, он бы продолжал убивать себя. Юноша считал себя здоровым, не понимал, зачем его тащат к психиатру, о каком ещё расстройстве пищевого поведения тот несёт. «Я не псих!»       Отчаянно кричал он, злясь на весь белый свет за то, что его вообще посмели посадить в «дурку». «Здесь одни психи! А я здоров!»       Сотни занятий с психиатром: групповых и личных, таблетки, еда, двухместные палаты… Ли вспоминал это как страшный сон. Кошмар. Из него хотелось вырваться, но не получалось… Он словно бежал в бездну от врачей, которые хотели помочь. «Они меня калечат! Я здоров, вы что, не видите?!»       Его вес тогда упорно оставался на отметке 38 килограмм и не хотел снижаться, что злило. До истерик злило. Он завистливо смотрел на своего соседа. Ещё более худой. Ещё более невесомый. Всего 32 килограмма. Ликс хотел так же.       Однажды он вернулся в свою палату, а того юноши не было. Он не вернулся и на следующий день, и через три дня. «Хонсоль, к сожалению, умер. Мы не смогли спасти его», — это услышал Ли в коридоре. Его словно водой холодной окатили с ног до головы. «Умер? Этого не может быть…»       Его трясло. Слёзы сами бежали по лицу. Он отчаянно кричал и боялся выходить из палаты. Он не хотел умирать. Ни за что.       Уже на следующий день Феликс впервые за месяцы пребывания в этом аду признал своему врачу: «Я болен. Я не хочу умирать. Я хочу выздороветь и выйти от сюда живым».       Сейчас Ликс мог спокойно перекусить в компании друзей, мог есть полноценно 3 раза в день, мог жить и радоваться тому, что жив. Из-за проблем со здоровьем не мог питаться абсолютно всем, были ограничения, худоба до сих пор осталась, как и комплексы. Хонсоля он не забудет никогда. Как и то желание вновь стать нормальным, лишь бы не умереть. Шрамы от порезов всегда будут напоминать перенесённую боль.       Тема анорексии, булимии и РПП в целом для него больная и запретная. Ни один из его новых друзей не знал, через что ему пришлось пройти за несколько лет. Даже Сынмин не знал. Хотя он порывался рассказать ему это. Боялся быть отвергнутым, непринятым.       Родители, ранее спокойно относящиеся к сыну, стали вновь давить. Новый день — новая ссора. Но последней каплей стало то, что его тыкнули в пережитое. Обвинили в том, что на него тратили слишком много денег из семейного бюджета, поэтому теперь он им финансово обязан по гроб жизни.       Ли ушёл из дома. Навсегда оборвал связи с родителями. Ким с удовольствием приютил возлюбленного у себя. Утешал и не лез в эту историю. Он был старше юноши на три года, поэтому уже работал. Уходил рано и возвращался к восьми. Ликс взял больничный и несколько дней не ходил в университет. Ему нужен был отдых. Воспоминания били по больным местам, заставляя задыхаться в рыданиях и корчиться на кровати от пустоты в желудке. Он снова взялся за старое…       Фраза Сынмина: «Феликс, ты что, не ешь?!», — сотрясла страдающий разум, словно гром среди ясного неба. Стало жутко не по себе. Захотелось уйти. Спрятаться. Провалиться.       Ли не смог подобрать нужных слов в ту минуту, разрыдался, сидя на коленях Кима. Чуть успокоившись, рассказал ему о пережитом. О жизни «ДО», о голодании, о медкомиссии, о лечении, о смерти Хонсоля, о жизни «ПОСЛЕ». Словно в бреду, стянул с себя одежду. Огладил пальцами каждое ребро, каждый шрам, каждую выступающую кость, болезненно обтянутую нездорово бледной кожей.       Ликс не помнил, как наступило утро. Правда, вместо привычной тишины услышал копошения на кухне. Ким был не на работе, а стоял у плиты и готовил овсяную кашу на воде. Ли съел всё, что было положено в тарелку. — Я не хочу повторить судьбу Хонсоля… — произнёс младший, закончив с завтраком. Он посмотрел на любимого глазами, полными слёз и надежды. — Помоги мне.       Сынмин тогда прижал к себе Феликса и больше никогда не оставлял одного. Нашёл для него хорошего психиатра, который помогал прорабатывать старые травмы и их последствия. Готовил то, что позволяла диета.       Старший помогал Ли расцвести, не позволяя вновь пойти на поводу сантиметров и килограммов. Доказывал, что любят не за худобу и невесомость. Показывал заботой и вниманием, что дорожит Феликсом.       Ликс, хоть и не сразу, но открылся ему полностью, доверился, позволил быть всегда рядом. Бывали тяжёлые моменты, когда он съедал себя за собственную глупость в юности, но они с Сынмином проходили это вместе, держась за руки. Младший больше никогда не оставался наедине с самим собой, потому что доверял Киму. А тот, в свою очередь, бережно хранил цветок доверия между ними. Потому что любил. Потому что они оба любили.