***
*** — Тебе нравится? — спрашивает Доктор, покачиваясь на пятках и оглядывая консольную после того, как совместными усилиями им удаётся задать нужный курс, — теперь — больше сиреневого и жёлтого. Крупные синие огни, орнамент из золотых шестиугольников по разным сторонам стен, такой же формы монитор и причудливые массивные колонны, сплоченно склоненные к центральной консоли и схожие с солевыми подсвеченными кристаллами. Издали они больше напоминали изогнутые клешни какого-нибудь ракообразного. И в этот раз еще больше, чем снаружи. Намного больше. Просторнее. В уме Розы еще свеж прежний облик ТАРДИС — точнее тот, который застала она, — и все это непривычно, разительно ново для нее. Как и новый Доктор. Или правильнее будет сказать новая? Роза смотрит на Доктора так, словно борется с желанием подойти, и еще чем-то, что Доктор могла бы назвать любопытством. — Можно я… Доктор коротко кивает, хотя сама не уверена о чем спрашивает ее девушка, и это почему-то заставляет сильно нервничать, — не поцеловать же она ее просит? Доктор чувствует как ускоряется ее собственный пульс, стоит Розе оказаться перед ней — некогда спутница долго, вопрошающе и с интересом вглядывается в ее лицо, после чего улыбается красивой улыбкой. — Нравится. Очень. Роза имела в виду не ТАРДИС, и, Доктор понимает. Понимает и чувствует к ней сейчас столько всего, что сама едва ли может разобраться. Но по крайней мере одно осознает предельно ясно — Роза не отказывается от нее, рада встречи, и, должно быть, все еще любит. Конечно, она все еще любит ее. Разве может ли быть иначе? Доктор виновато опускает голову — все-таки нехорошо она поступила со своей подругой, могла постараться навестить раньше, да и это лицо, наверное, совсем не то, какое она ожидала увидеть. Всегда мужчина и никогда — женщина. Нравились ли Розе когда-нибудь девушки? Она никогда не спрашивала ее об этом. Из объектов ее любовного интереса на ум приходят только Микки и капитан Джек. Хотя можно ли брать в соображение Джека — у него на генетическом уровне заложено флиртовать с каждым встречным и лезть с недвусмысленными намёками. Значит, все-таки — нет? Но у Розы совершенно иное мнение на этот счет, и показывает она его незатейливым, но весьма неожиданным для Доктора способом. Она смело берет ее за руку, уверенно переплетает пальцы и, не без довольства поймав удивленный взгляд из-под ресниц, поддается вперед и мягко касается губ Доктора своими. Поцелуй недолгий, но страшно нежный, трогательный в своей скромной дозволенности, и до такой степени внезапный, что Доктор не успевает толком ни осмыслить происходящее, ни ответить, только неуклюже двигает губами. И все же от него болезненно-сладко в груди щемит, из лёгких весь воздух вышибает напрочь, а кожа ощутимо покалывает. Доктор уже почти забыла как это приятно — когда кто-то касается тебя вот так — и запоздало вспоминает, что в этом теле никогда и не целовалась. И одного этого осознания хватает, чтобы стыдливая и такая несвоевременная краска прилила к ее щекам. — Это твой первый поцелуй? — спрашивает Роза, — как женщины я имею в виду. — Да, — с неохотой тянет Доктор, — для меня это немного ново, знаешь ли. — Прости, мне следовало спросить. — Нет, все нормально. Мне… понравилось. Правда понравилось. — Хочешь попробовать еще раз? — Хочу, — она выпаливает это так быстро, не ожидая от себя самой, и от этого краснеет еще гуще, что Роза находит до ужаса очаровательным. Руки Розы медленно и несмело скользят по плечам Доктора, и Злой Волк вновь целует первым, также нетребовательно. Доктор несмело придерживает ее за талию. Таймледи невольно начинает жалеть о том, что упускала так много. Хотя на самом деле едва ли осмелилась бы делать это с кем-то теперь кроме Розы. Она дорожила каждым из своих спутников независимо от того как долго они пробыли гостями ТАРДИС, но ее сердца разбивались столько раз от потерь, и поэтому приняла решение больше не подпускать к себе кого-то снова настолько близко, чтобы не привязаться слишком сильно. По крайней мере в этой регенерации. Но Роза — она другая. Роза — особенная. Особенная для нее. Когда они отстраняются, Роза, счастливо разомлевшая, доверчиво тянется снова — на этот раз просто обнимает, по-детски льнет, прячет довольную улыбку на чужом плече. А меж тем в груди Доктора все сильнее разгорается чувство большое и удивительно нежное, ни-одним-лицом-Доктора-не-забытое, которое она надежно спрятала в чертогах своей души, уберегла, пронесла через все эти годы. Оно затопляет мощным потоком, сметая все преграды, переполняет мучительно знакомым, но тотчас утешающим теплом оба сердца до кроев. И тепло это побеждает все горести и печали расставаний и потерь, что она водрузила на свои плечи за свою долгую жизнь — всю ту боль, которую помнила, хотела забыть, но не получилось, как ни старалась. С Розой все плохое как-будто забывается. Рядом с Розой — всегда хорошо. — Я очень скучала по тебе, — шепчет Роза, лениво размыкая объятья, лицо ее лучится. — Я тоже. Я тоже, милая. — Неужели ты и правда думала, что такой можешь мне не понравиться? Доктор, ты — очаровательна. Всегда был. Или тебя поцеловать еще раз, чтобы ты поверила? Доктор отрицательно мотает головой, коротко смеётся и улыбается признательно, благодарит тихо и горячо: — Спасибо. — Ну, как твоя жизнь с… другим мной? — С Джоном? Все замечательно. Мы поженились три года назад. Сердце Доктора пропускает удар и падает куда-то вниз. Роза говорит это слишком легко. Слишком быстро. Но так или иначе они обе уже давно идут своими путями. Для Розы прошло чуть больше шести лет, для Доктора — много-много больше. Ревновать было бы более чем глупо. Во всяком случае Доктор пытается убедить себя в этом. Получается как-то не очень. — Ты… счастлива? С ним? — что бы там ни было, но меньше всего Доктор хочет услышать отрицательный ответ. — Думаю, что да. Знаешь, он, наверняка, был бы рад встретиться с тобой. — А чем ты занималась? Расскажешь? По-прежнему путешествуешь? И… одна? — У нас еще будет время поговорить, — тепло улыбается Доктор, — но сначала мне бы хотелось тебе кое-что показать.***
*** Роза осторожно прикрывает дверь ТАРДИС за собой, делает несколько несмелых шагов по незнакомой земле и становится рядом с Доктором. Они стоят на холме с пологим склоном, а перед ними как на ладони расстилается погруженная в ночь долина, длинная и широкая, спокойная и безмолвная, и девственные поля ее тянутся далеко-далеко. Из конца в конец пробегает извилистая, поддернутая серебром река и пропадает в тумане горизонта, залитом закатной дымкой. От звёздного блеска на равнине лежат неясные отсветы, а скалистый хребет кажется глубокой угольной тенью. Такой простор — глазом не окинуть. — Готова? И прежде чем Роза успевает ответить, Доктор берет ее за руку, и они снова бегут — совсем как когда-то. Но в этот раз не от опасности. Они устремляются навстречу затопленной влажными запахами таинственных миров сырой ночи и прекрасной неизвестности, рассекая время и пространство — вместе. Встречный ветер играет в их волосах, тихо шумит в мягкой траве, что окрест колышется мерными волнами, точно взморье океана. Роза задирает голову, и небо, темное, бездонное, с редким мерцанием затерявшихся в ночи звезд, внезапно взрывается десятками огней самых разных оттенков: белого, голубого с зеленым, оранжевого. Один за другим космические светила стремительно проносятся по ночному небосводу, вспыхивают коротким пожаром и умирают навсегда, оставляя после себя будто прочерченный крошащимся грифелем карандаша нечеткий след, мерно стирающийся в черноте космоса. И это несравнимо ни с чем, что Розе когда-либо приходилось видеть за все свои безумные странствия по галактикам (а их у нее было немало) с эксцентричным инопланетянином с синей будкой, обожающим черные кожаные куртки, а потом — непомерно длинные пальто с ярко-красными кедами. — Это метеорный поток? Они падают? — Ага, — подтверждает Доктор и не может удержаться от улыбки, когда замечает восхищение в глазах Розы — ей ещё есть чем ее удивить, — сгорают в атмосфере. Причём почти постоянно. — Сколько их? — Около семисот. Это пояс астероидов. Не самый большой из мной увиденных. Внешняя плоскость этой планеты касается лишь малой его части, но происходит это непрерывно. К тому же метеориты постоянно сталкиваются, разрушаются, появляются сотни новых, и они тоже падают. Довольно забавно, не правда-ли? Земля пересекает орбиты комет не больше нескольких раз за один свой полный оборот вокруг Солнца, да и частота падений слишком мала — все небо до дыр проглядишь в поисках очередной крохотной искры. А здесь — загадывай столько, сколько душе угодно. Все желания твои. Еще с дюжину далеких странниц Вселенной вспыхивают белым пламенем, рассеиваясь сверкающими огоньками, но Роза не загадывает желание. Вместо этого она крепче и много значимо сжимает держащую ее ладонь и, когда Доктор оборачивается на бегу, ловит звездный блеск в ее глазах и еще столь многое, близкое и одновременно далекое — радость и грусть, страх и безмятежность, смерть и жизнь, вечность и миг. Доктор улыбается Розе, а она улыбается в ответ — той самой широкой солнечной улыбкой, которую так любила (и любит) Доктор. Розе не хочется думать о том, что после этой встречи она вернётся домой, и они могут больше никогда не увидеться вновь, однако даже осознание этого не пугает ее, отступает, бессильное перед простой, на такой по-настоящему важной мыслью: сейчас она с Доктором и необыкновенно счастлива. И можно ли мечтать о чем-то еще, когда самое большое желание уже сбылось?