;;fight back with love tonight

На створках больного ума, где осадком выпал солёный, с примесью кислоты, спазм, маячили быстро проносящиеся неоновые вывески: какие-то рандомные обшарпанные буквы, куда фосфор не затёк. Внутри кальциевой коробочки, именуемой черепом, ты заплетала эти буквы в удивительные слова, коим ещё не было дано описание, и если бы ты была писателем, то непременно всучила бы каждый этот самородок в свой стих, где лирическим героем от начала и до конца был Дазай. — Сколько пальцев? – пока ты сидела под барной стойкой, внимая дрябло-чахлый бит какого-то неумехи, подобно озарению, на тебя снизошла тень Дазая. «Скажи четыре, четыре, четыре, четыре», – так долго повторяя последнее слово, ты уже и позабыла его значение, складывая ватные руки и загибая большой палец, чтобы показать ему свои мысли. — Я даже ничего и не показывал, – едкий, словно дым сигарет на пальцах, смешок Дазая отдавал абсолютно с каждого угла этой ветхой конуры. Тут уютно пристроились завсегдатаи в лицах юных особей, которые ловким жестом-приветствием умудрялись раздать пластиковые пакетики с абсолютно разной начинкой: от ксанакса до экстази. Пока ты сидела под барной стойкой, над твоей головой, словно печальные ветви ивы склонились те, кого поймал первый снежок* (сленговое название кокаина). Халцедоновые лучи из трубчатых ламп приятно прогревали задубевшие от прихода конечности. — Со мной пить – себя губить, свет мой, – он приподнял твою голову, слегка ударив по щеке, дабы ты наверняка услышала его. Под пушистыми ресницами вырисовывались удивительные узоры, линии, которые переплетались всеми цветами и казались вполне ощутимо-реальными. «Губить, губить, губы, губы», – в мутном рассудке завертелось одно с половиной слово, когда парень прильнул к твои губам, скорее не для поцелуя, а чтобы слизать остаток кислоты. — Ещё? – он обхватил твоё лицо ладонями, убирая прилипшие к щекам и губам волосы в сторону. — Нет, – ты выразила отказ, но твоя голова упрямо кивала, подавая явное согласие. — Конфетку или кекс?* (обозначение экстази и кокаина) – с каждой секундой Дазай все сильнее сжимал твою голову, а затем поплыл, подобно тому, как стекают слёзы вина к воронке бокала. — Виски и мефедрон – плохая идея, – ты повернулась к нему лицом с какой-то глупой улыбкой. Сердце постепенно принимало прежний спокойный ритм, а холод в конечностях сменялся на цепкие покалывающие ощущения. И хоть действие всего, что ты съела, выпила и вдохнула уже выветривалось к прокуренному потолку, но двигаться все ещё было тяжело. Потянувшись к парню, ты вытащила небольшой свёрток из его кармана. Два больших коричневых гессонита потупились в какой-то истоме в соседнюю стену, где распластались тела двух парней. Один из них поджимал под себя колени, впиваясь ногтями в кожу, где уже виднелись небольшие багровые пятна; другой же, казалось, вообще не дышал. Кожа его была синевато-белой, а рот неестественно открыт. Ты рассматривала их несколько секунд, как тебе казалось, но по факту стрелка разбитых часов пробила уже 15 минут. Резко нагнувшись к полу, ты едва не ударилась головой, а затем улеглась на пол, не в силах поднять тело, которое начало наливаться осмием. Руки дрожали, от чего прозрачный пакетик, который переливался всеми цветами, упрямо не открывался, пока ты не вцепилась в пластик зубами, жадно разгрызая его. Белый порошок рассыпался как на руки, так и на пол, но стесняться было некого, поэтому в следующие секунды ты изгибалась и виляла костями, где танцевали судороги, дабы вдохнуть как можно больше порошка. В мертвой цепке остался ещё один пакетик с маленькой таблеткой, где виднелась голова Микки Мауса. Прикрыв глаза на секунду, ты ощущала, как бурлит в жилах кровь, как сердце чеканит каждый удар, отбиваясь звонким стуком в ушах. Голова машинально откинулась назад, а ресницы постепенно вздымались вверх, позволяя багрово-лиловым фосфенам поразить расширенные зрачки. Чужие ноги, которые свисали с барных стульев размывались и собирались в единую картинку, где вместо пары конечностей было уже три и четыре ноги. Глухой бит постепенно озарял тебя своей громкостью и четкостью, словно раскат весеннего грома средь спокойного неба. Поднявшись на онемевшие ноги, ты медленно двинулась в гущу таких же обдолбанных тел, чьи движения напоминали предсмертно-живые судороги. До этой ночи ты и подумать не могла, что человеческие руки могут изгибаться под такими углами. Порой тебя заносило, но ясность единой мысли: «ты идёшь ровно» не давала тебе осознать, насколько все печально. Теперь же этот халцедоновый свет сплетался в молчаливом осуждении с густыми и тяжёлыми клубами дыма, которые, казалось, были везде. На секунду, которая длилась целых десять минут, ты уверовала, что сама состоишь из этого дыма. Прилив неожиданно тепло-ядовитой радости нахлынул на тебя, отпечатываясь персиковым румянцем на щеках. И пока музыка хлестала жесткими басами по голове и ушам, отдавая вибрациями в каждую кость твоего тела, ты танцевала, сталкиваясь порой с другими телами. От таких моментов ты взрывалась звонким смехом, который, как тебе казалось, перебивал всю симфонию. И тогда ты била себя по губам окоченевшими пальцами. Радость и веселье исходило из каждого миллиметра этой конуры. Такого счастья ты давно не испытывала, но через час с приливом крови к голове ты внезапно почувствовала, как по твоему телу ползут насекомые: вот на рукавах заплетаются в движениях многоножки, на шее, подобно покалывающему зимнему шарфу затягивается зеленовато-коричневый питон. На каждом пальце мирно сидел, словно дремал, кислотно-лимонный паук. Тошнотный страх подступал к горлу. Теперь же все твои движения были направлены на одно: смахнуть как можно быстрее все это со своего тела. Музыка постепенно сменялась на протяжный плач-вой, а в голове начали пульсировать чужие мысли. Они вопили и взрывались истерическим смехом на грани со здравым тоном речи. Ты прижала ладони к ушам, дабы хоть как-то заткнуть голоса, выгибая пальцы в стороны, чтобы пауки, которые теперь же были абсолютно везде, не смогли пробраться в твою голову. Резко подняв взгляд наверх, ты обнаружила себя посреди толпы, где все чужие лица были до боли знакомыми и принадлежали одному человеку – Дазаю. Вся толпа состояла только из него: танцующего, пьющего, спящего, целующегося с другими такими же Дазаями. Пока ты добиралась к туалету, дорога казалась бесконечно далекой. Сколько бы ты ни прошла метров, а антрацитовые двери с медной поцарапанной ручкой были все так же далеко. Порой, когда ноги загибались в абсолютно разные стороны, ты цеплялась мёртво-жадной хваткой за чёрные плащи. Эти люди, чьи лица были идентично-утопичными, никак не реагировали на тебя. Злость пробиралась к Элизиуму души, где царил хаос. Она поступала туда небольшими порциями с отдушкой гнильцы и кориандра, вступала в реакцию с кристаллами веществ и взрывалась сверхновой из шума в ушах и тошноты. Под ногами собиралась из небольших капель лужа крови. Когда ты коснулась своего носа, то поняла, что не ощущаешь тела, словно ты давненько испустила дух и теперь витаешь в этом загробном мире в поисках своего Харона-Аида. Время для тебя то замедлялось, то ускорялось до беспричинной паники и страха, когда ты наконец-то ощутила покалывающий холод от дверной ручки. В душно-тесном помещении невозможно было разглядеть хоть что-то. По углам сплетались в объятиях кучки людей с одинаковыми лицами, которые то смеялись, то заливались диким плачем. Ты уставилась на Дазая, который жадно-нагло целовал, а порой вылизывал губы человека с таким же, как и у него лицо. В голове была кромешная пустота, где лишь тихо пульсировало сердце. — Эй ты, еблан, это мой парень! – ты вцепилась пальцами, загибая ногти до упора, дабы хоть как-то удержаться на ногах, когда парень, у которого было лицо Дазая влепил тебе звонкую пощёчину. Мир перед глазами запестрил фиолетовыми, с примесью красно-белого, искрами. Когда ты снова подняла взгляд на парня, его лицо было абсолютно незнакомым. Теперь же все люди, которые были в этом помещении были тотально-напрочь неизвестными. Ты смотрела на них с каким-то нелепым непониманием, пытаясь собрать все чувства в единый понятный комок, но попытки были тщетно-приторными, ведь пугающе громкая тишина парализовала тебя. — Какие-то проблемы? – тепло от чужого тела приятно жгло спину, а аромат муската с нотами корицы и мёда приятно щекотал нос. Голос парня, который лился болеутоляющим для изнеможенного тела, казался усладой для ушей и чем-то, что отрезвляло от этого никотиново-кислотного трипа. Парень попятился назад, вжимаясь в стену всем своим телом и качая головой, словно пытался заверить без слов мужчину позади тебя. Неожиданный выстрел задребезжал над твоей головой, качая увесистую люстру, задевая ее безразличие и спокойствие. Мелкие белые пятна-тени разбежались по стенам от резкого качка. В стене на память об этой ночи осталось отверстие от пули, а возле него расцвели трещины на кремовом кафеле. — Обернись, – властный, грубо-наглый голос постепенно освежал запутанный разум. Сломанные ногти медленно оцарапали полукруг на мраморной стойке, пока ты поворачивалась к парню. Перед твоим лицом в блекло-тусклом освещении предстала копна темно-шоколадных волос. Орехово-бурые глаза отдавали мутным блеском, а зрачки были удивительно узкими, словно твои воспоминания о том, что Дазай принимал мефедрон и запивал это виски были галлюцинацией. — Так кто твой парень? – глухой смешок задрожал в прокуренных углах. Ты помотала головой, пытаясь отогнать эту навязчивую иллюзию, но когда шершавая рука коснулась твоей щеки, ты осознала, что это все взаправду. — Мефедрон? – ты проигнорировала его вопрос, нелепо пробормотав лишь единое слово вместо целого предложения. — Если я – мефедрон, то ты – виски, – Дазай рассмеялся, впиваясь пылким поцелуем-укусом в твою шею. Зажатая между его телом и леденящим кожу кафелем, ты откинула голову, ударившись об огромное зеркало, которое раскинулась от одного начала стены до другого. Тупую ноющую боль быстро перекрыло новое ощущение: приятный жар, который опалял щеки и уши. Он иссушал искусанные губы и заставлял кровь, которая хлестала из носа, застыть. — Три пожелания, быстро, – Дазай подсадил тебя на стойку между двумя белесыми раковинами, где на дне барахтались желтоватые порошки в перемешку с густыми побегами бордовой крови. Пока холод зеркальной поверхности зарывался в твои волосы, Дазай опустил лямки твоего платья, покрывая тёплую кожу резкими и небрежными поцелуями. — Грубее, я сверху и в другом месте, – на полувыдохе слова лились из твоих уст удивительно четко, словно трезвость наконец-то настигла тебя, пока ты пряталась от неё за кокаином и экстази. Дазай промолчал, оставив вместо ответа пурпурный кровоподтёк на твоей шее. Грубые, с проступающими венами, руки резко подхватили тебя под бёдрами. На секунду весь мир рухнул вниз, подобно тому, как размывается реальность от приёма наркотиков. Глухой удар в дряхлую дверь кабинки – и петли, на которых из последних сил висел кусок дерева, слетели. От резкого удара ты дёрнулась, впиваясь в его плечи изломанно-переломанными ногтями, а после, сама не понимая смысла своей речи, выпалила: — Аккуратнее, я не хочу, чтобы мы утонули на Титанике. Знаешь, для него хватило бы места, если бы эта дура подвинулась, поэтому если мы будем тонуть, я отдам свою доску тебе. Ты только не забудь её взять с собой, – ты лепетала, уставившись тупым взглядом в потолок, где растекались синевато-фиолетовым цветом оттенки неоновых ламп под карнизами потолка. Дазай лишь глухо рассмеялся, опустив крышку исцарапанного унитаза. Под ногами хрустели иголки и шприцы, а с блестящего, словно веселые конфеты* (отсылка на экстази), бачка в сторону слетели полиэтиленовые пакеты с бело-голубым конденсатом на дне. Он аккуратно усадил тебя на свои колени, приподнимая платье. Его руки едва касались твоей кожи, но ты ощущала их запредельно реально, гипертрофированно. Мелкие, точные, словно хирургический скальпель, влажные поцелуи на ключицах и груди вынуждали тело пылать. В какой-то немой истоме ты ёрзала бёдрами, пытаясь донести своё желание до него. Яркий лязг ремня и небольшой толчок привели тебя в чувства всего на секунду, когда Дазай с насмешкой произнёс. — Дальше сама, ты же хотела быть сверху, – он едва придерживал тебя за талию, дабы ты не упала. Облокотившись о гипсокартонные стены, которые от начала и до конца были исписаны неизвестными номерами и дрянными словами, ты приподняла одной рукой платье, а затем одним махом насадилась на член. И хоть истома приятно целовала рёбра, но тугой комок боли под тазобедренными костями ненадолго заставил тебя оцепенеть. И тогда Дазай убрал твои волосы на другую сторону, покрывая поцелуями каждый сантиметр шеи, прикусывая едва уловимые вены на шее. Как только боль утихла, ты качнула бёдрами, прокусывая губы. Вязко-тёплая жидкость с приторным металлическим послевкусием ужалила каждый рецептор на языке. — Парень, сигареты не будет? – хрипло-прокуренный голос остался где-то за спиной, когда Дазай резко отчеканил: — Выйди нахуй, – он все ещё придерживал твою талию одной рукой, когда во второй руке заблестел пистолет. Выстрел и небольшая отдача, которая коснулась твоей щеки ощущением пощечины, заставили тебя взвыть от непонятной жажды. — Нахуй – это туда, – ты рассмеялась, указывая взглядом вниз. Впившись коротким поцелуем в губы Дазая, ты принялась медленно двигаться, но Дазай лишь качнул головой, насаживая тебя до упора при каждом толчке. Постепенно жадность, с которой он сжимал твою талию, становилась невыносимой и перерастала в какое-то животное обладание, где его тонкие пальцы нагло исследуют рёбра. Казалось, словно ещё чуть-чуть и он распахнёт твои рёбра, словно дешевую книжку, чтобы затем ловко извлечь оттуда сердце, которое во всю сходило с ума от невозможности качать кровь так быстро. Разъяренное глухое рычание и быстрые толчки постепенно выбивали весь кислород из лёгких. Даже глубокие и протяжные стоны не могли помочь тебе с этими чувствами, что окрыляли лучше любого порошка на дне тех раковин. На пределе, когда уже все сливалось в один синевато-розовый цвет, Дазай резко наклонил тебя назад, заставляя прогнуться в пояснице. На секунду, когда ты смогла уловить ясность и четкость душного помещения, ты заметила лежащее на полу тело парня. В его лбу красовалась небольшая, словно мелкий кратер вулкана, дыра, откуда тонкой струйкой лилась кровь. Его лицо застыло в немом непонимании, а глаза были удивительно широкими. Четкость, с которой ты все видела, пугала и дурманила одновременно. Вот два сапфировых глаза, а подле них красноватые белки глаз. Эйфория настигла тебя волной, которая пробирала кости дрожью, накрывала рассудок тёплой пеленой, а легкие одаряла удивительно чистым кислородом. Ты так и осталась лежать на коленях у Дазая, порой вздрагивая. Где-то совсем близко было слышно его стон, который затем сменился глубоким дыханием. Ты рассматривала неоновую подсветку, как плавно она меняет свои цвета, поражаясь тому, как же сильно тебя накрыли эти чувства. Точность и реальность от того, как горели поцелуи и засосы на твоей шее, не укладывалась в голове, ведь ранее ты не ощущала такого. Казалось, словно ты вырвалась в нирвану, где были лишь вы вдвоём и этот момент, когда тепло разливалось в каждой клетке тела, будет длиться вечно, но Дазай вернул тебя в реальность одним вопросом: — Таблетки не забыла выпить?