Вляпался

      Оно как-то само получилось, что Эдди вляпался. Не попал, не проникся, а именно "вляпался" — с размаху и всей головой. Без шанса на спасение.       В смысле, Дастин за полгода ему все уши про Стива прожужжал, но тогда, в школе, это было что-то далекое. Размытое. Малопонятное. Богатый, умный, при девках, так еще и не мудак — когда не видишь во плоти, легко убедить себя, что это всего лишь сказка. Причем дурная сказка, сочиненная не шибко сообразительным ребенком.       Но вот в чем дело: котелок у Дастина варил почище других котелков.       И Стив оказался таким, как он говорил — словно с картинки. Чертов Том Круз на минималках. Или максималках? Вряд ли голливудской звезде хоть раз в жизни доводилось драться с демопсами или выгуливать по Изнанке ораву инициативных подростков. Эдди в этом сильно сомневался.       Вляпаться в Стива вышло проще простого. Не то чтобы Эдди это планировал — по крайней мере, не сейчас, когда вокруг развернулся пиздец апокалиптических масштабов. У него-то и мысль о том, что демоны на самом деле существуют и умеют выворачивать человеческие кости прикосновением разума, сравнительно недавно прижилась. Куда уж тут думать про Стива.       Богатого. Умного. При девках — одни обожающие взгляды Робин и Нэнси чего только стоят. И не мудака.       Но про Стива не получалось не думать.       Он был действительно хорош — для бывшего короля школы, после выпуска не попавшего в колледж и устроившегося в видеопрокат. Или для закоренелого натурала, слишком заботливого по отношению к друзьям и безнадежного в своем флирте с бывшей. В смысле, на что вообще тут можно было бы надеяться? Максимум — на дружеский взгляд.       Но Эдди подумал: к черту. Раз теперь и черт тусуется в одной с ним реальности — к черту его.       И просто кинулся во все это с разбегу.

***

      — Эй, Эдди.       Они не очень-то готовы к схватке — этого не понимает разве что слепой или тупой. Но Стив с таким зверским видом ищет по заброшенному трейлеру колюще-режущие, что становится не по себе. Он, конечно, храбрый, но еще и склонный к излишней жертвенности — это стало очевидным у Уотергейта, — и Эдди едва успевает прикусить язык, чтобы не полезть к нему с ненужными наставлениями.       Вряд ли капитан команды пловцов оценит его "не ныряй в это дерьмо снова, чувак". И просто потому, что не поймет перевода с трусливого. И просто потому, что не догадается о тонком флирте, заложенным вторым дном.       Дном. Ну вы поняли.       — Да?       У Стива лицо честного человека, способного на необоснованные глупости. Хмуро сведенные брови и морщинка на высоком лбу; Эдди смотрит на нее и понимает, что готов умереть за то, чтобы увидеть такое выражение у Стива еще раз. Желательно, когда они будут так близко, что это не спишешь на дружеские объятия. Идеально, если в этот момент его язык будет у Стива во рту.       Хотя в такой момент умирать ему вряд ли захочется.       — Ты бы взял что-нибудь посолиднее, чувак, — Стив взвешивает каждое слово, и видно, как сильно он старается думать и действовать старше собственных лет.       Эдди так и тянет сказать ему: не дергайся, мы и так старше. Вряд ли кто-нибудь из наших сверстников сможет похвастаться бойней против потусторонней нечисти. И не одной, как в случае Стива.       "Не переживай, мужик, у тебя стальные яйца".       "И я не отказался бы на них посмотреть".       Это ужасно, ужасно — то, что он размышляет о подобном перед предполагаемой битвой (откуда, да поможет бог, хоть кто-то вернется живым). И то, что его в принципе интересует, какой Стив внутри, под всеми этими затертыми порванными шмотками.       Наверняка брутальный. Сильный. Не потерявший ни грамма своей маскулинности.       — Не уверен, что я собираюсь драться, — говорит Эдди и нервно дергает плечом.       Он знает, он весь такой — дерганный. Как под иголкой или под электричеством. Дрожат ножки-ручки, и он пляшет и пляшет всю жизнь. Долбанная шарнирная кукла из табакерки. Если вообще шарнирные куклы живут в табакерках. Эдди без понятия, Эдди плевать.       Соль в другом: вряд ли он такой понравится Стиву. Не при живых Нэнси и Робин, уж точно. Заучка с заточкой и девочка-здравомыслие, у парня богатый выбор.       Такому только завидовать, о таком лучше не мечтать. И Эдди не мечтал бы — если осталась бы Крисси. Она была милой, эта чирлидерша с ясными глазами в половину лица. Нежная. Мягкая. Возможно, он поцеловал бы ее на третьей встрече, а на пятой уже залез бы в трусики. И плевать на Джейсона-Дина-Дика, или как его там. Пускай и дальше играет со своими корзинками и мячами. Похуй. Вообще.       Но у Крисси, вот новость, переломаны кости, а глаза лопнули и вдавились в череп. И у Эдди не то чтобы нет выбора.       У Эдди есть Стив. Такой, каким его представлял Дастин — чертов герой.       Воин. Борец.       Паладин света и добра, блять.       Это чертовски глупо, но у него всегда была слабость ко всему невинному и чудному (и ставьте ударение куда хотите).       И да. Он вляпался. Он не отрицает.       — Послушай, — голос у Стива ровный и мерный; он звучит как капель на рассвете (Эдди наслушался, пока шкерился от копов по лесам), — возможно, тебе это покажется смешным, — он забавно растягивает гласные, и Эдди смотрит на его рот больше, чем пытается вникнуть в слова.       Нужно прекращать. Срочно нужно все это прекращать. Но у Стива красивые губы — даже при рое девчонок под боком, Эдди готов спорить, что не-це-ло-ван-ны-е, — и ему почти физически больно отводить от них взгляд.       "Как ты целуешься, Стиви? Ласково? Или тебе нужна власть? Спорим, я бы мог дать тебе и то, и другое? И похуй, что подумают люди".       Он же не впечатлится, если Эдди прервет его душеспасительную тираду как-то вот так. Точнее, впечатлится — но точно по-другому. Не так, как хотелось бы.       А хотелось бы. Очень. И чтобы чувствовать боль в губах, и чтобы видеть красные точки на обратной стороне век. И руки, обязательно крепкие, с мозолистыми пальцами, на своих боках — тоже. Хотелось бы.       Эдди трясет головой.       — Но мы тут самые взрослые, — слова доносятся как сквозь толщу воды, и требуется немало усилий, чтобы он вернулся на поверхность. Вернулся к Стиву и их теме для разговора. — И будет логично, если мы...       "Что? Пойдем и умрем за всех остальных? Господи, Стив, они же нам не родные".       Но что-то есть. Что-то есть в этой откровенно пафосной тираде, которую в популярных фильмах произносит главный герой, чтобы потом пойти и красиво умереть на фоне заката. Эдди сомневается, что шкурка главных героев им по плечу. Но что кому-то пойти и умереть придется — уверен. Двадцать процентов за то, что это будет красиво.       По крайней мере (ха, месяц назад он хуй бы так сказал), им будет за кого умирать.       — Окей, Стив, — Эдди прерывает его до последней строчки. — Я не хочу верить во все это дерьмо, но... окей, Стив. Я тебя понял. Я возьму щит, я возьму меч. И я пойду за тобой в огонь, ты это хочешь услышать?       Стив смотрит глаза в глаза. Ему далеко, конечно, до супергероя, но лампа бросает странные нимбообразные блики, и в поздний вечерний час ему верится. Ему отчаянно верится.       И чего только телятся девчонки. Такой образец мужественности один загибается.       Эдди кладет себе палец в рот и прикусывает ноготь, чтобы не взвыть от досады и страха. Он не воитель, в отличие от Стива. Он, скорей, шут или вор, но в отчаянные времена требуются отчаянные жертвы. И он готов. Он правда готов. И тут совершенно не при чем его глупая, глупая влюбленность.       — Но...       Брови Стива умилительно складываются домиком; Эдди думает, что он хотел бы поговорить с ним о Дастине. Об их предыдущих приключениях на Изнанке (кто бы мог представить, что он захочет об этом говорить). Что он просто хотел бы поговорить.       "И поцеловать".       "И коснуться".       Но, видимо, не судьба. У них не то чтобы много времени, и это единственное, что он может себе позволить в отношении Стива — думать. Думать, что в другой версии Вселенной у них могло бы сложиться иначе. И он бы научил его играть в Д&Д, он бы показал ему свой мир. А Стив бы показал ему свой.       В другой версии. Не в этой, где они оба с охуевшими лицами выуживают топоры из багажников машин и веслами отбиваются от какой-то злобной пародии на вампиров и летучих мышей одновременно.       В другой версии.       — Но тебе бы лучше сменить повязку, — Стив немного краснеет и бросает взгляд вниз.       О да, чувак, мы успели заценить твой пресс, но повязка грязная, и на ней правда кровавые пятна. Возможно, стоит обработать рану, пока мы все еще здесь. Пока мы все еще живы, и это актуально.       — Да, да, ты прав, — он внезапно запинается; милый, неловкий Стив, способный за полминуты раскачаться до Ахиллеса и вернуться обратно, к вчерашнему школьнику.       Эдди впопыхах ищет аптечку. Находит. Достает необходимое. Ежесекундно умоляет свои руки не трястись. Вряд ли Стив оценит, если он будет вести себя как эпилептик.       — Давай помогу, — он предлагает Стиву сесть и опускается перед ним на колени.       В другой Вселенной — чтобы отсосать. В этой как перед королем.       Ах, сколько упущенных возможностей.       Стив ослабляет самодельную перевязь, снимает испорченные тряпки. Его живот немного подрагивает от прохлады; Эдди растирает пальцы друг о друга прежде чем коснуться. Он знает: будет холодно.       И будет приятно.       Эдди действует ловко и быстро, не задерживаясь. Времени не осталось, и растягивать даже это — прикосновение, прикосновение, прикосновение!!! — попросту опасно. Ни грамма самодовольства, но он действительно хорош во всем, что касается заметания следов. Даже если речь идет о ранах, оставшихся после внеплановых шалостей.       И он помогает Стиву. Четко. Без размена на лишние движения.       Стив поддается. И у Стива алеют скулы (Эдди приходится прикусить язык практически до крови, чтобы об этом промолчать). Что, не такой святоша, как хочешь казаться, большой правильный мальчик? М?       Эдди в последний раз пробегается пальцами по новым бинтам, проверяет узлы (будет неловко, если они развяжутся прямо во время драки, не так ли?). Не удерживает себя от единственного — единственного! — касания вскользь к менее задетому боку. Десять процентов, что Стив вообще обратит на это внимание, а ему, ему будет что вспом...       Стив ловит его руку своей.       Как будто палит за непристойностью.       И смотрит сердито и жарко из-под мокрой, всклокоченной челки; Эдди едва справляется с пустившимся галопом сердцем.       — Эдди, — едва заметно шепчет Стив, и Эдди ловит-понимает слова только потому что не моргает. Стив такой красивый сейчас, что моргнуть было бы преступлением. — Робин говорит, мой флирт не очень хорош, — Эдди заставляет себя сглотнуть: Стив снова сливается на своих подружек, но это ничего, это можно потерпеть. — Но твой хуже. Определенно хуже, мужик.       Стоп.       Что?       Эдди чувствует жжение в груди — стыд или вина, вина или стыд? Он думает свалить все на Векну, на все события последних дней — в обычной жизни (правда!) он не так плох (он ручается!!). Но прежде чем успевает загнаться, Стив улыбается. Сол-неч-но.       Эдди подвисает на том, как улыбка преображает линию его губ, когда Стив произносит:       — Однако он работает.       Оказывается, даже в условиях апокалипсиса можно почувствовать себя счастливым. Стив неловко, таясь, поглаживает большим пальцем кисть его руки, пока Эдди проживает эту мысль. Пока не начинает улыбаться в ответ.       Он все-таки неисправимый праведник. Эдди готов это потерпеть.