Потеря

      Вершины мощных стволов скрываются в темноте ночи, а внезапно начавшийся ливень только усугублял ситуацию. С одной стороны, он помогал, скрывая от чужих глаз палатки лагеря, а с другой, в этом уже не было необходимости, местоположение крупных лагерей каждой из воюющих сторон уже были известны. Дождь только мешал патрулям и дозорам каждой стороны одинаково сильно. В такую погоду нервничали все.       Шум дождя скрадывает звуки, прячет силуэты, внутри лагеря то же самое, ведь под дождем не горят факелы, а электричество к палаткам никто проводить не собирается. Даже внутри — керосиновые лампы, в лазарете оснащение чуть лучше, там все освещает фуин, что должно помогать ирьенинам в нелегком деле спасения товарищей. Пока внутри пусто и освещена только одна из таких палаток-палат. Внутри всего трое. Каждый в дежурстве, готовый реагировать на любую ситуацию, остальные отдыхают.       — Цунаде-сама, а как действовать при замене внутренних органов у Акимичи? — один из дежурных хмурится, обращаясь к уверенно сидящей куноичи. — Особенно желудок, у них же… — неопределённое движение рукой, короткий взгляд на закрытый полог палатки. Вдруг их в этот раз охраняет кто-то из этого Клана? — повышенный метаболизм и особенности Хидена.       — Хороший вопрос, — Сенджу довольно кивает. — Им, действительно, нельзя приживлять все, что угодно. Организм изначально настроен на то, что может потребоваться ускорить пищеварение и скорость доставки питательных элементов к тканям. Основа их Хидена состоит в этом. Лучше всего…       — Цунаде-сама! — женщина не успевает договорить, как в палатку вваливается насквозь мокрый посыльный. — Вас вызывает командующий.       — Хорошо, веди, — Сенджу тут же вскакивает, кидая извиняющийся взгляд на собеседников. Те тоже шиноби и прекрасно понимают, что ей не стоит задерживаться, даже чтобы пояснить непонятные моменты. Им остается только надеяться, что более опытная куноичи не откажет ответить на вопросы чуть позже.       Плащ привычно падает на плечи, слабо укрывая от непогоды, но шиноби народ крепкий, так просто не заболеет. Цунаде же торопится и не обращает внимание на удобства, где-то глубоко внутри тревожное чувство, которое не раз помогало ей спасти сокомандников во время войны. Только вот сейчас оно такое же сильное, как когда умер Наваки.       Девушка невольно ускоряет шаг, уже почти бежит, не обращая внимание на ненужного сопровождающего, который смотрит понуро, будто что-то знает и сочувствует. От этого только хуже. Тревога нарастает и она буквально врывается в палатку командира. Там уже собран отряд из четырех человек, она — пятая. Взгляд мечется по знакомым лицам, мозг фиксирует главное — это боевая команда, способная как на диверсию в тылу, так и на прикрытие прорывающихся к своим важных шиноби, не хватает только ирьенина и это она. Внутри будто что-то обрывается, но еще хочется верить в лучшее.       — Прекрасно, все в сборе, — командир жестом приглашает ее встать куда она хочет. Взгляд у него хмурый, сосредоточенный. — Недавно поступили сведения, что отряд Дана нашел следы врагов. Это диверсионный отряд, они начали преследования, — на мгновение Цунаде ощущает облегчение, но это не длится долго. Тревожное чувство никуда не уходит. — Ваша задача догнать и помочь, но не рискуйте понапрасному.       — Хай! — ответ достаточно слаженный вопросов больше ни у кого не возникает. Здесь все опытные, работавшие друг с другом кадры. Им хватает пары минут, чтобы обсудить основные стратегии и определиться с распределением задач в отряде.       Пятерка шиноби выскальзывает из командирской палатки бесшумно, будто призраки растворяясь во мраке ночи. Их уход не встревожил бы и настороженных часовых, но ради безопасности они все же обозначают свой уход. Процедура максимально проста, никто не создает сложности, но взглядами провожают внимательными. Командир уже предупредил всех, кого нужно. Иначе бы они так просто не прошли.       Бежать в темноте по веткам, да и еще во время дождя — самоубийство. Это понимает каждый в отряде. Шиноби стелются по земле, бесшумно преодолевая расстояние, следуя указанным данным. Они быстры, но Цунаде не покидает ощущение, что она опаздывает.       Почва под ногами пружинит, несмотря на сырость, бежать относительно удобно, задержек нет, и вскоре начинают попадаться метки, которые оставила команда Дана, что облегчает их поиск. Постепенно начинают попадаться следы боя, но характерных звуков по-прежнему не слышно. Девушка начинает нервничать все сильнее, ей тяжело оставаться равнодушной. Чуть спасает ситуацию спокойствие остальных, позволяет остаться собранной, не скатиться в позорную истерику, вспоминая другую ночь, но такую похожую…       Цунаде сама не замечает, как ее восприятие искажается, как вырастают тени деревьев, вытягиваясь и становясь похожими на страшились из детских рассказов, как страх и ужас накатывается волнами.       Чужая чакра встряхивает организм, уходит паника, неприсущие ей порывы. Цунаде встречает мрачный, с легким презрением, взгляд одного из членов команды. Спрашивать что произошло нет смысла. Она уже осознала произошедшее. Она знает, что снимают таким грубым воздействием на чужую чакросистему.       Нападение. Наглое и беспардонное, но иллюзия мастерская, будто наложенная на местность, и она в нее вляпалась, как сопливый генин. Не заметила тревожных симптомов, дала закрепиться гендзюцу, позволила затронуть самые потаенные уголки сознания. Зацепиться за внутренние страхи.       Качественная работа, тем страшнее осознавать, что сделано не их мастерами, а противником.       Взгляд стремительно пробегает по окружению, пытается найти врага, но вокруг никого нет. Атаки не следует. Будто и не было необычайно сложной ловушки, и только после осознаешь, что вокруг следы боя. И сражались не они.       — Нас задержали, — рядом сдавленно ругается Учиха. — Мы пробыли в иллюзии не меньше пяти минут.       Чужие слова падают в жуткой тишине, алые глаза горят яростью. Даже он, владелец додзюцу не заметил вовремя неладное. Большая часть вины лежит именно на нем.       Бледность заливает лица членов отряда. Пять минут в условиях боя — целая вечность. Это понимает каждый, но сказать вслух? Никто не осмеливается заговорить, озвучить страшную правду.       — Учиха, идет впереди, Хьюга в середине, между ними Сенджу, — командир приходит в себя первым, тут же раздавая команды, меняя построение. Раньше на месте Хьюга шла Цунаде. — Инузука и Акимичи по бокам, я прикрываю тыл, — голос резкий, фразы рубленные. — Сенджу, отправь призыв предупредить штаб.       Голоса шиноби совсем неслышны, лишь резкие жесты выдают то, что они услышали сказанное. Они быстро перестраиваются в новый строй, из рукава Цунаде соскальзывает маленький слизень, теряясь в павшей листве. Кацую доберется до штаба и передаст сообщение, насколько быстро — никому неизвестно, но выбора нет. Она единственная, у кого есть Призыв, остальные в отряде не такие везучие.       Продвижение вперед замедляется, каждый шаг — четко выверен, многократно проверен и обдуман. Скорость падает. Шансы добраться до своих вовремя стремительно уменьшаются, но сделать никто и ничего не может. Так они хотя бы смогут добраться, при другом раскладе шансов на это немного.       Будто в насмешку, на пути больше нет ловушек, что заставляет нервничать все сильнее и сильнее, но позволить себе нетерпение они не могут, как и ускорить свои шаги. Это слишком опасно, особенно после иллюзии, в которую попался весь отряд.       Команду преследования, команду Дана, они замечают внезапно. Просто в один прекрасный момент вокруг начинают в большом количестве попадаться кунаи и сюрикены, следы примененных техник, но звуков боя нет.       Первые трупы обнаруживаются быстро. И свои, и чужие. Хьюга моментально корректирует путь, находя через километр своих, Учиха и Абураме корректируют путь, Инузука чутко принюхивается к окружающему.       — Среди них тяжелораненые, — негромко предупреждает Хьюга, но не уточняет количество и имена. Привычная предосторожность.       Место, где прячутся выжившие члены отряда — замаскировано на совесть, но отряд, в который вошла Цунаде, обнаруживает их быстро и Сенджу бросается в глаза жуткая картина — Като Дан в луже собственной крови.       — Дан! — возглас тих, но это все равно нарушает все писанные и неписанные правила. Она рвется вперед, нарушая построение и не слушая команд командира за спиной. Руки моментально окутывает зеленый свет, она прижимает ладони к груди, с ужасом диагностируя множество внутренних ран, сломанные ребра. Такое ощущение, будто он грудью принял прямой удар Кабутовари.       — Я… не могу… умереть здесь, — мужчина в сознании и даже узнает склонившееся над ним лицо. Видит слезы в ее глазах, ужас, беспомощность. Она старается.       — Ты не умрешь, я не позволю… — тихий, беспомощный, больше похожий на скулеж голос. В ней сейчас никто не опознает гордую химе Клана Сенджу.       — Я верю, — сдавленный шепот, улыбка окровавленных губ, и упавшая на бок голова.       — Нет! — отчаянный крик. Демаскировка всего отряда, но есть ли ей дело до этого? — Живи, прошу тебя живи! — яркость зеленого света увеличивается, безумное количество чакры вливается в медленно угасающего человека. — Не позволю, ты будешь жить. Ты доживешь до утра! — отчаяние, дождь смешивается со слезами, а в голосе уже звучит мольба с истеричными нотками. — Ты сильный. Доживи до утра, молю тебя, доживи!       В ответ — тишина, ощущение потухшей жизни. Тело медленно, но неотвратимо холодеет у нее на руках, даже кровь постепенно останавливает, смываясь каплями дождя.       Его не спасти…       Он умер у нее на руках.       Цунаде замирает, руки обессиленно опускаются, взгляд замирает на покрытых кровью ладонях. Пальцы дрожат, зубы отбивают чечетку. Она пятится, с ужасом смотря на лежащее без движений тело. Губы почти не открываются, только стоя совсем близко, напрягая слух всеми силами, можно услышать сдавленное: — Нет, нет, нет…

***

      Громкий звон опустившегося бокала. Мутный взгляд карих глаз на опустевший стакан. Вид человека, которого поломала судьба и он просто желает забыться, утопить боль на дне стакана. Не удачно, взбудораженные сном воспоминания постоянно всплывают перед внутренним взором. Она уже выпила обычную дозу, но блаженное забытье так и не пришло.       — Еще! — Цунаде не собирается сдаваться, она хочет забыться, выкинуть из головы отчаянный голос возлюбленного, который цеплялся за жизнь, верил в ее способности. Стереть страх и отчаяние, что до сих пор не дают жить.       Перед женщиной опускается новая бутылочка с саке. Она хватает ее и опрокидывает прямо в рот, даже не пытаясь воспользоваться чашечкой. Это уже не помогало. В голове все так же звучит тихий, почти неслышный шепот: — Я верю тебе, Цунаде.