Все началось с лекций (и его голоса)

Чайльду нравилось мастурбировать по утрам. Расслабленное после сна тело слушалось плохо, отдавленая рука ощущалась совсем чужой, и в этом была своя особенность. Ну и конечно же первые пары профессора Чжунли — серьезно, кто ставит лекции по истории искусств первой парой? Справедливости ради, они посещали все пары в кампусе университета, все, кроме пар профессора Чжунли. Тот временно пребывал в другой стране, но все же настоял на проведении пар, просто чтобы не доставлять неудобств заявками о их переносе. Было проще написать одну, в которой он просил разрешение на проведение пар в дистанционном режиме, благо их университет был знаком с понятием «удаленка». Разрешение ему дали, но менять расписание все же пришлось — ему выделили один день для проведения всех пар, чтобы студенты не разрывались между очными и дистанционными. Чжунли только вздохнул, конечно же, согласившись. Все для студентов. Да и ему было удобно выделять один день со всей недели для преподавания, в остальные — он консультировал похоронное бюро, попутно расписывая методичку по ритуалам и обрядам. Теперь пятница была лишь его днём — с первой по четвертую пару, почти у всех специальностей факультета он читал разные предметы. Только для четвертого курса пар по истории искусств стояло две — впереди сложный выпускной экзамен, так что подготовка должна быть соответствующая. Никому такой расклад проблем не приносил, тем более что не тащиться в университет в пятницу, а лишь зайти на две пары в приложение для выпускных курсов было благословением, ведь можно подольше полежать в постели. Чайльд отвлекается на распахивание штор и пропускает, когда картинка преподавателя прогружается полностью, представляя собой слегка улыбающегося и как всегда спокойного мужчину. Чжунли здоровается, и Тарталья вздрагивает от неожиданности, возвращая внимание на экран ноутбука. — Здравствуйте, студенты. Как ваше настроение сегодня? — это становится небольшой традицией — перед каждой своей лекцией мужчина задаёт один и тот же вопрос, с удовольствием слушая о том, что «все хорошо, спасибо за беспокойство, господин Чжунли». Он улыбается и кивает, продолжая: — Запишите, пожалуйста, тему сегодняшней лекции «Авангардизм на изломе веков». Напоминаю, как только я вернусь, сразу же проведу проверочную работу по всем темам, которые мы рассматриваем онлайн. Итак, искусство конца девятнадцатого века являло собой… Тарталья медленно потягивается, удобно устроившись в огромном количестве подушек на кровати. Ласкать себя под голос преподавателя оказывается просто невероятно — это он понял спустя две пятницы с первыми парами по истории искусств. Серьезно, спасибо человеку, который решил с самого утра поставить пару Чжунли. В меру тихий и низкий голос раздавался из динамиков наушников прямо в уши, Тарталье казалось, он мог ощутить вибрацию гортани мужчины при произношении некоторых слов. А уж рычащая «р» срывала последние тормоза в его голове. Так вот, дрочить под голос профессора Чжунли оказалось невероятно. И Тарталья никогда бы не подумал, что это приведет к своим последствиям — откуда же мистер Чжунли узнает, чем занимается один конкретный студент на его парах? Однако он не знал, что в приложении Zoom есть функция включения микрофона собеседника. Как не знал о том, что присутствие на всех практических занятиях обязательно для получения зачёта. — Мистер Тарталья? Вы меня слышите? — голос раздается прямо в его ушах, вознесся на небеса от этого тембра и низости. Он не понимает ни слова, кровь в ушах шумит и бьёт почти набатом. О, он чувствует себя так, словно действительно возносится на небеса. — Ладно, я вернусь к этому позже. На следующее занятие напишите эссе об авангардизме — ваше личное мнение о нем. На сегодня можете быть свободны. Мистер Тарталья, я надеюсь, вы задержитесь ненадолго, дабы обсудить некоторые вопросы. Чжунли откидывается на спинку кресла, потирая виски. Лекция, как всегда, прошла хорошо — он надеется на это — но один студент заставляет его сомневаться в посещении пар. Он не требует включать камеру, пусть и знает, что некоторые могут этим воспользоваться. Однако всегда до этого момента любой из студентов сразу отвечал на его вопрос, не ставя под сомнение свое, пусть дистанционное, но присутствие. Да, он мог иногда быть занудным, но — как бы это не звучало — Чжунли знал, почему большинство студентов посещали его пары. Это не было проблемой, пока его предметом интересуются — он счастлив. Какова бы ни была причина. Возвращаясь мыслями в комнату, Чжунли еще раз вздыхает. Тарталья так и не отвечает ему, хотя и не покидает конференцию, как это сделали все остальные студенты. Очевидно, что, либо тот отошёл, либо у него возникли непредвиденные обстоятельства. Сегодня у них только одна пара истории искусств, так как у Чжунли есть ещё планы, поэтому он хочет поскорее разобраться с этой ситуацией. — Мистер Тарталья? Вы меня слышите? Чайльд? Чайльд его не слышит — он слишком занят, поглаживая свой член, пока его мысли крутятся возле того, как бы побыстрее получить разрядку. Солнце слепит глаза, засвечивая экран, и Тарталья мельком видит, что профессор Чжунли выглядит немного обеспокоенным в окошке видео. Он смотрит прямо в чужие янтарные глаза, зная, что его никто не увидит — спасибо за то, что камеры можно не включать, иначе бы он сейчас выглядел максимально странно — перед ноутбуком, с рукой, держащей стоящий член, смазка стекает по пальцам, профессор смотрит прямо на него– О нет. Чайльд чувствует, как конец становится все ближе и ближе, его рука ускоряется, пока взгляд все так же направлен на лицо преподавателя — невероятно красивое, обеспокоенное, что-то говорящие… На весь экран всплывает уведомление, но он слишком занят, чтобы читать, что там написано, так что просто нажимает на что угодно, лишь бы снова увидеть чужое лицо. Уведомление пропадает, являя профессора Чжунли, немного обеспокоенного и словно размышляющего о чем-то. «Красивый», — думает Тарталья, кончая и громко постанывая, пока сперма заливает его живот и нижнее белье. Закусанная прежде губа пульсирует, и для еще более острых ощущений он вновь ее прикусывает, ощущая обжигающую боль и снова стонет — совершенно развратно, дергаясь и выгибаясь на кровати. Когда способность мыслить все-таки медленно возвращается к нему, он замечает черный экран и небольшое уведомление о том, что пользователь завершил конференцию. Что ж, уже конец пары? Чайльд слишком увлекся и все пропустил. Он смотрит на часы замечая пятиминутную задержку, и думает о том, что профессор Чжунли всегда, всегда завершает свои пары вовремя, но, наверное, сегодня тот тоже слишком увлекся и просто не заметил. Чайльд решает слишком долго не думать об этом, предпочитая принять освежающий душ, и бредет в ванную, по пути зевая. Сегодня его ожидает хороший день. По ту сторону экрана оказывается немного шокированный Чжунли, который подумал, что звук или микрофон у его студента попросту не работает, но почему тогда не написать и не сообщить о проблеме? Он решает проверить это, вспоминая слова Нингуан о том, что недавно она нашла интересную функцию в приложении для видеоконференций, которая позволила ей немного повеселиться. Попросить собеседника включить микрофон. Что ж. Он может хотя бы попытаться. Пару мгновений сомневаясь, он все же решает попробовать эту функцию, совершенно не ожидая того, что услышит прямо в своих ушах. Сладкий стон, чужой сладкий стон, совершенно развратный и громкий вторгается в его размеренную жизнь как гром посреди ясного неба, выбивая из колеи. Это точно не стон боли — Чжунли уверен — а потому испытывает большее смущение, чем ожидал испытать когда-либо на своих парах. Он не может заставить себя отключить микрофон собеседника или хотя бы снять свои наушники, находясь словно в парализованном состоянии, продолжая слушать стоны. О боже. Блядский боже. Чужой голос звучит красиво — мистер Тарталья был не самым прилежным студентом и устно отвечал очень редко, предпочитая на отлично сдавать все тестовые или письменные задания, так что в его знаниях мужчина не сомневался. А вот его голос оказывается настоящей находкой. Не то чтобы Чжунли не слышал его никогда — конечно же, это не так, они уже больше полугода пересекаются на парах истории искусств, которые тот ведёт у четвертых курсов, да и во время перемен громкий голос в коридоре было очень хорошо слышно. Но голос — не стоны. Он начинает сомневаться в своем профессионализме, ощущая, как задерживает дыхание, чтобы лучше слышать, как стонет его студент. Это оказывается интересно, но пока он не знает, что делать с полученной информацией, и просто завершает конференцию, все еще находясь под впечатлением. Он подумает об этом позже, когда волна небольшого возбуждения спадет. // Неделя пролетает невероятно быстро — Чайльд не уверен, это из-за ожидания пар профессора Чжунли, где он сможет хорошенько расслабиться (о нет, кажется, это вошло в привычку), или из-за того, что он оказывается совершенно без свободного времени, набирая целую кучу смен на подработке. А ещё, конечно же, преподаватели забрасывают студентов горой домашнего задания, словно только очнувшись от зимних каникул, хотя прошло уже больше трех месяцев. В любом случае, пятница настает неожиданно быстро, и Тарталья просыпается в хорошем настроении. Он заваривает кофе, пока его ноутбук включается, и медленно его пьет, читая все сообщения, что накопились за ночь. Сбрасывает диалог с около сотней непрочитанных, обращая внимание только на утренние сообщения, которые интересными не оказываются. Скарамуш как обычно жалуется на какого-то парня, что каждое утро не оставляет попыток подкатить к нему, Екатерина кидает пару стикеров скорее всего ради приличия, Тома отмалчивается, наверняка проводя время с Аято, так что Чайльд решает не разрушать их идиллию и просто откидывает телефон подальше. Тот в ответ загорается новым уведомлением от календаря, что так некстати напоминает о написании эссе на вторую пару. Тарталья смотрит на экран, словно пытаясь удалить уведомление лишь взглядом, а потом выдыхает, мысленно посылая домашку нахрен. Все равно уже не успеет. Вместо этого он забирает ноутбук со стола и удобно садится на кровать — до лекции остается несколько минут. Он уже предвкушает чужой низкий голос, что льется ему в уши, и прикусывает губу. Мысли о том, что это не совсем этично и правильно, бьются где-то на периферии, впрочем, долго не задерживаясь — как только появляется окно с изображением преподавателя, Чайльд отключается от всего сознательного. Он слушает вступление преподавателя, даже включая микрофон и бодро отвечая под нескладный строй голосов, а после слушая уже привычное «приятно знать, что у вас все хорошо». Чайльд улыбается, записывая тему лекции, и ерзает в нетерпении. Это будет долгий час. Чжунли как всегда рассказывает материал последовательно, выверено, нет ни одного лишнего слова, так, словно он преподает уже лет пятьдесят, а не всего первый год. После университета он много изучал, ездил и узнавал нового, так что лишь к 36 годам «созрел» для преподавания. Впрочем, теперь с таким багажом знаний ни один студент не поставит его в неловкое положение своим вопросом — кажется, профессор Чжунли знает ответ на любой вопрос, касаемый истории — не только искусств. Вот только вопросы человеческих взаимоотношений волнуют его немного больше, особенно, с недавнего времени. Точнее, с одной конкретной пары, где он услышал кое-что интересное. Следует отметить, что размышлял об этом Чжунли мало — времени, отведенного на командировку, остается все меньше, и уже через неделю он снова вернется в университет, а там уже и решит, делать ли что-то с полученной информацией или нет. Сначала он был слишком смущен, чтобы вообще заводить разговор о подобном даже с коллегами — это бы звучало странно. «Извините, Нингуан, у Вас на парах студенты не...?». Чжунли даже мысленно не может это произнести, вздыхая, и решает слишком не распространятся. Однако, сделать с этим что-то нужно — он хочет, чтобы студенты получали на его парах знания, а не удовольствие (по крайней мере, не сексуальное). И все-таки, Чжунли становится интересно. Он не знает природу этого интереса, но решает проверить все еще раз — если все будет так же, как на прошлой паре, тогда нужно будет точно что-то решать. Возможно, это просто случайность, а не систематическое действие. Он слышал голос Чайльда, отвечающий на его вопрос в самом начале пары, так что это не проблемы с микрофоном или динамиком. Возможно, тот просто не слышал его, так как был занят немного другим делом. Чжунли запинается на мгновение, вспоминая самый первый стон, и прокашливается, все-таки решая проверить, повторится ли сегодня та ситуация. Однако он решает не звать студента, просто подождав, когда все попрощаются с ним и покинут конференцию. Тарталья остаётся, так и не выходя, и Чжунли долгие мгновения смотрит на фото пользователя, отмечая, как красиво парень улыбается на нем. До этого мужчина всегда первым завершал конференцию, так как дел всегда было много, но сегодня можно немного задержаться. Он ещё пару секунд отводит на размышления, включать ли микрофон пользователя, или может попробовать более радикальное — включить камеру? Чжунли не уверен, готов ли он к тому что там увидит, но решает идти до конца. Он нажимает на «Попросить собеседника включить камеру», следом подключая и его микрофон, и ждёт пару секунд, пока фотография пользователя не меняется на пока ещё нечеткое изображение. То, что он в итоге там видит — и слышит, заставляет его скулы пылать, а сердце забиться чаще. Погодите, а почему Тарталья вообще позволяет включить камеру и микрофон?.. Спустя полчаса от начала пары рука сама тянется между ног, к пока ещё мягкому члену, медленно поглаживая его. Тарталья немного напрягается, приспуская домашние штаны вместе с бельем, и уже раскрытой ладонью обхватывает член. Тот твердеет быстро, особенно под голос преподавателя, что в наушниках звучит особенно проникновенно. Он возбуждается в рекордные сроки, уже вовсю мастурбируя и продолжая слушать. Обрывками он понимает, что речь идет об футуризме, но это его так мало волнует, что информация не задерживается надолго. Для лучшего обзора он переходит в режим докладчика, и теперь видео профессора Чжунли оказывается во весь экран, смотрящего прямо в камеру и о чем-то вещающего. Тарталья быстро двигает рукой, вторую кладя на бедро и сжимая, представляя, что это чужие руки, большие, сильные, с длинными пальцами, что оставляют следы на его светлой коже… Ох, похоже у него кинк. Чайльд смотрит на профессора, все мысли вылетают из его головы, и он думает лишь о разрядке, что уже все ближе и ближе, так что, когда на экране выбивает уведомление, скрывая чужое красивое лицо, он нетерпеливо нажимает на синее окошко, не читая текст. Лицо мужчины снова оказывается в его поле зрения, рука двигается все быстрее, и он стонет, откидывая голову назад. Вторая рука блуждает по телу, забираясь под серую футболку, сжимая соски, и он не выдерживает, кончая. Кровь шумит в ушах, ноги все еще мелко дрожат, напряженная рука медленно расслабляется, как и весь Чайльд, что словно растекается по кровати плавленым золотом. Перед глазами пляшут искры, и проходит довольно много времени, прежде чем он наконец-то открывает глаза, переводя взгляд на экран. Пара ещё идёт?.. Тарталья присматривается, замечая сначала смущенное лицо профессора Чжунли, а после и маленькое окошко в правом верхнем углу, где изображен он сам. Не фото профиля, а он сам, застывший от удивления, взъерошенный, в совершенно непотребном виде. Проходит пара мгновений, прежде чем его расслабленный мозг начинает лихорадочно соображать, соотнося включенную камеру и всплывшее ранее уведомление, а также свой вид и красное лицо профессора. Сколько же он увидел? Прежде чем Чайльд решается сделать хотя бы что-то, мужчина уже завершает конференцию, и ему не остается ничего лучше, кроме как просто захлопнуть ноутбук. Что ж. Профессор Чжунли, очевидно, видел, как он мастурбирует на его паре. А может даже и слышал, Тарталья ведь не читал текст уведомления. О боже. Его лицо с каждой секундой становится все краснее и краснее, руки ерошат и так растрепанные рыжие волосы, и Чайльд стонет — уже от безысходности. Окей. И что ему теперь делать? Написать профессору Чжунли, объяснить ситуацию… А как это будет выглядеть? «Простите, у вас слишком сексуальный голос и дрочить на него оказалось невероятно. На самом деле вы не должны были этого узнать»? Черт, звучит слишком даже для Тартальи. Он размышляет ещё несколько минут, прикусывая внутреннюю сторону щек от волнения, но в итоге решает ничего не писать. В самом деле, не будет же Чжунли поднимать этот вопрос?.. Тем более, что ничего прям ненужного мужчина не увидел — Чайльда на видео было видно всего лишь на половину (хотя и та половина не оставляла места для вопросов, чем он там занимается). Скорее всего, они просто замнут эту ситуацию, сделав вид, что ничего не произошло. По крайней мере, ему хочется в это верить. На вторую пару Чайльд не заходит, и от греха подальше отключает все уведомления, так и не узнав, что в последний момент пару отменил профессор Чжунли, сославшись на резкое ухудшение самочувствия. Может, это и к лучшему. Он бредет в ванную, его голову занимают мысли, что это все видел его преподаватель, и они его… возбуждают…? Тарталья бьётся головой об кафель в душевой кабинке и стонет — его действительно такое заводит? Он оказывается не готов принимать свои новые стороны, но все-таки быстро доводит себя до разрядки прямо в душе, благо ещё чувствительный член позволяет ощущать все ярко, а адреналин в крови приближает состояние экстаза. После душа Чайльд возвращается обратно в комнату, бросая взгляд на ноутбук и краснея, и решает посвятить оставшееся время игре в плейстейшн. Ему срочно нужно на что-то отвлечься. Не сказать бы, что Чжунли ожидал чего-то другого… почему он вообще ожидал? Отвечать на этот вопрос, пусть даже самому себе, не хочется, поэтому мужчина решает поразмышлять о том, что именно увидел. Не самая лучшая смена темы, однако мысли так и лезут в голову, а картинка все никак не перестает маячить у него перед глазами. Черт. Это уже слишком. Он обещал себе, что будет что-то решать, если ситуация снова повторится. Что ж, она повторилась, но Чжунли не уверен, хочет ли он прекращать это. Серьезно, какого черта. Он запускает руку в волосы, вытягивая пару прядей из низкого хвоста, сжимая их у корней, чтобы хоть немного привести себя в чувства. Низ живота тянет от возбуждения, член немного натягивает ткань штанов. Вау, поздравляю, мистер Чжунли, у вас встал на студента. Он действительно не знает, что делать с полученной информацией. Ему нужно время. И отменить следующую пару. Немедленно. Он отсылает старосте группы сообщение с несколькими общими фразами, ссылаясь на резкое ухудшение состояния, и идёт в душ, чтобы под струями ледяной воды немного прийти в себя. И что с этим делать?.. Неожиданная мысль пронзает все его тело. А если немного развлечься? Небольшой эксперимент, просто чтобы кое-что проверить. Если он будет использовать только свой голос, это ведь не нарушает преподавательскую этику, не так ли? Чжунли немного улыбается, прикусывая нижнюю губу, и намыливает тело, почти предвкушая исполнение небольшого плана. Это будет весело. // Последняя неделя командировки пролетает еще быстрее, чем все предыдущие. Чжунли заканчивает консультирование похоронного бюро в четверг, его хозяйка, Ху Тао, устраивает прощальный ужин, во время которого мужчина принимает решение никогда больше не соглашаться на эксперименты с едой. В тот же вечер он завершает написание методички по ритуалам, обещая отправить Ху Тао пару копий. Остаётся только пятница с парами истории искусств, потом собрать вещи, выселиться из комнаты того же похоронного бюро Ваншэн, и в субботу утром сесть на самый ранний самолет. Пара истории искусств. Тарталья. Небольшой эксперимент. Оу. Чжунли вздыхает, начиная конференцию, и ждёт пару минут, пока все подключатся. Имя Тартальи тоже мелькает в списке участников конференции, и мужчина немного улыбается. Раз уж решил — нужно идти до конца. — Доброе утро, студенты, — его голос как всегда спокоен и размерен, он мельком смотрит прямо в камеру, улыбаясь. В ответ слышится ещё более громкий, чем обычно, строй голосов, неожиданно бодрый для ленивого утра пятницы. — Слышу, вы все в хорошем настроении. Что ж, рад это знать. Сегодня у нас последние онлайн-пары, со следующей недели расписание как обычно — мы встречаемся дважды — во вторник и в четверг, традиционно лекция и практика. Скажу наперед, второй пары сегодня не будет, переноса тоже — напишите еще одно эссе, тему я скажу в конце занятия. Также напоминаю, что на практике в университете будут тесты по всем вычитанным онлайн лекциям. Это должно быть легко, если вы их, конечно же, слушали, не отвлекаясь. Он делает упор на последних словах, жалея, что нельзя сейчас включить микрофон, а лучше и камеру, одного конкретного студента, чтобы узнать его реакцию. Ладно, это все можно будет сделать уже в университете, и Чжунли намерен повеселиться как следует. Он вычитывает лекцию, иногда делая акценты на некоторых словах, и в конце не сдерживает довольной улыбки, прощаясь со всеми и задерживая взгляд на камере. Он надеется, что заставил Тарталью знатно понервничать, а ещё понять, что он всё видел и забывать об этом не намерен. По крайней мере, пока не намерен. Чайльд оказывается совершенно сбитым с толку. Что это ещё за «слушали, не отвлекаясь»? Это же не намек ему, так ведь? Он судорожно вздыхает, стараясь не думать слишком много об этом. Ну правда же, не будет профессор делать такие намеки? Это совершенно не в его стиле. Однако, чем дольше он слушает лекцию, тем больше замечает. Чжунли издевается над ним. Но делает это таким тоном, что сдерживаться становится невозможно. Тарталье кажется, что чужой голос становится еще ниже, еще сексуальнее, и– о нет, он стонет, возбуждаясь, но сразу дергается, чтобы проверить микрофон. Выключен. Чайльд задерживает дыхание, просовывая руку в штаны, мимолётно бросая взгляд на свою фотографию профиля — Тарталья оттуда улыбается ему, теперь словно издеваясь, но спасибо на том, что камера выключена. Глаза закрываются сами, воображение рисует картинки, где его застает Чжунли — парень размышляет, что бы тот сделал, если бы застал его в реальности, прямо здесь и сейчас? Лекция уходит на второй план, фантазия захватывает весь его разум, и в этот раз Чайльду не требуется много времени — он думает о чужих руках, что с силой прижимают его к стене, о голосе, низком и рычащем, о злом Чжунли, который грозится его наказать, о приказах и шлепках, а после и о том, как профессор зовет его, растягивая «р»… — .тер Тарталья? Вы меня слышите? — Чайльд словно выныривает из воды, фокусируясь на словах, звучащих в наушниках. Он прочищает горло, включая микрофон и отвечает: — Да, извините, я слушаю. — Надеюсь, я вас ни от чего не отвлек? Вы долго не отвечали. Его сердце, кажется, падает куда-то вниз и останавливается. Он начинает лихорадочно соображать. — Нет-нет, у меня проблемы с интернетом, иногда плохо слышно, прошу прощения, — он неловко смеётся в микрофон, надеясь, молясь, чтобы Чжунли не подумал, что он снова мастурбировал. Ему нужно было становится, но возбуждение от чужого голоса… Это все ленивая пятница и его привычка получать разрядку по утрам. Точно, все дело в этом. — Что ж, приятно знать, что вы не отвлекаетесь. К следующему практическому занятию жду от вас два эссе. — Почему два? — Тарталья не успевает подумать, прежде чем вопрос вырывается сам. Он мысленно даёт себе подзатыльник, уже зная ответ. — Вы единственный, кто не сдал предыдущее задание в виде эссе. Возможно, вы были чем-то заняты настолько, что не смогли найти время для этого. Однако напоминаю, что лишь оценка за все практические задания является допуском к экзамену. Так что жду от вас два эссе. Вы меня услышали? Чайльд сглатывает, кивая, а потом спохватывается и отвечает уже в микрофон: — Да, конечно, я понял. Все будет сделано. — Рад слышать. Приложите максимум усилий, чтобы результат меня порадовал, — Чжунли улыбается в камеру, и Тарталья готов кончить второй раз. Нельзя быть таким красивым. — От остальных жду по одному эссе к следующему четвергу. На сегодня можете быть свободны, до встречи во вторник. Конференция завершается, и Тарталья ещё пару мгновений смотрит в свое отражение в экране, совершенно сбитый с толку. И что все это вообще было? Но что более важно — Чжунли видел, слышал и знает, чем он занимается на его парах. И до их следующей встречи остаётся менее четырех дней. Чайльд утыкается лицом в сложенные руки, размышляя, что делать дальше. Ну знает он, и что? Записи пар нет, никто, кроме Чжунли, этого не видел. Да и за такое не отчисляют. По крайней мере, Тарталья активно себя убеждает в этом. Ну правда же, не напишут «исключен в связи с тем, что мастурбировал на парах профессора Чжунли». Да и тот не расскажет никому, это слишком неловкая ситуация для всегда правильного и рассудительного Чжунли. Чайльд немного успокаивается, переводя дыхание. Скорее всего, сегодня тому просто хотелось позабавиться, и Тарталья уверен, что с его появлением в университете ситуация замнется как самая неловкая и стыдная. // Ситуация не замялась — более того, Чжунли намеренно доводил Чайльда до крайней степени возбуждения прямо на паре. Так, конечно же, считал сам Чайльд, Чжунли в свою очередь практически ничего не делал, кроме того, что читал лекцию и выглядел чертовски привлекательно. Не то чтобы Тарталья и раньше не обращал внимание на мужчину — он был действительно красив и обаятелен, однако несколько… ладно, слишком умным для него. Слишком умным, слишком правильным, слишком порядочным… Однако теперь все изменилось — Чайльд начал по-другому смотреть на преподавателя, хотя бы потому что тот делал не так, как предполагал парень, а начал в буквальном смысле слова издеваться над ним. Это подогревало интерес, заставляло постоянно думать, размышлять. Чжунли не совсем такой, каким его представлял Тарталья, и в этом его проблема. Хотя прямо сейчас у Чайльда есть проблема побольше — например, его напряженный член, что упирается в брюки, пока он сам сидит в аудитории и слушает лекцию про кубизм профессора Чжунли. Как его угораздило сесть в первых рядах, он и сам не понимает — просто выныривает из потока мыслей, когда перед ним в черных брюках и белоснежной рубашке появляется преподаватель. Он почти сразу же жалеет о том, что вообще существует. Лучше бы он убил себя где-то в квартире, сразу после того, как преподаватель застал его за мастурбацией. И почему он сразу не сделал этого, а теперь страдает, находясь в такой неловкой ситуации? Видимо, он вздыхает слишком громко, что даже Чжунли обращает на это внимание: — Что-то случилось, мистер Тарталья? Онлайн-лекции вам нравились больше? Чайльд почти давится воздухом, случайно ударяясь ногой об парту, и в целом вызывает только еще больше шума. Он неловко смеется, отмахиваясь от вопроса, и уверяет, что пары профессора Чжунли прекрасны в любом формате. Тот только улыбается в ответ, задерживая взгляд дольше, чем того требует ситуация, а после как ни в чем не бывало продолжает читать лекцию. Блядство. Это уже слишком. Возбуждение спадает, как только он начинает фокусироваться на смысле слов, а не на голосе — кубизм и кубофутуризм не вызывают в нем ничего, кроме желания еще более громко вздохнуть. Неожиданно чужая рука ложится на его парту, постукивая длинными тонкими пальцами и отбивая ритм какой-то мелодии. Тарталья боится поднимать взгляд выше, чтобы не сбиться с потока мыслей о кубизме (чтобы мысли не свернули не туда), и упирается взглядом в свой конспект, конечно же написанный только на половину. — О, мистер Тарталья, вы пропустили много важного материала, видимо, отвлеклись на что-то? Взгляд все же приходится поднять — он натыкается на янтарные глаза, что смотрят внимательно, и Тарталье даже кажется, что они горят. Он трясет головой, заставляя рыжие пряди упасть ему на лицо, и неловко пожимает плечами. Чем черт не шутит. Он говорит: — Если вы будете столь любезны одолжить мне распечатки последних трех лекций… — Уже речь идет о трех лекциях? — Чжунли выглядит удивленным слишком наиграно, и у Чайльда не остается сомнений — точно издевается. — Я думал, что сделал все условия для удобного и комфортного восприятия онлайн-лекций. Хотя, конечно же, если мистер Тарталья был так увлечен чем-то, то мог и прослушать… Я не могу позволить студенту выйти из моих лекций без знаний, поэтому зайдете после пар на кафедру, я дам вам все распечатки. Чжунли почти сдерживает себя, чтобы не подмигнуть ставшему совсем красным студенту. О боги, что он только творит. Однако его настроение поднимается все выше, когда он видит явно замявшегося и смущенного Чайльда. Будет ему небольшим уроком, как смущать преподавателя. — Конечно, профессор Чжунли, — он сглатывает, сжимая ткань штанов в пальцах, — я зайду. Мужчина отходит от его парты и продолжает вычитывать оставшийся материал, пока в мыслях Тартальи крутится на повторе «я умер, я точно умер, этого просто не может быть». // — Этого просто не может быть! — Скарамучча допивает виноградный сок, громко сюрпая остатками через трубочку. В кафетерии шум стоит невыносимый и без него, так что Тарталья и Екатерина только вздыхают. — Чтобы Чжунли вел такую непринужденную беседу посреди лекции с кем-то из студентов — невообразимо! — Но факт, — Екатерина медленно потягивает кофе в маленькой чашечке, в целом выглядя довольно непринужденно. — Что же ты такого натворил, Чайльд? — Да, меня это тоже интересует. Что еще за «был чем-то увлечен, что мог и прослушать»? Мы чего-то не знаем? — Вообще-то… — Тарталья размышляет долгие мгновения о том, стоит ли им рассказывать, но потом решается — все равно они его друзья, и от небольшой истории, что совсем не стоит их внимания, они точно не откажутся от него. Возможно. — Я дрочил на паре Чжунли и он застукал меня. — Ты делал что? — Скарамучча оказывается предсказуемо впечатленным и громким. Настолько, что этим вызывает даже Тому, что выныривает из-за его спины. — Что делал Чайльд? Что я пропустил? — он присаживается на четвертый свободный стул, забирая из-под носа у Тартальи его мохито. Тот даже не обращает внимания, лишь отмахиваясь. — Он дрочил на паре Чжунли и тот его застукал. — Он делал что? — Вы не могли бы быть не настолько громкими? Сейчас об этом узнают все, а не только пять человек. — На самом деле даже пять — это уже много, — справедливо замечает Екатерина, молчавшая до этого. Тарталья с надеждой смотрит на нее, как единственный оплот адекватности среди своих друзей. — Я в ахуе, Чайльд. Оплотом адекватности она не оказывается, вызывая у Томы газировку из носа своими словами. Чайльд стонет и бьется головой об столешницу. — Все так плохо? — Даже для тебя, Чайльд, — ладно, возможно Екатерина сохраняет свою роль разума в этой компании. — И что мне теперь делать? — Тарталья обращается к ней за помощью, пока остальные два его друга пытаются отойти от информации, что вывалилась на них сегодня. — А он что-то говорил об этом? — Чжунли? Он только делает какие-то непонятные намеки, издеваясь надо мной, — его голос совсем стает жалобным, что Скарамучча вздрагивает, вклиниваясь в разговор. — А он ничего не сказал, когда ты к нему на кафедру за распечатками заходил? — Нет, просто передал их и сказал не отвлекаться, иначе он практику будет проводить со мной лично, чтобы удостовериться, что я все понял. — Погоди-погоди, он что, флиртовал? Чжунли флиртовал? Нет, не так. Чжунли флиртовал? — Скарамучча почти устает удивляться, почти. — Это разве флирт? — Тарталья поднимает голову, возвращаясь в прежнее положение. — Конечно? — в его голосе слышны нотки сомнения в адекватности восприятия мира Чайльдом. — Ты, и не распознал эти сигналы? Мир что, рушится? Сейчас нас убьет астероидом? Мы в параллельном мире? Что происходит? — Ты слишком драматизируешь, Скарамуш, — Чайльд не позволяет себе долго думать об этом варианте, потому что не хочет потом разочароваться. Чжунли с ним флиртует? А может это сценарий из параллельного мира? — Это ты слишком спокойно ко всему относишься! — Ладно, закрыли тему, — Тарталья поднимается из-за стола, опираясь на него руками. Он выдавливает из себя улыбку, делая вид, что все в порядке. — Кто куда сейчас? Лично я домой, планирую отоспаться перед парами и сменами. — Но сейчас только три часа дня-а-а, — Скарамучча растерянно хмурится, косясь на Екатерину, что легко бьет его ногой под столом. — Я тоже наверное домой заверну, а у вас какие планы? — У меня встреча с подругой после университета. — А я буду ждать Аято, у него дополнительные сейчас. — Тогда всем до завтра? Спишемся в чате по поводу домашки позже, — Чайльд уходит, напоследок помахав рукой, и все выдыхают. — Что такое? — Скарамучча смотрит на Екатерину, что спокойно допивает уже почти остывший кофе. — Это же Тарталья. Ему нужно время, чтобы принять то, что люди могут с ним флиртовать. — Но они делают это постоянно? Я не понимаю, в чем сейчас проблема? — Люди, которые ему нравятся. — Оу. Оу,— он выдыхает, понимая, что видимо Чайльд пока не разобрался в своих чувствах к кое-кому конкретному. — Ему нужно время, — Екатерина все-таки допивает кофе и поднимается, собираясь уходить. — А ты что скажешь? — Скарамучча обращается к Томе, что до этого только наблюдал и делал выводы. — Соглашусь с Екатериной. Осталось лишь дождаться, когда Чайльд все поймет и примет, — Тома улыбается, так же поднимаясь, и они втроем идут к выходу из кафетерия, расходясь от него в разные стороны. // Тарталья старательно переписывает пропущенный материал в тетрадь с конспектами, стараясь не думать. Выходит плохо, мысли то и дело возвращаются к словам Чжунли, сказанными на кафедре. «Не отвлекайтесь больше на парах, иначе практику я проведу с Вами лично, чтобы удостовериться, что материал усвоен Вами». Это флирт? Чайльд запускает руки в волосы, немного оттягивая их и коря себя за то, что продолжает думать. Ну серьезно, какое дело профессору Чжунли до какого-то студента, который и специальность-то выбрал, тыкнув пальцем в небо? Это все больше походит на затянувшеюся шутку, очень плохую и несмешную лично для Чайльда. Что ж, он собирается забить на это, как и на любую проблему в своей жизни. Все пройдет и прекратится, и его нервы останутся более целыми. Точно. Все будет в порядке. Так он думает, пока телефон, лежащий на кровати, не вибрирует новым уведомлением, и сначала Тарталья думает, что это хороший шанс отвлечься, но потом читает содержимое письма. «Мистер Тарталья, забыл упомянуть, что жду от Вас распечатки лекций уже завтра. Прошу меня простить, что даю так мало времени, однако завтра они мне понадобятся перед третьей парой, так что прошу занести мне их на любой из перемен. Я как всегда буду на кафедре. С наилучшими пожеланиями, Чжунли». С наилучшими пожеланиями, серьезно? Чайльд стонет еще раз, в этот раз громче остальных, и падает на кровать, зарываясь лицом в подушки. Это невыносимо. Какого вообще черта, Чжунли? Ты не мог бы быть менее обходительным, чтобы не узнавать твои новые приятные стороны? Чайльд не замечает, как за мыслями о профессоре засыпает, подложив руки под лоб. Ему ожидаемо снится мужчина, который что-то говорит ему, а после тянется за поцелуем; после этого сон обрывками объятий и ощущений чужих рук на своем теле поглощает его, и Чайльд хмурится, когда слышит будильник на телефоне. Не открывая глаза, он смахивает его, и надоедливая музыка прекращается, на что Тарталья довольно мычит, переворачиваясь. — Алло? Мистер Тарталья? Вы меня слышите? — возле его уха раздается чужой низкий голос, к которому Чайльд привык настолько, что узнал бы, даже потеряв память. Чжунли. Какого. Хера. — Ох, меня не слышно? Снова не туда нажал? — голос в телефоне ненадолго затихает, пока мужчина видимо проверяет, действительно не нажал ли он чего. Тарталья, вскочив, лихорадочно думает, не начались ли у него галлюцинации. — Вроде все в порядке… Мистер Тарталья, вы меня слышите? — Кхм, да, слышу, извините, проблемы со связью, — Чайльд прокашливается, аккуратно беря телефон, словно он может взорваться в любую секунду. — Оу, у вас как не с интернетом, так со связью проблемы. Не думали поменять место жительства? — мужчина немного смеется, а Тарталья почти задыхается, отодвигая телефон на расстояние вытянутой руки. Какое еще место жительства, может еще к себе пригласит переехать? — Да тут наверное просто какое-то особое место, — Чайльд тоже неловко смеется, молясь, чтобы Чжунли ничего такого не имел ввиду. Он ведь знает, что никаких проблем с интернетом нет… так почему решает упомянуть это? Тарталья не привык думать так много с утра, и еще не совсем приходит в себя, когда мужчина в телефоне прокашливается, продолжая разговор. — Я хотел у вас узнать, когда принесете мне распечатки? Он думает недолго, прежде чем спросить то, к чему вчера не додумался. — А почему вы просто не распечатаете новые.? — он действительно вчера об этом не подумал, однако теперь причины его интересуют гораздо больше, чем даже свой (о нет) вставший вновь член. Он прижимает его рукой, переводя дыхание и ожидая ответа. К его удивлению, Чжунли молчит долгое время, и Чайльд успевает подумать, не отключился ли он случайно? Однако нет, имя «Профессор Чжунли» все еще выбивает на экране, а после с динамика раздается словно нерешительный вздох, а следом слова: — На самом деле, я не умею. Тарталья почти кричит, но вовремя успевает прижать ладонь ко рту, боясь издать хоть звук. Он жмурится, ощущая тепло, разливающееся где-то у него под ребрами. Это так мило. Чжунли, всегда такой серьезный и собранный, не умеет пользоваться принтером. Чудесно. Чудесный. — По правде говоря, у меня дома другая модель, и с ней я знаком, а вот с кафедральным принтером сколько не пытался, не могу разобраться. — А вы просили помощи? — Чайльд почти пищит от умиления, аккуратно опускаясь на подушки. Он мельком смотрит на электронные часы, что отсвечивают на стену 8:35. Еще так рано. Сегодня у него только 3 и 4 пара, но он хотел прийти пораньше, чтобы занести распечатки Чжунли, но сейчас, видимо, потребность в этом отпадает. Тарталья почти ненавидит то, насколько разочарованным себя чувствует. — Это довольно неловкая ситуация, так что… нет, — голос мужчины звучит немного смущенно, и Чайльд почти физически хочет раствориться в нем. Или записать на диктофон, чтобы слушать на повторе целую вечность. — Тогда я могу попытаться вам помочь? — О, это было бы неплохо. Премного благодарен, Чайльд, — Тарталье кажется, что его сердце сейчас выскочит через рот или пробьет барабанные перепонки, так сильно оно стучит. Чайльд. Чайльд. Из уст Чжунли его имя звучит так красиво. — Эм, да, конечно, без проблем. Итак, кхм, — он прокашливается, прежде чем продолжить, и пытается вспомнить, как выглядит кафедральный принтер. Ну, он черный. Отлично, это уже что-то, — для начала, он включен в розетку? — Да. — Отлично, теперь нужно проверить, подключен ли он к ноутбуку. Сзади принтера есть черный кабель, он должен быть подключен в USB-разъем ноутбука. А сам ноутбук должен быть включен. — С этим все в порядке, — облегчение так и сквозит в чужом голосе. — Тогда проверьте наличие бумаги, и открывайте документ с лекциями на ноутбуке. Секунды тишины тянутся невероятно долго, прежде чем Тарталья слышит утвердительное мычание в динамик. Он продолжает давать указания, представляя, как сейчас выглядит Чжунли, что обеспокоенно ищет все значения в открытом окне Word. — И последнее, нажимайте на печать. Он сразу же должен заработать. — Кажется, ничего не происходит, — Тарталья почти плачет от умиления, когда слышит нотки беспомощности в голосе мужчины. — Я же говорил, что этот принтер совсем не для меня, — он не уверен, действительно ли слышит разочарование в чужом голосе или ему это кажется. — Тогда, будет ли вам удобно переключится на видео? Я попробую так понять, в чем может быть проблема. — Да, конечно, секунду, — Тарталья слышит шуршание, и так же отнимает телефон от уха, переключаясь в режим видеозвонка. Спасибо богам, что спит он в футболке и сейчас ему не приходится натягивать одеяло по шею или в панике бегать по комнате. Значок загрузки пропадает и на экране появляется плечо Чжунли, а после и он сам. Мужчина неловко улыбается в камеру, спрашивая: — Меня видно? — Вас да, а вот принтер нет, но Чайльд не хочет думать о каком-то куске техники, ведь такой Чжунли — немного сбитый с толку и смущенный — самое лучшее, что он видел в своей жизни. — Да, все отлично, а меня? Чжунли утвердительно кивает, переходя на заднюю камеру, и теперь на экране у Тартальи мельтешит черный принтер. Он чувствует сильное разочарование, однако быстро берет себя в руки, чтобы мужчина ничего не заметил. — Можете показать все кнопки на принтере? Только медленно, пожалуйста. — Да, секунду, — Чжунли перемещает камеру, и Чайльд замечает. — Я кажется понял, в чем дело. Возле кнопки «On» должна гореть зеленая лампочка, видите? — Кажется, да. — Тогда нажмите на кнопку «On», и принтер включится, скорее всего сразу же начав печатать. — О, она загорелась, — восторг в голосе мужчины почти ощутимый, и Тарталья не понимает, как его голос может меняться с низкого, от которого подгибаются коленки, до вот такого. — Действительно, он начал печатать. Дело было лишь в том, что принтер был выключен. Чжунли смеется, и Чайльд тоже начинает смеяться — такая маленькая деталь, как кнопка включения совсем вылетела у него из головы. Он должен был сразу об этом подумать, но сейчас становится не до этого — мужчина переключает камеру обратно, и теперь Тарталья видит его лицо, улыбающееся больше, чем когда-либо до этого он мог видеть; и слышит его смех, громкий, чем когда-либо до этого мог слышать. Вау. Он застывает, наверняка начиная пялиться, но Чжунли не выглядит больше смущенным — он также смотрит в ответ. Они застывают на пару мгновений, смотря друг на друга, и Чайльд ощущает себя так, словно он возносится на небеса под этим взглядом янтарных глаз. Чжунли такой красивый. Красивый, красивый, красивый, и невероятно милый, и смешной, и спокойный, и снова красив– — Большое спасибо за помощь, Чайльд, — мужчина продолжает улыбается, и камера немного дрожит, как тогда, когда он смеялся. — Без тебя я бы не справился. — Пустяки, профессор. Обращайтесь, если нужна будет помощь. Всегда рад вам помочь! — Чайльд не уверен, не краснеет ли его лицо в тон помидора, но он ощущает, как горят его щеки, и спешит отключится, чтобы не смутится еще больше. — Тогда, эм, до встречи? — Конечно, Чайльд. До завтра, — Чжунли едва кивает в знак прощания и завершает видеозвонок. Завтра. Конечно же, практика по истории искусств. А ему еще два эссе писать. Но даже они быстро вылетают из его головы, когда он вспоминает смех Чжунли, который, кажется, еще долго будет звучать в его ушах. И почему он не записал… // Чжунли отключается, кладет телефон на папку с документами, что ютится на краю его рабочего стола, и вздыхает. Это было так чудесно. Чайльд такой чудесный. Он не сдерживает еще одного довольного вздоха, прежде чем прижать костяшки пальцев к щекам — не горят ли они? Потому что его сердце, кажется, сейчас превратится в расплавленную огнем лаву и стечет прямо на пол, прожигая не один этаж вниз. Принтер еще продолжает шуметь, печатая много страниц лекций, и Чжунли отвлекается на него, сортируя лекции и складывая листки в правильном порядке, чтобы таким образом заставить себя немного успокоиться. Мыслями он все еще возвращается к Чайльду и тому, что тот предложил свою помощь, даже попросив включить видео, чтобы лучше разобраться. И голос у него довольно милый. Он точно хочет больше слышать его. — Случилось что-то хорошее, Чжунли? — он почти вздрагивает от голоса Нингуан, что раздается из дверей кабинета. Все-таки слишком задумался. — Можно и так сказать, — он прикрывает глаза, улыбаясь, и поворачивается к женщине. — А что, по мне слишком заметно? — Можно и так сказать, — она возвращает ему фразу, проходя вглубь комнаты. — Рада видеть, что ты улыбаешься. И кто стал причиной? Я ее знаю? — Его. — Я так и думала, просто хотела тебе дать право скрывать это или нет. — Ты ведь и так поняла. — Да, — Нингуан легко соглашается, пожимая плечами. Она небрежно бросает папку с бумагами, что до этого была у нее в руках, на стол, и утомленно присаживается на ближайший стул. — Тяжелый день? — Чжунли чувствует неожиданную благодарность к женщине за то, что она не спрашивает больше ничего, и идет заваривать ей чай, который придает больше сил. — Эти собрания сведут меня с ума. Ему становится почти жаль Нингуан, ведь он был первым, кому предложили пост декана, но он отказался, и выбрали ее. Что ж. Ему больше нравилось оставаться в тени, пусть он иногда и помогал Нингуан с документами по факультету. А ей эта роль подходила — казалось, она бы справилась даже с управлением всем университетом. Чжунли слишком уходит в свои мысли, заваривая чай, и на замечает долгого взгляда женщины на себе. В его голове снова всплывает Тарталья и то, как он очаровательно треплет свои волосы, когда слишком взволнован. Еще он вспоминает, как тот краснел, стоя в этом же кабинете, забирая распечатки. О, этот румянец стоил всех размышлений Чжунли о том, стоит ли заходить чуть дальше, чем следовало бы. Его губы непроизвольно растягиваются в легкой улыбке, и Нингуан решает, что такой Чжунли — влюбленный и витающий в облаках не из-за размышлений о проблемах, а из-за объекта своей симпатии, нравится ей больше. В любом случае, она уверена, что Чжунли это пойдет на пользу — ему уже давно стоило бы перестать думать лишь о книгах и истории. Хотя теперь, возможно, работы станет немного больше… Но она справится. Всегда справляется. // Четверг настает неожиданно быстро — вчерашний оставшийся после пар день Тарталья зависает на подработке в небольшом круглосуточном магазинчике, подменяя Итера на ночной смене. Он пишет эссе в перерывах между клиентами, попутно потягивая почти просроченный йогурт — все равно его бы списали, — и домой притаскивается лишь утром, жутко уставший и с разболевшейся головой. Чайльд почти сразу заваливается спать, после того как сходил в душ, и мимолетом думает, что не кинул телефон на зарядку — на такой случай у него всегда лежит павербанк, так что он спокойно отрубается на пару часов, как только зарывается лицом в подушку. Четверг настает неожиданно быстро — и суматошно, врываясь в подсознание телефонным звонком, и Тарталья стонет, смахивая будильник. Телефон через минуту снова заходится мелодией, и Чайльду уже приходится разлепить глаза, чтобы посмотреть, какого хрена. Какого хрена это не будильник, а четвертый пропущенный от Екатерины? Он тупо пялится на ее фотку на экране, пока звонок не отключается, но лишь для того, чтобы позже вновь возобновиться. Он наконец-то смахивает зеленую трубке в сторону и первое, что он слышит, это очень долгий, уставший вздох. Что ж, он привык разочаровывать людей, что на этот раз? — Ты опаздываешь. На пару. К профессору Чжунли. Уже как двадцать минут, — Екатерина не чеканит предложения, просто говорит с паузами, но Тарталья остается впечатленным настолько, что вскакивает с кровати, едва не упав. — Сколько минут у меня еще есть? — пропустить пару профессора Чжунли? Ни за что. Не то чтобы он никогда не опаздывал — всегда успевал до той точки невозврата, когда Чжунли вписывает крестик возле его фамилии в журнале. Надо уточнить, что Чжунли довольно лояльный, и позволяет опаздывать чуть больше, чем некоторые преподаватели, однако за этим всегда идет какая-то работа — либо разбор бумажек в деканате, либо помощь с презентациями первокурсникам. Работа, которую не хочется делать настолько, что лучше прийти на пару заранее. И все же, он умудряется пару раз опоздать — как и сейчас, после долгой ночной смены. — Пятнадцать минут максимум, — из динамика раздаются шорохи, Екатерина замолкает, слушая отдаленный голос, а после отвечает: — Двадцать минут, если у тебя готовы все эссе. Чайльд понимает сразу — она слушала Чжунли, а потому поспешно бормочет: — Готовы, передай профессору спасибо и что я скоро буду. Он отключается, уже почти одевшийся, закидывает пару тетрадей в рюкзак, кое-как приводит себя в порядок перед зеркалом, на ходу закидывая пару жвачек, и выбегает из квартиры. До университета — пятнадцать минут легким бегом, так что он мог бы себе позволить быстрый шаг, но заставлять Чжунли ждать не хочется — он и так был слишком добрым, дав ему так много времени. На светофоре Тарталья беглым взглядом просматривает сообщения — снова около ста в чате с друзьями, благодарности за смену от Итера, десяток сообщений от Екатерины отдельно в личку, и— Оу. Одно сообщение от Чжунли. Он размышляет, открывать ли его, пока светофор догорает красной двойкой, а после его телефон выключается, полностью разряженный. Вот дерьмо. Чайльд почти панически думает о том, что никуда не переписывал эссе, предпочитая просто прочитать с телефона, если его попросят, или быстро переписать на паре и сдать. Что ж. Ни того, ни другого теперь он сделать не может. Тарталья почти забывает о пешеходном переходе, но успевает на последних секундах проскочить — и дальше к университету, и, очевидно, своей смерти и унижению. Прибегает он, если верить часам в холле первого этажа — через десять минут, еще раньше, чем он планировал, и сразу поднимается по лестнице в нужный кабинет. Сердце стучит не то от бега, не то от волнения, он хватает ручку двери и открывает ее, проходя в аудиторию. — О, мистер Тарталья соизволил прийти. Рад вашему присутствию здесь, — Чжунли стоит возле стола, подирая его бедром, и выглядит, как всегда, восхитительно. — Извините за опоздание, профессор, возникли некоторые трудност- — Не стоит, расскажете мне о них после пары, еще и изложите в письменном варианте в виде объяснительной, — так значит, Чжунли сегодня не был в хорошем настроении, как изначально подумал Чайльд. День проебов, никак иначе. — Вас понял, — он немного кланяется, сжимая телефон. Стоит ему еще и узнать, что эссе не будет… — Садитесь, мистер Тарталья. Надеюсь, эссе у вас с собой? — Чжунли улыбается, но в этой улыбке нет ничего хорошего — уголки губ заламываются от едва заметного раздражения. Чайльд кидает взгляд на Екатерину, что жестами пытается что-то объяснить, но, видя непонимание в глазах друга, просто опускает голову на сложенные руки, сдерживая желание удариться головой о парту. — Тут такое дело, профессор… — Чайльд почти чувствует, как все в аудитории жалеют его — мужчина явно не в духе, и скорее всего это произошло уже после звонка Екатерины. — Возникли трудности? — Чжунли передразнивает его, отлипая от стола. — Да, — неловко смеется Тарталья, взъерошивая рыжие волосы. — Тогда я еще больше ожидаю вас после пар. Можете садиться, мистер Тарталья. Он только сейчас замечает, что так и остался стоять возле своего места, не решившись присесть. Он плюхается на стул, роясь в рюкзаке в поисках павербанка, а после вспоминает, что забыл его кинуть из-за спешки. — Эй, Екатерина, у тебя есть павер? — он шепчет через один ряд, наклоняясь вперед и стараясь делать все очень тихо. Та отрицательно машет головой, и Чайльд вздыхает. Сегодня будет долгий день. // Он засыпает незаметно — голоса одногруппников сливаются в один шумный поток на периферии сознания, яркое солнце слепит глаза, так что он отворачивает от окна, мерно вздыхая. Время бежит быстро — Чайльд не успевает погрузиться в глубокий сон, как чувствует весенний ветер, мягко вплетающийся в рыжие волосы и скользящий по его щеке. Тарталья хмурится — ветер возвращается в волосы и это ощущается странно даже для сна, так что ему приходится открыть глаза — он долго пытается сфокусировать взгляд и понять, где он находится, так что упускает момент, когда ветер перестает его касаться. Высокая тень становится возле него, и Чайльд вспоминает. Он на паре. На паре профессора Чжунли, и он, очевидно, уснул безобразнейшим образом после всего, что умудрился сделать за один день. — Проснулся? — высокая тень немного отодвигается, и лучи солнца вновь затапливают пространство аудитории. Тень говорит голосом профессора, и Тарталья сглатывает. Он кивает, неуверенный в своем голосе, но после прокашливается и отвечает хриплым «Да, извините». — Что ж, тогда не соизволите пройти вместе со мной на кафедру? — Конечно, профессор, — Чайльд отлипает от стула, забирая рюкзак и оглядываясь вокруг — все уже ушли, оставив их вдвоем. Он давит в себе зевок — это будет совсем уж неприлично. Не то, чтобы до этого он вел себя образцово, но все-таки. — Извините, эта ночь выдалась… тяжелой. И у меня написаны все эссе, это правда. — Да, я знаю. Екатерина сказала мне. А насчет эссе не волнуйся — у тебя есть время до… — Чжунли косится на явно дорогие часы на своем запястье, — думаю, до половины седьмого. Сегодня у меня в планах задержаться в университете, так что даже если эссе нет, можешь их написать сейчас. Тарталья обреченно вздыхает, идя следом за мужчиной. Коридоры университета длинные, и за неприметной дверью скрывается кафедра их специальности. — Проходи, Чайльд, — Чжунли впускает его перед собой, закрывая следом дверь. — Присаживайся. Он по обыкновению плюхается на стул, ставя рюкзак рядом, и словно весь сжимается, не зная, чего ожидать теперь. Неделя помощи первокурсникам? Месяц разгребать завалы в библиотеке? Ходить по контрактникам-должникам? Он не знает, что из всего этого ужаснее, но практически уверен, что наказания не избежать. Тарталья наблюдает за тем, как мужчина мерно заваривает чай — по всем традициям, выжидая определенное время. Чжунли говорит: — Опоздал на пару, наврал о эссе, уснул на паре… Чайльд, я начинаю думать, что ты это делаешь специально, чтобы разозлить меня. — Нет, профессор, это просто стечение обстоятельств, я все могу расписать в объяснительной… — Нет нужды, — он ставит перед ним чашку с ароматно пахнущим чаем, и Тарталья выглядит искренне удивленным. — Как я уже говорил, Екатерина рассказала мне о ночной смене. Я не могу не напомнить, что работа не должна влиять на учебу — это одно из главных условий того, что мы позволяем студентам работать. Я понимаю, что ситуации случаются разные, и тебя попросили подменить в последний момент. Однако, Чайльд, надеюсь, больше такого не повторится. Чжунли, присевший на соседний стул, а не на свое кресло, немного дует на чай, а после отпивает его. Тарталья мажет взглядом по чашке в чужих тонких пальцах и замечает, что у того черный чай, тогда как у самого Чайльда зеленый. Видимо, мужчине просто нравится заваривать чай. — Конечно, профессор. Простите. И на счет эссе… — Я также знаю, что у тебя сел телефон. Если хочешь, можешь воспользоваться моей зарядкой, — он тянется рукой через Тарталью, и тот ощущает приятный запах парфюма, исходящий от мужчины. Чайльд практически давит в себе желание повести носом, принюхиваясь, и прячет лицо в кружке. — Большое спасибо, — он кивает, улыбаясь, и забирает зарядку. После этого к нему доходит: — Раз вы все знали, зачем сказали, что я могу написать их тут? — Всего лишь проверка, — Чжунли едва улыбается, отпивая чай, и выглядит так, словно больше никаких объяснений не будет. Что ж, ему этого и не надо. — Как только телефон немного подзарядится, я напишу все эссе и сдам, иначе… — Не допуск к экзамену, я помню. Тарталья смеется на реплику мужчины, что заставляет того улыбнуться. Чжунли допивает свой чай, пересаживаясь в рабочее кресло, и приступает к работе — это служит сигналом и Тарталье — он включает телефон и достает тетрадку с ручкой, начиная писать. Время тянется долго — как кажется самому Чайльду, который зевает все сильнее последние пять минут и устало трет глаза. Видимо, сказывается ночь без сна, так что он опирается щекой на руку, пытаясь сфокусировать взгляд. Буквы перед ним расплываются, и он больше не может удерживаться в сознании — Тарталья сползает по своей руке, ложась на тетрадь лицом, и засыпает. Чжунли поднимает взгляд из-за монитора, выглядя немного удивленно — неужели его сморит обычный успокаивающий чай на травах? Видимо, Чайльд действительно очень устал, раз вырубился второй раз за день. Мужчина встает из-за рабочего стола, подходя ближе, и аккуратно вытягивает ручку из-под щеки парня — наверняка останется след. Мужчина еще несколько мгновений смотрит на Чайльда, сдерживая желание коснуться растрепанных волос, а потом разворачивается и выходит за дверь, запирая ее, чтобы никто не беспокоил чужой сон. Тарталье действительно следует отдохнуть, а эссе он еще успеет сдать. Чжунли думает о том, что все-таки хорошо, что он спросил Екатерину о сменах Чайльда, иначе сегодня бы пришлось выдумывать что-то другое. Мужчина не замечает, как доходит до деканата — в такое время там остается только Нингуан, разбирающая бумаги. — О, Чжунли, ты пришел, — она едва заметно улыбается, когда видит ключи от кафедры в его руке. — Проходи, присаживайся. Чай, как всегда? — Я сам заварю. — Хорошо, — женщина не сдерживает облегченного вздоха, что не укрывается от слуха Чжунли. — Тяжелый день? — Как и всегда. Подготовка к аккредитации занимает много сил и времени. Чжунли видит, как ее плечи устало опускаются вниз, и обещает обязательно помочь, поблагодарив за сегодняшнюю помощь. — Надеюсь, я хорошо справилась? — Нингуан снова едва улыбается, вспоминая о странной просьбе коллеги позвать его, пока он на паре. — Да, все прошло как нельзя лучше. Ты была великолепна. Еще раз благодарю, — Чжунли ставит перед ней чашку с ромашковым чаем, и склоняет голову. — Чтобы показаться достаточно злой, мне даже не нужно придумывать ситуацию. Достаточно подумать о нашем министерстве образования. Чжунли мягко смеется, отлично понимая ее, и садится напротив. — Можно узнать причину такой просьбы? — она упирается в мужчину пытливым взглядом, зная, что тот не сможет ей соврать, в случае чего. — Всего лишь не позволить студентам расслабляться на парах, ничего особенного, — он прячет улыбку в чашке с чаем, и Нингуан понимает — чувствует, что он недоговаривает, но ей больше и не нужно знать, она и так все поняла. — Раз так, то готова помогать в любое время, — женщина улыбается в ответ, возвращаясь к документам. Чжунли забирает себе несколько папок, вчитываясь в текст, и иногда ставя печать там, где это необходимо. Часы отбивают пять раз, что заставляет их оторваться от бумажек. Нингуан кидает взгляд на них, едва вздыхая, и начинает собирать некоторые документы, чтобы разобраться с ними дома. Чжунли это замечает, и кидает отстраненно-заботливое: — Смотри не перетрудись. Чаем я тебя не спасу. — А жаль, — женщина прикрывает глаза и немного расправляет плечи. — Спасибо за помощь. Возвращаешься на кафедру? — Да, заберу вещи и тоже домой. — Не засиживайся долго. И не забудь проводить своего провинившегося щенка. Чжунли только хмыкает на проницательность женщины и уходит, кивая на прощание. Возможно, стоит сделать так, как сказала Нингуан. Только из-за того, что он волнуется о самочувствии своего студента. Ничего более. Он тихо открывает дверь кабинета, проходя внутрь, и замечает, что Чайльд — его провинившийся щенок — о боги — еще спит. Телефон, лежащий рядом, кажется, разрывается от тонны сообщений, что приходят каждую секунду. Чжунли совершенно точно не хочет читать, да и считает, что это слишком низко — лезть в чужое личное пространство, однако взгляд цепляется за свое имя в череде сообщений, и раз уж разговор касается его — у него есть право знать, не так ли? В любом случае, Чжунли заранее просит прощение у всех участников чата, у Тартальи, и у своей совести. Так, на всякий случай. Хотя он уже видел, как его студент мастурбирует — куда еще более личное пространство, в которое он ворвался? Мужчина справедливо считает это компенсацией за нанесенный ущерб — хотя ущерба, как такового и не было, просто слегка изменившиеся чувства. Слегка. Чжунли почти нависает над Чайльдом, взглядом проходясь по высвеченным на экране телефона сообщениям. скарамуш 18:08 вы правда думаете что он у него у чжунли У ЧЖУНЛИ вы ебнулись тома 18:08 да а где еще ему быть екатерина сказала что чжунли сказал зайти после пар к нему скарамуш 18:08 ДА но уже буквально шесть вечера чжунли его что заставил делать о боги я даже не хочу думать об этом хорошо что этот придурок не отвечает щас бы расписал что бы он хотел чтобы чжунли сделал с ним тома 18:09 избавь меня от своих фантазий скарамуш 18:09 МОИХ МОИХ ФАНТАЗИЙ ЭТО ФАНТАЗИИ ЭТОГО ПРИДУРКА я как-то зашел к нему вечером ладно ночью он спал и чето шептал типа чжунли чужнли клянусь у него вся подушка была в слюнях явно не на огромные знания препода он дрочит тома 18:09 ГОСПОДИ ИЗБАВЬ МЕНЯ ОТ ЭТОГО что ты вообще делал у него дома ночью??? ты сталкер? скарамуш 18:10 лол он мне буквально всучил ключи от квартиры и сказал «заходи в любое время» тома 18:10 ОН ТЕБЕ не пизди я знаю что это не может быть правдой скарамуш 18:10 -_- в любом случае как думаете что они там делают т р а тома 18:10 если ты это продолжишь — я выйду из чата екатерина 18:11 ты имеешь ввиду трахаются ли они там? тома 18:11 ЕКАТЕРИНА скарамуш 18:11 ЕКАТЕРИНА Чжунли медленно прикрывает глаза и давит в себе желание постучаться головой об стол, потому что это — во-первых — будет больно, во-вторых — разбудит Чайльда. Чайльда, друзья которого так любезно обсуждают в их групповом чате, что Тарталья хочет, чтобы он — Чжунли — сделал с ним. Он надеется там есть варианты типа: а) учит и б) заставляет писать эссе. Или хотя бы один из них. Пожалуйста?.. Он замечает небольшое движение и резко отходит к столу, делая вид, что перебирает бумажки. Зачем он вообще полез смотреть эти сообщения, это так на него непохоже, но в последнее время он словно сам не свой — и на то есть причины, очевидно. Одна из них прямо сейчас поднимает голову, медленно открывая глаза, и оглядывается. — Профессор Чжунли?.. — он видит, как чужие глаза — невероятно красивые, подмечает Чжунли, — синий кианит — смотрят на него непонимающе, а после взгляд обрастает испугом. — Извините, я снова уснул, мне очень жаль! — Не нужно извиняться, все в порядке, — мужчина выглядит спокойно, так что Тарталья немного расслабляется. — Вы же не подсыпали мне снотворного в чай? — он смеется, но затихает, видя, как Чжунли немного наклоняется вперед, поджимая губы. — Не подсыпали же?.. — Это обычный успокаивающий чай, который я иногда завариваю Нингуан. Не думал, что ты уснешь из-за него. Прости, если это доставило неудобства. — Что вы, совсем нет, скорее это я тут доставляю сплошные неудобства, — Тарталья рассеяно смеется, зарываясь рукой в волосы и превращая их в вихрь на голове. — Нет. — Что? — он непонимающе хмурится. — Ты совсем не доставляешь неудобств, Чайльд, — Чжунли едва улыбается, смотря на него. Тарталья не сдерживает неловкий смешок, уши его краснеют — мужчина находит это зрелище очаровательным. — Слишком много слова «неудобства». — Ты прав, — Чжунли кратко смеется, немного встряхивая головой. Момент обрастает легкой неловкостью и теплотой заботы, искрит улыбками и россыпью морщин возле глаз. — Как ты себя чувствуешь? — Намного лучше, большое спасибо. Не напишете потом рецепт? Буду премного благодарен. Мужчина прикусывает себе язык, сдерживая рвущееся «я готов готовить тебе этот чай постоянно, и еще сотни других». — Конечно, я отправлю сообщением. Кстати о них, твой телефон не переставал вибрировать. Чайльд переводит взгляд с мужчины на телефон — экран продолжает загораться чередой сообщений, из которых он мельком цепляет несколько слов — «Чжунли», «трахаться» и «этот придурок». Скарамуш сегодня в ударе — подмечает отстраненно, пока руки лихорадочно хватают телефон и блокируют его. — Хех, друзья волнуются, куда я пропал, — он неловко смеется, заливаясь румянцем, и нервно теребит пальцы. — Тогда тебе стоит ответить им, — Чжунли возвращается к документам — словно он вообще их просматривал до этого — и Тарталья едва заметно выдыхает. Он немного расслабляется, открывая диалог, и сразу же закрывает его. скарамуш 18:24 ТЫ ОНЛАЙН Я ВИДЕЛ ТЫ БЫЛ ОНЛАЙН тащи свой зад сюда и дай нам ответ ты завалил препода? или он тебя? неважно вы трахались? тома 18:24 ПОЧЕМУ ты вообще так зациклен на этом вопросе? скарамуш 18:25 а тебе разве не интересно? тома 18:25 …интересно, но все же скарамуш 18:25 ВСЕ ЗАМОЛЧИ ЗДЕСЬ ВСЕ ХОТЯТ УЗНАТЬ ОТВЕТ тарталья 18:25 я вас всех убью всех понятно скарамуш 18:26 -_- тома 17:26 -_- скарамуш 18:26 вы потрахались? тарталья 18:26 УМОЛЯЮ нет больше никаких ответов пока скарамуш 18:26 он расстроен тома 18:26 он точно расстроен Тарталья почти пищит, ударяясь головой об стол, и едва заметно стонет — его друзья ужасные. Чжунли же не видел сообщений, так ведь? Чайльду очень хочется в это верить. Он еще раз бьется головой о стол, чем заставляет мужчину оторваться от документов и обеспокоенно поднять голову. — Чайльд? Все в порядке? Еще чувствуешь слабость? — Чжунли выглядит искренне обеспокоенным, он почти готов подняться из-за стола, чтобы подойти и коснуться Тартальи. Его пальцы зудят от желания, так что он слегка сжимает кулаки, останавливая себя. — Нет, извините, что отвлек, профессор, все в порядке, — он вымученно улыбается, совершенно не зная, что делать дальше. Ситуацию спасает Чжунли: — Тогда ты будешь не против, если я подвезу тебя? Я все еще волнуюсь за твое состояние, в этом есть и часть моей вины, — он кидает взгляд на часы, все-таки поднимаясь, но уже чтобы начать собираться домой. — Ох, все правда в порядке, — Чайльд неловко смеется, запуская руку в волосы и трепля их. Чжунли — Чжунли, только подумать! — предлагает подвести его? Это явно какая-то глупая шутка. Он боится, что его громко бьющееся сердце можно будет услышать в закрытом пространстве машины, не говоря о красном лице, которое горит, словно лампочка. Тарталья тоже поднимается и начинает забрасывать вещи в рюкзак, в последний момент вспоминая о том, зачем вообще пришел на кафедру. — Профессор, а как же эссе? — О, — Чжунли выглядит так, словно совершенно забыл от этом, и Тарталья заставляет себя не думать о том, что он упустил шанс не сдавать задания. Конечно же, он об этом не думал. Тем более, что Чжунли все равно бы вспомнил на экзамене, или еще раньше, и тогда бы наказание было бы действительно ужасным. — Можешь сдать на следующей неделе. Но это крайний срок. Если не сдашь — я буду говорить уже другим тоном. Чжунли понижает голос — Тарталья задумывается, не специально ли тот так делает? — и у него почти подгибаются колени. Рот непроизвольно наполняется слюной, когда Чайльд думает о других наказаниях, желательно в постели мужчины. О черт. — Чайльд? — мужчина не успевает подумать, как уже тянет руку, касаясь чужого лба в попытке проверить температуру. — Твое лицо покраснело. Мне все же стоит подвести тебя. — Я нормально себя чувствую, вам не стоит беспокоиться об это- — Чайльд. Голос мужчины звучит в приказном тоне, и Тарталье не остается ничего, кроме как пискнуть и закрыть глаза. Чужая рука все еще касается его лба, а лицо Чжунли находится ближе, чем когда-либо до этого. — Хорошо. — Хорошо? — Да, я согласен. — Молодец. Прикосновение исчезает, а сам мужчина отходит на несколько шагов, подхватывая папку с документами. Он выглядит удовлетворенным ответом, и Тарталья готов умереть от своих мыслей — поздравляем, у вас кинк на подчинение и похвалу. Он все-таки забирает свой рюкзак и телефон, идя следом за преподавателем, и мысленно молится, чтобы не выглядеть придурком. Хотя, после того, что видел Чжунли на онлайн паре… О господи. Это совсем вылетает из его головы, он был так занят тем, что происходило в его жизни, что этот факт просто забывается. Он надеется, что Чжунли также будет об этом молчать, хотя, конечно же, какая-то его часть хочет, чтобы они поговорили. Поговорили, и, возможно, воплотили в жизнь некоторые из его фантазий… Чайльд хлопает себя ладонями по щекам, разгоняя мысли, и это заставляет Чжунли обернуться. — Ты сегодня странно себя ведешь. — Это все потому что вы рядом, — ему действительно стоит иногда думать, прежде чем говорить. — О? — Чжунли выглядит… довольным, и Тарталья не уверен, что это то, что он хотел бы видеть на его лице. — Я заставляю тебя смущаться? — Э-это не так, профессор, — он машет руками, когда они доходят к парковке университета. — Может, совсем немного. Они садятся в машину, и Чжунли кидает папку с документами на заднее сидение, отправляя туда и рюкзак Тартальи. Мужчина выглядит задумчивым, заводя машину и выезжая на дорогу. Они молчат пару минут, пока радио тихо играет на фоне, и Чайльд собирает всю свою волю в кулак, чтобы сосредоточиться на музыке или хотя бы дороге, лишь бы не на чужой руке, крепко сжимающей кожаный руль, пока вторая рука лежит на рычаге переключения скоростей. О боги, он водит одной рукой… Тарталья отворачивается, сосредотачиваясь на отражении мужчины в окне — Чжунли спокойно ведет машину, внимательно следя за дорогой и иногда покачивая головой в такт музыки. Его ровный и красивый профиль заставляет пальцы сжаться в желании провести по чужому лицу, а губы почти горят от того, как сильно Чайльд их закусил. Он видит длинные ресницы, которые прикрывают глаза с янтарной радужкой, даже в отражении. Взгляд все равно падает на чужие руки — Тарталья почти стонет, представляя, как эти руки сжимают его бедра или запястья. Его отвлекает чужой голос, заставляя перевести взгляд на глаза в отражении, а после повернуться: — Могу я задать вопрос? — Кхм, да, конечно, — Чайльд улыбается, нервно теребя чехол телефона. — Онлайн лекции…. О нет. Только не об этом. Тарталья заливается краской по самую шею, его красные уши горят, и наверняка он выглядит очень нелепо и смешно. Он закрывает лицо руками, приглушенно произнося: — Это все ваш голос, он слишком красивый. — Голос? — Чжунли бросает на него взгляд, а потом улыбается. — Вот этот голос? Его тембр стает очень низким, так что у Чайльда практически встает, и он издает пищащий звук, отказываясь когда-либо отнимать руки от лица. Или лучше выпрыгнуть из машины на ходу, спрятаться где-то в узких проулках и никогда больше не выходить на связь. Мужчина смеется, немного откидывая голову назад, и выглядит таким очаровательным, что Чайльд тоже начинает улыбаться. — Я конечно рад, что тебе настолько нравится мой голос, но как же запоминать материал? — Чжунли бросает на него хитрый взгляд, все еще улыбаясь. — Мне стоит провести с тобой пару практических занятий отдельно, так как я не уверен, что ты запомнил тот материал. Это действительно флирт? Чжунли флиртует? С ним? Чайльд сейчас умрет. Он практически ощущает, как сердце ломает ему ребра, а давление явно достигло критической точки — он едва может дышать. — Если ты, конечно же, не против, — Чжунли внимательно следит за Тартальей, улыбка не покидает его губ, хотя волнение выдает крепко сжавшая руль рука. — Не против, — он говорит это так быстро, что заставляет мужчину издать смешок. Чайльд уже не уверен, что речь идет о занятиях, но он согласен на все, что предложит ему мужчина. Красивый мужчина, который подвозит его домой… Кстати. Тарталья словно выныривает из омута, вспоминая, что Чжунли так и не спросил его адрес, а едут они уже довольно долго. — А разве вы не ко мне домой подвозить меня собирались? — тема переходит на менее опасную (он надеется), и Чайльд наблюдает, как лицо мужчины меняется, в конечном итоге приобретая виноватый вид. — Я забыл спросить твой адрес, да? — его голос звучит обреченно. — Прости, я слишком увлекся разговором и не заметил, как приехал… к себе домой. Тарталья смеется так заразительно, что Чжунли тоже расслабляется и издает пару смешков. Он паркует машину и глушит мотор, откидываясь на спинку сидения. — И что мы будем делать? — мужчина звучит так же нерешительно, как Чайльд себя чувствует. Неловкость въедается в вечерний воздух, разливается по салону тягучей патокой. — Знаете, я сегодня уже выспался, — это звучит намеком, и Чжунли все понимает. Его сердце бьется чуть быстрее, однако он выглядит все таким же спокойным. — Не хочешь чаю? — С удовольствием, — они продолжают сидеть в машине, не решаясь выйти. Чжунли мажет взглядом по отражению в окне и замечает что-то на лице Тартальи. Он присматривается, понимая, что это все же остался след от его ручки, когда тот уснул на кафедре. Мужчина тянется рукой к чужому лицу, аккуратно цепляя пальцами подбородок и разворачивая лицо к себе. Чайльд выглядит удивленным — и вместе с тем совершенно очаровательным и смущенным, его губы немного поджимаются, что заставляет Чжунли перевести на них взгляд. — Если вы хотите меня поцеловать, то можете это сделать, — Тарталья говорит быстро, словно ни секунды не раздумывая над тем, стоит ли это говорить, и мужчина издает смешок. Зажмуренные ранее глаза открываются, и синий кианит захватывает Чжунли. — Вообще-то… на твоем лице остался след от ручки. Мужчина может наблюдать целую палитру чувств, что так ярко отображается на лице напротив. Чайльд отворачивается, молчит пять секунд, а после выдает краткое: — Простите. Мне не следовало. Я знаю, что перешел все границы, и те онлайн-лекции, и все произошло так быстро и непонятно, что я… — Чайльд. — Пожалуйста, простите, мне правда жаль, если можно, давайте забудем эту ситуацию, господи, я больше никогда не смогу смотреть вам в глаза… — Чайльд. Тарталья затыкается, переводя взгляд на мужчину, пока его сердце бешено стучит. — Что? — Могу я… поцеловать тебя? Он сглатывает, недоверчиво кивая, и закрывает глаза в ожидании. Однако чувствует лишь легкое прикосновение к своей щеке, прохладные пальцы оглаживают его лицо, аккуратно касаясь губ. — Посмотри на меня, — Чжунли почти шепчет, и Чайльд не может не исполнить просьбу. Он видит перед собой два янтарных глаза, которые, кажется, светятся в полумраке машины. Он смотрит в них так долго, что не выдерживает и целует сам, закрывая глаза. Поцелуй полностью захватывает его, прикосновение губ напористое и голодное, и Тарталья не замечает, как руки Чжунли оказываются у него на теле, в попытке прижать ближе. — Ты мне нравишься, Чайльд. Тарталья пищит, утыкаясь в чужую шею, и проходит довольно много времени, прежде чем он решает поднять взгляд. — Это правда? — Абсолютная. — Можем ли мы… Можем ли мы подняться? — Чайльд снова его целует, боясь поверить в слова мужчины. Даже если это вранье, он все равно хочет провести хотя бы одну ночь с ним. — Конечно. Они выбираются из машины, и путь до квартиры занимает пару минут, прежде чем входная дверь замыкается на ключ, а Тарталью вдавливают в стену. Он стонет, когда сильные руки проходятся по его бедрам, а язык вылизывает шею. Тихий шепот заставляет его почти рычать. — Ты уверен, что хочешь этого? — Блядский боже, Чжунли, трахни меня, — Чайльду крышу срывает окончательно, и он впутывает руку в чужие волосы, вытягивая пряди из хвоста и заставляя их рассыпаться по спине. Пиджак он снимает на ощупь, как и расстегивает рубашку, вытягивая ее из штанов. — Ты много об этом думал, — это звучит не как вопрос, но Тарталья все равно кивает, сжимая чужое тело в объятиях. — Даже твои друзья это обсуждают. — Ты откуда об этом знаешь? — Мельком просмотрел сообщения, пока ты спал. Прости, — Чжунли звучит совершенно неискренним в последнем слове, и Чайльд смеется. О боги. Все, что он думает, что не произойдет с Чжунли, всегда происходит. Этот мужчина точно сведет его с ума. — Теперь можешь написать друзьям, что я тебя трахнул. — Еще нет, — Тарталья тихо смеется в поцелуй, — не люблю им врать. Чжунли подхватывает его под бедра, приподнимая вверх и прижимая к стене. Вставший член чувствуется в таком положении очень ярко, и Чайльд стонет, откидывая голову к стене, когда мужчина толкается на пробу. — А мне врать? — О чем ты? — Разве я тебе тоже не нравлюсь? Тарталья жмурится от поцелуев в шею, крепко обнимая Чжунли за шею. — Чертовски нравишься, Чжу… — остаток слова теряется в поцелуе. // тарталья 3:13 я трахнул чайльда скарамуш 3:13 ЧТ ЭТО КТО АЛЬИПАЛВОТИЛАТМИВА НЕУЖЕЛИ НЕУЖЕЛИ тома 3:13 О МОЙ БОГ скарамуш 3:13 ЧЖУНЛИ тома 3:13 ЧЖУНЛИ