***
Отгремели последние баталии, оружие сложено, и временно воцарился мир. Но ключевым словом здесь было именно «временно», а потому особо расслабляться не стоило. Санада Юкимура спешился у ворот замка Осю, к владельцу которого у него было небольшое поручение от Такэды Сингэна. Ну, как поручение, так… обменяться новостями, кто кому в прошедших сражениях надрал задницу, чтобы по ошибке не надрать ещё раз. И заодно, – как бы невзначай добавил Такэда, – узнать, не готовится ли клан Дате к новым сражениям. Мало ли что, с такими соседями можно ждать чего угодно. Юкимура полагал, что последнее и было основной целью его визита. Ведь, как ни крути, а союз их был временным. Масамуне, в последнее время изнывающий от постоянной скуки, обрадовался гостю, как родному. – Йо, Санада Юкимура, наконец-то будет с кем подраться! – Я всегда к вашим услугами, Масамуне-доно! – широко улыбаясь, воскликнул Юкимура. – Данна, может, мы сперва с официальной частью закончим? – Саске попытался было урезонить своего господина, но всё без толку. И у Санады Юкимуры, и у Дате Масамуне одинаково загорелись глаза при мысли о новом поединке, пускай и тренировочном: настоящий бой Катакура не допустит, и так прожигает своего господина предупреждающим взглядом, мол, не рискуйте понапрасну. В общем, не прошло и пяти минут, а Саске и Катакура остались в гордом одиночестве. Сарутоби лишь многозначительно пожал плечами, оно и понятно, дело молодое. – Чаю? – вежливо предложил Кодзюро и, покосившись в ту сторону, откуда уже доносилось лязганье стали о сталь, добавил: – Это всё равно надолго. Сарутоби не особо улыбалась идея пить чай наедине с Катакурой. Катакуре, впрочем, тоже, но дипломатия есть дипломатия... Когда под вечер разгорячённые тренировкой и довольные донельзя Масамуне и Юкимура вернулись в замок, стало ясно, что переговоры в полным разгаре, судя по количеству пустых бутылок из-под саке. Из обрывков слов стало понятно, что разговор идёт о проблемах воспитания юного господина. – Хм, – протянул Масамуне, – думаю, лучше оставить их наедине. Юкимура согласно закивал, и оба радостно ретировались, дабы не знать, какие это, видите ли, проблемы при их «воспитании» смогли обнаружить эти двое. Масамуне приказал слугам накрыть для них ужин в других покоях, а заодно и приготовить офуро. Чуть позже хозяин замка, довольно улыбаясь от уха до уха, неспешно потягивал саке под бесконечную болтовню Юкимуры и залихватские трели соловьёв, доносившиеся из сада. Дате был чертовски рад, что приезд гостей наконец расшевелил это сонное царство, да и самому Юкимуре тоже! Что ни говори, а мальчишка не переставал его удивлять. Он определенно изменился со времён их последней встречи. Дате не мог точно сказать, в чём именно были эти изменения, но интуитивно их чувствовал. Как-то иначе блестели глаза юноши. Увереннее, быть может, или просто взрослее. А вот что было точно, так это то, что он стал сильнее. Это Масамуне почувствовал сразу, как только скрестил с ним мечи. Юкимура и двигался иначе, и иначе вёл бой. Нет, его сердце всё также пылало, заражая своей энергией, но на смену определённой толике безрассудства пришли выдержка и рассудительность. И вот сейчас, слушая рассказ Юкимуры о его битве с правителем Аки, Масамуне не переставал задавать себе вопрос: будь поединок настоящим, смог бы он и сейчас победить юного генерала Такэды? Другое удивительное обстоятельство заключалось в том, что в речах Санады не было ни капли хвастовства. Напротив, он был даже склонен преуменьшать свои заслуги. Не говоря уже о том, что из уст любого другого столь невероятные детали могли звучать как, выдумка. Вот только Юкимура не умел врать. – Вы представляете, Масамуне-доно, – увлечённо рассказывал гость с определённой долей изумления и уважения перед поверженным им врагом, которые без труда читались на лице Санады, – он такую конструкцию собрал из зеркал, чтобы солнце отражать. Чуть не зажарил меня! Я и подумать не мог, что нечто подобное возможно! Когда же сам Масамуне поведал Санаде о битве с Тоётоми, Юкимура и вовсе не сводил с него восхищённого взгляда, то и дело восклицая: «Вот это да!» Дате был вполне уверен в себе и горд, и ему не требовалась чья-либо похвала, но восторг Юкимуры ему был приятен. И хотелось ошеломлять парнишку ещё и ещё. И не только ошеломлять… С недавних пор Дате Масамуне неожиданно для себя отметил, что поединки – это далеко не всё, чем бы ему хотелось заняться с юным генералом старика Такэды. Вот только как донести эту мысль до самого Юкимуры? Прямолинейный, как древко собственного копья, Санада намёков не понимал, а за любые необдуманные действия можно было и схлопотать. Ну, положим, получить от Санады в лоб за приставания Дате не так уж и страшился. А вот мысль о том, что Юкимура, разочаровавшись в обожаемом противнике, может уйти и больше не вернуться, внезапно неприятно пугала. Впрочем, – думал Дате, – выпитое за ужином саке, могло разрешить данную ситуацию вполне благополучно. Масамуне поднялся. – Эй, Юкимура, я хочу тебе кое-что показать! Юноша колебался несколько секунд, не сводя с хозяина замка своих чистых глаз. Время было позднее, и, если они сейчас уедут, успеют добраться до ночи в Каи, в противном случае придётся заночевать тут. Отбросив сомнения, Юкимура вслед за Дате вышел на энгаву. То, что Масамуне привёл его в свои личные покои, очевидно. Юкимура тут впервые и теперь с интересом озирается. Почему-то, он не знает почему, но он хочет узнать о владельце Осю немного больше. И сейчас ему представился такой случай. Здесь всё строго и аккуратно. Комната самого Юкимуры, в Каи, совсем другая. Не то, чтобы там был полный бардак, жизнь воина приучает к дисциплине. Однако из Юкимуры так и прёт энергия, он не может долго оставаться на одном месте или ровно расставлять и раскладывать вещи. Наверное, только сейчас Санада и понимает в полной мере, что они похожи на противоборствующие стихии. Рассудительный и выдержанный Дате, и сам он – порывистый и горячий. В покоях Дракона не так много вещей, но все они строго на своём месте, тогда как у Юкимуры невозможно каждый раз предугадать, где, что валяется. Приоткрытые сёзди выходят в сад, затянутый глубокими сумерками. В глубине комнаты стоит низкий столик с письменными принадлежностями. Все они в идеальном состоянии. Листы бумаги и свитки валяются тут же, но это не создаёт чувства бардака, скорее рабочего беспорядка. В нескольких углах стоят светильники. Ввиду позднего часа слуги уже зажгли огонь и расстелили у дальней стены футон. Масамуне подводит гостя к столу и, немного порывшись в бумагах, выуживает листок, исписанный гайдзинскими буквами. – Смотри, – не без гордости говорит он. – Я как-то написал письмо Папе Римскому. – И, видя недоумение на лице Санады, поясняет: – Ну, это типа главный настоятель храма на Западе. Причём самого главного храма! – Ага, понял, – с энтузиазмом кивает Юкимура. Он даже и не думал, что Дате занимают такие вещи, столь далёкие не только от ратных подвигов, но и от берегов Японии. – А недавно вот – получил ответ. – Ух, ты! – снова восклицает Юкимура, сияя глазами. – А что здесь написано? – А хрен его знает! – хохочет Масамуне. – Я пока ещё не переводил. Юкимура бережно касается листа, словно это бесценный свиток из древнего храма, и с детским любопытством рассматривает непонятные символы. – Вы такой умный, Масамуне-доно, – неожиданно серьёзно говорит он. – У меня никогда не хватило бы терпения. Ояката-сама, в своё время, намучился со мной и моими каракулями, которые должны были представлять собой мои уроки каллиграфии. Для меня – сущая пытка так долго сидеть на одном месте и аккуратно выводить все эти линии. Откровенность Юкимуры подкупает. – Ну, честно говоря, не могу сказать, что сам я был прилежным учеником. Спроси Кодзюро, – снова хохочет Дате, – он тебе много чего расскажет! Санада так же бережно кладёт лист на место. Он действительно восхищён владетелем Осю. А сам хозяин замка в это время неотрывно смотрит на Юкимуру. Ещё только когда они отправились в купальню, чтобы освежиться после изнурительной тренировки, Масамуне едва смог держать себя в руках, глядя на обнажённого Юкимуру и пытаясь совладать с некстати нахлынувшим возбуждением. Нет, красноволосый парнишка не на шутку занимал его мысли. И вот, сейчас, в полутёмной комнате, приглушённо озаренной лишь двумя напольными светильниками, Санада выглядел ещё соблазнительнее. Доспех, чтобы не мешался, он снял в покоях, где они ужинали, а его короткая курточка почти ничего и не прикрывала толком, дразня Дракона видом двух маленьких розовых сосков. Юкимура развернулся, оказавшись лицом к лицу напротив Дате, и неожиданно поклонился. Так как он сидел не в официальной позе, на пятках, а скрестив ноги, поклон вышел не слишком формальным, но менять позу сейчас юный генерал посчитал бестактным. Впрочем, Дракон и так был удивлён внезапным порывом гостя. – Масамуне-доно, – с почтением произнёс Юкимура, – спасибо вам огромное, что уделили мне сегодня время и что показали такую необычную вещь. «Я тебе, собственно, ещё ничего и не показал», – хотел возразить Масамуне, но не смог произнести ни слова, так как Санада снова посмотрел прямо на него. Слишком прямой и открытый взгляд, слишком доверчивый. «Надо же, – подумал Дате, – а мы ведь с ним вроде как скоро опять будем врагами. Даже удивительно». И сам, не совсем понимая, что он делает, Масамуне протянул руку, положив ладонь Юкимуре на плечо и несильно толкнув его назад, заставил того лечь на пол, сам нависнув над ним. Внезапно осознав, что он сделал, Дракон почувствовал лёгкую тревогу. Однако Юкимура не подавал признаков беспокойства или недоумения, всё так же гипнотизируя Масамуне своими ясными и честными глазами. Дате нависал над юношей, опершись ладонями в пол по обе стороны от лица того, и не знал, что сказать. А Юкимура по-прежнему не выказывал недоверия или страха, грудь его, совсем уже неприкрытая распахнувшейся курточкой, спокойно вздымалась и опускалась. Лицо его раскраснелось от выпитого, а волосы, распущенные после офуро, в беспорядке рассыпались по татами. Проскочила мысль о том, что разбивать столь трепетное доверие как-то негоже. Хотелось одновременно и разрушить и не разрушать подобную невинность. Хотелось сделать своим, хотелось прижиматься к разгорячённому ласками телу. Неожиданно Юкимура сам протянул руку к лицу Дракона, как раз с той стороны, где располагалась повязка. Масамуне едва заметно напрягся. Без повязки он чувствовал себя всё равно что голым, а потому никто, кроме Катакуры, не видел Дракона без неё. Санада очевидно почувствовал что-то, так как его ладонь лишь скользнула по щеке и, не касаясь повязки, зарылась в волосах. Всего лишь мимолётное касание, а у Дате прошла дрожь вдоль позвонка, и желание усилилось. – Юкимура, – получилось неожиданно хрипло, – сколько тебе лет? – весьма своевременно поинтересовался он. Губы Юкимуры тронула лёгкая улыбка, словно он прочитал мысли хозяина Осю, о том «а не ребёнка ли он собирается лишить невинности». – Ого, – произнёс Масамуне, услышав ответ, – оказывается мы ровесники! Это стало неожиданным открытием не только для Одноглазого Дракона: Юкимура выглядел не менее удивлённым. – Я думал, вы старше, Масамуне-доно. Вы ведь уже глава клана! – Так сложилось, – просто отвечает Дате. – В четырнадцать лет я впервые участвовал в военном походе, в восемнадцать уже возглавил клан. – Вы тогда потеряли глаз? – спрашивает Юкимура. – Нет, это… за-за оспы, – говорит он и садится, касаясь повязки, как будто под ней что-то ещё могло болеть. – Моя мать ненавидела меня за мой безобразный глаз, – неожиданно признаётся он. Юный генерал Такэды слушает его с таким неподдельным вниманием, что слова льются сами. – Тогда я взял нож и вырезал его, но она, – невесело усмехается Дате, – всё равно ненавидела меня. Даже подговорила моего младшего брата участвовать в заговоре против меня… – И вы… убили его? – Юкимура серьёзен, его брови едва заметно хмурятся. – Пришлось… Санада приподнимается. Его рука снова тянется к лицу Одноглазого Дракона. Пальцы слегка подрагивают в неуверенности. В бою его руки никогда не дрожат, но не сейчас… Юкимура, осторожно касаясь, проводит подушечками пальцев по щеке Масамуне, снизу вверх. Пальцы ныряют под повязку, стягивая её с головы полководца, и пару мгновений тот чувствует себя неуютно, настолько он привык к мягкому надавливанию ткани. Санада же спокойно смотрит на шрам, оставшийся на месте глаза, без брезгливости или отвращения, а потом, неожиданно подавшись вперёд, касается его губами. Масамуне вздрагивает, но не отстраняется. В поисках опоры одна рука Тигра ложится Дракону на колено, вторая – на плечо, а мягкие губы тем временем перемещаются на висок, касаясь у самой кромки волос. – Вы прекрасны, Масамуне-доно, – шепчет Юкимура, теперь он прямо смотрит полководцу в лицо. У Дате сердце сладко подпрыгивает в груди. Он обнимает Юкимуру, притягивает того ближе, усаживая себе на колени, гладит его по спине. Он до сих пор не уверен, что следует сделать дальше. Так страшно разрывать трепетную нежность этого момента. Ведь, очевидно, Санада перебрал саке и ничего такого не имеет в виду. Или имеет? А руки сами, словно заколдованные, движутся вдоль стройного стана юноши, легонько оглаживая от бёдер до груди, и выше, стаскивая с плеч Юкимуры курточку, оставляя того почти обнажённым… Дыхание юноши участилось. – So cute, – с придыханием произносит Дате. Брови Санады слегка изгибаются. – Масамуне-доно, – шепчет он, и от этого шепота, от этих приглушённых, почти интимных интонаций, у Дракона жар растекается по всему телу, – я ведь не знаю гайдзинских слов. – Я говорю, – у Дате даже во рту пересохло от такого Юкимуры, – что ты очень мил… Санада легко улыбается, и от этой улыбки у Масамуне окончательно сносит крышу. Он запускает ладонь в красные волосы и впивается поцелуем в губы юноши. Сначала невесомым, словно пробуя на вкус, исследуя. Несмотря на нетерпение, разливающееся внутри у Дракона, он не спешит, сперва просто прихватывая губами чужие губы, и лишь чуть позже углубляет поцелуй. Юкимура не противится, не убегает. Их языки сплетаются в танце, как совсем недавно сплетались клинки. – Юкимура, – стонет Дате, с трудом отрываясь от вожделенного рта и соприкасаясь с Санадой лбами, – если ты меня не остановишь… – А надо? – тихо произносит тот. Отстранившись, он смотрит на Дракона, и в глазах юного генерала блещут искорки радости. – Масамуне-доно, – совершенно серьёзно начинает Санада, – я ведь знаю, зачем вы пригласили меня сюда, но я… – И вот только тут Юкимура впервые смущается, а его лицо становится цветом со спелую вишню. Спрятав его в изгибе шеи Дракона, он говорит: – Я не знаю, что делать… – Ничего, – заверяет его довольный владетель Осю, опрокидывая юношу на спину и снова нависая над ним, – как-нибудь разберёмся! – Тогда, – неожиданно заявляет Санада, – и с этим надо разобраться. – И стягивает с Масамуне тёмно-синюю юкату. Очень быстро это становится больше похоже на сражение. Хотя поначалу всё было очень прилично: Масамуне изучал губами тело Юкимуры, гладил его торс, спускаясь ладонями всё ниже, пока не стянул с юноши его белые с огненным рисунком штаны. Поначалу тот, как и пристало, немного смущался, позволяя Дракону всё, но очень скоро генералу Такэды, очевидно, стало скучно и, изловчившись, он перевернулся, подмяв Дате под себя и оседлав его бёдра, чтобы самому иметь возможность целовать Масамуне, целиком и везде. И вот теперь они катаются по татами, и никто не желает уступать. Дракон рычит, а желание его лишь больше разрастается. – Да полежи ты спокойно хоть чуть-чуть, – не выдерживает он наконец и прижимает юношу к полу, заведя ему руки за голову. – Это нечестно, – возмущается тот, но его рот тут же затыкают поцелуем. – И это тоже было нечестно, – выдыхает Санада несколькими минутами позже, глядя на Масамуне, бессовестно ухмыляющегося от уха до уха, как часто бывает, когда они сражаются, однако взгляд его сейчас совсем иной, его переполняет нежность. – Какой же ты… – произносит Масамуне, но не может подобрать сравнения. А его пальцы касаются припухших, зацелованных, губ юноши. Юкимура тут же обхватывает их губами, облизывая, посасывая. – Сообразительный, – неожиданно для себя заканчивает фразу Дате. – Ох, – выдыхает Санада, когда влажные пальцы проникают в него. И теперь он наконец лежит смирно, позволяя Дракону себя ласкать и готовить, лишь дышит чаще. – Может быть немного больно, – предупреждает Дате, склоняясь к его лицу. – Я не боюсь боли, – отвечает на это Юкимура, обнимая его обеими руками. – И мне уже мало только ваших пальцев! – Охотно верю, – смеётся Масамуне, целуя Тигра в изгиб шеи, прежде чем сплестись с ним в танце, не менее древнем, чем сражения, но гораздо более прекрасном.***
– М-м, – протянул Сарутоби. – И что будем теперь делать? Они с Катакурой, спохватившись, что уже поздний вечер, и гостям из Каи пора бы и по домам, теперь стояли в проёме комнаты, наблюдая за мирно спящими Масамуне и Юкимурой. Те успели привести себя в порядок и даже надеть юкаты. Только спали они в обнимку друг с другом, а едва заметные в вырезах одежды следы от засосов однозначно говорили о произошедшем. «Яре-яре, – думал ниндзя. – И надо же было такому случиться! И что же я теперь скажу Ояката-сама? Был бы Юкимура девушкой, это можно было бы назвать политическим браком, а тут…» – Ещё чаю? – светским тоном осведомился Кодзюро, так и не сгенерировавший никакой дельной мысли. – Можно, – кивнул Саске. – И покрепче… Наступившее утро ответа на вопрос Сарутоби тоже не принесло. Волшебное действие алкоголя уже развеялось, и Юкимура слегка стеснялся и краснел, вспоминая о произошедшем, и едва ли произнёс с десяток слов перед отъездом. Однако его пламенные взгляды, бросаемые на владельца Осю, были красноречивее любых тирад, как и довольная улыбка посмеивающегося Масамуне. «А и ладно, – махнул рукой Саске, – как-нибудь обойдётся». И лишь стоило гостям отправиться в обратный путь, как Катакура Кодзюро, до этого усиленно делавший вид, что ничего не произошло, наконец запоздало отреагировал. Закрыв глаза ладонью, он лишь укоризненно простонал: – Масамуне-сама…