Milk & Honey

*** — Аяка, — удивлённо выдыхает Люмин, когда юная Камисато ласково толкает ее на татами и забирается сверху. У Аяки горят щеки и она все ещё тяжело дышит после оргазма, ее грудь поднимается и опускается в такт дыхания, и Люмин хочется любоваться ею вечно. — Тебе не обязательно-, — ещё раз пытается путешественница, но это снова не имеет результата. Аяка ужасно смущена, но отступать она явно не намерена. — Я хочу, — просит юная Камисато, — Пожалуйста, позволь мне, — в дополнение к своим словам она ведёт рукой по крепкому торсу Люмин, совершенно неосознанно — тело словно само знает, что делать. В ответ Люмин смотрит на нее совершенно очарованно и в итоге чуть сползает вниз и раздвигает ноги, приглашая. — Хорошо, — смеётся она, нежно глядя на Аяку, — Хорошо, пожалуйста, позаботься обо мне. Мне направлять тебя? — Да, — отчаянно кивает Аяка, при этом не решаясь посмотреть Люмин в глаза; очень зря, потому что взгляд падает на обнаженную грудь путешественницы, и это вызывает жар снова. О Архонты. У Люмин много шрамов по всему телу. Они везде-везде, некоторые ещё совсем свежие, и Аяка чуть не плачет; Аяка хочет поцеловать их все. Жаль, что Люмин не остановится и наполучает новых. — Нравится? — безобидно усмехается Люмин, поддразнивая Аяку, — Камисато-сан, знаешь, на меня можно не только смотреть, — путешественница протягивает руку и гладит возлюбленную по волосам, — Можешь пока только поцеловать меня, не торопись. Я обожаю все, что ты делаешь. Ты мне так нравишься. От таких слов Люмин действительно хочется только и целовать. Возлюбленные словно мёд и молоко, идеально сочетаются, учитывая тот факт, что Аяка действительно тонет в медовых глазах. Аяка целует. Она бы хотела начать со сладких губ Люмин, или с ее шеи, но от волнения она обращает внимание на то, что больше всего ее волнует в данный момент —шрамы; когда она приникает к чужой груди, на которой точно есть крупные грубые отметины, Люмин удивлённо ойкает и даже поспешно хватается за волосы Аяки — такого она совсем не ожидала, и это застаёт ее врасплох. Это приятно, безумно приятно, Аяка целует соски и всю грудь целиком, гладит руками, чуть сжимает, одаривает бесконечной любовью. Люмин выгибается и льнет ближе, на ее щеках проступает довольный румянец, ощущений много-много, не хватает сил, чтобы все осмыслить. — Аяка, — шепчет Люмин, — Аяка. Прелюдия кажется сладкой мукой. Люмин возбуждена слишком долго, она терпит давно — ещё с того момента, как Аяка терлась о ее бедро, вцепившись пальцами ей в плечи, но сейчас ее терпение почти кончается. — Аяка, — Люмин несдержанно хнычет, бьёт пятками по татами в нетерпении, каждый поцелуй Аяки заставляет путешественницу дрожать, — Боги. Куда делось твое стеснение... Люмин думала, что сможет держать себя в руках, но на практике это просто невозможно. — Тебе нравится? — робко спрашивает Аяка, мягко отрываясь от алеющего соска, ее лицо все пунцовое, но светится удовольствием: кто бы мог подумать, что доставлять наслаждение — это так же приятно, как и его получать? — Конечно, — выдыхает Люмин, больше запуская руку в чужие волосы, — Ты хорошо справляешься, мне даже не приходится тебя напра... — Нет, — перебивает Аяка, опуская взгляд, — Нет, прошу. Скажи, как ещё я могу сделать приятно? Говорят, можно сделать хорошо внизу ртом... Люмин не хочет знать, где Аяка подобное услышала, и даже не хочет об этом думать — малейшая мысль говокружительна и смущающа; нет, путешественница не готова, она не сможет вытерпеть горячий рот юной Камисато меж своих ног, ее язык и ее дыхание... Это слишком волнительно. Сама Люмин с удовольствием бы сделала то же самое для Аяки, но принять такое она пока не способна. — Не сегодня, — ласково отвечает Люмин, и поспешно добавляет, видя, что Аяка немного расстроилась, — Потом — обязательно, ладно? Сейчас мне будет вполне достаточно твоих рук. — Хорошо, — Аяка кивает, на ее лице снова расцветает улыбка, — Положись на меня, Люми-чан. Юная Камисато выглядит серьезно настроенной, словно она сейчас на тренировке и перед ней стоит сложная задача; Люмин знает, насколько она усердная, знает, что если Аяка попросила довериться — значит, не обманет, и от этого все мысли вылетают из головы, кровь устремляется к низу живота. Она должна направлять и дразнить Аяку, но в итоге дразнят её саму, так, что все, чего она сейчас хочет — это просить. Аяка возвращается к поцелуям, чмокает между грудей, носом утыкается в шею, но Люмин чувствует, как она мнется, как ее рука робко опускается вниз; тогда путешественница кладет свою руку поверх руки Аяки и помогает опуститься, сжать бедро, твердое из-за постоянных тренировок и сражений. Юная Камисато ни на секунду не прекращает целовать, это компенсирует то, что она немного боязливо и трепетно просовывает кисть между ног Люмин; изнутри бедра горячие, покрасневшие и влажные, и это очень волнительно. — Не спеши, — Люмин в блаженстве, но все ещё заботится об Аяке — кто она такая, чтобы торопить? — Аяка, милая, мне так хорошо- Ты все делаешь правильно. Аяка же знает, что на самом деле она должна поторопиться: она ведёт рукой и Люмин неосознанно пытается толкнуться навстречу, вьется и прогибается в спине, тихонько пыхтит и хнычет. Аяка постепенно все меньше смущается, желание сделать Люмин хорошо перекрывает все чувства, хотя казалось бы, ещё десяток минут назад она сама все не могла решиться на подобные касания. Аяка целует Люмин в губы, они на вкус кажутся лучше и слаще самого сладкого молока данго, путешественница смеётся и обвивает шею Аяки руками, прижимая к себе. Так они и целуются, пока Аяка гладит бедро, на этот раз специально снизу вверх, останавливается в конце концов на лепестках половых губ, чувствительных и мокрых от возбуждения; Люмин в ответ на это коротко выдыхает ей в щеку и чуть больше раздвигает ноги навстречу долгожданной ласке. — Не бойся, — доверчиво шепчет Люмин, — Будь напористей, — Аяка вздыхает, ведь было бы проще, если бы Люмин сама направила ее своей рукой, показала, как надо. Ошибиться страшно. Аяка легонько, на пробу, надавливает, и пальцы охотно скользят между нежными складками; теперь то, как Люмин вся пульсирует в нетерпении, очень хорошо ощущается. Путешественница довольно выдыхает и жмется ближе. — Вот так, — мурлычет Люмин, всё двигая бедрами в нетерпении; пальцы проходятся от промежности до клитора, но этого все ещё недостаточно, — Ах, Аяка... — Да, Люми-чан? Разумеется, Аяка представляет, что нужно сделать, но... Путешественница так любила дразнить её и вечно ставила ее в неловкое положение — стоило только вспомнить о том, как Люмин притащила Аяку на общественные горячие источники и заставила смущенную девушку сидеть с ней в общем бассейне... слава электро архонту, в тот час там не было так много людей; у Люмин даже получилось затащить Аяку в неприметный угол и компенсировать весь стыд: они целовались так долго, что губы начали болеть. В общем, Аяка решает подразниться в ответ. Люмин, спустя мгновения, когда Аяка все так же потирает ее промежность, не касаясь особо клитора, это понимает. — Ты что, играешь со мной? — возмущённо выдыхает Люмин, обиженно дуя губы. — О чем ты, моя драгоценная? — нервно хихикает Аяка в ответ, заставляя догадку Люмин подтвердиться. — Ты играешь со мной, — повторяет Люмин, уже утверждая, а не вопрошая. В какой-то степени это умиляет ее и она с удовольствием соглашается на правила игры. Аяка решила смутить ее, преодолев собственное стеснение, и это было похвально. Однако Люмин не хочет проигрывать. — Камисато-сан так жестока, — наигранно хнычет путешественница, — Она мучит меня... Видно, я рассердила её, — она обхватывает щеку Аяки своей ладонью, — Что я могу сделать, чтобы заслужить прощение, моя принцесса? У Аяки краснеют даже уши, она, видимо, не ожидала такого представления от Люмин. — Я сделаю все, что угодно, — Люмин едва ли не смеётся, пытается выглядеть серьезно, — Прошу. Если Камисато-сан не хочет больше касаться меня, я могу сделать ей хорошо ещё раз, и ещё, и ещё, пока она не смилуе- — Люмин! Замолчи, — Аяка испуганно закрывает ей рот свободной рукой, при этом отводя взгляд, — Вовсе не нужно так меня дразнить... Я все поняла. — Но я не дразню, — возражает Люмин ей в ладошку, — Я была абсолютно серьезна, когда говорила, что... Она невыносима! Этой путешественнице, кажется, совсем не знакомо слово стыд. Чтобы заткнуть ее, Аяка убирает руку с ее губ и потом целует, теперь точно не давая возможности Люмин говорить подобные вещи. Тем временем пальцы находят головку клитора и проходятся по ней пару раз на пробу — от этого Люмин замирает и отрывается от поцелуя, откидывает голову назад и прикрывает глаза, весь ее вид кричит о том, чтобы Аяка не останавливалась. — Можешь вставить и парочку пальцев, — шепчет Люмин умоляюще, приподнимает бедра, приглашая, — Пожалуйста, пожалуйста... — Аяка колеблется, пока не опускает взгляд вниз, на влажную вульву возлюбленной, и та действительно словно требует прикосновений, нежная и розоватая. Аяка легонько раздвигает лепестки половых губ и находит вход, узкий, но мокрый, осторожно вставляет пальцы. — Тебе не больно? — обеспокоенно спрашивает Аяка. — Глупышка, — отвечает Люмин, накрывая руку Аяки своей и проталкивая пальцы глубже уже почти в абсолютном нетерпении, — Посмотри, какой ты меня сделала. Разве мне может быть хоть чуточку больно? Аяка на пробу двигает пальцами пару раз, толкаясь поглубже, рука Люмин всё ещё тут, направляет ее, помогает ей — клитор потирает сама в нужном темпе, чтобы Аяке было чуть проще и чтобы Камисато сосредоточилась на собственных движениях. — Боги, какая же ты, — хнычет Люмин, извиваясь под Аякой, словно змейка; юной Камисато приходится чуть навалиться на неё, чтобы она не дергалась так сильно, — ах— Аяка! Камисато подстраивается под темп Люмин, он достаточно нетерпеливый и быстрый, монотонный; Аяка исцеловывает чужую шею и свободной рукой мягко сжимает грудь, мнет легонько и ласково, и в этот момент чувствует себя самой счастливой на свете. Во время их первой встречи Аяка влюбилась так сильно, и даже сначала не надеялась на простую дружбу, что уж говорить о поцелуях и о том, что они делали сейчас. Даже сейчас Люмин в ее постели кажется просто сном. Но это не сон, слава Архонтам. Аяка не помнит, насколько быстро Люмин достигает пика, она только помнит, как та коротко стонет и замирает, вся сжимаясь внутри — оргазм накрывает с головой и длится словно вечность; Аяка нежно чмокает щеки Люмин, пока та пытается отдышаться. — Я очень люблю тебя, — шепчет путешественница, от чего Аяка вся рдеется и смущённо отводит взгляд; они обнимаются и Люмин гладит Камисато по волосам; обе дышат тяжело — одна из-за волнения, другая — из-за первой. Тут же с головой накрывает сонливость и Аяке кажется, что она никогда не сможет покинуть постель — так ей хорошо и уютно вот так лежать, прижимаясь к Люмин. — Давай подремлем немного, а потом сходим в купальню, — говорит Люмин, которой пока спать не хочется, но которая вовсе не против поваляться и отдохнуть в объятиях Аяки. Аяка отвечает еле слышное "угу" и так засыпает.