Голос в голове

      Дни в пустой квартире тянулись уж слишком мучительно. Тяжело, когда ты становишься врагом всей Англии и ради ее светлого будущего пачкаешь руки в крови аристократов, давно потерявших всякие границы и совесть. А у Уильяма она все еще была. И сейчас мучала его сильнее прежнего. Мориарти каждую ночь просыпался от кошмаров. Он помнил лицо каждого убитого им человека, их последние слова. Те ужасы, которые они творили при жизни, казалось, должны были оправдывать поступки преступного лорда, но сам он так не считал. Каждое убийство оставило неизгладимый след на душе. Он все еще пытался отмыть мнимую кровь со своих рук, но как бы не старался, она все равно чудилась ему. Он считал себя грязным, порочным и недостойным жизни, чтобы там не говорил Шерлок Холмс – человек, спасший Уильяма от самого себя и попытки самоубийства. Именно Шерлок раскрыл ему глаза и показал, что даже такой как Уильям достоин жизни. Но сейчас Шерлок далеко. Где-то там он сражается, помогает людям. Хотя изначально согласился на всю эту работу только ради спасения своего друга. Шерлок не рядом. И Уильям совсем не хочет этого признавать, но он бы хотел сейчас сидеть в его объятиях и просто молчать. Ему нравилось, когда они так делали. В такие минуты он молился, чтобы Холмс не начал задавать ему вопросы, потому что Уильям не сможет найти ответы на них и любые мысли о будущем и о нем самом бросают в дрожь. Шерлок все понимал и только терпеливо ждал, зная, что должен быть просто рядом. Поэтому он так сильно переживал, оставляя в этот раз своего Лиама одного надолго.       В попытке заглушить поток переживаний о Шерлоке и мысли, что он может не вернуться домой живым, Уильям снова вышел в город за покупками, хоть ему и запретили это делать. Еда, заботливо оставленная Холмсом, конечно же, еще не закончилась, но Мориарти хотел приготовить нечто иное. К тому же он всегда скидывал подобные дела на Льюиса и сейчас, когда его не было рядом, все больше понимал, что мало что может самостоятельно сделать по хозяйству. Он решил, что это надо исправлять.       Возвращаясь домой с пакетом овощей и куском мяса, Уильям думал о той девочке, что пару недель назад повстречал примерно на этой же улице. Тогда они вместе искали потерявшийся подарок, и он впервые понял, что может помогать людям не только убийствами. Эмоции от благодарности той девочки снова вспыхнули в его сердце и растеклись приятными воспоминаниями по всему телу, проявляясь в светлой улыбке. В таком состоянии Мориарти пробыл не долго. Уже почти подходя к дому он снова невольно начал думать о том, как бы ему сделать и себя, и мир лучше. Что он может сделать для людей? Как может защитить их? Не искать же ему потерянные подарки всю свою оставшуюся жизнь.       А стоит ли вообще его жизнь чего-то? Кажется, что сейчас уже нет. Он абсолютно бесполезен, ничтожен и слаб. Он совершил слишком много грехов, разве таким есть место в новом мире, который он так старательно создавал?       Проходя на кухню, Уильям немного усмехнулся, подумав о том, что Шерлок точно бы разозлился на него за такие слова, если бы был сейчас тут. Но его здесь нет… И Мориарти приходится признать, что без детектива рядом его психическое состояние становится все хуже.       Он неумело обращается с ножом, пытаясь порезать обычную морковь. Уильям решил, что попробует приготовить суп.       А убивать ножом у тебя получается лучше, чем готовить не так ли?       Уильям пытается отмахнуться от этих мыслей, но кажется все четно.       Только и способен, что на убийства.       Тебе не будет места в этом мире.       Он все менее уверено режет продукты, добравшись уже до картошки.       Шерлок ошибается на твой счет.       А кстати, как он там сейчас? Наверное, лежит в лужи собственной крови, безжалостно подстреленный каким-нибудь головорезом. А все из-за тебя. Из-за тебя он согласился на это задание.       Ты жалок. Даже позаботится о себе сам не можешь. Все приходится делать Шерлоку.       Ощущение, будто второе «Я» поселилось в разуме Уильяма. И как бы не старался, он не в состоянии избавиться от всех этих мыслей. Он знал, что не прав, знал, что не должен так про себя думать, должен исправляться и создавать новую хорошую версию себя. Но с каждым новым днем без Шерлока Уильям, казалось, все больше слабел и не был в состоянии сопротивляться этому голосу.       Может, если ты не хочешь убивать больше, убьешь себя, м? Тем людям не особо нравилось, когда ты вонзал нож им в сердце. А каково это вообще? Им же наверняка было больно. Даа, ты же помнишь их крики и гримасы ужаса. Ты совершил много плохих поступков, почему бы тебе не заплатить за них?       Уильям застыл, смотря на нож в своей руке. Мысли были такими сильными, что теперь он не мог от них спрятаться, даже думая о теплых объятиях Шерлока. Он действительно сделал много плохого, он ничем не отличался от тех людей, чьи жизни считал правильным обрывать. Он и сейчас считает это правильным, но точно никогда не сможет простить себе убийство каждого человека, пускай даже самого гнилого.       Ты заслуживаешь боли.       Уильям мысленно соглашается и подносит нож к своему запястью.       Холодное лезвие касается бледной кожи, ему очень страшно, и какое-то время он стоит так, не решаясь сделать этого. Причинить себе боль сложно. Для некоторых сложнее, чем причинить боль другому человеку.       Давай! Сделай это!       Сердце бешено стучит. Уильям больше не контролирует себя, разум затуманен, а руки двигаются сами.       Он наносит себе первый удар по запястью, и кровь тонкими струйками начинает сочиться из раны. Эти капли завораживают.       О да, вот что значит боль. Теперь ты тоже ее чувствуешь. Это единственное, что ты в праве получить.       Он наносит второй удар, теперь еще глубже, а на его лице отражается боль. Останутся шрамы, но это точно не смертельно. Сейчас Уильям думает о том, что если бы он и убил себя, то сделал бы это медленно, доставляя себе как можно больше боли, которую, как он считал, он заслуживает. Но вот свою жизнь он, кажется, не в праве отнять у других людей теперь. Ведь есть те, кому он важен и дорог.       Третий удар.       Он не считает, что достоин этих людей, вечно переживающих за него и окутывающих заботой.       Мориарти бросает в дрож, а по щекам текут слезы. Он не отдает отчет своим действиям.       Еще! Еще!       – Лиам! – этот отчаянный возглас отрезвляет и режет больнее, чем самое острое лезвие.       Когда Шерлок успел вернуться? Почему он его не заметил?       – Что ты делаешь!? – Шерлок в мгновение преодолевает расстояние между ними и хватает Мориарти за плечи.       Нож падает на пол. В голове проносится сотня мыслей, но ни одна из них не смогла бы стать адекватным ответом на столь логичный вопрос. Накатывает паника. Холмс не должен был видеть этого, но Уильям не предполагал…       – Зачем? – Во взгляде Шерлока читается нескрываемый страх и ужас. Уильям хочет отвернуться, но ему не дают.       Он молчит. Ему стыдно. Стыдно, что он позволил себе слабость, стыдно, что Шерлок увидел это. Он чувствовал себя так, словно предал его.       Шерлок тяжело вздыхает, понимая, что глупо сейчас просто стоять и орать на своего неблагополучного друга. Он молча сажает Уильяма на стул и достает аптечку. Холмс осторожно начинает обрабатывать раны, стараясь не причинять еще больше боли. Страх и шок потихоньку сменяются на злость.       – Прости, – тихо произносит Уильям, смотря виноватыми глазами в пол.       Шерлоку хочется прямо сейчас отчитать Лиама и высказать все. Он и так волнуется за его состояние, а тут еще и такое. Раньше он не сталкивался с подобным. Поэтому и боится вообще что-либо говорить, чтобы не сделать хуже. В полной тишине Холмс заканчивает перевязку и убирается на кухне.       – Шерли я…       – Оставь свои оправдания на потом. Я вижу, что тебе тяжело, так что, если не хочешь, можешь ничего не говорить.       – Спасибо, – тихо отвечает Мориарти.       Тяжело вздохнув, Шерлок подхватывает Уильяма и переносит его на мягкий диван в гостиной.       Конечно же, их позже ждет серьезный разговор, и Шерлок выскажет все, что он думает. Но пока он знает, что должен просто быть рядом и дать Уильяму время. Мориарти заметно расслабляется в теплых объятиях, а Шерлок мягко гладит его по голове, думая о том, что он больше ни за что не оставит свое солнце так надолго одного.