Твоим останусь сном

      Узнав о смерти Шустрого в тюрьме, Пыр ушёл от своего клуба задворками гаражей и курил, курил, курил, пока пальцы не нащупали в пачке последнюю сигарету. Её он оставил. Всё равно скоро пригодится, уж больно неспокойное стояло время.       Он знал, что лучше просто забыть об этом. Все следы подчищены, на клуб это больше никак не повлияет. Он знал, что спустя некоторое время сумеет убедить себя в том, что ничего особенного не произошло.       Пыр всегда это умел. Так он однажды убедил себя, что шрамы от улыбки Глазго не такие уж и уродливые. Что Фиона и Керри смогут нормально жить и с Джимми О. Что Ирландия ему никогда особо и не нравилась. Что Джекс Теллер сможет сделать лучше для клуба. Что Клэй Морроу, человек, приютивший его однажды, его президент долгие годы, не достоин даже воспоминания. Что он, Пыр Тэлфорд, ненавидит смуглого парня с чёрным ирокезом и глазами побитой собаки за то, что тот их предал. Наконец, что сам он сможет стать хорошим президентом и вытянуть «Сынов» из этого дерьма.       А потом его вдруг вызвали в Стоктон. В пустой комнате для свиданий черноволосый нацист без бровей с ледяными глазами змеи сказал:       — Этот мальчик был очень мил.       Пыр удержал себя в руках, сохраняя то же каменное лицо, с каким он принял соболезнования после смерти Джекса Теллера. Рон Талли — точно не тот человек, которому стоит видеть его эмоции.       Талли тем временем добавил:       — Он просил передать вам это.       Сложенный лист бумаги, маленький квадратик, скользнул по столу. Пыр увидел на нём своё имя, написанное карандашом, неровным крупным почерком. Он взял его в руку, повертел, перевернул. На него глянуло другое имя, напечатанное — Эмили Бронте.       — Малыш испортил книгу, чтобы вам написать. Жаль, я её очень любил.       Пыр по-прежнему не отвечал. Только спрятал листок в нагрудный карман жилета и снова посмотрел в нечитаемые змеиные глаза. Возможно, Талли уже знал содержание письма. Прежний президент «Сынов» мог поверить слову этого человека. Нынешний не готов был доверять ничему.       — Это была его последняя просьба. Впрочем, нет. Последним его желанием было доесть пирог.       Пыр убрал руки со стола, чтобы Талли не видел, как он их стиснул.       Вернувшись в клуб, он попал под залп встревоженных вопросов и под проницательный взгляд своего вице-президента. Выдумывать предлоги тюремного визита не пришлось — дальше он и Талли и в самом деле обсуждали пути дальнейшего сосуществования их банд. Когда обсуждение внутри клуба угасло, он отвёл Тига в сторону и сказал:       — Я отойду, скажи ребятам, чтобы не трогали без форс-мажора.       Тот спокойно кивнул.       — Окей. Всё в порядке, брат.       Пыр не мог угадать по его взгляду, понимает ли он причину.       Лист с указанием адресата оказался импровизированным конвертом — сделанным из титульного листа книги. Само письмо было написано блёклым карандашом, крупным, неровным почерком прямо поверх книжных страниц. На них были стихи. Пыр повертел лист в руках, намеренно не вчитываясь в карандаш, выхватывая взглядом отдельные печатные строчки:       «Да будет вечным этот миг —       Внезапный мой покой».       На другой стороне:       «Никто не подал мне руки,       Никто в глаза не поглядел».       И в самом низу:       «Бежать в себя и — что страшней —       В себе найти весь этот ад».       Холод пробежал по спине, прямо под нашивкой со смертью. Пыру пришлось оторвать глаза от листа, оглядеться, отдышаться. Ему показалось, что он уже читает письмо, а не стихи с листа, на котором оно было написано. С ним будто заговорил призрак. Пыр долго разглядывал стену облупившуюся стену гаража и выцветшее калифорнийское небо, чтобы прогнать это пугающее ощущение и, забыв о стихах, собраться с духом и перейти к главному.       «Здравствуй, брат.       Прости, что до сих пор зову тебя братом. Хотя сейчас имею право так звать только тюремного таракана. Ты знаешь, он огромный. Хотя, конечно, знаешь, ты тоже их видел.       Надеюсь, ты уже не сжёг это письмо.       Ты можешь мне не верить, но мне правда очень, очень, очень жаль. Я не хотел, чтобы так было. Я дурак и трус. Надеюсь, Бобби смог бы меня простить. Кстати, татухи я так и не свёл, и уже не успею. Надеюсь, вы простите меня и за это.       Может быть, то, что со мной происходит в тюрьме, сможет искупить хотя бы часть того, что я сделал. Надеюсь, ты никогда не узнаешь, что здесь со мной было. Вряд ли Талли расскажет. Иногда я и сам не верю, что это реальность. Может, всё это только сон, и та проклятая ветка не обломилась. Так было бы лучше. Прости.       Я принял решение. В этот раз всё будет правильно. И на моих руках моей крови тоже не будет. Жаль только, что здесь ниоткуда не видно даже кусочка неба.       Пока, брат. Может, увидимся на той стороне.

Шустрый»

      Пыр медленно сложил бумажку и убрал её во внутренний карман, потом так же медленно закурил. Но единственная оставшаяся сигарета кончилась слишком быстро.       В тот день по Шустрому в первый и последний раз кто-то плакал.