Противоречия

Хината Шоё раздражает. Мозолит глаза, носится по площадке, прыгает вокруг своих сокомандников и создаёт невероятно много шума. Мелкий первогодка — больше похож на детсадовца — смотрит с восхищением абсолютно на всё, что его окружает, восторженно глазеет на сильных соперников, которые выше чуть ли не в два раза и гораздо шире в плечах. Сакуса скользит взглядом мельком, с равным отвращением оглядывается на команды вокруг себя и на мгновение останавливается на Карасуно. Почему-то он уверен, что те проиграют в первом же матче, даже несмотря на гения-пай-мальчика Кагеяму в арсенале. Десятый номер вылетает из головы со всем лишним, когда он ступает на площадку против Инубуши. А когда уходит с проигрышем под аккомпанемент возгласов сожаления в сторону капитана, видит, как десятый номер лежит, не в силах подняться. Он испытывает что-то вроде сожаления (потому что его ожидания не оправдались, и Карасуно вошли в топ-8) и презрения (какой идиот, зная о своей значимости, станет так пренебрегать здоровьем). Третьегодка-Сакуса снова встречает второгодку-Хинату. Снова на национальных. Снова наблюдает со стороны. Хината прыгает высоко, бегает быстро, через раз принимает подачи и пробует подавать сам (пару раз прямо в сетку). Такой же шумный и яркий, что глаза начинают болеть. Сакуса смотрит не отрываясь. Не хотелось бы ему играть против Карасуно, где у каждого есть какой-нибудь мерзкий приёмчик. Комори зовёт его к команде, а Сакуса последний раз скользит взглядом по приманке, прежде чем тот пропадёт из его жизни и забудется на пять лет. Врождённый перфекционизм не позволяет забросить волейбол даже с поступлением в колледж. Просто Сакуса ещё не достиг вершины, только начал раскрываться и забрасывать дело на половине пути не хочет от слова совсем. Не в его принципах. Он по-прежнему нелюдим, желающие подружиться с талантливым игроком пропадают после первого курса, тренировки и хорошие оценки становятся приоритетами на ближайшее будущее. Ничто не мешает жить до обидного невеселую монотонную жизнь. За два года удаётся стать самым ценным игроком в студенческой лиге, а оттуда уже рукой подать до национальной сборной. Когда он стоит перед своей новой командой, то замечает аса Фукуродани и связующего Инаризаки, которые сверкают глазами и дождаться не могут момента, чтобы достать распросами о жизни своего старого-нового знакомого. Сакуса хочет сбежать. Почти сразу Ацуму начинает снисходительно называть его Оми-кун, за ним Бокуто, а там и остальные. — Я не разрешал тебе обращаться ко мне по имени. — Оми, не будь врединой, мы же теперь в одной команде, — Мия с улыбкой хлопает по спине наверняка грязной рукой и сбегает в другой конец зала. Абсурдные перебранки с тринадцатым номером раздражают. И иногда веселят. Но всё равно раздражают. Сакуса позволяет себе издевательски хихикать на тренировках над каждой подачей Ацуму, улетевшей в аут. Ещё через несколько месяцев тренер объявляет о новых игроках. А на следующий день в проходе появлются трое, среди них двадцать первый номер — низкий, рыжий, с ровным загаром на коже. Хината Шоё, с пылу с жару прямиком из Бразилии. Первым на него бросается Бокуто, сгребает своими ручищами, и они вместе начинают радостно орать наперебой. Туда же подтягивается Мейян вместе с Ацуму. Концентрация крикливых идиотов резко повышается. Хината Шоё удивляет. Посреди матча Сакуса чуть позорно не взвизгивает, когда находит его под боком, хотя пару секунд назад он был на другом конце площадки. А затем тот подходит во время растяжки, садится напротив и начинает голосить: — Сакуса! Привет! Я Хината Шоё! Рад знакомству! Может из-за обезоруживающей улыбки, может из-за громкого приветствия прямо в лоб, Сакусе требуется на три секунды больше обычного, чтобы хоть сколько-нибудь остроумно ответить: — Мистер «Я заболел и меня посадили на скамейку запасных». Вопреки ожиданиям Хината не обижается и не сбегает с криками, как сделал бы это Ацуму. Продолжает сидеть рядом с ним, всё ещё пытаясь наладить общение. И на слова о том, что Сакуса не общается с раздолбаями людьми, которые не умеют следить за здоровьем, Хината снова улыбается. — Можешь не волноваться об этом! Я научился на своих ошибках. Теперь я совсем другой. Действительно другой. Ещё более непредсказуемый, более умелый, более уверенный, чем раньше, с равномерно развитыми физическими показателями и безупречными движениями во время игры. Сакуса даже немного проникается к нему симпатией… Настолько немного, что откапывает старые журналы, где находит одну колонку о быстрых атаках Хинаты и Кагеямы, разворот с информацией о стартовом составе Карасуно и пару слов о том, насколько Хината невероятный, что даже с такими данными может тягаться с сильными соперниками. Руки сами тянутся к ноутбуку, сами залазят в интернет, и в два часа ночи Сакуса понимает, что смотрит четвёртый матч подряд. Четвёртый матч, где ещё старшеклассник Хината взлетает над сеткой и пробивает блоки. — Это всего лишь любопытство, — оправдывается Сакуса перед собой. — Он мне не интересен, — врёт Сакуса своему отражению в зеркале. — Я ему не нравлюсь, — убеждает себя Сакуса и пытается забыть звонкое Оми-сан, с которым Хината встречает его на каждой тренировке. Весь апрель и май проходят в трясине самокопания. Хината выбивает его номер телефона и периодически написывает различные глупости, начиная от — Доброе утро, Оми-сан! И заканчивая — Сходим в кафе послезавтра? Не то, чтобы Сакуса этого очень и очень хотел, но вот он стоит в тени под навесом и с холодящим внутренности ужасом смотрит, как Хината радостно бежит в его сторону. Вообще-то Сакуса не любит толпы, а сильнее толп ненавидит грязь, но вот он сидит напротив Хинаты в кофейне, полной народу, и упорно не смотрит на то, как тот гоняет пластиковую трубочку между нежных губ. И как эту самую трубочку он слегка покусывает. И как изредка проводит по этой трубочке языком. Фу, думает Сакуса. Хочу быть на её месте, думает Сакуса. В июне Сакуса навещает семью, остаётся в родительском доме на долгие три недели, обременённый разве что обществом братьев и сестёр и домашней рутиной. Телефон периодически вибрирует от сообщений в чате сокомандников, чьих-нибудь редких звонков и уведомлений с рекламой. Удивительно, что Хината никак не даёт о себе знать, не желает доброго утра и спокойной ночи с того самого визита в кафе. Диалог (почти монолог) обрывается двадцать первого мая, с адресом и временем встречи. Грызущее сердце чувство заставляет Сакусу неуверенно напечатать «Чем занят?». Палец быстро нажимает на стрелку отправки, сообщение улетает получателю, Сакуса замечает собственный ускорившийся пульс. Ответа нет ни через две минуты, ни через два часа. Дальнородственная малышня утягивает во двор кидать мячик прежде, чем он успевает спрятаться в комнате. И уже ближе к ночи, когда взрослые разъехались со своими спиногрызами, весь дом затих и лёг спать, Сакуса выскальзывает в спасительную прохладу улицы. 3 новых сообщения от Хинаты Привет, Оми-сан! Весь день играл с ребятами из местной команды А ты? Сакуса гипнотизирует экран, а потом спрашивает, может ли он позвонить. А потом вспоминает, что на дворе глубокая ночь и чувствует себя идиотом. В своём идиотизме он не одинок. Искажённый голос Хинаты из трубки даже немного радует. Губы против воли дёргаются в скромную улыбку, пока собеседник болтает обо всём, что с ним успело произойти. Скоро он берёт передышку. Сакуса слушает тишину и ровное дыхание и примерно полторы минуты спустя спрашивает: — Почему?.. Почему ты не писал? Ровное дыхание немного сбивается. — Я был… То есть у меня… Ну, дела? Ты уехал отдыхать и мне показалось, что тебе не захочется, чтобы тебя беспокоили. Так что… Да. Вот. — Ты думал, что беспокоишь меня? — Ты сам об этом всегда говоришь. Ну да. Сакуса говорит. Или просто смотрит своим оставь-меня-в-покое взглядом. Зачастую это адресуется Ацуму, иногда перепадает Бокуто, или Бокуто, Ацуму и Хинате вместе взятым, потому что на расстоянии меньше чем десять метров друг от друга их мозг атрофируется. — Я не против твоей компании. Только если не будешь перегибать палку. Прежде чем Хината срывается на восторженный ультразвук, Сакуса сбрасывает звонок. Вот и поговорили. Июль проходит в собственной квартире, куда пару раз, ради разнообразия, заглядывает Комори. Ежедневная рутина спотыкается о пустой холодильник и закончившиеся одноразовые маски, приходится наведаться в ближайший супермаркет. Затем перерыв заканчивается, и возобновляются командные тренировки. Хината умудряется уломать его на совместную вечернюю пробежку, потом на ещё одну и постепенно это становится частью повседневной жизни. Незаметно наступает ноябрь, а вместе с ним и последняя тренировка перед предстоящим матчем. Ацуму шепчется с Хинатой (кажется Сакуса слышал слова «Кагеяма», «противник», «быстрая атака» и «победить», когда проходил мимо), который с каждой секундой загорается всё сильнее. Глаза закатываются сами собой. И всё же они выигрывают. Выгрызают победу у профи мира волейбола, собственных кумиров. Растянувшись по полу, Сакуса наблюдает, как Хината и Кагеяма стоят друг напротив друга, их разговор не слышен из-за шума трибун и бродящих рядом телевизионщиков. Ну и ладно, не очень-то было интересно узнать, о чём шепчутся заклятые друзья, они же лучшие враги. Сезон только начался, игры идут одна за одной. Хината ослепительно сияет в свете прожекторов, заливисто смеётся под крики болельщиков и каждый свой матч отыгрывает как последний. Сердце Сакусы бьётся с перебоями. На своё двадцатитрёхлетие Сакуса с размахом устраивает целое ничего. Принимает по видео звонку поздравления от родителей «Да мам, спасибо пап, всё хорошо, я вас тоже, пока» и цепенеет, когда слышит настойчивый стук в дверь, а за ней возню, топот, чьи-то вздохи. Соблазн залезть под кровать, сделав вид что его тут нет и не было примерно никогда, слишком велик, но повторившийся громкий стук (грохот) грозит покупкой новой двери, а в худшем случае переездом. Три тела вваливаются ему под ноги. — Хэй-хэй-хэй, Оми-Оми! А мы думали, тебя нет дома. — Зачем тогда долбил по двери, как ненормальный? — Оми-сан! Оми-сан! Поздравляю! Сакуса молча смотрит на них и надеется, что его глаза скажут больше. В глаза никто не смотрит принципиально. Ацуму уже чувствует себя как дома, вальяжно дефилируя на кухню с внушительным пакетом, Бокуто крутится на месте, Хината с интересом рассматривает чужое жильё. Как его втягивают в эту канитель, он не знает, но приходится караулить каждый шаг и периодически шлёпать чьи-нибудь вездесущие любопытные ручонки. От греха подальше. И всё же посиделки вполне невинные, даже приличные. К его холодильнику и запасам еды почти не притрагиваются. Хватило же визитёрам такта купить еды самостоятельно, и на этом спасибо. В квартире, привыкшей к тишине, одиночеству и регулярной влажной уборке, шум не стихает до позднего вечера. Сакуса не прогоняет их, потому что отчаялся. И потому что ему весело. Подтрунивание над Мией (весь кулинарный талант которого ещё в утробе забрал злобный брат-близнец) уже давно стало чем-то вроде изысканного развлечения для оттачивания собственного остроумия. Бокуто является катализатором нервных тиков Ацуму, который пытается отшутиться и поддеть Сакусу, воспринимая буквально каждое слово и ставя в его в тупик. Хината, как милое дополнение в комплекте с двумя болванами, придаёт колорит. В конце концов, из них троих остаётся только Хината, вызвавшийся помочь с уборкой. Он складывает мусор в пакет и аккуратно ставит грязную посуду в раковину. Сакуса краем уха слушает его щебет, пока моет тарелки. Закончив, он поворачивается, чтобы поблагодарить за помощь и выпроводить домой, но видит, что Хината спит, устроившись на маленьком диванчике. Сакуса недолго мнётся и опускается перед ним на колени, рассматривает длинные светлые ресницы, упавшие на лоб пряди волос, острую линию кадыка и торчащие из ворота футболки ключицы. Причина его тахикардии улыбается чему-то во сне. — С днём рождения меня, — шепчет Сакуса перед тем, как приникнуть губами к макушке. Своим любимым пледом он накрывает Хинату осторожно, чтобы ненароком не разбудить и не нарваться на неловкий разговор, и с приятным щекочущим чувством в животе заваливается спать. В выходной день они пересекаются в магазине, в отделе с бытовой химией. Хината изучает стиральный порошок, Сакуса выбирает моющее средство для окон. — Я бы посоветовал тебе этот, — он подкрадывается со спины, нависая, а когда Шоё испуганно оборачивается, медленно протягивает взятую с верхних полок коробку. — Хороший состав и хватает надолго. — Что ещё посоветуешь? — наконец отойдя от шока, Хината привычно улыбается и заглядывает в чужую тележку. — Тебе нравятся умэбоси? Мне тоже! Субботний поход в магазин затягивается больше обычного, потому что Сакуса таскает Хинату от прилавка к прилавку и говорит-говорит-говорит… Обычно от него сбегают через пять минут монотонной болтовни, но Хината слушает с открытым ртом и впитывает каждое слово. В итоге они идут обратно вместе, и на перекрёстке Хината берёт с него обещание, что тот придёт на день рождения. И Сакуса приходит. Двадцать первого июня нерешительно отирается на пороге пару минут с кучей лишних мыслей в голове, жмёт на кнопку звонка. Первое, что бросается в глаза, это вещи. Много вещей. В основном какие-то безделушки, лежащие повсюду, вроде миниатюрный статуи Христа-Искупителя на подоконнике рядом со стопкой книг. Суккулент на столе, солнцезащитные крем, Dragon Ball на португальском и снова книги. На вешалке, за цветными ветровками и футболками, висит знакомая чёрная олимпийка. Какая прелесть. Этих мелочей настолько много, что Сакусе кажется это странным. Абсолютно всё стоит на видном месте, навязчиво привлекая внимание к себе. Ещё Сакуса думает, что такой человек, как Хината, должен отмечать день рождения в большой компании друзей. — Они заняты, — беспечно пожимает плечами и отворачивается к стаканам, в которые до этого насыпал лёд. — У кого-то работа, кто-то живёт в другом городе. Остался только ты. Та небрежность, с которой говорит Хината, настораживает Сакусу ещё больше. По телевизору крутят какой-то сериал, Хината сидит справа, прижимаясь бедром, смотрит и со смехом комментирует происходящее на экране. Сакуса смотрит исключительно на Хинату. Смотрит, как он берёт из тарелки персик. Как подносит ко рту. Как впивается зубами в сочную мякоть. Как собирает языком сбежавшие капли сока. Его губы ожидаемо оказываются липкими и сладкими, и ничего вкуснее в своей жизни Сакуса, кажется, не пробовал. Его губы мягкие и ласковые, и они уверенно отвечают на неуверенный поцелуй. Хината обволакивает нежностью. Касаться его — стопроцентное удовольствие. Чувствовать его прикосновения в ответ — настоящая эйфория. Эмоции, копившиеся в Сакусе двадцать три года и три месяца, прорываются лавиной и захлестывают Хинату с головой. Киёми отпускает себя и прижимается губами к щекам, к носу, ко всему, до чего дотянется, пока Хината посмеивается и влажно шепчет в ухо, что ждал его целый год и что это — самый лучший день рождения в жизни. Обнимать кого-то оказывается приятно. И несмотря на ранний час, они так и засыпают до вечера, ухватившись друг за друга. Сквозь сон Сакуса чувствует, как Хината горячо выдыхает ему в шею и притирается головой к широкой груди. Хината медленно, но верно захватывает его жизнь, осторожно ощупывает пределы личных границ. С ним интересно, а без него смертельно скучно. На вечерних пробежках, после упражнений с мячом, очень часто Хината тащит за углы домов, за деревья, в безлюдные места, тянется на носочках и долго целует, пока вокруг никого нет. Ему вообще нравится целоваться: целомудренно прижиматься на миг, скользить влажными губами по чужим, осторожно запускать язык и тихо стонать от того, как Сакуса крепко прижимает к себе. Сакусе нравится тоже. То, что Хината не зовёт его к себе, становится ясно не сразу. Приходит к нему, вытаскивает в город, после прогулок мило улыбается, но не просит остаться на ночь и всегда шустро исчезает за дверью. Выпытывать долго не приходится. — Там воспоминания. Все безделушки, все вещи, напоминающие о школе, двухлетней жизни в Бразилии и друзьях. — Почему не уберёшь? — Без них пусто. Так ещё хуже. Понять сложно, но Сакуса пытается. Внимательно слушает, как тяжело было сорваться на другой край света, почти в другой мир, как сложно было поначалу осваивать пляжный волейбол. Слушает о подработке, тренировках, новых друзьях, желании всё бросить, потерянном кошельке, который подарила сестра. Слушает терпеливо, наблюдая как Шоё раскрывается перед ним, обнажает ту часть себя, которая пряталась ото всех и о которой никто не догадывался. Потом молча обнимает, весь вечер охраняя хрупкий сон и думает, как было бы славно жить вместе. Год спустя они покупают большую квартиру в спальном районе. В ней светлые стены и красивый вид из окна. Сакуса помогает с переездом, подписывает картонные коробки, в которых лежат немногочисленные пожитки. Хината тем временем складывает одежду. Теперь его квартира действительно кажется пустой и неуютной, по спине пробегают мурашки. За два дня удаётся собрать всё и отвезти в новое жилище, где в таких же коробках лежат вещи Сакусы. Они едут в магазин, где долго спорят по поводу кровати и в конце концов сходятся на двуспальном монстре из тёмного дуба. Сакуса донимает консультанта ортопедическим матрасом, Хината несётся в соседний отдел, где сметает с полок подушки, пледы, покрывала, крутится рядом со шторками для душа и не может определиться между белой с листьями и серой с узорами. Сакуса снова подкрадывается сзади. — Хочу прозрачную. Чтобы было удобно подглядывать. — Оми! Гигантская кровать, как ни странно, отлично вписывается в интерьер. Хината неизящно запрыгивает на неё, утопая в мягком одеяле. Недолго думая, Сакуса присоединяется. В эту же ночь он впервые дотрагивается до него так, как никогда и ни к кому до этого. Неторопливо избавляет от одежды, под которой красивые изгибы молодого тела и бугрящиеся мышцы. С нажимом ведёт ладонями по обнажённой коже, изучает, притирается, лижет, целует. — Шоё, — сбивчиво шепчет в шею, пока собирает капли пота с атласной кожи и толкается между плотно сомкнутых ног. Хината дрожит под ним, что-то бубнит в подушку, всхлипывает на каждое откровенное прикосновение ниже пояса и укусы в шею. Хината краснеет и стонет, когда между бёдер становится горячо и влажно. Его руки тянутся сжать Киёми в объятиях, пока тот резкими движениями доводит его до оргазма и крадёт звучные вздохи собственными губами. После они долго и мокро целуются, сплетённые между собой руками и ногами. И крепко засыпают в обнимку. У Сакусы в голове туман эйфории и абсолютно глупая счастливая улыбка на лице. Он чувствует себя прямо как тогда, в день рождения Хинаты. Каждое утро начинается со слов любви и ленивой возни под одеялом, продолжается за завтраком пустой болтовнёй, перетекает в день, наполненный работой в доме и заканчивается вечером с горячим чаем и пожеланием спокойной ночи перед сном. Ходить на тренировки вместе из новой квартиры ближе и быстрее. Можно даже сократить половину пути через парк, идеально подходящий для вечерних пробежек. Ещё приятнее возвращаться с выездных игр также вместе и отсыпаться по двенадцать часов, чтобы потом долго доводить друг друга до иссупления и после первого же пожалуйста трахаться до звёзд перед глазами. Когда Хината уезжает к семье в Мияги, становится немного одиноко. Сакуса уже привык к тёплой тяжести чужого тела в кровати, к шуму и смеху, к шутливым подначкам (кто последний, тот готовит ужин), к самому Хинате рядом. На стуле висит забытая олимпийка. Кажется, что сейчас Шоё прибежит в комнату, накинет её на плечи, скажет что-то вроде «не скучай, Оми!» и унесётся на улицу. Сакуса аккуратно вешает на плечики, убирает в шкаф. Облегчения это не приносит. Воровато оглядываясь, он прижимается к ней носом. Олимпийка ещё пахнет гелем для душа, дезодорантом и теплом… …и теперь он понимает, какую тоску Хината чувствовал, окружённый напоминаниями и одиночеством. Осенний холод проникает под слои одеял и пледов. Повернутый на порядке Сакуса лежит в окружении вещей Хинаты и чуть ли не скулит побитой собакой. Он хочет его обнять, поцеловать, затащить в кольцо своих рук, чтобы никогда не выпускать и постоянно повторять люблю. Засыпать в этой пустоте невероятно сложно. — Оми… Оми, подожди, — сумка выпадает из ослабевших пальцев, которые цепляются за мягкую ткань домашней футболки. Последнее, чего ожидал Хината по приезде домой, так это того, что Сакуса набросится на него прямо с порога, не дав не то что сходить в душ, даже снять обувь. — Я скучал, — его утягивают прямо на пол и начинают раздевать там же. — Я так по тебе скучал, Шоё. Поток слов про спальню или хотя бы диван прерывается поцелуем. Жёсткие половицы неприятно давят на кости, но что важнее всего — это Сакуса, сидящий на его бёдрах и притирающийся к стояку. Последнее, чего ожидал Хината по приезде домой, так это того, что Киёми будет так откровенно стонать, насаживаясь на его член. С пола получается продвинуться разве что к стене, у которой Хината жадно отсасывает Сакусе, позволяя ладони в волосах давить, тянуть и направлять. После долгой дороги и радушного приветствия хочется разве что заснуть в прихожей. Нежными пинками Сакуса провожает его в ванную и вместе с ним залезает под душ. Неразобранная сумка с вещами так и лежит в прихожей до самого утра. Хината чувствует, что теперь он дома. Стоя на арене «Ариакэ», Сакуса не чувствует волнения. Он не видит баннеров со спонсорами, не слышит речь диктора, объявляющего двенадцатый день мужского волейбола на олимпийской площадке, не замечает объективы камер. Он смотрит на Хинату. Он влюбляется в него снова.