mon meilleur rêve

Воспоминания одолели сегодня его вновь. Каждый раз, когда он входил в свой кабинет, на него падал флёр прошлого. Иллюзии, словно играючи, танцевали вокруг, если он был совсем уставший. Уперевшись локтем на ручки кресла, исследователь потирал пальцами переносицу, а в ушах звенел смех юркого юноши. Казалось, что было это совсем недавно, хотя время и обманывает людей, для всех было очевидно, что прошло достаточное количество времени, чтобы имя предателя более не произносилось на совещаниях. Давно титул этого мальчишки не мелькал на важных бумагах, не произносился шепотом трусливыми офицерами, не тянулся ласково доктором. Во дворце словно не оставалось ни одного напоминания о нем, лишь одинокий призрак его присутствия жил в кабинете доктора. Предвестник не мог знать точно, было ли это побочным эффектом туманной травы или останков архонтов, может, других вещей, которые могли влиять на сознание человека. А может это было просто его воображение; больной разум не может смириться с потерей единственного, кому было позволено войти в чертоги холодного сердца доктора, найти там себе уютное место и растопить их. К слову, ни один из «срезов» таких галлюцинаций не замечал. Следует изучить эти явления, пока не стало поздно, они очень сильно мешают ходу работы и могут угрожать прогрессу исследований. Он приступит к этому, пожалуй, сегодня, но только после небольшой паузы… *** Темнота. Затем два шага — раз, два. Грохот полок и треск битого стекла. Доктор подскакивает на месте, небольшая дезориентация после сна, и он осматривается вокруг, не понимая, когда успел задремать. Быстро вскочив с места, он оборачивается на источник шума — сначала замечает разлитую на полу цветную жидкость, стекло, резную полку и пару ног. Он тупит взгляд, а затем с абсолютно с пустой головой поднимает глаза. — Я просто хотел посмотреть, она сама отвалилась, — виновато, но улыбаясь, смотрит на него мальчик, так похожий своей красотой на куколку. Кажется, он совсем потерялся в своих снах, мечтах, желаниях… Доктор просто смотрит на него, после садится в кресло, не убирая взгляда. Он закрывает глаза, расслабляется. Слышит, как юноша ногой сгребает стекло в угол, а потом топает к старшему предвестнику и садится к нему на стол, постукивая пятками по встроенным полкам. Обычно этот звук так раздражает, но сейчас будто нет сил даже пресечь этот акт невоспитанности. Маленький кукольный бог руками шарит по записям на столе, по шелесту можно понять, как он берет один лист и читает его, потом откладывает и берет другой. Когда постукивания по дереву прекращаются, это значит ему интересно то, что он читает. — У меня выдалась свободная минута и я сразу пришел к тебе, ты должен быть польщен моим вниманием, а ты спишь, — в последних словах доктор услышал обиду, уголки губ дрогнули в фантомной улыбке. — Даже посмотреть на меня лень, какой же ты любовник после этого, никогда ко мне первый не приходишь. В горле запершило, не то от смеха, не то от наглости собеседника. Врет и не краснеет, даже с закрытыми глазами знает — не покраснел! — Не ври, я всегда ищу тебя, всегда прихожу к тебе, маленький нахал. Дотторе открыл глаза. В груди разлилось теплотой. Скарамуш, его отрада и любовь, страсть и магнум опус, коллега и соратник, друг и просто компаньон. Хитро улыбающийся, как и всегда, значит насчёт обиды юлил — доктор знал. Белая, как фарфор, кожа, розовый румянец на щеках и коленях, контрастные сиреневые глазки и иссиня-черные волосы. Такой же, как обычно. Болтает ногами и смеется. — Ты так устал, очень долго спал. Я уже все на самом деле посмотрел — давно пришел, — Дотторе следит, как Скарамуш ведет взгляд в сторону, на высокую полку с книгами. — Хотя я все уже видел. И кажется, что доктор забылся совсем, смотря на лицо оппонента. Он уже витал в своих мыслях, заваливая самого себя вопросами. Где-то на затворках сознания сверкали заветные слова, которые он хотел сказать своему возлюбленному; нужно подобрать момент сейчас. Эхом в голове чужие слова разлетались и теряли смысл, и он не спешил возвращаться в реальность. Подопытный о чем-то бурно разглагольствовал, а Дотторе лишь следил за его мимикой, за активной артикуляцией, свойственной только его мальчику. Это правда он? Совсем потерялся в реальности, что из этого правда? Отрывками доктор выхватывает сочетания слов из потока речи сказителя: пир для солдат, злые коллеги, противные занудные банкиры и прочее. Вдруг послышалось то, что дало ему надежду. «Синьора опять унижает новобранцев, почему ей можно, а мне нет?» Прошлые иллюзии никогда такого не говорили. О нет, их и рядом поставить нельзя. Фальшивые призраки прошедшего, это все был лишь обманчивый сон. Настолько долгий, настолько мерзкий, но заслуживающий, чтобы рассказать его коллегам и посмеяться: про предательство сказителя, про смерть прекрасной леди, про все-все! В глазах скопились слезы, но душа ликует и ревёт от облегчения. Дотторе наконец отрывается от своих мыслей, вновь вскакивает с кресла, чем пугает юношу перед собой. — Скарамуш, я давно хотел тебе сказать, — настала пора для этих слов, что пылились в его сознании. — Заходи почаще в перерывах, пожалуйста. Сказитель замолчал в мягкой улыбке. Доктор потянул руку к его колену, но она провалилась сквозь него, прижавшись к холодной плоскости. Слезы упали на пустой стол, вьюга за окном ревела подобно сердцу предвестника. «Пожалуйста.»