Дани Рохас чёртова адреналиновая наркоманка.
- Пусть Клара мне заплатит за неё из собственного кармана. За неё, за искорёженный супрэмо и за твою слишком явную ебанутость. Как тебе вообще в голову могла прийти идея высаживаться прямо на головы этих soldados?! Я всегда знал, что ты немного не от нашего мира… Но не думал, что настолько! Неужели твоё желание трепать собственные нервы стало настолько сильным? Она стирает со скул присохшие следы копоти, растирая едва-едва затянувшиеся царапины до новой крови и пожимает плечами, будто бы всё случившиеся для неё совершенно ничего не значило. Хуан прекрасно знал, что это лишь малая толика того, на что может быть способна повстанка, дай ей только волю и «запал», но всё равно упорно игнорировал тот факт, что подобное может быть связано не с простым стремлением как можно скорее принести в Яру свободу. Он действительно хотел верить, что Дани – та самая Дани, которая повстречалась ему в первый раз, просто была очередным яростным бойцом за свободу. Тем самым солдатом, что стремится к вечному бою и крови на ноже; к адреналину, который никогда не будет кончаться в бесконечных стычках, ценой поражения в которых – собственная жизнь. Он хотел верить в то, что она действительно была его более младшим воплощением, которому он мог помочь не только горстью пороха и пуль, а чем-то куда большим и значительным. Он мог дать ей собственные знания, собственные возможности! Она и правда могла стать его названной «дочерью», чтобы брать от этой жизни не только табак и алкоголь, но и кровь с адреналином, чтобы жить весело, ярко и желанно! Кортес прекрасно понимал, кем именно он хотел для неё быть… Но ещё более прекрасно понимал, что никогда не станет для этой «дочери» собственным символом свободы. У неё уже был этот символ, как бы она не пыталась это отрицать. Тогда она уходит, поблагодарив его и за сигару, и за помощь. За перемазанные маслом, старые бинты и стакан тёплого рома, который сам не успел допить. Тогда она впервые смотрит на него как на собственного «отца», которого у неё никогда не было… Жаль лишь, что это был первый и последний раз для него. Дани была уже слишком взрослой, чтобы быть «ребёнком» и слишком самовольной, чтобы подчиняться кому-то ещё. Кому-то, кто не был ей настолько дорог. Он понял, что между ними что-то есть, когда после его неудачной промашки с Viviro, Клара самолично заявилась в его мастерскую и около десяти минут пилила его каким-то слишком гневным холодным взглядом. Тогда Хуан лишь отмахивался и шутил – подумаешь, ошибся. С кем не бывает? Девчонка мало того, что жива, но ещё и получила необходимый заряд адреналина, чтобы продержаться на нём ещё, как минимум, пару недель, прежде чем её зависимость дёргать собственное сердце за ниточки снова заставит её рисковать. При всём желании, он мог сделать за её потерянные зубы прекрасную стальную челюсть, которая не просто могла бы светиться в темноте, но ещё и стрелять во врагов ядовитыми пулями, но кажется, лидер Libertad даже и не думала хоть как-то реагировать на его шутки. Тогда, Гарсия даже не пытается ему угрожать – понимает, что это бессмысленно при их условиях, но он буквально чувствует, как бегут по загривку неприятные мурашки, когда она выжидает достаточно, чтобы подать голос. - А ты? Ты получил хороший заряд адреналина, Хуан? – при свете старых ламп её глаза кажутся какими-то серо-стальными и совершенно не мигающими, когда рука девушки с хлопком опускается на его чуть опущенное плечо. – Достаточно, чтобы хоть какое-то время не рисковать за моей спиной? Ваша зависимость с ней одинакова и я не могу позволить тебе утягивать её вслед за собой. Однажды ты уже принял решение им стать, но я не позволю, чтобы она стала такой же. - Какие мы, однако, опасные… - его лицо слегка кривится, прежде чем слышится едва-едва слышный треск стали. Под ноги летит кончик срезанной сигары, вынуждающий Клару медленно выпрямиться, а Хуану уже более спокойно закурить. Он действительно её не боялся… По крайней мере, уже нет. – Прости, но мне просто не нравится что ты делаешь из отменного повстанца свою личную собачку на побегушках. Или уже не собачку, а, Клара? А ведь в тот день ты мне в слезах клялась, что ради Libertad ты больше не будешь вставать на эту скользкую дорожку… Она уходит почти сразу же, как только он скидывает её руку с плеча и ссылается на большое количество работы из-за недавнего большого пополнения новичков. Каждый требовал хорошие оружие и хоть какое-то обучение, чтобы не быть пушечным мясом, когда они пойдут на Эсперансу, а потому подобные разговоры отнимали и без того драгоценное время. Тогда Хуану жутко хотелось пошутить про то, что им двоим банально не хватает хорошего секса, чтобы в полной мере понять, кем они приходятся друг к другу. Что банальное стремление переспать нельзя назвать полноценной симпатией и уж подавно – любовью… Тем более, когда это желание, буквально, витает в воздухе между ними, пуская вокруг ярко-синие искры. Наверное потому, он предпочитает игнорировать тот момент, когда действительно застаёт их вместе – желая размяться после долгой и утомительной возни с верстаком, он находит парочку на одной из дальних пристаней, что словно дети, неспешно болтали ногами в воде и о чём-то тихо говорили между собой. Ему даже нравится наблюдать за ними издалека, по крайней мере до тех пор, пока Дани весело смеётся над какой-то шуткой Клары, а он ищет в карманах своих шорт хоть что-то, из чего можно было высечь огонь. Он ведь прекрасно всё понимает, что это всего лишь очередное стремление заполучить ещё одну каплю того адреналина, в котором они оба нуждаются и наверное поэтому он даже не дёргается, когда на скулу его «дочери» опускается длинная узкая ладонь, а её губ касается что-то не менее приятное и мягкое. - Ты её смутила. Хорошая девочка! Хуан улыбается откровенно и весело, когда Гарсия спешно проходит мимо него, кажется, будучи смущённой не меньше, чем Рохас, которая теперь как-то по глупому заваливается на бок и не понимает, почему её так бесцеремонно оборвали. Мужчина почти по дружески хлопает лидера Libertad по плечу – почти так же, как она это сделала с ним всего несколько часов назад, только без всякого угрожающего подтекста. По крайней мере, ему самому так хочется думать, когда их глаза вновь пересекаются. - Даже не начинай… - Клара судорожно выдыхает и как-то слишком торопливо облизывает кончиком языка собственные влажные губы, даже не осознавая этого. – Просто я… - Ага, знаю. Продолжай. Мне интересно, чем это всё кончится. Ещё чуть позже, когда ночь полностью вступает в свои права, он видит, как в свете костра отражается почти полная бутылка какого-то страшно дорого алкоголя, которую держали если не на чёрный день, то точно на самый тёмный. Не сказать, что у повстанцев в принципе бывает огромное обилие какие-то других дней, но всё равно, видя как бутылка крепкого бурбона слегка покачивается в руках лидера Libertad, когда та протягивает Дани руку, Хуану хочется громко смеяться. Не то от смирившегося бессилия, не то просто от излишней весёлости, которая осталась в его голове после пары литров serveza выпитого за компанию с другими повстанцами в честь их маленькой победы. Когда он провожает парочку своими сильно затуманенными глазами, в голове вновь появляется короткий миг обиды, что впрочем быстро перерождается в ещё более весёлое «прощение» - почему бы «деткам» и правда не развлечься, чтобы расставить всё на круги своя? Пусть его маленькая «дочурка» сама решит, кто из них двоих более значим для её жизни, а он пока расслабится и просто подумает о предстоящем будущем в более ярких цветных тонах. Настолько ярких, что даже мысли об адреналиновой зависимости его так и не посетит плоть до самого начавшего рассвета, с которым придёт не только головная боль после всего выпитого, но и совершенно новые проблемы. А пока… А пока Хуан лишь лениво натягивает на свою голову соломенную шляпу и разваливается подле тёплого мягкого огня, стараясь упорно игнорировать шум, доносившийся откуда-то неподалёку. Дани любит контроль во всех его возможных проявлениях и возможностях. Начиная от банальной проверки оружия перед каждой возможной стычкой и заканчивая мыслью о том, как удобнее и лучше оттащить труп очередного верного фанатика Антона в кусты, чтобы не перепачкать кровью чистую одежду. Оружие, люди, информация и даже собственная жизнь – контроль во всём был для Рохас чем-то вроде хобби, в котором можно было успокоить голову и сознание, но когда всё шло совсем не так, как она могла подумать… Ей будто сносило крышу. Слишком резко, неприятно и дико. С желанием разорвать всех и всё на части, чтобы потом снова взять себе в руки и подумать о том, что же она натворила. Не сказать, что таких моментов в её жизни было много – всё же, это Яра и здесь случается и не такое дерьмо, к которому стоит быть готовой… И всё же, в её жизни до сих пор есть такие моменты, к которым Дани была не готова ни физически, ни морально. Как сейчас, например. - Кажется, кто-то уже перебрал, а? – Дани лишь поднимает уголки своих губ, ощущая тёплые руки, что довольно уверенно опускаются на её плечи и принуждают её сесть на старую обивку вырванного из автомобиля сиденья. – Твои глаза сейчас прямо сверкают! Или caro просто рада меня видеть? Кажется, это было твоё место… Клара молчит, но Рохас прекрасно ощущает как тёплые пальцы лидера Libertad добираются до горла, очерчивая на нём едва видный след какой-то старой зажившей раны. Улыбка становится более нервной, когда в поясницу начинает давить приклад не убранного оружия, а спустя мгновение, она и вовсе пропадает, уступая место какому-то напряжённому волнению. В одной из рук главы повстанцев блестит бутылка из тёмного стекла, которую она вскоре открывает одним лёгким движением пальцев, будто бы крепко закупоренная пробка для неё вообще ничего не значила. Дани чувствует тяжесть на своих бёдрах, когда Клара усаживается прямо на них без всякого разрешения, а так же тяжесть в собственной шее, когда прохладное горлышко упирается прямо в её сомкнутые губы. - Поверь, я пока ещё прекрасно руковожу каждым своим действием, а потому предлагаю тебе выпить… Вместе со мной. Язык обжигает вместе с горлом, вынуждая повстанца кривиться от слишком резкого и большого глотка, а после и вовсе сорваться на сдавленный приглушённый стон, когда бурбона становится слишком много. Он стекая по подбородку крупными каплями, переливается на тусклом свету и в конце-концов просто впитывается в проглядывающий воротник смятой рубашки – кажется, кому-то было совсем не жалко тратить столь драгоценный напиток в пустую. От алкоголя жжёт оставшиеся раны от потерянных зубов, но до них становится совершенно никакого дела, когда её снова принуждают сделать глоток… Правда, уже не из бутылки. Клара целует глубоко и сильно, совсем не так, как это делают девушки и женщины верящие в светлую романтику. Скорее, это напоминало ещё один бой, победитель в котором не только покажет своё превосходство, но ещё и возьмёт проигравшего в плен, чтобы полностью показать, кто здесь главный. Когда чужой язык проходится по ранам, из горла Рохас снова вырывается короткий болезненный стон – боль отрезвляет лишь на мгновение, вынуждая подумать о том, что они делают что-то неправильное… Что хвалённого контроля над ситуацией у неё здесь совершенно нет и от этого стоило волноваться как и раньше… Но когда чужое колено уверенно пробирается между её бёдер, а руки запрокидывают за голову и связывают вместе безобразно знакомым куском синей ткани с чужой шеи… Нет, контроль здесь всё-таки был, хотя Дани он совершенно не принадлежал. И ей это дико нравилось. Сопротивляться не хотелось… Особенно, когда после очередного глотка, стало тепло не только в горле, но и где-то внизу живота, где ремень брюк становился всё слабее… Он понял, что всё слишком серьёзно, когда пытаясь надышаться от полученной дозы потравы, судорожно вбирая окровавленными губами тёплый воздух, Дани прячет своё лицо в плече резко осевшей Клары и с трудом держит себя на ногах. Хуан впервые видит, с какой потерянностью и испугом метаются туда-сюда глаза их названного лидера и с какой силой её руки сжимают грубую ткань чужой серой куртки. Клара впервые была напугана настолько, что не находит в себя ни одного слова, когда грубая хватка Кортеса спешно освобождает её от ноши и опрокидывает оную в постель – ровно тогда, когда Дани низко склоняет голову и выворачивает всё своё содержимое полу-пустого желудка на пол, вместе с ярко-алыми разводами чего-то едко-розового. - Так и будешь стоять как Гуапо перед кучей своего дерьма или сделаешь что-нибудь!? Её вытаскивают с того света самым настоящим чудом и Кортес впервые чувствует, как у него дрожат колени от напряжения и пальцы колотит вместе с зажигалкой, когда самое страшное оказывается позади. Когда он устало прислоняет голову к стене и не закуривает по привычке, бросая взгляд на потрёпанного повстанца, подле которого вот уже несколько часов, почти неподвижно, сидела Гарсия, ему впервые становится настолько стыдно, что он невольно начинает смущаться. Когда он видит, с какой неуверенностью дрожащие пальцы лидера Libertad скользят по раскрытым бледным ладоням их лучшего «творения» и с какой тоской некогда безразличные серо-стальные глаза смотрят в измученное грязное лицо Рохас… Он понимает, что ошибся. Снова. Яра была слишком агрессивна для любви и для действительно настоящих чувств, и он привык думать именно так и никак иначе. Ему действительно не стоило лезть в те чувства и эмоции, которые он уже не мог понять в силу своего возраста и желаний. Адреналин – не всё в этой жизни и живут не только ради него одного. Ему стоило отступить, позволить чему-то более молодому и яркому «поглотить» его опыт, проложив дорогу в более светлое, не закостенелое будущее полного адреналинового дурмана и старых ошибок... Хуан хотел верить, что весь его опыт, все его знания… Окажутся ошибочными. Что они смогут достичь всего, чего он не смог добиться сам. Он действительно верил, что с ней всё может получиться иначе. Но нет.Он не ошибся.
Оскаленные, как у одичалого зверя, блестящие клыки; суженные, словно две крошечные точки прицела, зрачки некогда ярко-зелёных омутов. Руки без дрожи, но до белых костяшек сжимают мокрую рукоятку мачете, по которому до сих пор продолжала струиться пролитая вражеская кровь. Дай волю и он раз за разом будет вонзаться в ещё тёплую, но уже не живую плоть, даже несмотря на свист пуль где-то над головой и банальную угрозу отправиться на тот свет следом за самым дорогим, что у неё было. Всегда тяжело, когда личный источник самого любимого «наркотика» перестаёт существовать, оставляя тебя наедине с собственной ломкой. Дани не дрожит, хотя косой дождь бьёт в спину вместе с ветром, без труда проникая под тонкую ткань враждебной униформы солдата Кастильо, делая её до омерзения липкой и холодной. Она почти не дышит, когда тяжёлый шаг Хуана раздаётся где-то позади – мужчина неспешно переступает изуродованные трупы некогда самых лучших из лучших солдат Антона, которые теперь больше напоминали собой кашу из человеческих составляющих, чем солдат. Когда он равняется с ней, его глаза не двигаются – он снова кажется таким же безразличным, как и в тот день, когда они впервые встретились и только его глаза выдают всё, что он сейчас чувствует. Дани прекрасно знает, что к Кларе он не чувствует, ровным счётом, ничего. Возможно, каплю сожаления за потерю хорошего повстанца, но что-то Рохас подсказывало, что это всё, что он может к ней испытывать сейчас. Всё же, Гарсия оказалась полной идиоткой, раз сунулась сюда в одиночку и без всякой задней мысли, за что даже сама Дани не удержала в себе пару ласковых в её адрес… Но что Рохас знала точно, так это то, что Хуану было жалко именно её саму. Ведь когда она поднимает на него свои дикие, полные ярости и тоски глаза, он лишь безмолвно закидывает на её плечи свою руку и прижимает к груди, позволяя завыть. От боли, от потери… От адреналина, разрывающего сердце, которого постепенно становилось всё меньше.В её руках чужая кровь и синий платок Libertad.
В её крови адреналин, а в сердце – свобода.
В её крови Хуан, а в сердце – Клара.
Она – Дани Рохас. Она их маленькое адреналиновое проклятье.