***
Он до последнего верил в то, что Артём не приедет, хоть Валентин и понимал, что сам назвал ему адрес клиники. Заблудится где-то по дороге. Но Ткачёв приехал. И прогнать парня с его стороны было бы неправильно как-то, отчасти потому, что тот переживал, так же, как и сам Лебедев. Да и Юлька Артёму обрадовалась, как только пришла в себя и начала осознавать происходящее вокруг. Увидев, как та очнулась после наркоза, Валентин облегчённо выдохнул, ощущая, как отступает, сдавливающий всё это время горло, ком, а Артём заулыбался, кивая Лебедеву, что вот мол, вы зря волновались, в порядке ваша Юлька, и сделав вид, что не заметил влажный блеск в карих глазах, отвернулся. Сложно было представить, что происходило в голове у Валентина в тот момент, но одно было ясно точно — он страшно переживал за дочь. Потому к полковнику со своими дурацкими шутками Ткачёв старался не лезть. По-крайней мере пока. Однако мальчишечье упрямство у него не отнять, именно поэтому, когда Лебедев стал выпроваживать его домой под предлогом «завтра придёшь, сейчас Юле нужен отдых», не соглашался и всячески отнекивался, наотрез отказываясь покидать процедурную, а потом и палату, в которую Юльку определили. Вообще Валентин отличался железной выдержкой и терпением, но после n-ых часов, проведённых бок о бок с Ткачёвым, начинал в этом сомневаться, отчасти потому, что теперь Артёма ему предстояло видеть в разы чаще. Мальчишка, в свою очередь, думал, что если он позволит себе прийти в часы посещения позже Лебедева, то никогда этого себе не простит, так что, несмотря на недовольства ребят с автосервиса, срывался, бросая им «извиняйте пацаны, не могу свою девушку в такой ситуации оставить», и старался приехать в больницу как можно раньше. Когда такое случалось, и Юлька уже пришла более-менее в норму, Артём, воспользовавшись этим, решил рассказать ей, как та вела себя при наркозе и что говорила. — Не ври. — нахмурив бровки и сложив руки на груди, обиженно выдала Лебедева, на что Ткачёв довольно улыбнулся. Про то, что она поведала Валентину, чем они занимаются с Артёмом, когда остаются наедине, он конечно приукрасил, но не развеселить Юльку он не мог. — У меня на диктофон это записано. — Удали. Он рассказал, как мчался в больницу, едва только узнал в какую её увезли, как они вместе с Валентином ждали, когда она проснётся, и как Лебедев его чуть не прибил, когда Ткачёв заикнулся о том, что может разбудить Юлю поцелуем — как в сказке, че, не помните что-ли, Валентин Юрьич? Юлька захихикала, представив как это было, но, ойкнув, тут же опустила ладонь на живот — при малейшей нагрузке под бинтами жутко болело. — Папа может. — улыбнулась она краешками губ, поднимая взгляд на Ткачёва, который, нахмурив брови, аккуратно положил свою ладонь поверх её и сим действием напомнил ей Валентина, который также сосредоточенно всегда осматривал ссадины, полученные маленькой Юлей в детстве. — Сильно болит? — Не очень. Выпрямившись, Артём тяжело вздохнул и, размышляя ещё секунду, решил ответить на сказанное Лебедевой, произнеся со всей серьёзностью в голосе: — Ему было тяжело, Юль. — и, видя непонимание в глазах девушки, которая явно не ожидала услышать от него что-то подобное, продолжил, кивая на бинты, спрятанные под её футболкой. — Ты не представляешь, как он боялся за тебя. Да и я, в принципе, тоже... Ткачёв потупил взгляд в пол, вспоминая, что у него самого творилось на душе, пока он улыбался Лебедеву, стараясь вселить в него хоть какую-то надежду. Насколько Артём помнит, он всегда был таким — неунывающим, старающимся для всех и вся. За что только его Валентин недолюбливает?.. Ведь он так любил его дочь, из кожи вон лез, лишь бы сделать Юльку счастливой... Ткачёв вздрагивает, когда его волос касается чужая рука. Он возвращается в реальность и, поднимая взгляд, сталкивается с Лебедевой глазами. Она лучезарно улыбается ему и ерошит короткую челку. Артём больше всего любит это дело. Когда тонкие женские пальчики зарываются в волосы и приятно их поглаживают, отчего хочется ласниться к женской руке словно кот, истосковавшийся по ласке. В дверях кто-то предупреждающе кашляет, и оба поворачиваются на звук, отрываясь от своего занятия. Увидев своего отца, Юля убирает руку и отводит взгляд, смущённая, а Ткачёв решает, что пора ему ретироваться в коридор, а лучше на улицу, там прогуляться до магазина — купить своей принцессе что-то вкусное. — Не скучай, мелкая. — говорит он напоследок, прежде чем встать с койки и, поздаровавшись с Валентином, выйти за дверь. Полковник Лебедев его смиряет осуждающим взглядом, по всей видимости из-за не понравившегося ему слова «мелкая», но всё равно протягивает руку для рукопожатия. Он вечно серьёзный — Ткачёв уже давно привык, и даже понимает в коей мере Юлю, которая когда-то уверяла его в том, что её отец — робот, забыл, что такое эмоции. Её позицию он вполне понимает, дочь военного, что ещё сказать, но никак не может вразуметь, с какой целью Валентин закрывает за ним дверь в палату, ведь и так остаётся с дочерью наедине. Артём не пытается подслушать, хоть и не прочь узнать, о чем они говорят — ему всегда было интересно, как полковник российской армии, извечно сосредоточенный суровый военный, когда нет рядом его сослуживцев, ведёт себя со своей дочерью. Меняется ли его поведение при смене обстановки на более благоприятную, домашнюю или нет? Юля всегда утверждала, что отец дома — бескомпромиссный надсмотрщик, который не видит разницы между своим штабом и квартирой, и продолжает раздавать приказы налево и направо. Лебедева всегда жаловалась на него Артёму, и Ткачёв её поддерживал, соглашаясь со всеми девичьими недовольствами и капризами, понимая, что Юлька всегда такая была, своевольная, вольнолюбивая, и Валентин никогда не справится с ней, ну разве что только через пару лет, когда та подрастёт. Спустя время Артём возвращается обратно, с полным пакетом фруктов и сладкого для Юльки, и замечает, что её глаза блестят в два раза ярче, а алые губы алее, чем обычно, и улыбка сияет на лице. Не понимает о чём вился их диалог, но от мысли, что Лебедев смог отыскать к дочери подход, несомненно радует. Переводит взгляд на Валентина, который, видимо, только-только начал налаживать отношения с дочерью, потому выражает явное недовольство того, что их прервали и нехотя встаёт с койки, позволяя Ткачёву занять его место рядом с Юлей. Как только ему это удаётся, Артём принимается вынимать из пакета всё, что купил для своей «королевишны», комментируя каждый выложенный продукт. — Вот ваша любимая шоколадка, Юлия Валентиновна. Можете открывать, — и, видя её счастливый взгляд, в предупреждающем жесте вскидывает палец, прежде чем та успевает её у него выхватить. — Но только, когда врач разрешит. А вот, — произносит, вытягивая целлофановый пакет с фруктами. — Пе-е-рсики, знаю насколько сильно ты их любишь, поэтому вот... Юля смотрит всё это время на увлечённого своим занятием Ткачёва и не может поверить в то, что такой хороший, а главное, заботливый парень достался именно ей. Лебедев видит влюблённый взгляд дочери и признается себе, что наблюдает такое впервые. Хоть и смирился давно с тем фактом, что они в отношениях, но от понимания, что Юля ни на кого прежде так не смотрела, у него странное ощущение внутри. Вспоминает разговор, состоявшийся сразу после ухода Ткачёва. Он ещё подойти не успел к ней, а она уже на постели вскочила, выпалив на одном дыхании: — Пап, не злись на Тёму, он как лучше хочет. — Да вижу я его старания, — усаживаясь рядом с дочерью, раздражённо произносит Валентин. — Вьётся вокруг тебя, ни на секунду не отходит. — Он про тебя тоже самое говорит. — улыбается Лебедева, смотря из-под черных ресниц на отца, но полковник воспринимает сказанное по-своему. — Я буду приезжать до тех пор, пока тебя не выпишут. — чеканит он каждое слово, предупреждающе склоняясь к дочери. — Так говоришь, словно я против этого. — пожимая плечами, выдаёт Юля. — Кто знает, я же мысли твои читать не умею. — опуская взгляд, произносит Валентин, укрывая коленки девушки одеялом. — Перестань, я рада, что ты приезжаешь. — признаётся она, накрывая его ладонь своей. — Не оставляешь меня одну. Здесь скучно, ты не представляешь насколько. — Со мной будто весело. — хмыкает Лебедев, всё также не смотря на дочь, лишь берёт её теплую ладонь в свою и поглаживает большим пальцем бархатистую кожу. — С тобой не так скучно, как здесь. — вздыхает Юля, видя, как отец неверяще поднимает на неё взгляд. — Хочешь домой? — Ага. — Потерпи как-нибудь, ещё немного осталось. Юля вздыхает, пододвигаясь ближе и кладя голову на плечо Лебедева. Русые прядки волос её невольно свисают вниз и щекочут лицо. — Я скучаю, Юль, по тебе. — признаётся Валентин, опуская ладонь на девичье плечо. Прихожу домой и так тихо в квартире... тошно. Чара тоже скучает, скулит, из комнаты в комнату ходит. — Я тоже скучаю, пап. — поднимая голову, смотрит на него Лебедева. Сам Валентин хочет было что-то сказать, но слова не идут, и он открывает рот, только с третьей попытки выговорив: — Можно тебя обнять? — Почему ты спрашиваешь? Юля искренне не понимает этого. — Мало ли... — как-то неопределенно пожимает плечами. — Вдруг ты не хочешь. Юля ничего не говорит в ответ — обвивая руками отцовскую шею, прижимается к сильной груди, в то время, как Валентин несмело опускает ладони на девичью спину. Руки у него большие, крепкие, и Юля чувствует это, когда Лебедев проводит ими по позвоночнику вверх, ощущает себя в безопасности. Валентин в это время вдыхает запах её волос и просто наслаждается моментом, понимая, что Юля — единственное, что у него осталось. И пусть она вечно с ним спорит, сама же обижаясь и не разговаривая потом, запираясь у себя в комнате — Лебедев так или иначе находит пути к примирению. Даже если это она виновата — что случается наиболее часто — идёт извиняться первым. — Юль, ну долго ещё будешь в своей комнате сидеть? — стучит в дверь, не решаясь зайти внутрь. — Не дуйся. Иди ужинать, я приготовил. Это всегда срабатывает почему-то. Юлька любит поесть, а он жарит обалденно вкусную картошку, потому через минуты две они оба уже сидят на кухне. Лебедева очаровательно хихикает, пока Валентин рассказывает смешные истории со службы, а Чара довольно виляет хвостом, поедая насыпленный ей в миску корм. — Вот с такими парнями надо отношения заводить, — после примера с героическим подвигом одного из сослуживцев, заявляет Лебедев, и смотрит в сторону Юли. С лица той сразу сходит улыбка, а внутри поднимается раздражение от понимая того, на что ей намекают. — Чтобы потом ждать их месяцами дома, когда они вернутся с работы? — вопрос риторический, Валентин более чем понимает о чём она говорит, но замолчать не может, как не может не высказать своё недовольство по поводу её нынешнего ухажёра. — Уж лучше так, чем встречаться с человеком, с которым разойдетесь через пару лет. Юля цокает, отводя взгляд. — Давай, когда мне действительно понадобится твой совет, касающийся отношений, я к тебе обращусь, а пока ты не будешь лезть в мою жизнь? Лебедев только вздыхает. Трапезу они продолжают уже молча. Валентин не знает, как так получилось, что из обыкновенной отцовской ревности, всё переросло в нечто больше. При упоминании имени «Тёма» из уст Юли его обуревает злость, на скулах прорезаются желваки, а руки невольно сжимаются в кулаки. Он может десятки причин привести ей, почему Ткачёв не лучший для неё вариант, но никогда не скажет истинную причину, почему против их отношений. Он мается от безысходности, не зная, как справиться с желанием ей всё рассказать, признаться, прижать к себе, поцеловать... Юля наверняка не испытывает к нему чувств и уж точно не ответит взаимностью, раз продолжает куралесить с Артёмом. Валентин уверен в том, потому позволяет ему приезжать, забирать её под сомнительное «к 9 верну», а потом сам же в пустой квартире жалеет, что отпустил Юлю с ним, когда стрелка доходит десяти, а дочь не берёт трубку. Проклинает свою влюбленность, и не знает куда себя деть от неё. Паршиво. — Пап, ты чего? — Юля, невольно возникающая перед глазами, заставляет Лебедева вернуться к ней. Смотрит на него так, словно что и вправду случилось, а он всего лишь задумался. О ней. — Ничего, — комментирует полковник, отводя взгляд, ещё мгновение думает о чём-то — Юля его не торопит — а потом снова находит глазами дочь и ласково гладит её по щеке. Неожидавшая такого, Юля смотрит сначала удивленно, а потом прикрывает глаза и улыбается Лебедеву так лучезарно, что ямочки появляются у неё на щеках, и Валентин чувствует что-то необъяснимо тёплое и приятное в груди от увиденного. Заправляет выбившуюся прядь её волос за ухо и аккуратно опускает ладонь на хрупкую шею, наблюдая за реакцией дочери. Юля никак не комментирует это, лишь следит за тем, как Лебедев начинает медленно тянуться к ней, и не соображает совсем ни черта, когда сама вдруг поддаётся навстречу. Сердце делает кульбит, когда оба замирают в паре сантиметров друг от друга, не решаясь зайти дальше. В висках яростно стучит кровь, а воздух в лёгких заканчивается, в то время, как дрожащие от переизбытка чувств губы почти соприкасаются. — Принцесса, я пришёл! — но неожиданно повернувшаяся ручка двери заставляет их отпрянуть друг от друга. В палату заходит радостный Ткачёв, одной рукой прикрывает за собой дверь, в другой держит пакет, полный вкусностей. Юля тотчас натягивает на себя улыбку, успешно делая вид, словно ничего и не было, и Лебедев, видя это, встаёт с койки, позволяя Артёму занять его место. Отрешённо стоит у окна, наблюдая за тем, как Ткачёв о чём-то болтает с ней, Юлька задорно смеётся, усердно не смотря в его сторону, и выглядит крайне счастливой по сравнению со своим отцом, который с грустью во взгляде рассматривает улыбку на её лице и, кажется, ощущает себя третьим лишним. Он медленно ретируется к выходу, понимая, что его исчезновение вряд-ли заметят. Садится на лавочку недалеко от палаты — возвращаться домой совсем не хочется. А в голове назойливо проносится и не даёт покоя лишь одна мысль: «я почти её поцеловал!»***
— ...И потом он такой: «да сколько можно, Тём?», а я ему такой «вот будет у тебя девушка, посмотрим как ты заговоришь!» и... — Тём, а где папа? Ткачёв прервался, вопросительно смотря на Лебедеву, а потом оглядываясь в поиске полковника. Юля давно заметила, что отец ушёл, только куда... Неужели домой? Артём пожал плечами, мол, не знает где Валентин Юрьич. Юля мысленно ударила себя по голове. Как можно было такое допустить? — Хотя стой, я вспомнила, — воскликнула она, разумеется, соврав. — Он пошёл к лечащему врачу моему, своему другу, скоро придёт... — и, видя как Ткачёв, кивнув, уже хочет было продолжить, останавливает его, спешно добавляя: — Тём, он сказал, чтоб тебя не было здесь, когда он вернётся... Артём. Артём был полной противоположностью Лебедева. От него не веяло холодом, как от Валентина, не пахло асидолом и гуталином, Артём был человеком не служивым, и вряд-ли он попадёт в армию, скорее отскосит. Он не создан для таких вещей — от него всегда пахло машинным маслом, щенячьей преданностью и желанием защищать, ну и сигаретами немного. И Юле в один миг вдруг перестало это нравиться. — Я люблю проводить с тобой время, но не хочу, чтобы тебе от папы влетело... — Я всё понимаю, Юль, — улыбается тот, чмокая девушку в щеку. — Я бы с тобой ещё посидел, но, раз такое дело... Лебедевой жаль так обходиться с ним, однако по-другому не может. В данную минуту она хочет видеть рядом с собой только одного человека, и надеется, что он ещё не ушёл, находится здесь, в больнице. Потому, едва Ткачёв выходит из палаты, встаёт с койки, тут же опускаясь обратно — ходить после операции без посторонней помощи сложно. Но Юля всё равно находит в себе силы встать и проследовать к выходу. Она двигается по стене, благополучно добираясь до двери, но не успевает ухватиться за ручку, как та опускается со щелчком, и в проёме появляется Валентин. Он выглядит крайне потерянным, грустным, но всё его апатичное состояние вмиг испаряется, как только он понимает, что перед ним стоит дочь. Сама. Лебедев проходит внутрь, закрывая за собой дверь, и чувствует, как воздух заканчивается в лёгких, когда Юля неожиданно подходит ближе, кладя свои ладошки ему на плечи. Она поднимает голову, утыкаясь носом ему в шею и часто дышит. — Не оставляй меня больше. — шепчет совсем тихо, но он разбирает, что она говорит. — Он что-то сделал? — Валентин закипает, уже представляя, что сделает с Ткачёвым, если услышит положительный ответ, но Юля отрицательно качает головой. — Нет, просто не хочу, чтоб ты уходил. — она жмется к нему ближе, и Валентин, не в силах больше стоять столбом, обнимает её, стараясь не сломать в порыве чувств пару костей. Он утыкается носом в её макушку, зарываясь пальцами в шелковистые волосы и гладя их. Юля не отстраняется, жадно вдыхает его запах и, поднимаясь выше, шепчет на ухо отчаянно: — Поцелуй меня. Лебедев замирает, не в силах поверить в то, о чём его дочь просит. Он молчит ещё пару секунд, понимая, что она имеет ввиду вовсе не поцелуй в щёку, а потом выговаривает с большим трудом: — Ты уверена, что этого хочешь? Юля кивает, отстраняясь и смотря на него так, как ему всегда хотелось. Своими прекрасными карими глазами она смотрит в его такие же и ждёт действий с его стороны, но полковник медлит, продолжая мучить обоих вопросами. — А как же Артём? Юля вздыхает, невольно переводя взгляд на шею отца — от частого сглатывания его кадык дёргается, что говорит лишь об одном — Лебедев из последних сил сдерживает себя, чтобы не сорваться. И Юля, которая хочет этого, не меньше, чем он сам, поднимает глаза, прося лишь о единственном: — Давай не будем о нём? Хотя бы сейчас. И Валентин, согласно кивая, в эту же секунду, склоняется к её губам. Немного неуверенно опускает ладони на девичью талию и горячо выдыхает, когда чувствует невероятно мягкие, тёплые губы на своих. Проведя рукой вверх по плечу, Юля обнимает отца за шею, зарывается пальцами в его волосы, в то время, как вторая её рука оглаживает ключицу, спрятанную под офицерский мундир. Лебедев целует дочь по-собственнически, прижимает к себе крепко, не давая возможности даже вдохнуть. Юля, поддавшись его порыву, обвивает шею уже двумя руками и позволяет Валентину прижать её к стене, нависая сверху. Губы у него сухие, обветренные, и она увлажняет их язычком, следя за реакцией Лебедева. Тот, словно очнувшись, кусает её за нижнюю губу, оттягивает и углубляет поцелуй, проникая языком внутрь. Юля неверяще распахивает глаза. Её отец и впрямь так может? Валентин, замечая удивление дочери, улыбается сквозь поцелуй, и Юля невольно отвечает тем же. Он, наконец, смог расслабиться. И только сейчас воплощал в жизнь свои самые смелые фантазии. Касаться её. Тянуться к Юлиным губам. Широкими ладонями очерчивать каждый сантиметр её тела. Пальцами ловко забираться под футболку, оглаживая незатронутые бинтами участки её кожи. Лебедев касался дочери так, как давно хотел. По венам лился огонь, вперемешку с желанием. Юля уже тянула собачку на его кителе вниз, в то время, как одна его рука сжимала её ягодицу. Обоим хотелось большего... Неожиданно со стороны двери стали доноситься спешные приближающиеся шаги — Валентин с Юлей, подобно любовникам, инстинктивно отступили друг от друга, немного нервно поправляя одежду на себе, восстанавливая дыхание. В палату просунулся молоденький паренёк, по всей видимости медбат, и немного испуганно уставился на полковника. — Извините, Валентин Юрьевич, но время посещения закончилось. — заметно сжавшись под недовольным взглядом последнего, виновато проговорил он. — Всё в порядке, я уже ухожу, — шумно выдохнув, бросил Лебедев, поворачиваясь обратно к Юле. Поцеловав её в лоб, так что место поцелуя приятно зажгло, сказал тихо, чтоб слышала только она: — Люблю тебя. — и ласково взяв её лицо в свои ладони, ещё пару секунд разглядывал, словно запоминал, прежде чем добавить напоследок «ложись спать», и выйти в коридор вместе с парнем. Сколько ещё стояла Юля на том самом месте, она не знает. Но ей было ясно одно: ей нравится вся эта особая близость, и она уверена — у них будет ещё куча времени впереди, чтобы побыть друг с другом. А пока её не выписали, они с отцом будут искать время, когда никого не будет рядом и выпадет возможность вдоволь насладиться друг другом. Ткачёв будет заявлять, что «Валентин Юрьич ревнует тебя ко мне», когда будет замечать полковничьи чересчур сжатые губы и взгляд, прожигающий, чуть ли не насквозь, а Юля только обнимать и смеяться в ответ, говоря, что «ты себе всё это придумал». Она отшучивается, потому что сказать правду у неё язык не повернётся. Ведь Лебедев попросту не может ревновать. Он просто молча наблюдает, вот и всё, как Артём льнёт ближе, как целует в щёку, пока Валентин отвернулся и «типо» не видит. Лебедев просто прижимает к себе, едва за Ткачёвым закрывается дверь, и шепчет раздражённо в самые губы «он целовал тебя!». Ревновать он точно не может. Как не может не целовать губы дочери. Особенно после тех же слов — жадно, голодно. Юля, в свою очередь, не может во всём с ним соглашаться. Она глухо стонет, когда Валентин кусает её в шею и шепчет о неправильности того, что она продолжает встречаться с Тёмой. — Я не могу расстаться с ним, для этого нужен повод. — парирует Лебедева в ответ на его недовольства. И Валентин злится. Но даже в такой ужасной путанице они оба чувствуют себя нужными друг другу и... счастливыми, потому что после выяснения отношений ещё долго не выпускают друг друга из объятий. Лебедеву нравится жертвовать своей работой, дабы выделить время на дочь, а Юле — бросаться к Валентину, едва тот появляется в дверях её палаты. Артёму, в свою очередь, нравится следить за налаживающимися отношениями отца с дочерью.