Этого никогда не должно было случиться

Арс не смог выдержать удивленного взгляда Антона, поэтому осторожно потряс того за плечо и тихо сказал: — Отомри. — Арс, это что сейчас было? — таким воплем можно было победить китов на конкурсе криков. — Не ори! — морщится Арсений. Он уже чуть более спокоен. В голове носятся мысли, как бы все это обставить… с меньшими потерями для себя. Все прежние идеи почти посланные нафиг этим «как дела» теперь воспринимаются чуть более адекватно. Арс знает, что когда врешь нужно придерживаться одной линии поведения. Нужно подробно отвечать на вопросы, дополнять детали, чтобы заставить человека усомниться, что то, в чем он заподозрил другого homo sapiens. А еще нужно правильно держать интонацию. Он актер, должно же это образование ему хоть для чего-то понадобится! — Да как не ори! — начинает Антон, но, видя серьезный и очень мрачный взгляд Арсения, вырубает в себе начальственные нотки, которые он натырил себе в жизнь из импровизации. Однако возмущение и удивление все еще клокочет в молодом мужчине: — Это твой парень? Ты гей? Арс смотрит на него внимательно. Мозг пытается его подгонять, но времени уже прошло предостаточно и от того, что он сейчас будет спешить с ответом легче не станет. — Это не мой парень и я не гей, — говорит он негромко, но внушительно, а затем берет Антона за предплечье и разворачивает его за собой. — Идем, а то на съемки опоздаем. Антон следует за ним пару шагов, а затем вновь возвращается к этой теме: — Арс, не ври мне! Вы с ним целовались, — на этот раз Шаст хотя бы приглушает голос, за что Арсений ему благодарен. — Поцеловались? А объятия — это по-твоему потрахались? — лучшая защита нападение. — Это знакомый, я его подвез до центра. Увидел его на остановке, подумал, что могу подвезти, одному скучно ехать. Подвез, а то, что он меня в щечку чмокнул, так это он, как и вы… — Арс выделяет последние слова недовольным тоном, демонстрируя явно свое негодование. –… подшучивать надо мной любит. Видимо, увидел тебя. И решил, что это будет шутка века. В следующий раз увижу — убью. Легенда звучит гладко, а главное — убедительно. Идею с влюбленностью пришлось отбросить, дабы избежать усугубления, но в целом почти из всех версий и сложился этот монстр Франкенштейна, а Арс его и зарядом правильной подачи оживил. — Ты врешь! — говорит Антон, и Арсений еле заметно сглатывает. Мозг испуганно верещит, что их раскрыли. Но первое правило лжи: не надо от нее отступаться, потому что ровно там неопытных лжецов и ловят. Да и Антон не может знать, что он врет. — Зачем мне врать? — спрашивает Арсений, пытаясь пригвоздить Антона взглядом, в котором нет ни доли сомнений. — Да ты! Ты испугался, когда меня увидел! — Шастуну нельзя отказать в логике, Арс бы сам первым делом ловил его на этой же лжи. — Естественно, а ты бы на моем месте не испугался? — возражает мужчина и оказывается в самой хитросплетенной ловушки. Антон смотрит на него, и в его глазах прямиком из его мыслительного процессора вырываются «а я же говорил» и почти достигают апогея. Но Арса спасает собственное странное мышление. — Тебе бы поцеловал хороший знакомый ни с того ни с сего, ты бы разве не испугался бы? Шастун, буквально, остолбенел от наглости Попова. Его же аргумент так наивно разворачивать назад. — Да ты сначала улыбался. — Ты будешь говорить мне, что я испытывал? — на этот раз возмущается Арс, и его опыт давит на более молодого коллегу. — Я стою, а меня целует в щеку мужик. Вот скажи, это не шок? Для тебя, например, раз уж ты так хочешь уличить меня в определенных наклонностях. Для тебя бы на моем месте это было бы шоком? — Мы сейчас не про меня говорим… — Просто ответить на вопрос! — раздражается Арсений. — Шок, — нехотя соглашается Антон. — Я даже отреагировать не успел на это, потому что вообще не ожидал. А он меня уже в губы поцеловал. — Он тебя в губы поцеловал? — Антон опять издает громкий возглас, и на его лице читается возмущение, на что Арсений хочется заткнуть ему рот ладонью, а заодно и себя бы хорошенько тряхнуть, за то что не разобрался в ситуации и полез. Кто же знал, что Антон видел только поцелуй в щеку. Из этого можно было бы проще выпутаться. В голове прозвучал стук, закрывающихся ворот, это возможности выбраться из этой ситуации без потерь для себя. Но Арс устало отметает все это, пнув сожаления от себя подальше. — Чмокнул ради шутки. Как я уже сказал. Но все равно, это разве не шок? Антон смотрит на Попова потрясенно, и поэтому не реагирует. А Арс, путаясь в своих мыслях, продолжает: — Конечно, это шок. Я даже отреагировать не успел. Да и что ему скажешь. Подумал, что какая-то блажь. И стал озираться по сторонам, потому что будет моей карьере сам знаешь что. Тем более из-за дурацкой шутки. Ты же понимаешь, о чем я? Антон меняет свою тактику поведения и начинает внимательно смотреть на друга, вылавливая в нем намек на фальшь. — Понимаешь. Сам через похожее проходил, — твердо заявляет Попов. — Вот и я думаю, что все нормально. Фиг бы с ним с этим поцелуем, раз всем плевать, а тут ты. Думаешь, я бы хотел заставать тебя целующимся… с мужиком? Арс намеренно опустил слово «другим», которое по-идиотской причине так и просилось сюда вставить. — Ну не знаю, Арс, — Антон широко разводит руками. — Может, я в такой ситуации просто не оказывался… юсь. Блядь, сбил меня. — Да я бы не хотел, потому что это… Твоя тайна, которая относится только к тебе. И я бы не хотел нечаянно застать тебя за тем, о чем ты не хочешь рассказывать. Потому что нельзя вмешиваться в чужую личную жизнь. Давай, скажи ему об этом. Совсем не двусмысленно получается. — Потому что это неловкая ситуация. И ты был бы смущен, что я могу тебя начать стебать по поводу нее. А если бы я тебя не стебал, зная, что ты будешь плохо на нее реагировать, то ты бы еще больше загонялся, потому что я воспринял эту ситуацию слишком серьезно и даже не стебу тебя за нее, а значит, я полагаю, что она для тебя чувствительна. А она для тебя была бы на самом деле чувствительна, но ты бы отказывался еще в этом признаваться из-за чего, в любой ситуации страдал бы. Все это Арс выпалил как скороговорку, а затем внимательно посмотрел на Антона. — Ты сам-то понял, что сказал? — недовольно пробурчал Шастун. Арс про себя выдохнул. Антон явно чуть-чуть поутих с эмоциями, а дальше уже его можно было разрабатывать в другом направлении. — Арс, скажи только честно, без всякой этой фигни. Ты гей? Я тебя осуждать за это не собираюсь, — Шастун говорит об этом спокойно и тихо, словно вызывая Арса на откровения. Попов посмотрел на Антона тяжело и мрачно: — Шаст, ну какой я тебе гей? В чем по-твоему я гей? — Да во многом. Ты не боись, никто тебя не осудит. Арс бросает на него еще более мрачный взгляд. — То, что ты не находишь никакого другого объяснения этой ситуации кроме того, что я гей, еще не делает меня геем. — Почему тогда ты так яро это отрицаешь? Обычно ты всегда отшучиваешься или игнорируешь, а сейчас… ты бы видел, как ты завелся. Арсений прикрывает глаза: — И я тебе уже сказал, почему. Потому что сейчас мы с тобой в патовой ситуации. Ты будешь по поводу этой ситуации шутить? — Нет. — Почему? Потому что тебе кажется, что она для меня чувствительна. А она для меня не чувствительна. Потому что мне предъяв за какие-то не такие действия, — Арс делает странный жест рукой. — И без того хватает. И одним больше и одним меньше. — Я понял тебя. Не надо повторять, — на лице Антона застыла мыслительная деятельность, и Арс не знает, к лучшему ли это. Дальше они идут молча. Арсений все порывается начать разговор, но каждый раз наталкивается взглядом на думающего Шастуна и обрывает себя. По-хорошему его нужно было отвлечь. Но все эмоции и силы потрачены на защиту собственной не гейской задницы. Такую позицию он во всяком случае защищает. Хотя в действительности можно было открыться, можно было признаться. Однако мозг привычно не дал этому случиться. Арс умный. Арс знает, что признания ничего хорошего не дают. Признавайся ли ты во лжи или в любви. Все едино, твоя правда может человека расстроить. Правда — это почти всегда боль. Он для себя это давно решил, но далеко не каждый раз он готов пойти на эту боль. Со временем учишь себя беречь и любить, оберегать от ситуаций, в которых не хотел бы оказаться. Что он сейчас получал, если бы признался? Ну, Антон был бы рад, что ему дали узнать такую тайну. Но потом оказалось бы, что ему не доверяли все эти годы. А это одна из первых мыслей, которая появляется у человека в голове после такого. Особенно с учетом их теплых отношений. Допустим, Антон примет и это, помимо основного факта, хотя Арс знает, что большинство людей так за раз никогда не отступят и сразу же обидятся на него. Эмоции работают вперед, чем мозги. Он сам такой. А потом… Какие у этого были бы преимущества? Полная честность в отношениях? Да они не любовники, чтобы эту честность обретать. Еще одного человека, готового прикрывать его задницу? Да Арсу и не нужен был почти никто. Он и сам отлично справлялся. Кто же знал, что его подловят на такой ерунде. Тем более, определенная репутация тоже служит прикрытием. «Это Арс», «Арс у нас такой». Другое дело, что это всегда шутки. Возможность поговорить о скотской природе мужиков? Он невесело усмехнулся. Тут бы ему точно не нашлось подмоги. К тому же, Арс вообще не хотел заявлять себя как гея в тусовке, потому что больше идентифицировал себя как бисексуала. Ему вообще казалось, что люди по своей природе таковы. Спал же и спит он с женщинами. Правда, также болезненно старается скрывать и это. Наверное, поэтому и закрылся в Питере от всех, чтобы люди как можно меньше проникали в его жизнь и знали о ней что-то. Даже близкие. Даже команда, которая знает огромное количество деталей о его быте. А вот недостатков было бы много. Арс предвидел это как древний старец, переживший не одно извержение вулкана и по еле заметной дрожи земли, определяющий, что скоро будет еще одно. Во-первых, Антон всем разболтает. Сначала Позу. Тот опять, как и в его фантазии, не удивится, но все равно будет знать на одно лицо больше, и не на одно. Он расскажет Кате. А еще Антон расскажет Ире, Стасу, в общем почти всем. Может, не намерено, но снабдит его клеймом, которое уже не сотрешь. И главное, что он может даже одному человеку рассказать, но дальше это поползет как инфекция, которую не остановишь. Люди дерьмово хранят тайны. Сережа тому исключение, но собственно поэтому они так и сцепились друг с другом. Во-вторых, Шастун начнет загоняться. Потому что тогда все, что Арс будет транслировать ему на сцене, будет перевариваться еще и внутри. Он будет думать, что это намек там, где о намеке даже речи быть не могло. Что и говорить про те номера, где Арс просто будет увлекаться сюжетом номера. А ведь гости тоже любят над ними подшутить. И тогда все, что производят благодарные и не очень фанаты, станет для Антона мучением. В-третьих, это наложит обязательства. Даже если все будут знать из-за Шаста, все равно начнется этот этап расшаркивания перед Арсом, пока кто-то из них не соизволит наконец-то устроить ему вынужденный каминг-аут. Или он сам не психанет и не скажет об этом во всеуслышание. Может, карьеру это не затронет, но создаст ему определенную репутацию. Опять же. В-четвертых, это создаст напряжение на какое-то время в отношении шуток. Люди это заметят, и тогда можно считать, что он каминг-аут перед всей страной сделал. А еще перед родителями. На этой мысли Арсу закономерно плохело. Думать дальше о последствиях, которые настигали из разных углов, не хотелось. Тем временем они с Шастом они дошли до работы. Антон все еще был погружен в свои мысли, Арс, впрочем, тоже. Говорить было не о чем. И хотя заходить в таком настроении не следовало, потому что молчащие они бы привлекли к себе больше внимания, но Арс решил не исправлять это. В конце концов, причин такому поведению может быть много. Перед входом Антон тихо произнес, непонятно, обращаясь к Арсению или нет: — Допустим, что ты не врешь. Арс прикрыл глаза на секунду и зло и отстраненно подумал: «Я все буду отрицать».