right in two

Марк испытывает необъяснимый восторг, когда узнаёт, что Стивен договаривался с Хонсу. Марк одновременно и не сомневается в нём, и не может поверить, что Стивен, из всех людей (хотя кто ещё мог бы говорить об этом с Хонсу, кроме них двоих?), настойчиво будет напоминать древнему богу о сделке. Обещанная свобода маячит где-то на горизонте, и Марка кидает то в жар, то в холод — от надежды до сковывающего, вязкого ощущения страха. Он не знает, чего в этом ожидании больше. А потом Хонсу их разделяет. Прямо надвое. Казалось, должно быть… неловко. Несмелые, неудобные разговоры о том, как жить дальше. О том, что нужно разъехаться. Теперь-то их и в физическом смысле двое, два идентичных тела, плоть и кровь для каждого, никаких договорённостей о том, кто сейчас займёт тело, или внезапных переключений с Марка на Стивена и наоборот. Но всё происходит неожиданно плавно. Размеренно. Возможно, потому, что оба — осколки единого целого, две детали паззла, которые идеально совмещаются. *** Марк остаётся в квартире Стивена. Ему чертовски уютно среди бесчисленного количества книжных томов, исписанных заметками тетрадей, примечаний на клейких листах и сувениров. Единственное, что он хочет сделать — немного прибраться, потому что Стивен вот уже пару дней не может найти пресс-папье в виде черно-золотой фигурки Баст. Потерявшуюся богиню-кошку Марк находит под кроватью. Стивен сияет от счастья, как рождественская ёлка — прям как та, которую Марк видел как-то на центральной площади — и покупает ему стейк. Квартира Стивена — не самое просторное место, но с этим можно жить. Более того, они отлично справляются. Особенно когда проходят своего рода адаптацию и перестают по инерции искать друг друга в отражениях — теперь нужно повернуться, позвать, позвонить. Это как с перелётом в другую часовую зону: требуется просто настроить режим. Когда ты не один, это сделать чуть проще. Марк больше не один и ему кажется, что он сможет всё. Когда Стивен говорит, что хочет вернуться в музей, Марк злится. Стивен заслуживает лучшего, большего, он слишком хорош, чтобы возвращаться к тому, что было. Но что-то неуловимо меняется в Стивене за время их приключений, и он всё тот же, просто немного… другой. Чуть увереннее. Я буду работать гидом, представляешь? Руки движутся быстрее взгляда, быстрее мысли, и Марк сжимает Стивена в объятиях, прям как тогда, в лечебнице. Только повод уже другой. *** Марк задумывается, а разделил ли их Хонсу на самом деле. Возможно ли разделить людей так, чтобы они остались связаны? Невидимой нитью, тонкой резинкой, невероятной длины цепью, пуповиной? Стивен рассказывает ему свой сон, и где-то на половине Марк вдруг понимает, что всё это ему очень знакомо. Он осторожно вклинивает уточняющие вопросы — ему не хочется перебивать Стивена — и к концу рассказа они понимают, что им снилось одно и то же. Стивену интересно, всегда ли так будет, или же это остаточный эффект, который сойдёт на нет, как рана, которая со временем зарубцуется. Им некому задать этот вопрос, но Марк думает об их связи и понимает — ему жизненно важно, чтобы она осталась. Стивен собирается на работу и Марк наблюдает за ним, чувствуя, как что-то похожее на волнение застревает в горле. Марк сглатывает, и плотный комок чувств катится вниз, сдавливая грудь, а потом взрывается внизу живота, разливаясь приятным теплом, от которого поджимаются пальцы. Ему слишком хорошо, когда Стивен рядом. Этим вечером Стивен готовит ужин (какое-то веганское рагу, но ему обязательно понравится), и Марк наблюдает, любуется тем, как тот сосредоточенно режет бело-зелёный брикет непонятно чего на аккуратные кубики. Марк задаёт вопрос и Стивен отвечает — это тофу с зеленью, это очень вкусно, попробуй — и протягивает ему один из нескольких кусочков. Вкус тофу оказывается абсолютно незамеченным, потому что всё, на чём Марк сосредоточен — это прикосновение его губ к пальцам Стивена. Стивен хохочет над шуткой Марка. Ему так смешно, что даже немного больно — это можно понять по тому, как он держится за живот. Его растрёпанные волосы подсвечены льющимся из окон закатным светом, вокруг глаз собрались морщинки, а сам он — абсолютное, неописуемое очарование. У Марка перехватывает дыхание. Я так тебя люблю. *** Иронично, думает Марк: так желать разделиться, чтобы потом с той же силой стремиться стать единым целым. В один момент дистанция сокращается настолько, что между ними не остаётся никаких зазоров. Но этого чертовски мало, нужно двигаться дальше — пока они не врежутся друг в друга, не смешаются, не сольются воедино, и уже будет непонятно, где начинается один и заканчивается другой. Большой взрыв. Всё происходит слишком спонтанно: Стивен что-то спрашивает, Марк поворачивается, чтобы ответить, и в этот момент он понимает, что больше не может. Сделай или умри. Когда Марк — наконец-то — целует Стивена, то ему на долю секунды кажется, что он задохнётся от нахлынувших чувств и всё-таки умрёт. А затем он чувствует тёплые ладони Стивена на своей коже и вспоминает, что он, вообще-то, уже умер однажды. Вместе со Стивеном. Теперь их ждут дела.