Пятьдесят копеек или Горе-коммунальщики

      Тёмное зимнее утро. Коммунальщики поднялись самыми первыми, в синеве тучного неба возились с лопатами. Жилеты смешивались с одёжкой прохожих, перепрыгивающих подозрительные кучи. Ажиотаж происходил на остановке трамвая, потому как они остались в строю замест автобусов. Асфальт поддавался более сложной очистке.       Новосельцев, застегнувший пальто на одну пуговицу выше нужного, стремился в здание такой лёгкой, лёгонькой промышленности. Заскользив на последнем шагу, он прокатился по обледеневшему тротуару.       В лифт, как назло, залетела Шура. Снять верхнюю одежду уже не получалось из-за большой забитости.       — Так, доброе утро, все сдаём по пятьдесят копеек на очистку крыльца!       Напряжение сменилось разочарованием. Вздыхая, все полезли за деньгами.       — Там уже снега-то нет, — жалостно заявила молодая девушка.       — А лёд кто будет соскребать? Или нравится перед дверями валяться? — под напором Шуры деньги были ежесекундно выданы, — Вы будете кататься, а у меня травмы, давайте-давайте.       Новосельцев старательно опускал голову. Пока остальные гремели монетами, он сжимал оставшиеся на обед и поход в магазин шестьдесят копеек.       — Новосельцев, вы ещё не платили! — Учтиво подмечала Шура, ставя чёрточки в журнале.       Нехотя он вынул сорок копеек, подал.       — Не хватает десять! Как вы тут вообще считаете, Анатоль Ефремыч?       Супясь, Новосельцев полез в карман. Ссыпал на страницы журнала.       — Вот, спасибо, теперь всего понемногу! — Довольно улыбалась она, выписывая. — Так, я побежала, откройте же эти двери!       Она затолкалась, отчего все хором выдохнули недовольное «господи». Эта женщина могла бы остановить время для того, чтобы оббежать всех существующих людей и собрать с них эти несчастные пятьдесят копеек.       — Хоть бы раз забыла, — растроенно протянула женщина, подняв глаза к лампам.       Новосельцев вышел на этаже, пронёсся сквозь толпу дам к месту. На стуле его уже стояла чья-то авоська с двумя стеклянными бутылками. Он глянул под стол и стул, повернулся кругом. Сгрудив брови над очками, он ещё раз осмотрел оставленную вещь. Краем глаза заметил Олю, мирно с кем-то болтающую. Когда она закончила, Новосельцев выглянул в стеллаж:       — Оль, доброе утро… Не видела, кто мне тут… — он растерянно обернулся, указала портфелем на стул, — сумку оставил?       — А, здравствуй Толя, — сегодня она пришла в аккуратном голубом платьице, от которого глаза сияли будто больше обычного, — Это я дарю тебе минералку. Муж вернулся с осеннего курорта, и мы ещё долго раздаривали. Сами столько не выпьем.       — Спасибо, Оль. Мы думаю, выпьем быстрее, — смущённо посмеялся он, убирая бутылки. Оля, оперевшись на полку, задала вопрос:       — А Людмила Прокофьевна будет сегодня? А то я хотела в универмаг сходить в обед за хозяйственным мылом.       — Да, она сегодня будет. А почему не должна… быть? — Новосельцев, приподнимая съехавшие очки закидыванием головы, посмотрел на Рыжову.       — Иногда пропадает на день, — усмехнулась Оля, многозначительно опустив глаза, — Мне кажется, ты бы мог её заменять на полной ставке.       — Куда мне, у неё есть… Самохвалов. Вот он-то всему голова, — он рылся в ящиках, разыскивая отчёт, полностью погрузился в мысли, — и правая её… голова.

— Что-то потерял?       — Отчёт. Не уж-то я… дома забыл. — он похлопав по карманам, глянул на часы, заведомо произнёс: — Нет, я уже не успею.       — Было бы тебе чего бояться, Толь. — Легко проговорила Оля, покачивая головой. Она села за рабочее место, — Да и нам теперь не так страшно. Новый год скоро, пожалеют.       — Если я опять его потерял мне оторвут голову… и л-левую и… правую. — Он осматривался вокруг, разыскивая заветные листки. И вдруг Новосельцева озарило. Он поднял дрожащий взгляд: — Его, наверное, Пашка забрал… в школу.       — Отличником по арифметике станет. — Смеялась Оля.       Зал несколько притих. Пока Новосельцев крутился, не замечал причину этого явления.       — Товарищ Новосельцев. — Голос начальницы обжёг слух. Новосельцев, глубоко вздохнув, обернулся. Холодный блеск голубых глаз Людмилы Прокофьевны мерк на фоне её хитрой улыбки, — Какая чудная у вас модель пальто, где вы брали его?       Новосельцев, смутившись, прикрыл рукой верхнюю пуговицу, промямлил:       — Это секрет фирмы… отечественного производства.       — Понятно, — протянула Людмила Прокофьевна, достала из сумки искомую папку: — Вот и ваш отчёт. Не теряйте его иначе наша лёгонькая промышленность когда-нибудь станет… тяжёленькой.       Она небрежно потрясла рукой у головы, осмотрела Новосельцева ещё раз.       — Спасибо… я как раз его искал.       — Да на здоровье, товарищ Новосельцев.       Прямая, модная и свежая она пошла в кабинет, поцокивая при шагах. Новосельцев ещё долго глядел ей вслед, пока внимание не привлекли радостные возгласы сзади.       — Да я тоже рада вас всех видеть! — Верочка в новой норковой шапке обнималась с подругами, обмениваясь поцелуями в щёку. Те резвились, хихикали, встречая секретаршу, недавно ушедшую в декрет.       — Какая у тебя шуба!       — Да вот, ещё не решила: перешивать карабины на пуговицы или нет.       Они протараторили парочку комплиментов, потрогали небольшой живот, после чего Вера глянула на стену, грустно отметив:       — А чего это, у вас ещё ничего не украсили?       — Да некогда, только от снега еле почистили!       Со второго этажа донёсся крик:       — Да что это здесь происходит, в конце концов?!       Разговоры стали медленно затихать.       — Боже ты мой… — Зашептала Верочка, — Это что, Калугина?       Новосельцев встал, вытянул шею, высматривая двери Людмилы Прокофьевны.       — Да как вы посмели выбросить это из моего кабинета?! — Негодовала она, срываясь.       В доказательство рядом прошла бригада с зелёным диваном. Все недоуменно смотрели на яркую обшивку, которой в отечественном салоне никто бы не пошил. Новосельцев, поправивший костюм, пошёл за ними. Гуськом последовала остальная часть зала. Женщины, держа друг друга под руки, пригинали и вытягивали шеи, рассматривая творящееся впереди. Любопытные взгляды сочетались с редким шёпотом. Взобравшись на площадку, Новосельцев задрал голову, расправил плечи, следя за тем, как в косяк кожаных дверей заносят мебель. Приглядевшись, он заметил, что стол и стулья уже заменены, а вот шкафов и вовсе нет, документы валяются на полу. Вместо привычного светильника красовалась странная люстра из завитков.       — Нет, я не буду это принимать. — Отсекла Людмила Прокофьевна, звонко зашагав к строителям, — Убирайте это, несите обратно.       Интонация дрожала, но начальнице не раз приходилось сохранять хладнокровный тон.       — Людмила Прокофьевна, ну всё уже заказано, сделано, как мы всё это… отправим обратно? — Как только послышался голос Самохвалова, все сразу поняли, на кого так ругалась Калугина.       — Мне плевать на то, что у вас там сделано, что заказано. — Она трясла пальцем, — Я не разрешала трогать мой кабинет. В своём…       — … Ну что вы так грубо относитесь к моей за её! — поперёк говорил Юра, усмехаясь.       — … кабинете вы можете делать, всё что угодно, но только согласовав со мной. — Поверх его самодовольной реплики невозмутимо продолжала Людмила Прокофьевна. Сотрудники, столпившиеся в коридоре, видели только её спину. Калугина опёрлась о стол, строго заговорила: — Это не первый раз, когда вы нарушаете мои запреты. Придумываете себе правила…       — Ну Людмила Прокофьевна…       — Замолчите! — Прошипела она, хлопнув по столу, — Вы решаете всё за меня, сколько раз от моего имени отправляли сообщения министру?       — Вы же знаете, что я ваш заместитель.       — Да, но вы нарушаете абсолютно все имеющиеся полномочия. Руководить подчинёнными — да, можете, беспрекословно. Но делать за меня такие важные вещи, не узнав моего мнения насчёт… — Людмила Прокофьевна покачала головой, — Возмутительно.       Самохвалов тяжело вздохнул. Вся его дружелюбность в следующем обращении мигом улетлетучилась. Он начал грубо, резко:       — Людмила Прокофьевна, я вас очень уважаю, но с таким начальством, как вы, никаких перспектив нет. Вы только и делаете, что отказываете во всех инновационных идеях. Мы стоим на месте из-за вашего взгляда, в самом деле: вы переоделись в модную женщину, а мозг у вас всё равно старушечий.       Оля прикрыла рот. Никто не понимал, как реагирует Калугина. Новосельцев, склоняясь вперёд, вломился в открытый кабинет, едва удержавшись при повороте на пятках:       — Юра, я тебе редко что говорю, но ты ведёшь себя, как… Баран. — Он грозно наклонил голову, глядя из-под опущенных бровей на Самохвалова, — Ты так с ней разговаривать не посмеешь.       Но Юра не растерялся. Развёл руки, посмеялся:       — Толя, ты что же, опять пьяный? Ты чего так озверел? — Юра глянул в сторону сотрудников, высматривая их реакцию. Но никто не поддержал Самохвалова.       — Тебе бы тоже не помешало, чтобы совесть пришла. И извинись перед ней. — Новосельцев указал на Калугину, на что Самохвалов только рассмеялся:       — Что, Толя, опять набиваешься, только теперь на моё место?       Глаза Новосельцева распахнулись, верхняя губа приподнялась. Пытаясь остудить пыл, Людмила Прокофьевна оттолкнула его от Самохвалова:       — Анатолий… Ефремович, пожалуйста, давайте не будем создавать переполох в нашем…       — Ну уж этого я терпеть не буду! — Новосельцев, сделав два широких шага, оттолкнулся, прыгнул на Самохвалова, после чего многие женщины в толпе ойкнули. Теперь Юра был точно в растерянности, пока Новосельцев размахивал над ним руками.       — Что же вы творите! — Кричала Калугина, не зная, за что хвататься, нерешительно касалась плеч Новосельцева. Носильщики, смиренно сторожившие доставленный диван, растерянно наблюдали за горе-дракой. — Ну что же вы стоите, идите, разнимите их!       Переглянувшись, те хором заявили, пожав плечами:       — А это в наши обязанности не входит. Людмила Прокофьевна зарычала от безысходности, замахала руками:       — Тогда помогите мне, кто-нибудь, ну же!       Она, стараясь уцепиться за пиджак Новосельцева, тяжело кряхтела. Сотрудники стали переглядываться.       — Мне нельзя, я тут вообще пока не числюсь. — Отмахнулась Верочка, углубилась в дальние ряды. Никаких желающих больше не было, потому к склоке полетела Рыжова.       — Давайте, вы одного, я второго тащу! — Всё ещё ворочаясь с Новосельцевым, приказывала взлохмаченная Людмила Прокофьевна.       — Нет, я такой шкаф вытянуть не смогу! — Поморщившись от напряжения, Оля тоже стала тянуть Новосельцева. Расцепить их всё-таки удалось, но Анатолий ещё долго брыкался, подскакивал на носочки, что-то грозно заявляя Юрию. Очки едва держались на ухе, галстук был отвёрнут в сторону.       — Что он себе позволяет! — Кричал Самохвалов, так и не поднявшись. Он нервно поправлял волосы.       — То, что может позволить себе только настоящий мужчина! — Горячо кричал Анатолий Ефремович, отказываясь пролезать в двери, цепляясь за косяк.       — Это просто какое-то… безобразие! — Быстро проворчал Самохвалова, нарочито поправляя пиджак, — Как можно работать с такими неуравновешенными сотрудниками!       — А больше вы не будете работать! — Махнула Калугина, кивнув, — Вы уволены, товарищ Самохвалов. Уволены. Теперь вы можете делать и со своим кабинетом, и с чужим, всё, что угодно, но здесь вы больше не числитесь.       — И что же… на моё место вы выберете этого… Истерического покалеченного…       — Выберу, вот кого надо, того и выберу, и не вам это решать. — Сверкнула глазами Людмила Прокофьевна, дунув в сторону выбившейся пряди.       Самохвалов, чья гордость была неимоверно задета, удалился, расталкивая толпу на своём пути, презрительно поглядывая на бывших сотрудников. Восстанавливая дыхание, Людмила Прокофьевна сбивчиво попросила:       — Пусть ко мне потом зайдёт Анатолий Ефремович.       Верочка, оглядев присутствующих, подумала, что речь идёт о ней. Хотела уже возразить, но в итоге промычала «ну» и забегала глазами по кабинету. В итоге она что-то придумала, улыбнулась, выкрикнула:       — Людмила Прокофьевна, можно к вам?       Калугина коротко глянула на её ноги:       — Проходите, Вера. И закройте за собой дверь. Пусть остальные возвращаются к работе.       — Людмила Прокофьевна у меня к вам очень интересное предложение, — сейчас Вера несколько стеснялась, что было для неё совсем не свойственно.       — Валяйте, Вера.       — Знаете, мы с мужем хотим отпраздновать Новый год так, знаете… В компании. Вот, мы вас приглашаем. Вы пойдёте?       Таким предложением Людмила Прокофьевна была, мягко говоря, удивлена. Положив руку на лоб, она искоса посмотрела на Веру:       — Я даже не знаю, что ответить… — Она засмеялась, повернулась к столу, принялась поднимать и опускать дужки очков, — Я ещё не получала таких приглашений от… коллег.       — Ну вы не спешите, Людмила Прокофьевна. Ещё есть у вас пара недель.       — Да что же тут тянуть кота за хвост, нужно сейчас решать.       В кабинет ворвался взвинченный Новосельцев:       — Вызывали, Людмила Прокофьевна?       Она повернулась к Вере. Та, сдвинув брови, махнула на него:       — Ой, проходите товарищ Новосельцев, вы нам не помешаете. Мы тут Новый год обсуждаем.       — А что с ним?       — Да с ним всё хорошо, — смято посмеялась Людмила Прокофьевна. Она не знала, с чего начать.       — Анатолий Ефремович, вы не хотите с Людмилой Прокофьевной пойти к нам на новогоднюю ночь? — Прямо спросила она, серьёзно прищурив глаза.       — Ночь? — пробормотал Анатолий, вжал голову в плечи.       — Ну да, как обычно, с ужином, с ночёвкой. — Монотонно перечислила Вера, покачивая ногой.       — Прямо так? В гости?       — Да, прямо так, а чего стесняться, — ровно и уверенно ответила Вера, пока Калугина смотрела на Новосельцева.       — Спасибо за приглашение Вера, мы с… Анатолием Ефремовичем придём.       — Хорошо, мы вас будем ждать, — сразу заулыбалась Вера обоим. Кивнула каждому: — Ну, до свидания.       После прощания о ней полностью забыли. Долго смотрели друг на друга товарищ Новосельцев и товарищ Калугина, потихоньку улыбаясь.       — Так забавно, что полгода назад я и подумать не могла, что мы с Верой будем общаться о чём-то помимо работы, а тут… — Она всплеснула руками, смех подхватил Новосельцев.       — Да уж, не поспоришь. — Он прижимал руки к карманам, тупил взгляд, — Мы многое не могли представить, неправда ли?       Будто бы невзначай, мечтательно покачиваясь, Людмила подошла к Анатолию. Положила руки на его шею, тихо ответила:       — И ещё многое нам так и не дано представить.       Они поцеловались. Не представляя рядом с собой никого, находя друг в друге только спокойствие и защиту ото всех городских вьюг. После поцелуя Людмила восторженно посмотрела на Анатолия, ещё пребывая в самых приятных и плавных рассуждениях. Но тут же, совместив последние события, она выдала:       — У нас же совсем… Нет подарка для Веры и её мужа! — Ошарашенно глянув на Новосельцева, в ужасе посмотрела на часы: — А магазины, — вновь растерянно уставилась на Новосельцева, — давным-давно закрыты!..       — Ну почему же закрыты, — качнул плечами Новосельцев, — Есть один. Сувениры там всякие продают, они до семи работают.       — Вдруг мы совсем забудем… И придём с пустыми руками? — Испуганно пролепетала Людмила Прокофьевна, ахнув.       — До закрытия полчаса, я ещё успею, — смущённо улыбался Новосельцев, едва краснея.       — Давай, беги, я тебя отпускаю. — Она с туманный «так» двинулась к столу, — Нам ещё надо забрать Пашу…       — Не надо, он сам доходит.       — Тогда… Тогда чего же ты стоишь, беги скорее!       И помчался Новосельцев навстречу антикварному магазину, откуда Шура однажды тащила лошадь. Наспех он сообщил Оле, что просто обязан отлучиться по неотсрочным делам, что его уже отпустили, ещё раз поблагодарил её за минеральную воду, на пути столкнулся с хитроумным Бубликовым, не попал в лифт, и застегнул пальто на пуговицу ниже.       Он видел перед собой только путь к трамваю. Темнеющий, холодный зимний вечер дарил влажный воздух и новые хлопья снега, которые уже полностью укрыли крыльцо за день. Стерев с очков прилипшие снежинки, Новосельцев героически быстро бросился в бегство до нужного магазина, так и не вспомнив, что сегодня сдал последние пятьдесят копеек. Носок его осеннего ботинка съехал с нужной траектории, потянул за собой тело. С громким «ой» Новосельцев тяжело шлёпнулся на крыльцо отдела лёгкой промышленности.