Грёзы

Подойдя к нужной двери, зачем-то оглядываюсь по сторонам в пустом коридоре, а потом все же негромко стучу. Тишина. Никто не открывает, поэтому стучу повторно, но на этот раз чуть громче, после чего наконец-то слышится звук отмыкаемого замка. Дверь распахивается. — Простите, пожалуйста, за беспокойство, Юрий Васильевич. В автобусе перепутала и засунула свою флешку в кармашек Вашего чемодана, представляете? — быстро тараторю, отчего мужчина даже слегка теряется, когда вот так с порога на него обрушивается такой поток информации. — А сейчас она... мне очень нужна. Удивленно замираю, когда, отвернувшись, он приглушенно чихает, прикрывшись собственным локтем. Затем снова поворачивается, и я только сейчас замечаю какой-то не совсем здоровый румянец на его щеках. — Вы в порядке? — В порядке, в порядке, — кивает, а после отходит в сторону, пропуская меня внутрь. — Заходи, я поищу твою флешку. Все еще в недоумении поглядывая на своего начальника, закрываю за собой дверь и прохожу в гостиную номера. Наблюдаю за тем, как он приближается к стоящему у стены чемодану и принимается проверять его карманы. Также отмечаю странность в том, что одет он в довольно теплую водолазку, хотя вне стен гостиницы сейчас не меньше двадцати градусов тепла. — Нашел, — протягивает мне маленький прямоугольник с крайне важной информацией внутри. Забираю ее, но при этом все еще с прищуром вглядываюсь в лицо Юрия, отмечая все более новые детали того, что с ним определенно не все в порядке. Медленно направляюсь к выходу, сжимая в руке вещицу, за которой я сюда и пожаловала, но в последний момент разворачиваюсь и возвращаюсь назад. Подняв руку, прикасаюсь ладонью ко лбу мужчины, на что он изумленно замирает, непонимающе глядя на меня. — Т/И, что ты... — У Вас температура, — говорю недовольно, но по большей части взволнованно, ощущая то, насколько горяча его кожа. Отстраняюсь и отступаю на шаг назад. Вспоминаю, что еще днем заметила некие странности в состоянии Юрия и чрезмерную вялость в его движениях, но списала все это на банальную усталость. Как оказалось зря. — Вы пили какие-нибудь таблетки? — Со мной все нормально, не придумывай, — машет он рукой, однако сразу же вполне по понятным причинам шмыгает носом. Ловит мой нахмуренный взгляд и закатывает глаза. — Сейчас попью горячего чая и завтра буду как огурец, даю слово. — Ага, скорее наоборот, — не на шутку разволновавшись, мысленно начинаю перебирать варианты того, как следует поступить. — Ну что же Вы себя не бережете-то? Горло хоть не болит? — Нет, — на этот раз вполне честно отвечает, да толку от этого не слишком много. Судя по тому, что я успела почувствовать, температура у него немаленькая. Не теряя времени, я возвращаюсь в свой номер, но только для того, чтобы взять кошелек. Затем покидаю стены гостиницы, надеясь на то, что магазины в это время еще работают. Первым делом забегаю в ближайшую аптеку и скупаю необходимые лекарства, а уже потом отправляюсь за чудо-чаем, которым меня поила мама каждый раз, когда я точно так приносила простуду домой. За чаем этим, к сожалению, пришлось побегать по мало знакомому мне городу, но зато обратно в гостиницу я возвращалась с полным пакетом необходимых продуктов и лекарств. Пыталась по дороге связаться с Аркадием, чтобы проконсультироваться, так как приехать сюда лично он должен только завтра, но так ему и не дозвонилась. Что ж, будем справляться своими силами. Спустя почти час я снова стучу в дверь номера Юрия Васильевича, надеясь, что он еще не успел лечь спать. К счастью, не успел. Удивившись еще больше при виде моего повторного визита, да еще и не с пустыми руками, он молча провожает меня взглядом, когда я без разрешения переступаю порог и оказываюсь на его территории. Так же молча идет следом за мной в сторону небольшой кухни, расположенной в номере. — И что ты делаешь, позволь узнать? — интересуется, прислонившись плечом к дверному косяку, когда я принимаюсь выкладывать на стол лекарства, чай, а также две баночки малинового варенья и меда. — Лечить Вас буду, вот что. — Это совсем не обязательно, я же сказал... Дальше уже просто пропускаю мимо ушей все то, что он говорит. В другом случае такой наглости я бы себе ни за что не позволила, но сегодняшний день — исключение. Если не настою на своем, то он точно не примет мою помощь. — Т/И, иди, пожалуйста, к себе. Спасибо, что все это купила, дальше я справлюсь сам, — подходит ближе и осматривает все то добро, что я притащила из магазинов. Вновь игнорирую, чем немало его раздражаю, и вместо того, чтобы выполнить его просьбу, командую в ответ: — Ложитесь в постель, я сейчас принесу чай, — смотрю твердо и упрямо. Шатунов хмурится и глядит в ответ, но в конце концов сдается первым и тяжело вздыхает. — Ты же знаешь, что я могу тебя уволить за такое панибратство? — Можете, — киваю, а после несколько нагло и торжествующе улыбаюсь. — Но не сделаете этого. Махнув рукой, мол, делай что хочешь, он все-таки уходит, оставляя меня на кухне. Почему-то глупо улыбаюсь, заправив прядь волос за ухо. Ставлю греться чайник и, пока он закипает, нахожу градусник и направляюсь следом за Юрием. В спальню вхожу, преждевременно постучавшись на всякий случай. Застаю мужчину лежащим в постели и укрытым одеялом по самую шею. Его явно морозит. Подойдя к кровати, присаживаюсь на самый край и снова трогаю его лоб, стараясь скрыть собственное смущение. Или мне кажется, или он действительно стал еще более горячим... — Может, поедем в больницу? — смотрю на него сверху вниз с сочувствием, прекрасно видя, что начальнику моему совсем нездоровится. Глаза покраснели и взгляд безумно уставший сквозь подрагивающие веки. — Нет, из-за такой ерунды я в больницу не поеду, — отрицательно машет головой. — Ну что Вы как маленький? Давайте хотя бы тогда перенесем завтрашний концерт? Ну как Вы петь-то будете? — Раз взялась лечить — лечи, чтобы уже утром я был в норме, — улыбается слабо, а после щурится от яркого света, падающего на него с потолка. Встаю и щелкаю выключателем, оставляя гореть только лампу на прикроватной тумбочке. — Я Вам тут не волшебница, чтобы за ночь поставить на ноги, но постараюсь сделать все возможное, — возвращаюсь к кровати и протягиваю градусник, который Шатунов нехотя сует себе подмышку. Ухожу на кухню и завариваю напиток строго по маминому рецепту, прекрасно помня, как он отлично помогал мне. Может, мгновенно и не прогонял простуду, зато физическое состояние заметно улучшал и укреплял организм, помогая бороться с недугом. Поставив на поднос кружку с дымящимся чаем, блюдцем варенья, а также стакан воды и необходимые таблетки, отправляюсь обратно в спальню. Ставлю все это на стол и подхожу к кровати с кружкой. — Вот, сейчас выпьете чай, а потом таблетки на ночь. Чуть поднявшись, мужчина садится на постели и опирается на спинку кровати позади себя. Раздается сигнал градусника, который он тут же достает, но не успевает взглянуть на цифры, так как я оказываюсь быстрее и делаю это сама. — Тридцать восемь и два, — констатирую, пождав губы. — Не так уж и плохо, — подает голос Юрий, на что я сразу же неодобрительно смотрю на него. — Что? Поверь, бывало и хуже. И ничего, как видишь — живой. Он тянет одеяло на себя, желая снова укрыться, но я не позволяю этого сделать, всунув ему в руки кружку. Прекрасно понимаю, что состояние у него сейчас, должно быть, ужасное из-за температуры, но укрываться и нагревать свое тело еще больше в данных обстоятельствах крайне нежелательно. — Пахнет классно, — кивает на напиток. — А на вкус еще лучше. Мне мама в детстве всегда заваривала этот чай. Сразу подмечаю, как он чуть нахмурился и отвел взор в сторону, словно бы не желая, чтобы я увидела в его глазах что-то крайне личное. Тут же ощущаю укол вины, пусть даже и не сказала ничего плохого. И все же мне никогда, к счастью, не узнать на личном опыте, каково это — расти без родительской ласки и заботы, а вот он... Несмотря на то, каким замечательным человеком он является сейчас, детство у Юрия Васильевича было крайне не радужным и тяжелым. — Ты не обязана со мной возиться, — нарушает тишину спустя пару минут. Поднимаю голову и вижу, как пристально и серьезно он глядит на меня своими светлыми во всех смыслах глазами. — Как и Вы не были обязаны, — добавляю, намекая на тот случай с моим головокружением. — Мне ничуть не сложно, честное слово. Предлагаю мужчине варенье, но он отказывается, сославшись на то, что магазинное не заменит домашнее. Затем, когда он допивает чай, передаю ему таблетки и воду, строго проконтролировав, чтобы он все их проглотил. Забираю посуду и несу ее на кухню. Споласкиваю кружку и убираю в стол, потом прибираюсь на столе, так как умудрилась рассыпать немного чая. Когда же прихожу обратно к Юрию, чтобы сообщить о своем намерении остаться в его номере на ночь на всякий случай, застаю его крепко спящим. Однако уснул он прямо сидя, чуть склонив голову набок в довольно неудобной позе. Растянув губы в откровенно умилительной улыбке, чего он бы точно не одобрил, если бы увидел, я беззвучно ступаю по ковру и останавливаюсь рядом. Понимаю, что затея довольно рискованная, так как нарушать его сон совсем не хочется, но и вот так оставить спать своего начальника тоже не могу. Не хватало еще, чтобы к простуде завтра прибавилась еще боль в шее и спине. С горем пополам, но мне все же удается переместить его в горизонтальное положение, пусть даже и пришлось приложить к этому немало усилий. Наклонившись, чтобы в последний раз поправить подушку, удобно устроив ее под головой Юрия, я вздрагиваю, когда мое запястье мягко перехватывает мужская теплая рука. — Спасибо, Т/И, — шепчет он хрипло, чуть приоткрыв глаза, но по большей части оставаясь во власти сна. Ничего не ответив, киваю, принимая эту благодарность, а затем, осторожно высвободив руку, выключаю последний источник света в комнате и выхожу, тихо прикрыв за собой дверь. Облегченно выдыхаю и, взглянув на время, решаю еще немного поработать, так как спать не особо и хочется. Присаживаюсь в гостиной за стол, включаю ноутбук и достаю из кармана ту самую флешку, мысленно поблагодарив саму себя за то, что перепутала наши с Юрием Васильевичем чемоданы этим днем. В ином случае, что-то мне подсказывает, он бы махнул рукой и просто лег спать, уверенный, что на утро обязательно полегчает. А посреди ночи наверняка бы проснулся с температурой куда выше, чем тридцать восемь и два... Теперь же, когда мы вовремя приняли необходимые меры, он обязательно должен пойти на поправку.