Самый древний Ритаул

Я силился жажду песком утолить, И море пытался поджечь А надо бы просто поговорить…       Арман отвернулся, чтобы не видеть Ютиных сияющих глаз. Решать — сейчас. Если тянуть дальше, может не хватить духу.       Сказал в стену:       — Извини. Мне надо улететь. Наверное, надолго.       Юта на мгновение оцепенела, в его напряженной спине, чуть дёрнувшихся плечах она почувствовала мрачную решимость. Чувством, буквально вчера родившемся в калидоньем гнезде, присущем только женщинам, она поняла, что он решается на что-то непонятное, страшное, грозящее разрушить её хрупкое счастье.       — На свете счастья нет, но есть покой и воля, — тихо произнесла Юта, — что же вдруг лишило тебя покоя?       Арман резко обернулся, схватил принцессу за худые, острые плечи, сжал так крепко, что она на секунду зажмурилась, наклонился, заглянул в её лицо и тут же отдернул голову, будто боясь расплескать отчаяние, наполнявшее его глаза.       — Арман, послушай меня, пожалуйста! — Юта снизу протянула руки и, обхватив его лицо ладонями, сама приблизила его глаза к своим.       — Я мало что понимаю в этой жизни, но чувствую, что огромная доля несчастий происходит потому, что люди, да и драконы, просто не пытаются поговорить! Просто молчат, стараясь все решить самостоятельно, считая, что лучше знают, что нужно другим, оберегая этих других. А может не нужно никого беречь? Может те, другие, не хотят, чтобы их так берегли, Арман! Ведь если людям и драконам небом или чем-то ещё дана возможность говорить, то может быть именно для того, чтобы один дракон и один… одна человек просто поговорили?!       Он почувствовал, что воздуха не хватает, что сейчас он просто рухнет к ногам принцессы, что боль, переполняющая его, побеждает. Арман глухо застонал и опустился на колени, увлекая за собой Юту. Подумал: а вдруг она права? Нет, она сама не понимает, что им, ей, грозит. Что он просто не может допустить, чтобы принцесса возненавидела дракона, похитившего не её саму, а её жизнь, обрекшего её на одиночество, на безумие, которое обязательно следует за одиночеством и неустроенностью. Нет, это его, только его боль…       — Я люблю тебя, Арман…       Он это услышал или придумал? Или почувствовал? Арм-ан тряхнул головой, словно сгоняя морок, непонимающе глянул на принцессу.       — Я люблю тебя, — громче повторила Юта, — я не знаю, что ты задумал, просто чувствую, что это не принесёт ничего хорошего ни мне, ни тебе. Я не могу тебя остановить или помочь выполнить задуманное, раз ты не хочешь со мной говорить. Но надо, чтобы ты знал, я люблю тебя и приму любое твоё решение как единственно верное, только потому, что оно твоё… И ещё: без тебя меня не будет, я поняла это вчера, когда ты отнял свою руку там, в гнезде. Вчера было хорошо. И сегодня. А завтра… я не знаю, что будет завтра. Никому не дано это знать, ну может только зеркалу. Или снам. Но сны — это не жизнь. Жизнь — она здесь и сейчас, Арман. Что делать завтра мы подумаем, когда оно наступит. Я сейчас пойду, ладно? И ты сам решишь…       — Ютааа, — он простонал её имя, не отпуская её плеч, привлёк к себе, прижал к груди так, что подбородком упёрся в ютину макушку, обхватил её всю, хрупкую, руками, обнял как крыльями, ощущая невероятное что-то, вдруг спустившееся на него тёплым облаком калидоньего пуха.       Юта не могла видеть его лица, закрыв глаза, она теснее прижималась к его груди, не обращая внимания на впившуюся в щёку пуговицу армановой рубашки. Она слушала биение его сердца и чувствовала как тёплые капли падают на её волосы, словно летний дождь.       — Моя, только моя… никому, никогда… маленькая…, — бессвязно шептал Арман, словно баюкая принцессу. Вместе они смогут, найдут все выходы, все решат. Жизнь — она здесь и сейчас. Она так сказала. А ещё, что любит его. «Смелая моя девочка, маленькая моя принцесса, надежда моя, судьба моя, предназначение моё».       Прошла целая вечность длинной в дюжину минут, пока сомнения не вернулись в драконью голову. Он отстранился от Юты, медленно убрал с её лица намокшую от его или её слез прядку волос и с привычной печалью заглянул в глаза принцессы:       — Юта, пойми, я люблю тебя больше неба, больше жизни, я в самых диких пьяных своих фантазиях представить не мог, что достоин даже просто почувствовать такое. А услышать, что ты меня вот это самое — это вообще такое, я и слов то не знаю, как это выразить всё. Я давно понял, что без тебя мне незачем существовать. Но по мне, Юта, любить — это быть счастливым, когда счастлива ты. А какое счастье может быть с драконом?       — Горгулья тебя разбери! Да можешь ты хоть полчаса не страдать, глупая ты рептилия!!! Какое счастье? Обыкновенное! Женское! «Женское счастье — был бы милый рядом»! Рядом, я сказала!       Юта схватила его за рубашку и резко притянула к себе обратно, Арман снова сжал ее в объятиях, пытаясь удержать равновесие. Если бы не сундук за его спиной, они оба рухнули бы на пол. Юте хотелось видеть его лицо, она уперлась руками и развернулась, перекинув ногу поудобнее, усевшись на нем верхом. Теперь они смотрели друг на друга и глаза принцессы обжигали его огнём праведного гнева.       — Юта, пойми, ведь твоя семья никогда не примет и не поймёт…       — Поймут и простят. Я никогда не была бриллиантом в короне Верхней Конты, а отказавшись от трона, я уступлю его Вертране, и она полюбит тебя как родного брата. Так будет лучше для всех. Верта умница, она настоящая королева, она сможет править страной мудро и приведёт её к процветанию. Отец будет спокоен. Вертрана не допустит никаких притязаний со стороны Акмалии или Кантестарии. А Май будет искренне рада за нас. Она всегда верила в сказки. И в меня…       — Ты не сможешь видеться с ними часто…       — Тем целее будет мой родовой замок, — Юта смущенно рассмеялась, — ты же знаешь, какая я неуклюжая.       — Замок, Юта, оглянись вокруг! Здесь нельзя жить, здесь холодно и неуютно. Он пригоден для дракона, а не для принцессы!       — Да, тут я с тобой согласна! Придётся мне залезть в твои сундуки и слегка потратить накопления вашего семейства, у тебя кстати в роду цыган не было?! Откуда же такая любовь к безвкусным золотым побрякушкам?       Ты можешь куда-нибудь слетать ненадолго, а я займусь ремонтом. Мы расширим нижнюю залу, прорубим пару окон, проведём центральное отопление, над драконьим ходом устроим терраску, на башне будет маяк, я туда поставлю такой большой прожектор со специальной крышкой, в которой будет вырезан силуэт дракона, и если увидишь в небе луч света с драконом на его фоне, ты будешь знать, что пора ужинать…       — Юта, но…       — Никаких но, женщине положено вить гнездо и, поверь, его гораздо проще свить на голой скале, особенно если есть на что вить!       — В гнезде должны быть птенцы… У нас с тобой не может быть…       Арман запрокинул голову, пытаясь скрыть от Юты подступающие слёзы. Он дракон и мужчина. Он должен быть жестоким. Ради неё.       — У нас никогда не будет детей, Юта.       Она прищурилась:       — А ты что, пробовал? Интересно… Он быстро замотал головой, отрицая любые её подозрения.       — Ну раз не пробовал, то откуда знаешь? Дедушка рассказывал? Нет? Ну на нет и суда нет… У моего отца есть сестра, Терца, королева Нижней Конты. У них с дядей Плимутом нет детей. Они долго пытались, но ни лекари, ни знахарки, ни даже колдун с острова Горна не смог им помочь. Тогда тетя Терца организовала в своём дворце приют для сирот — детей всех сословий, чьи родители умерли. Я любила бывать у неё. Правда, я не уверена, что дядю кто-то спрашивал, хотел ли он превратить свой дом в сумасшедший… А мы сможем приютить у себя не только человеческих детёнышей, но и драконьих. Устроим контактный зоопарк…       — Ох, Юта, маленькая, но ведь это не всё… век дракона и век человека…       — Моей бабушке больше ста лет. И знаешь чем она занимается? Путешествует! Когда ей исполнилось девяносто, наш придворный лекарь порекомендовал ей больше двигаться и ходить в день не менее 2 миль. С тех пор мы её не видели. Но регулярно получаем письма из разных мест, бабушка твёрдо следует совету лекаря. Я проживу ещё долго, Арман! Люди боятся стареть, потому что не хотят потерять красоту, а мне терять нечего. Я боюсь другого… что ты так и не поймёшь, что я сейчас пытаюсь тебе объяснить. Скажи, куда и зачем ты собирался лететь?       Арман посмотрел на неё удивленно:       — А я не помню, представляешь, Юта, не помню! Точно, хотел лететь, даже план был какой-то… Но зачем и куда… И вообще, что-то я проголодался! Кажется, кто-то собирался вить гнездо и кормить меня завтраками?!       Он легко приподнял с со своих колен Юту и сам поднялся. Он улыбался. Возможно, впервые двести первый потомок жил здесь и сейчас. Он сжимал её руки в своих ладонях, он видел её глаза, он чувствовал её тепло, он верил ей, он надеялся, он любил…       — Я люблю тебя, принцесса, — Арман сильнее сжал ютины пальцы, наклонился к её лицу и, повинуясь единственно верному порыву, поцеловал приоткрытые губы. Юта потянулась к нему в ответ, доверчиво отвечая на поцелуй, обвивая его шею тонкими руками, прижимаясь всем телом, будто ища защиты, задыхаясь от нахлынувших чувств и желаний…       Арман почувствовал как внутренний огонь, раньше пожиравший его, вспыхнул и озарил все его существо тёплым ровным пламенем, он подхватил в миг ослабевшее тело принцессы на руки и не переставая целовать ее нежные губы, понёс любимую в глубь комнаты.       Мир замер в ожидании свершения самого древнего и прекрасного на этом свете ритуала…