Маки

Фурихата прожил свою жизнь в пустую. Поправив очки на переносице, он позвал сиделку, чтобы та принесла ему другую книгу. Молодая девушка, которая искренне любит за ним ухаживать (а также читать), сразу вскочила со своего места. — Ого, вы её уже прочитали? — удивилась она, улыбнувшись, — Даже не знаю, что можно было бы вам предложить… Вы даже мои новинки все перечитали! — Что поделать? — натянуто улыбнулся Фурихата, — Привычки, они и в старости привычки. — Может, мне быстренько сбегать в книжный на углу? — Это было бы прелестно. — Я быстро, на минут двадцать. Вы справитесь?.. — Конечно, дорогая. — Хорошо. А какие книги взять?.. — На свой вкус. — Хорошо… Нужно ещё что-нибудь? — Нет, дорогая. Девушка надела куртку, обулась и вышла. Абэ Аяма работает у Фурихаты уже полгода, с тех пор, как прошлая сиделка вышла в декрет. Фурихате нравилась эта девушка — добрая, любознательная, она чем-то напоминала ему его дочь. Фурихата сложил книгу и прикрыл глаза. Последние пять лет, позволяли ему отдохнуть от вороха жизни, но вместе с тем, оставляли наедине с собой. После женитьбы младшего сына, дети решили нанять Фурихате сделку. Тогда, в тот год, это казалось ему чем-то естественным, правильным: рано или поздно, все дети вылетают из гнезда, начинают свою жизнь. Пришло и его время начать свою. В тот первый год, Фурихата даже радовался. Он мог спокойно лечь на диван и почитать то, до чего руки никак не доходили. При этом, если ему чего-то хотелось — стоило лишь позвать сиделку. И в тот год, в тот единственный год — жизнь его, даже устраивала. Но после… В один день, когда Фурихата устал читать, отложив книгу, он взглянул в окно. По соседству жили разные семьи, чьи дети всегда играли на улице. Весёлые, озорные, летом они могли засиживаться допоздна, а уходить домой лишь на обед и ужин. Фурихате нравились их улыбки, эмоции. Этот заливистый смех, искренняя радость, и в первый раз за всю жизнь — в свои шестьдесят шесть лет — Фурихата задумался: а когда в последний раз он смеялся также? Ему хотелось бы вспомнить свадьбу сына, свадьбу дочери, рождение внука, но всё это — всё это вызывало в нём волнение, потому что это было не то. Фурихата привык улыбаться. Он улыбался всегда, потому что привык. В редкие моменты жизни, он не улыбался. Но можно ли сравнить эти его улыбки, с теми, что дети не могут сдержать на улице? Можно ли его сдавленное хихиканье сравнить с тем смехом за окном? И тогда Фурихата в первые задумался о том, для чего он жил. Для чего он жил, если не улыбался так? Если не смеялся, если не может вспомнить таких моментов? Для чего? Фурихата даже не пытается ответить на этот вопрос — пытался. Пытался в ту же секунду, но не вышло. И был ли смысл в этом, если жизнь уже всё равно позади? Входная дверь захлопнулась: Аяма вернулась. — Фурихата-сан, как вы? — Всё хорошо, Абэ. — Не хотите чего-нибудь? — Если только чаю. Абэ унеслась на кухню. Закипел чайник, послышался стук подноса, звяканье чашек. — Ваш любимый, жасминовый. — она поставила поднос на табурет около дивана. — Спасибо, дорогая. Сядь, отдохни, почитай вместе со мной. Она кивнула, достав из пакета несколько книг и глянцевый журнал, «вестник Японии». — Я решила взять вам «Уолтера» Рэя Брэдбери. Он ведь, ваш любимый автор. — Да, все верно. Спасибо, милая. Фурихата открыл книгу, Абэ открыла журнал. Зашуршав страницами, Аяма невольно привлекла к себе внимание. Фурихата посмотрел на обложку журнала, прищурился. — Акаши Сейджуро?.. Умер?.. Голос Фурихаты охрип. Абэ взглянула на обложку, где на фоне недавно построенной вышки, сидел солидный, пожилой мужчина, в кресле. — Ах, да. Я вот как раз читаю. — Можешь почитать вслух, если тебе нетрудно? Фурихата не хотел, чтобы она читала. Фурихата не хотел слышать этого, Фурихата не хотел в это верить. — «17 июня, скончался Акаши Сейджуро, владелец крупной японской компании, которого часто называли «Императором», за хватку и умение вести дела. Помимо этого, Акаши Сейджуро известен своими успехами во многих сферах, таких как: конная езда, сёги, музыка и баскетбол. В молодости, его команда, гремевшая в Японии как «Поколение Чудес», не раз обыгрывала разные профессиональные команды. У Акаши Сейджуро всего один сын, Акаши Коки, которому в наследство осталось предприятие отца и многие его акции. До смерти Акаши, о его сыне ничего не было известно, даже его имени, однако, наследник сам предстал перед светом и готов отвечать на все вопросы. «Если вы спросите меня, кем был мой отец, я не смогу ответить. Мне кажется, я и сам не знал его до конца». Фурихата не сразу понял, что Абэ остановилась, точнее, после «Акаши Коки» он не слушал и вовсе. — …Долгое время, семья Акаши была окутана туманом, но в следующей статье мы обещаем раскрыть вам всё. Сердце стучало сильно, во рту пересохло. Фурихата забыл о чашке, что была в нескольких сантиметрах, забыл об успокоительных, которые Абэ могла бы ему дать, забыл обо всём. — Вот же, жизнь у этих богачей, — улыбнулась Аяма, — Целая дорама, не иначе! Перед глазами Фурихаты возник образ Акаши — не того, что умер, — а подростка, с которым они играли в баскетбол, который держал его за руку и называл «Коки». По щеке Фурихаты невольно скатилась слеза, но останавливать её Фурихата не хотел. Наоборот, он привстал, отложив книгу. — Фурихата-сан, вам плохо? — испуганно вскочила Абэ. — Нет, всё хорошо, — дрожащим голосом произнёс он, — Просто хочу побыть один. Если что, я буду у себя, в спальне. Абэ кивнула и проводила его до комнаты. Как только Фурихата заперся, то позволил себе заплакать. Впервые за долгие годы, он чувствует хоть что-то. Эту боль, что вырвалась только сейчас. Вчера, его любимый Акаши умер вчера, а он не знал, и даже не почувствовал, и не был рядом, хотя бы тогда. *** Фурихата помнит, как испугался, увидев его впервые. Как боялся играть, трясся от страха, как взял себя в руки и удивил его. Как на дне рождения Куроко, Акаши мягко за ним ухаживал, предложил место подле себя, наливал сок, дал ему самый большой кусок торта, как их пальцы соприкасались, и как Акаши проводил его до дома. И самое главное… Он помнит то, что было после. Он помнит то лето, когда всё началось. Как Акаши переехал в Токио и позвал всех своих друзей, в том числе и его. Как все ушли, оставив их одних, и Акаши, взяв его руку, сказал, что у него есть намерения. " — Фурихата-кун, позволь мне поухаживать за тобой, — поцеловал пальцы, — Я хотел бы, чтобы ты был со мной». Тогда он ответил из страха, и идти куда-то без Куроко и Кагами искренне боялся. Но дни шли, и Фурихата привыкал к нему. К его голосу, к его запаху. В парке аттракционов, когда Кагами заявил, что пойдёт стрелять в тир (и Куроко ушёл следом), они остались одни и решили прокатиться на американских горках. Фурихата помнил, как испугался. Как испугался и обнял Акаши, закрыв глаза. Как спокойно ему стало, когда он вдохнул его запах, коснулся его кожи. — Фурихата-кун, не хочешь прокатиться по туннелю любви? — Куроко с Кагами возникли из ниоткуда, поедая сладкую вату. — Что за чушь. — проворчал Кагами, однако, увидев, как Куроко покупает два билета, лишь шумно выдохнул. Фурихата посмотрел на Акаши, которому, впрочем, было всё равно. Но Фурихата хотел прижаться к нему снова, снова коснуться его тёплой руки, почувствовать его аромат… И к тому же, Куроко взял четыре билета. Кагами и Куроко сели впереди, Куроко положил голову на плечо Кагами, а Фурихата лишь смотрел на расслабленного, слегка улыбающегося Акаши. И мысль… Всего одна мысль, что Акаши выглядит так привлекательно, что Акаши так красив, и Фурихата забылся, поддался вперёд, легонько касаясь своими губами его. Акаши быстро перетянул инициативу, своим языком сплетаясь с языком Фурихаты. И он помнит… Помнит эти ощущения, эти чувства, так ярко и живо, что, кажется, вкус его губ всё ещё теплится на его собственных. А после, они были одни. В парках, кафе, кинотеатре, но больше всего он любил, когда они уединялись на маковом поле. Акаши заключал его в кольцо рук, целовал макушку. Они редко что-то говорили, но было уютно и так — в тёплой тишине. — Я люблю тебя. — сказал тогда Акаши, со спокойным лицом, отчего Фурихате не верилось в сказанное. — Я… Я… — его прервали поцелуем, а затем, крепче прижали. Фурихата помнит, что это был последний день лета. На следующий день он узнал, что Акаши не уезжает из Токио: Ракузан открыли новый филиал в столице. И всё продолжалось, пусть с примесью учёбы, но Акаши был рядом, и Фурихате не верилось в это чудо. Как-то раз, Кагами пошутил про их отношения: «Объясни, как это ты с Акаши?..» И Фурихата не понимал, но с Акаши, ему просто было хорошо. Спокойно. Уютно. И он очень надеялся, что Акаши, рядом с ним, чувствовал то же самое. Близилось восемнадцатилетие, и Акаши хотел полностью провести его с Фурихатой. За окнами — хлопья снега, а они вместе в небольшой гостинице на краю города. Они отужинали, поговорили, а после, целовали друг друга, обнимались. Акаши прошёлся по бедру Фурихаты, ощутив его дрожь. — С-Сей. — выдохнул он, когда Акаши поглаживал его пах. — Ты хочешь этого, Коки? — шепнул он на ухо, и Фурихата кивнул, когда Акаши расстегнул его ширинку. Он помнит каждое его касание, как Акаши расстегнул его рубашку, снял ремень, стянул брюки. Сам Фурихата робко коснулся его воротника, но Акаши ждал, когда Фурихата сам снимет с него рубашку. Медленно, сосредотачиваясь на каждой пуговке, Фурихата снял с него рубашку, промедлив в ремнём. Пряжка казалось ему невероятно тугой, на что Акаши рассмеялся и помог ему. Дальше брюки, и сняв их, Акаши навис над Фурихатой, целуя каждый сантиметр его кожи, поглаживая торс и спускаясь ниже, к паху. Фурихата невольно раздвинул ноги, когда Акаши достал из тумбы смазку. Фурихата стонал, пока Акаши растягивал его. Акаши положил ноги Фурихаты на свои плечи, и резко вошёл в него. Фурихата вскрикнул, но вскоре подстроиля под медленный, чувственный темп. Ощущение Акаши внутри, ему нравилось. — С-Сей… Так проходили три, четыре часа. Фурихата прижался к Акаши, который нежно поцеловал его пальцы и сжал его руку. — Я люблю тебя, Сей. — тихо проговорил Фурихата, на что Акаши лишь долго смотрел в ответ, поглаживая его макушку. Прошла зима, прошли праздники, и наступила весна. Весна, и тот самый ненавистный ему день — шестое мая. Мама плакала, и когда Фурихата вернулся со школы, она прижала его к себе. — К-Ко-ки, — всхлипывала она, — Т-твой б-брат… О-он у-ушёл… Не х-хотел м-меня слушать… С-сказал, что «у-устал от меня»… К-Ко-ки… т-ты же не разочаруешь меня так же? Фурихата никогда не хотел, чтобы мама плакала. Они часто ругались с братом, так как маме не нравилась его успеваемость и его девушка, но он никогда не думал, что брат просто так уйдёт, оставив маму в слезах. — Нет, мам, я не разочарую тебя… Обещаю. И Фурихата выполнил обещание. В ту же весну, мама узнала, что он поступил в Осакский университет — как она и хотела. — Закончишь ВУЗ, женишься на дочке Киноситы. Такая девочка!.. Я надеялась, твой брат будет благоразумнее… Но ничего. Ты заслуживаешь её больше. Фурихата хотел возразить — но слова застряли в горле. Мама снова стала улыбаться после ухода брата, наконец-то оправилась, отказалась от лекарств. Разве может он лишить её этого?.. Он скажет, он обязательно ей скажет, но позже. И когда это позже настало… Его мама снова заплакала. — К-Ко-ки… Ты же обещал… Но ты поступил со мной так же… За что… За что вы меня ненавидите?.. Маму пришлось отвести в больницу с нервным срывом. Фурихата и сам плакал, от того, что так довёл маму. Наверное, ей не стоило этого говорить, его мама этого не заслужила. — Сынок, — она сжала его руку, — Не уходи от меня. Не бросай меня. Пожалуйста… Фурихата заплакал и кивнул. Через три недели, после длительного ухода за мамой, Фурихата встретился с Акаши на их маковом поле. Акаши подошёл, чтобы обнять, но Фурихата дёрнулся и отошёл. — Коки, всё в порядке? — Да, прости. Я, наверное, устал. Акаши не решился подойти ещё раз: вместо этого, он взглянул Фурихате в глаза и твёрдо продолжил. — Коки, я люблю тебя, и эти три недели без тебя, были для меня невыносимы. Я скучал по тебе, и большей разлуки я не вынесу, — он протянул ему руку, — Я подал документы в Осакский университет и хочу снять нам квартиру неподалёку. Я хочу, чтобы ты стал частью моей жизни. Согласен ли ты, Коки? Подал ветерок, маки тревожно зашептались. Фурихата заплакал, вспомнив маму, её хватку, её состояние. Фурихата покачал головой, не в силах сказать это вслух. — П-прости, С-Сей… Я… Я не могу. — Фурихата заплакал сильнее, упал наземь, спрятав лицо в ладонях. Они были там до заката, как и всегда, но впервые друг друга не коснулись. Акаши смотрел на плачущего Фурихату, ждал объяснений, но их не последовало. — Я… Моя мама… Нашла мне невесту… Я не могу С-Сей… Прости… Мама… Всё это время… И после брата… И я… Слова не ложились в предложения, но на большее, у Фурихаты не хватило сил. — Коки. — голос Акаши дрогнул. Фурихата взглянул на него, и сердце его сжалось. По щеке Акаши прошлась всего одна слезинка, после чего Акаши развернулся и ушёл. Фурихата смотрел ему вслед, собственные силы на слёзы кончились. Он встал, проводив солнце на маковом поле в последний раз. Так, Фурихата окончил университет, женился. Он помнит, как его жена Мэйуми, возмущалась по поводу того, что у Фурихаты… Не выходило. Потому, у них было всего два раза, после чего и родились Кику и Ивао. Его мама была счастлива. Замечательные детишки, и он устроился на престижную работу. Она всегда мечтала о том же, но их отец ушёл, оставив её одну на двоих детей. Так мама и умерла: в спокойствии и умиротворении, не зная, что скрывалось за семьей её сына. Мэйуми изменяла, и Фурихата знал об этом, чувствовал, но ничего не говорил. А в один из дней, когда по телевизору показывали открытие какого-то завода, Фурихата увидел его. Взрослого, но такого же красивого, с тем же взглядом. Фурихата не мог оторваться от экрана. — Коки! — Мэйуми, как всегда, была вне себя, — Нам нужно поговорить. Фурихата пропустил мимо ушей то, что Мэйуми решила подать на развод. Он думал только об Акаши, о том, как он похорошел, и как сложилась его жизнь. И даже когда она сказала, что заберёт детей, Фурихата, по обыкновению, лишь кивал. Фурихате тогда было сорок пять. Тогда он ещё работал, его навещали дети, и в его жизни были хоть какие-то события. Через двадцать лет, он остался один, и даже дети с внуками, со временем, исчезли. И только сейчас… Сейчас, в свои семьдесят, он понял, насколько он ненавидел свою жизнь. Насколько он пытался закрыть на неё глаза. — Фурихата-сан, очнитесь, Фурихата-сан! — кричала Абэ, и Фурихата слышал, как она вызывала скорую. Через час, его дети со своими супругами стояли над его койкой. И в этот момент, смутно видя их в прикрытых глазах, Фурихата не узнавал в них, в их равнодушных лицах часть себя. Аппарат стал звучать тише. Сей, я иду. *** Фурихата открыл глаза на маковом поле. Цветы колышались от лёгкого ветерка, а сам он, сидел и смотрел на солнце, что уверенно возвышалось над горизонтом. Фурихата оглянулся — никакой койки не было. Повернув голову, он заметил Акаши, что уверенно шёл к нему. Фурихата вдруг понял, что это, скорее всего, его воспоминание. Акаши обнял его, и Фурихата не дёрнулся. Наоборот, Фурихата крепко прижал его к себе, заплакав. «Если это сон, почему я чувствую его тепло? Почему моя щека влажная?» Акаши погладил его затылок и тихо прошептал на ухо: — Коки, я люблю тебя, и эти три недели без тебя были для меня невыносимы. Я скучал по тебе, и большей разлуки я не вынесу. Я подал документы в Осакский университет… Фурихата знал всё, что он скажет после. Каждое слово. Но он хотел услышать ещё раз, потому что так давно не слышал его голоса… — …Согласен ли ты, Коки? Фурихата продолжал плакать, не в силах остановиться. Акаши мягко отстранился, чтобы посмотреть ему в глаза, аккуратно вытер слёзы, но Фурихата перехватил его руки и поцеловал его, почувствовав вкус родных губ, снова. Фурихате было мало, он сплёлся с языком Акаши, сминал его губы. Акаши был рад его инициативе, но удивлён. Когда обоим не хватило воздуха, они отстранились, но Фурихата прижался своим лбом к его, всё ещё жадно обнимая. — Я согласен… Я… Люблю тебя, Сей. Акаши прижал его к себе и сел, заключив в кольцо рук. Фурихата не знает, сон это или рай, но он знает, что никогда не захочет проснуться.