Тишина.
То, что с недавних пор просто терпеть не может русоволосый парень, что сейчас сидит в клубе почти в самом центре Санкт-Петербурга. В тишине нас всех поглощают мысли, терзания, воспоминания — именно их сейчас он и пытается избежать. Алкоголь, понемногу отпиваемый парнем с привлекательной внешностью, затуманивает разум и помогает хоть ненадолго забыть все существующие в реальности проблемы. Люди, дрыгающиеся (танцем эти брыкания назвать было сложно) подо что-то наподобие музыки, заставляли думать о них, а не о сегодняшнем вечере. А вот та самая недомузыка, как ее про себя назвал шатен, сбивала с этого настроя своим ужасным несочитанием. На небольшой сцене минут 10 назад началось что-то по типу концерта — туда выходили какие-то не сильно опытные певцы, а иногда и музыканты (безумно калечные, как думалось Антону).
Антон Шастун — высокий, почти два метра, шатен, уже заканчивающий третий курс менеджмента. У него зеленые глаза, хорошее чувство юмора, прекрасный характер и красивая улыбка. Еще утром или днем он мог бы сказать, что у него есть девушка, но она, Ира Кузнецова, тремя часами ранее позвонила ему и огласила свое решение о том, что они расстаются. Просто, без причины, без какого-либо объяснения:
— Алло, Антош, привет. Я бы хотела тебе сказать это лично, но, увы, не могу, иду в кино сейчас, — не давая вставить и слова, тараторила девушка. — В общем, Тош…
— Я, вроде как, просил так меня не называть, — прерывает девушку Антон.
— Да-да, я помню, — не сильно обращая внимание на это замечание, девушка продолжила:
— Я хотела сказать, что нам надо расстаться.
— М? Что, прости? — не сразу доходит до Антона. — С чего такое неожиданное решение, Ир? Все же вроде было хорошо.
— Антош, ничего не вечно. Все имеет свойство заканчиваться, и наши отношения тоже. Тем более, мы оба прекрасно знаем, что долго вместе мы бы не протянули.
— Я тебя понял, — сухо произносит Антон, никак не показывая свою потерянность. — Удачного свидания, — и сбросил звонок.
А потом он направился прямиком в бар. Ничего хорошего за последние часа два здесь не произошло. К нему подходили девушки с предложением потанцевать, но каждой он отказывал и продолжал вливать в себя алкоголь.
Но только вот опьянение никак к нему не приходило. Грустные мысли о расставании медленно возвращались к мыслям об ужасной музыке, играющей здесь.
Музыка… Он не смыслил себя без музыки, она корнями проросла в его разум, сердце. Как долго он выкорчевывал ее из себя — полтора года или всю жизнь? С каким трудом он научился жить в тишине, но вдруг оно — фортепиано, и вдруг она — какая-то девушка, сидящая сейчас там, за инструментом — отличный пример того, как не надо играть. И вдруг — соблазн и понимание, что он мог бы сыграть лучше, но не сейчас, а целую жизнь (а может и полтора года) назад, до того, как ради той самой Иры вытеснил свою любовь к игре на фортепиано из сердца. Вырвал с теми самыми корнями. Может, он бы что-то и вспомнил сейчас, но чтобы выйти туда, на сцену, нужно было бы долго восстанавливать тот пробел в памяти (по крайней мере, ему так казалось). Ира была почему-то максимально против того, чтобы Шастун играл. Только сейчас, наверное, он понял, что кто рядом с тобой, тот и ты сам, и если извне идет давление, то просто невозможно не деформироваться.
— Привет, — раздалось за спиной у Антона, из-за чего ему пришлось вернуться из мыслей обратно в реальность.
Справа к нему подошел и сел рядом за барной стойкой брюнет достаточно высокого роста. Голубые глаза поблескивали в свете редких софитов, нос-кнопка был немного вздернут, но он не пытался как-то выказать этим свое величие, а на ровных красивых губах красовалась мягкая приветливая улыбка.
— Арсений, — он протянул ему правую руку для рукопожатия.
— Антон, — немного неуверенно произнес Шастун и пожал протянутую руку.
К слову, рука была эстетически красивая: вдоль всей тыльной стороны ладони тянулись синие вены, а музыкальность пальцев не укрылась от внимательных глаз Шастуна. Рука брюнета вполне неплохо смотрелась в хватке его собственной, огромной ладони, почти на каждом пальце которой было надето по кольцу, а на запястье красовалось несколько пар браслетов.
— Ты так внимательно следишь за сценой, — продолжает диалог брюнет. — И морщишься, когда это делаешь.
Со стороны Арсения послышался легкий, совсем негромкий смех, а Антон удивился, что всё то время не сдерживал своей мимики. Обычно на его лице эмоции не выражаются, потому что проще сохранить их при себе, чем выслушивать потом какое-нибудь призрение со стороны окружающих его людей про слишком сильную эмоциональность.
— Можно попросить тебя помочь мне? Я скоро должен выходить, а скрипку настроить дома не успел. За сценой есть небольшая каморка с пианино, а ты выглядишь более адекватно и разумно, чем вся эта толпа, — он мимолетно провел рукой по всему пространству.
— Пойдем, — согласился шатен, и они вместе встали из-за стойки.
Брюнет оказался немногим ниже самого Антона, что его немало удивило, ведь с его ростом остальные бывали обычно на одну-две головы меньше него. Телосложение у парня тоже было достаточно хорошее: широкие плечи, прямая осанка, подтянутые ноги и упругие ягодицы. Свою бисексуальность Антон принял еще до отношений с Ирой после полугода регулярных потрахушек с соседом по общаге на первом курсе.
Пройдя к сцене, Арсений открыл неприметную дверь слева от нее и зашел внутрь. Антон двинулся за ним по узкому коридору, свет в котором был абсолютно выключен. Они шли не спеша, а Арсений вообще передвигался плавно, словно то был большой самовлюбленный кот, а не человек. Вдруг он резко остановился и обернулся на Антона, чем немного его напугал. Не ожидавший такой резкой остановки парень чуть в него не врезался и на автомате выставил перед собой согнутые в локтях руки, готовый предотвратить столкновение.
За закрытой дверью не было слышно музыки, поэтому в коридорчике звучали два сбитых дыхания: у одного от того, что они слишком резко остановились, а у второго — явно не из-за собственной остановки.
— Посмотри мне в глаза, — неожиданно произносит Арсений и подходит ближе к Антону. Не дождавшись ответа, он продолжает, но уже более тихо и каким-то томным (как показалось шатену) голосом:
— У тебя расширенные зрачки, — подходит еще ближе, и Антон по инерции отходит назад, где сразу же чувствует стену.
Руки брюнета располагаются на уровне пояса парня, и поэтому второй начинает чувствовать жар, исходящий от тела напротив. «Еще чуть-чуть, и он начнет всем весом в меня вжиматься», — проносится в голове у Антона, хотя какого-то сопротивления внутри себя он не чувствует. Его, скорее, прямо
тянет к нему. И не факт, что это чувствует только он сам.
— Тут темно, ты не можешь этого видеть, — произносит в ответ на недавнюю фразу Антон вполне логичное заключение.
— Я чувствую по голосу, что у тебя расширенные зрачки, — отвечает Арсений и полностью вжимает собой Антона в стену. — Хотя, не только по голосу, — и выдыхает ему в шею.
Шастун чувствует легкий поцелуй недалеко от ключиц и задерживает дыхание. Арсений, не встретив какого-либо сопротивления со стороны парня, левой рукой провел по покрытому одеждой торсу снизу вверх, доводя до плеча и укладывая ее на него. Он продолжает оставлять легкие, почти невесомые поцелуи, поднимаясь все выше по шее, доходит до линии челюсти, также ее выцеловывая, и, наконец, приближается к таким заманчивым для него губам. Горячий выдох срывается с его губ, и он открывает прикрытые до этого глаза, смотря на Антона. Тот смотрит в ответ так призывно, сразу видно, что ожидает продолжения. И им двоим абсолютно не важно, что здесь темно. На таком коротком расстоянии они смогли рассмотреть очертания лиц друг друга и сами глаза, в которых ярко выделялось желание. И никого не смущает, что в Антоне сейчас говорит алкоголь, хоть он и не так много успел выпить. Он первый двигается вперед и впивается горячим поцелуем в губы напротив. Арсений сразу начинает отвечать, чуть приподнимаясь на носочках, чтобы быть хотя бы примерно на одном уровне с шатеном. Антон укладывает свои длиннющие руки с тонкими пальцами ему на талию, но уже через считанные секунды запускает их под футболку, надетую на мужчину. Антон оглаживает бока, ребра, спину парня. Арсений издал негромкий стон от соприкосновения рук с большим количеством холодного металла с его разгоряченной кожей, но этот стон был заглушен поцелуем, что никак не прекращался, а наоборот, набирал обороты. В рот брюнета ворвался длинный юркий язык и начал вылизывать все, до чего дотягивался: прошелся по ряду ровных зубов, по верхнему нёбу, соприкоснулся с чужим языком — и так по кругу. Складывалось ощущение, что Антон этим языком сейчас достанет до самых гланд.
— Предлагаю продолжить в той каморке, про которую я говорил, — оторвавшись от таких манящих губ, еле слышно прошептал Арсений.
— Веди давай уже, — срывается нетерпеливое у Антона, и он отпускает мужчину, которого все это время держал за талию.
В конце коридора, куда они почти добегают, видны 3 двери: одной коридор заканчивается, а две другие находятся по сторонам от первой. Арсений, не останавливаясь, хватается за ручку правой двери и врывается туда, хватая Антона и затягивая его за собой. Дверь за ними с грохотом закрывается, но они не обращают на это особого внимания: сейчас им важны только они сами и неприятно упирающееся в ширинку джинсов возбуждение.
— Ты… мне понравился сразу, — невольно запинаясь, говорит Арсений и запрыгивает своей прекрасной подтянутой задницей на небольшой стол, стоящий в одном из углов комнатки. Слева у стены стояло достаточно новое, судя по его внешнему виду, черное фортепиано, на котором Антон задержал свой взгляд, сглотнув комок, вставший поперек горла, но сразу же вернул свой голодный взгляд на парня на столе.
— Я так и подумал, — немного улыбаясь, произносит шатен и быстро подходит к Попову, даже не подозревая, о чём именно говорил мужчина.
Он устраивается между призывно разведенных в стороны ног, настойчиво поглаживает бёдра, а после резко хватает брюнета под коленями и придвигает к себе, потираясь о чужой стояк. Арсений на это действие издаёт сладкий стон и запрокидывает голову. Шастун, заметив это, быстро припадает к открытой шее, чередуя легкие поцелуи и более страстные, больше похожие на укусы, после которых остаются алеть яркие засосы. На каждый такой Арсений тихо поскуливает, явно желая большего. Он решает идти дальше: хватается за края толстовки Антона и стягивает ее через голову, заставляя того оторваться от своего занятия. Шастун тоже не отстаёт и освобождает от оков футболки мужчину, теперь спускаясь с поцелуями ниже. Откинув ненужные вещи, Антон припадает губами к одному из сосков, второй сжимая двумя пальцами, чем вызывает новую порцию полустонов-полувсхлипов сверху. Арсений, который уже просто сгорает от нетерпения, тянется своими ладонями к паху парня, расстегивая ширинку на черных джинсах и сразу же запуская руку под белье. Антон на это действие издаёт негромкий рык и также расстегивает штаны на брюнете, заставляя его встать, чтобы стянуть их вместе с бельем.
— Смазка, презервативы? — разворачивая к себе спиной Арсения, спрашивает Шастун.
— Всё в столе.
Антон кивает, присаживается на уровне ягодиц мужчины и обводит их ладонями. Арсений наклоняется вперёд, ложась на стол своей обнажённой грудью и дотягиваясь до небольшого ящичка, чтобы на ощупь достать ранее названные предметы. Парень тем временем разводит две половинки, наслаждаясь «видом», проводит всем языком, вырывая ещё один сладкий стон из Арсения. Он начинает ввинчиваться своим длинным языком внутрь, из-за чего на мужчину накатывает новая волна приятных ощущений.
Пока Антон вылизывает Арсения, тот открывает презерватив и протягивает, не доставая из упаковки, парню. После того, как тот его взял, он открывает баночку со смазкой, берет немного на пальцы и заводит руку себе за спину, вынуждая шатена отстраниться от своей задницы, а потом вставляет в себя сразу два пальца, издавая негромкий, но все же болезненный стон.
— Может, давай я? — неуверенно произносит Антон, останавливая Арсения.
— Давай, только быстрее, — на выдохе произносит Арсений и протягивает Антону смазку.
Шастун и правда действует быстро: набирает смазку и вставляет один палец, позже добавляя второй. Добавив третий, Антон входит и попадает по простате, чем вызывает почти крик у Арсения. Пока пальцами одной руки Антон растягивает вход Арсения, второй он натянул на свой уже давно стоящий колом член презерватив, параллельно с этим вставая на ноги и начиная выцеловывать спину брюнета. Арсений от частого попадания по чувствительному комку мышц начинал все громче стонать. Он хватался за края стола до побеления костяшек, утыкался лбом в согнутый локоть и продолжал уже чуть ли не кричать.
— Да войди ты уже, — не сдержавшись, прорычал Арсений и сам рукой взялся за член Антона, который, увидев этот жест, достал пальцы, достаточно резко войдя наполовину.
Арсений выдыхает через зубы весь воздух, что скопился в его легких, и спустя пару секунд, привыкнув к этому
уже не малому размеру, стал насаживаться дальше. В итоге Антон медленно, насколько позволяет его выдержка, входит до самого основания, опять чуть приостанавливается и, наконец, начинает двигаться внутри, с каждым толчком ускоряя темп. Он поднимает Арсения, положив руку ему поперек груди, прижимает к себе вплотную и начинает попадать по простате парня, вызывая тем самым громкие стоны. Арсений же укладывает свою голову на плечо к Антону и поворачивает ее чуть в сторону, затягивая Шастуна в грубый поцелуй. Шастун хватает большим и указательным пальцами один сосок Арсения, начинает его мягко массировать, а второй рукой берет член Арсения, начиная водить по нему вверх-вниз, доводя Арсения до пика. Спустя еще несколько глубоких толчков, грубоватых движений ладонью и большое количество громких стонов Арсений бурно кончает, сжимаясь на члене шатена. Антон совершает ещё пару резких движений в сжавшееся кольцо мышц и падает в лапы сладкого и приятного оргазма, утягивая Арсения в ленивый, тягучий поцелуй и совершая ещё несколько поступательных движений по инерции. Простояв так ещё с полминуты, Антон медленно выходит из Арсения, который ощущает непривычную пустоту внутри. Шастун, придерживая разнеженного парня, снимает с себя презерватив со спермой, подносит его ко второй руке, тем самым обнимая Арсения со спины, завязывает и выбрасывает в мусорку под столом. Арсений разворачивается к нему лицом, укладывает свои руки ему на плечи и приподнимается для поцелуя. Простого, больше похожего на легкое прикосновение покрасневших губ.
— И что же это было, м, Арсений? — с легкой улыбочкой спрашивает Шастун. — После всего этого я бы даже поверил, что ты на самом деле и не играешь на скрипке, и это был просто предлог, чтобы подкатить ко мне.
— Ну же, Антон Андреевич, вы вроде взрослый человек, — Антон непонимающе выгибает бровь. — Это был обычный анальный секс, как вы могли не понять? — гаденько улыбается Арсений, слыша на это возмущенное «эй» от Антона.
— Подожди, — вдруг резко серьезнеет Шастун, — откуда ты знаешь мое отчество?
Арсений тут же отводит взгляд и пытается зацепиться им хоть за что-то в этой комнате, но она оказывается слишком пустой, поэтому он просто их прикрывает, не решаясь смотреть в глаза Антона.
— Посмотри на меня и ответь уже, наконец, пока я себе ничего не надумал, — чуть грубее произносит шатен. Арсений глубоко вздыхает и открывает свои (
прекрасные, голубые (как и их хозяин), как они могут быть вообще такими красивыми) глаза и как-то грустно смотрит на Антона.
— Я… Меня зовут Арсений Сергеевич Попов, мой отец был твоим учителем по музыке, если ты, конечно, помнишь.
А Антон помнит. Всё, чему его научил этот прекрасный человек. Сергей Александрович — тот, благодаря кому он вообще начал играть. В то время Шастун жил со своей матерью и бабушкой в Воронеже и не мог купить себе домой инструмент, а этот человек мало того, что решил обучать его бесплатно, видя в нем большой потенциал, так ещё и звал к себе домой заниматься там, зная положение на тот момент еще маленького Антона. А потом, когда отучил Шастуна, он переехал в Омск со своей семьёй. Парень был ему безмерно благодарен, но он уехал и оставил ему лишь письмо, в котором рассказывал Антону о том, что того ждёт счастливое будущее с таким настроем, и желал ему удачи и успехов во всём.
— Когда ты только начал у него учиться, мне было уже 15 лет. Каждый раз перед тем, как ты к нам приходил, он просил меня сидеть в своей комнате тише воды, ниже травы и не высовываться. Один раз я заглянул в зал, когда у вас было занятие. Это был, наверное, апрель–май, я приезжал к родителям, понимая, что летом будет сессия, и я просто не смогу к ним приехать. Ты тогда, вроде, уже заканчивал одиннадцатый класс. С того дня я… влюбился в тебя просто до беспамятства. Я следил за тобой и твоей жизнью все последующие годы и сразу же переехал сюда, в Москву, когда ты поступил здесь учиться.
Антон стоял, не зная, что можно на это ответить. Минут пять его мозг обрабатывал всю поступившую информацию, и на его лице медленно сменялись эмоции, заставляя Арсения думать, что зря он это все рассказал пареньку.
— То есть… все те детские фотографии, что были и на инструменте, и на стенах… На них был ты, да? — Попов медленно кивает, не прерывая зрительный контакт. — Я… не знаю, что сказать. Давай… давай всё-таки сделаем то, зачем мы сюда шли изначально, — говорит Антон и медленно подходит к инструменту, открывая крышку. Он проводит пальцами по клавишам так, чтобы ты не издали ни звука, а потом берет трезвучие ре минора и сразу же отнимает руку, будто испугавшись. И вдруг, опомнившись, он поворачивается к Арсению, который все еще стоял абсолютно нагой (такой же, как и Антон, в принципе) и смотрел на него грустными глазами. Шатен подошел к их валяющимся на полу вещам и взял одежду Арсения, поспешно отдавая ему и кидая смущенное «оденься», а после поднял и свою, быстро надевая её. Он возвращается обратно к инструменту, берёт стул, стоящий рядом у стены, садится и медленно выдыхает. Арсений подходит к нему сзади и устраивает руки на спинке стула.
— Единственное, чего я не могу понять до сих пор, — почему ты бросил заниматься и не стал строить себе карьеру, связанную с музыкой, — произносит он тихим голосом.
— Меня просила моя девушка. Точнее, уже бывшая девушка. Понятия не имею, что плохого она в этом увидела, но я не стал выбрасывать фортепиано, которое смог купить себе здесь, а просто вынес на балкон, — отвечает Антон и поднимает руки над клавишами.
[от автора: для полного погружения включить «Experience» Ludoviko Einaudi. Приятного)]
— Сыграй что-нибудь, а я пока схожу за скрипкой, — просит Арсений, а Шастун начинает судорожно вспоминать хоть что-то из того, что он учил и играл. В голову приходит лишь «Experience» Людовико Эйнауди, и он, не сразу вспомнив нужные аккорды, начинает играть.
Антон видит краем глаза, как Арсений выходит из помещения, а спустя буквально полминуты возвращается в комнату со скрипкой. Он подходит к фортепиано, становится сбоку от Шастуна и в нужный момент подхватывает мелодию, играя партию для скрипки. Дуэтом это произведение звучит совершенно по-другому, совсем не так, как когда Антон играл его один несколько лет назад. Парень подмечает, что ни скрипка, ни фортепиано не расстроены, а это значит, что за ними ухаживали на протяжении всего времени пользования. И Антон понимает, что ему очень не хватало всего этого. Пальцы кажутся деревянными из-за долгого перерыва, но все равно попадают по нужным нотам, которые вместе складываются в давно нигде не звучавшую мелодию.
В какой-то момент основная мелодия уходит скрипке, то есть Арсению, и Шастун прикрывает глаза, вспоминая приятные моменты из прошлого: вот он сидит и учит названия нот, вот сыграл первую в своей жизни целую мелодию, а вот он уже на конкурсе играет достаточно сложное для его возраста произведение, получая за это первое место. Ему всегда нравилось играть на фортепиано, и все эти полтора года он безумно скучал по этому ощущению клавиш под пальцами и по звуку, льющемуся из-за деревянной дверцы.
Спустя пять минут с начала игры звучат последние ноты мелодии, и Антон понимает: Арсений его спас. Он, не будучи знаком с ним лично, вернул его к жизни, просто попросив что-нибудь сыграть (секс, который был до этого, не считается). И теперь он понимает, что не может потерять этого человека, ведь тот, даже не подозревая об этом, разрушил внутри Шастуна все барьеры, которые за несколько лет смогла построить Кузнецова.
— Не хочешь сыграть со мной? — негромко спрашивает Арсений. Антон медленно открывает глаза, долго смотрит на клавиши, которых перестал касаться с окончанием произведения, поворачивается к Попову и счастливо улыбается уголками губ.
— С чем? — спрашивает Шастун, уже пролистывая в голове возможные варианты для их дуэта.
— Знаешь «Divenire», тоже Эйнауди? — загорается идеей старший, на что Антон кивает. — Сможешь сыграть?
— Нужно попробовать. Знаешь, сколько я не играл?
— Знаю, — перебивает его Арсений.
И тут Антон понимает, что тот ведь реально знает. Сам же ему признался в том, что следил за его жизнью.
— Чисто из интереса, — говорит Антон и прочищает горло, — ты прям всё-всё про меня знаешь?
— Ну, как бы странно это не звучало, но да. Про тебя я знаю всё-всё.
— Даже то, что меня бросила девушка сегодня? — с прищуром спрашивает Шастун.
— Да, я предполагал, потому что видел её сегодня в ТЦ с каким-то парнем, когда шёл в бар.
— А как ты узнал, что я буду здесь? — состроил непонимающее лицо Антон.
— На самом деле никак, я просто должен был здесь выступать, а твое появление — подарок судьбы, — усмехнулся Арсений, явно обрадованный своей удачливостью.
Антон улыбнулся такому сравнению, учитывая причину его нахождения здесь. Всё-таки не зря они с Ирой расстались — точно теперь не придётся ни перед кем оправдываться.
***
Антон и Арсений стоят и улыбаются всем, кто аплодирует им, только что вставшим рядом и взявшимся за руки после окончания выступления. Какое же это приятное чувство! Ты просто стоишь и понимаешь, что две твои самые сильные слабости безумно нравятся людям. А ты эти две слабости любишь до этого самого безумия.
После той встречи парни не прекратили ни общение, ни совместную работу: сначала они вместе выступали в ресторанах или барах на каких-то мероприятиях, потом их стали замечать и звать на разные проекты, иногда даже интервью брали, и в итоге они нашли себе продюсера и стали работать над собственными произведениями.
Их чудеснейший дуэт прославился тем, что они, не сговариваясь, могли импровизировать прямо на сценах во время выступлений, практически не имея разногласий между инструментами. Эти двое чувствовали друг друга, любили, не имея сил проводить один без одного более суток.
В сердце Арсения было место
только для Антона и его прекрасной игры на фортепиано, а у Антона —
только для Арсения и его скрипки.
