Наказание

Если вас наказали ни за что, радуйтесь: вы ни в чём не виноваты.

— Спринг! Тишина. — С тобой разговаривают! Живо отвечай! Золотой медведь сильно похлопал искалеченного кролика по щекам, и тот медленно но верно соизволил очнуться. Спрингтрап плохо соображал после длительного коматозного состояния, но то, что одноухий аниматроник сразу же понял без всяких сомнений, — он сидит, прижатый к стене, а над ним, нависнув тяжёлой грозовой тучей, стоял его старый добрый друг Голден Фредди, страшно поблёскивавший в неприятном полумраке ярко горящими белыми глазами. — Голди… Это ты?.. — проскрежетал ржавой скрипучей челюстью Спринг. А дальше слёзы, дружеские объятия, поцелуи… Нет. Трап только предполагал, что всё произойдёт именно таким образом. Однако ошибся. Он не знал, что случилось с Золотым Фредди, но было очевидно, что от добродушного Фредбера тут уже ничего не осталось. Затем последовал довольно мощный удар по кроличьей морде, от которого у бедняги из головы даже вылетело несколько болтов. — Ты хоть представляешь себе, какой на дворе год? — спокойным, но при этом леденящим кровь в жилах голосом спросил медведь. Взгляд его безжизненных чёрных глаз был колючим, жестоким и не сулил ничего хорошего. Снова молчание. Спрингтрап не знал, что ответить. А действительно — какой же сейчас год? И почему Фредбер так зол? Сколько времени прошло после их последней встречи? Кролику казалось, что это было только вчера, но, судя по реакциям оппонента, Спрингтрап сильно заблуждался. — Тридцать лет. Прошло ровно тридцать лет с того момента, как ты исчез, — Голден ухватился за единственное уцелевшее ухо Пружинной Ловушки, с силой задрав его подбородок кверху и посмотрев в такие же мёртвые глазищи, какие были и у него самого, — И бросил меня одного. Думал, я так просто забуду? — Подожди, Фредбер, — попытался воззвать к логике и справедливости Спрингтрап, едва сдерживая начавшие сдавать нервы, — А с чего ты взял, что это я тебя бросил? Но Голден Фредди явно не дружил ни с логикой, ни со справедливостью, ни с собственной головой. Точнее сказать, он с ними всеми вообще был в ярых контрах. В медвежьей руке сверкнул нож, который Фредбер достал из своего цилиндра. А вот это что-то новенькое… С каких пор этот золотой чёрт маньяком заделался? — Ты обещал, что мы всегда будем вместе. А потом оставил гнить в одиночестве. И все эти тридцать лет я тебя искал с одной только целью: заставить прочувствовать то, что чувствовал я, когда ты меня бросил. Медведь пристально посмотрел на нож в своих руках и не менее пристально изучил суровым оценивающим взором тело своего бывшего друга. Да уж… Оно и без ножевых ранений выглядело достаточно ущербно и безобразно. Да ещё и этот мешок гниющей плоти, проглядывающий сквозь трещины… Фредбер брезгливо покачал головой, после чего отбросил нож в сторону. Спрингтрап уже и так испытал подобную боль, судя по всему. И уж точно свежие раны не заставили бы его в полной мере ощутить то страдание, какое ощущал все эти годы Голди… По крайней мере, сам Голди так решил. — Вначале я думал, что тебя уже нет, — продолжил свой монолог Золотой Фредди, — А иногда мой разум посещала мысль: «А вдруг он жив?». И я мечтал, что если обнаружу тебя целым и невредимым, а не лежащим в могиле, то закопаю в ту самую могилу заживо. После этой фразы медведь схватил Трапа за ухо. Кролик зарычал и зажмурился, едва сдерживаясь, чтобы не начать материться на всех языках мира. Косолапый маньяк явно захотел оторвать ему его единственный уцелевший орган слуха, но потом бегло глянул на то ухо, которое уже было сломано на добрую половину… Нет. Такую боль Спринг, похоже, тоже испытывал. Она так же не заставит его познать всю горечь медвежьей утраты. Но бывший Спринг Бонни уже, видимо, мысленно расстался с органом слуха, а потому отчаянно возопил: — Да за что, чёрт возьми?! — Сам виноват, — сказав это, Голди отпустил кроличье ухо и опрокинул Спрингтрапа набок. — Но в чём, блин?! Голди, в чём??! — Ты говорил, что любишь меня. Любил ли бывший Спринг Бонни мишку? Несомненно. Тогда, тридцать лет назад, он мечтал, что до конца дней своих будет жить с Фредбером долго и счастливо. И даже когда они оказались заперты в разных комнатах этого ужасного здания, то он продолжал хранить в памяти незабвенный образ своего золотого напарника, с которым желал некогда построить личную жизнь… Личную жизнь с личной смертью, если смотреть на сегодняшние реалии, хах! А что теперь? Тёплые чувства к Голдену ещё остались. Только вот сам Голден стал чудовищем… По крайней мере, одиночество озлобило его настолько, что он возненавидел бывшего напарника просто за то, что они не могли друг друга найти все эти годы! Впрочем, и сам Спрингтрап осознал, что в своих летаргических снах испытывал то же самое ощущение… Он хотел сделать с Голденом всё то же, что медведь делал сейчас с ним… Может, осторожное признание и напоминание о былом позволят медведю угомониться и унять свой неправедный гнев? — Говорил. Люблю. Но при чём здесь это? — Думаешь, я не помню, как ты смотрел на меня, когда меня обвинили в смерти ребёнка? Я попросил тебя быть рядом. Не оставлять меня. А ты свинтил чёрт знает куда! Спрингтрап вспомнил тот страшный день. Фредбер в крови. А он, Спринг Бонни, заплакал и заперся в кладовке… И после больше никогда не смог оттуда выйти. В ней они сейчас и находились. Здесь Голден его и обнаружил. Спустя тридцать лет. Но неужели глупый медведь допускал хотя бы малейшую мысль, что его коллега четверть века торчал в этой конуре, чтобы просто прятаться от него? Покалеченный аниматроник попытался подняться, однако Голден Фредди не позволил ему этого сделать, придавив Трапа к полу ногой. — Раз ты не услышал меня тогда, будешь подчиняться мне сегодня, — откуда ни возьмись в руке у медведя возник ремень, — А теперь будь послушен и веди счёт. «Он что, собрался меня лупить?» — Спрингу идея такой экзекуции не понравилась гораздо больше, чем оторванное ухо и ножевые ранения. Вот это действительно было отвратительное и неприятное унижение! Ремень свистнул в воздухе и больно соприкоснулся с телом аниматроника. Кролик зажмурился и нервно сглотнул. — Считай. — Ч-что считать, чёрт тебя дери?! — Считай, а то я тебя сейчас этим самым ремнём придушу, — мишка демонстративно схватил ремень за оба конца и резко дёрнул их в стороны, — Ну? Где счёт? — Од… Дин… — немного неуверенно прохрипел Трап. Снова свист ремня, пронзающий тишину. — Два… И так до десяти раз. Решив, что теперь напарник уж точно прочувствовал всю его боль, Голден присел рядом с ним на колени и слегка тряхнул Спрингтрапа за плечи. Униженный кролик зарычал и позволил злости выплеснуться наружу. Словно через прорвавшуюся плотину на бывшего Фредбера полились обильным грязным потоком проклятия и самые изощрённые ругательства, какие только могла породить богатая фантазия ржавого робота, более четверти века просидевшего в сырости, плесени и одиночестве. Может, до золотого ублюдка наконец дойдёт, что и он считал его предателем, думая, что это Голди замуровал его в четырёх стенах мрачной каморки и бросил умирать; что, проведя эти тридцать лет в забвении, он мечтал похоронить медведя и вместе с ним свою любовь к нему… Похоже, дошло. — Наши чувства всегда были взаимны, Спринги. Ты меня любил, а я тебя. Потом мы друг друга возненавидели. Одновременно. Думая, что каждый бросил другого. Так странно, — улыбнулся Голден. Видимо, осознал и в полной мере всё же поверил, что никто никого не бросал на самом деле. Только вот Спрингтрапу было не до улыбок. — Я тебе… Я всё тебе припомню, мразь! Я заставлю тебя прочувствовать то, что чувствовал я все эти годы, а особенно сегодня, золотая тварина! — казалось, от разгневанного аниматроника-калеки в этот момент можно было прикуривать, однако он так и не нашёл в себе силы подняться и беспомощно распластался на пыльном бетонном полу, продолжая рычать от злости и обиды, — Да меня в жизни так не унижали! Причём ни за что! Тебе это так с рук не сойдёт, медведь! Читай апокалипсис! Это про тебя! Фредбер вложил ремень в его руку и усмехнулся: — Можешь как-нибудь повторить то же самое со мной. Разрешаю.