Я и одиночество.

Все произошло слишком быстро. Тим не успел схватить его руку, а после: падение, удар, глухой хлопок. Секунда, за которую он потерял слишком много. Если бы он только был быстрее… Пропуская ступеньки, он бежал вниз, к телу бывшего друга. Мысленно он молился, чтобы хотя бы сейчас успеть. Чтобы Брайан оказался жив, пусть парализован, пусть без возможности идти, наплевать. Сердце стучало как бешенное, а дыхание не то, что сбивалось — оно готово было вот-вот покинуть Райта. Но мужчину это не волновало. Черт возьми, если бы все было иначе. Если бы не было всего этого дерьма, что свалилось на их головы, если бы, если бы… Он отчаялся думать, что делал бы, не случись всего этого с ними. Отчаялся терять свою жизнь и свое не самое паршивое прошлое во кусочкам. А самое паршивое — он даже изменить ничего не мог! Беспощадная сучка смерть по пятам шла не только за ним, но и за всей съемочной группой «Мраморных Шершней». И пусть друзьями среди них всех он мог назвать только Джея и Брайана, он никому не пожелал бы той участи, что настигла каждого из них поголовно. Себе тоже, но меньше всего он всегда думал о себе. Подбегая к Томасу, Тим не думал о том, на кой черт парень сиганул из окна. Не думал о том, что причиной этому поступку мог служить он сам. Он думал лишь о том, что липкая красная жидкость слишком быстро растекается по полу, что Брайан слишком обрывисто дышит. Думал обо всем, кроме того, что убило бы его морально — ведь кровь еще одного друга на его руках находится вовсе не фигурально. — Брай, не отрубайся, — поднимая друга под руки, он осторожно усадил его на пол, прижимая его спину к своей груди, а голову опуская себе на плечо. Осторожно дотянувшись до его лица, Райт приподнял маску, наблюдая не самую приятную картину — кровь шла еще и из носа. Кажется, Томас скорее умрет от того, что захлебнется в своей собственной крови, нежели истечет ей, потому как парень тут же начал издавать сипящие звуки, что должны были намекнуть на кашель. Но он не мог пошевелить ни единой мышцей, чтобы хотя бы кашлянуть нормально. Тим мог лишь представить, как должно быть страшно — понимать, что ты стал заложником своего собственного тела. Но мужчина не думал об этом, нет. Он мог лишь обреченно шептать, — Дыши со мной в унисон, пожалуйста… Обхватив того под руки, Тим пытался заставить его дышать — давил на грудь, так, будто бы Брайан не в собственной крови захлебывался, а воды наглотался. От такого неумелого массажа парень отхаркнул кровь, и Райту показалось, что есть шанс спасти Томаса. — Еще, еще и еще, — прислушиваясь не только к шуму в легких, но и к сердцебиению Брайана. Тим отдал бы все, чтобы они могли потратить весь кислород, чтобы привести состояние парня в полный порядок. Но со временем дыхание Томаса становилось тише, а через пару минут и вовсе стихло. Его жизнь утекала сквозь пальцы с каждой каплей крови, и, как бы Тим не пытался, он не смог бы это изменить. Он ведь не волшебник. Сердце еще билось, но и его удары скоро обратились в ноль. Тим чувствовал последнюю судорогу, почувствовал его дрожь, и на секунду ему показалось, что это хороший знак, что вот он — его обезбол, который успокоит его душу и спасет его друга. Но нет. Брайан больше не двигался. Не дышал. А сердце и вовсе перестало биться. Оглушенный еще одной потерей, Райт еще долго сидел на месте, до тех пор, пока от остывшего тела в руках ему самому не стало холодно. Его и самого трясло, и все это время он сам не слышал собственных всхлипов, которые даже посредством удара о стены эхом не могли разбудить Райта из его кошмара. Поднявшись на ноги, он растеряно думал о том, что же делать с телом. Его сомнения тут же развеял грохот где-то в глубине здания. Воспаленный потерей мозг дал команду бежать, и Тим побежал, не понимая, куда и зачем. Ведь сейчас он бросал Брайана, совсем одного, в темном холоде ночи. Но ноги не слушали, а тело решило все за него — пора уходить. Прошло около полутора часа, прежде, чем он попал домой. Ёбанный коридор окружал беспросветной темнотой, и только где-то в глубине комнаты был заметен мутный проблеск света, забежавшего в дом с улицы сквозь штору. Ночь казалась бесконечно долгой, особенно когда Тим понял, что не уснёт. Пустота разъедала его душу, уничтожала любые мысли, даже те, что только-только возникли в голове. Свет он не включал. Темнота, что раньше пугала своей неизвестностью, сейчас скрывала от него самого его собственные грехи. Он даже не нашёл в себе сил переодеться, а рубашка тем временем уже начала источать слишком приторный запах спекшейся крови. Кожа на руках так вообще по ощущениям высохла из-за подкоптившейся крови, что при каждом движении осыпалась пеплом чужой потухшей жизни. Ночь прошла спокойно — настолько, насколько это возможно для человека, потерявший последнюю надежду на спасение своей души. Хотелось бы верить, что это просто преувеличение, но для него было сложно поверить даже в это. Всю свою жизнь он провел в одиночестве. Эту картину на несколько лет изменил Брайан, своим присутствием добавив красок в серый пейзаж. Когда исчез Томас, вся жизнь превратилась в рутину, но и её слегка улучшил Джей. А теперь они оба мертвы. Оба безвозвратно покинули его, забрали с собой все радости. Тим не то, что чувствовал, что его время прошло — он знал это наверняка, потому что если в течение всей жизни он не был мастером построения взаимоотношений с людьми, почему должен был стать сейчас? Конечно, он не стал бы при всем желании. Единственное, что сейчас у него получилось бы с неоспоримым мастерством — мечтать, сидя в пустой мрачной комнате. Мечтать о том, что было бы, если… Мечтать о том, чтобы увидеть их ещё раз. Выкурив за эту ночь почти целую пачку, Тимоти не думал о том, как сильно, должно быть, сейчас пропах его двор этим едким дымом. Ему оставалось лишь вспоминать, как мило морщился Брай, когда он курил рядом с ним, как упрекал его в том, что он сам губит свое здоровье, а запах прозвал новым и резким парфюмом Тима, ведь сигаретами от мужчины пахло постоянно. Утро почти ничем не отличалось от ночи, во всяком случае, самое его начало. Где-то с девяти часов Тимоти зашевелился, неспешно передвигаясь по дому и занимаясь базовыми вещами: умылся, переоделся, поел. Ничего, что разорвало бы цепь рутины и душевной боли, что скрывалась за опустошением. Но, как ни странно, цель пока что у него ещё была. В полосатой кофте, в очках и с нервным выражением лица. Забавно, что тот, кто больше всех был склонен к смерти по случайности, все ещё жив, все ещё готов прийти за ним. Чёртов ангел смерти, чтоб его. Алекс пришёл. Случилось это ближе к ночи, и пусть Тим не мог знать заранее, что-то внутри подсказывало, что это неизбежно произойдёт. К тому же… Он остался один. Только он, обезумевший Крейли и одиночество. Прекрасная компания на вечер, ничего не скажешь. Алекс начал стрелять. Громкие хлопки отлично отрезвляли, будили от недавней потери в прожжённой пустоте его души. Перебежками подбираясь все ближе к стреляющему, Райт не слишком много усилий прикладывал для того, чтобы избежать прямого или касательного попадания пули по нему. Такая небрежность привела к появлению раны на руке — пуля лишь слегка задела кожу, но яркая боль внесла ясность в картину происходящего. Подобравшись ближе, Райт смог подобрать момент, когда можно было напасть на Алекса и выбить из его рук оружие. Завязалась драка — недолгая, но, признаться честно, Тим отвел душу, избивая Крейли, вдалбливая того головой в холодный бетон. Именно поэтому из схватка и не длилась долго — Тим просто разбил парню голову. За всё. За весь ужас, что тот учинил. За всех погибших от его руки людей. За тех, кто до последнего продолжал бороться. Будто бы только Алекс был повинен во всем том кошмаре, что им всем пришлось пережить. Но вопрос, куда же спрятать тело, решился сам собой — когда в окрестностях его дома пропал свет, Тим сразу понял, в чем дело. Он здесь. Пришел за своей главной марионеткой. Главной, и пожалуй самой неудачной — той, что в самый ответственный момент сорвалась с ниточек, что были вшиты в шарниры рук. Представив себе эту картину, Тим поморщился. Сначала от неприятной фантомной боли в тех местах, куда гипотетически должны были быть вшиты эти самый ниточки, а после — от резкого всплеска головной боли. Он возник прямо перед Тимом, одним своим присутствием заставляя того в порыве слабости вцепиться в дверной косяк. Удивительно, но существо впервые заговорило с ним. Ему вдруг стало интересно — а говорило ли оно с остальными? То, что предлагал Безликий, звучало слишком заманчиво, чтобы быть правдой. Слишком идеально. Но, кажется, выбора ему уже никто не оставил — впрочем, как и всегда. Порой Тиму казалось, что это существо получало извращенное удовольствие от того, что на протяжении всей его — Райта — жизни было зациклено лишь на наблюдении за ним. И он, после всех этих потерь, был бы рад отмотать время вспять и остаться тем единственным, кто был бы преследуем этой тварью. Но Слендер предлагал не это. Жизнь за «жизнь» было самой удачной формулировкой, что Тим выстроил для себя из всего объяснения. Он высоко оценил стремление Тимоти выжить, но также он прознал о его слабости — страхом смерти близких. Тим согласился. Монетка, что якобы должна была олицетворять его выбор, на деле была с одинаковыми сторонами, и если уж умирать как личность, то хотя бы за соответствующую цену. Эта мысль повторно посетила его через пару месяцев, когда он, следуя за Худи, будто бы на мгновение проснулся ото сна. Но после тут же вернулся обратно, где были только трое: Худи, он и одиночество в ледяном лесу. Живые, но без своих личностей. — Если Слендер правит царством мертвых, то мы — его Харон, — однажды сказал его напарник. Маски удивляло то, что они оба могли говорить. Думать. Помнить. Но он бы никогда не стал рассказывать своему брату по оружию о том, какую цену он заплатил за то, чтобы они оба могли быть живым Хароном для своего хозяина.