Один вечер

Большой зал Хогвартса в этот день всегда особенно прекрасен. Вдоль стен струятся флаги с цветами всех факультетов, золотые скатерти покрывают столы, уставленные блюдами на любой вкус. Когда она проходит через большие двери, многие взгляды падают на неё. Она будто становится ещё одним украшением мероприятия, вишенкой на торте праздника победы. Красное платье, оттеняющее её волосы. Оно словно знак преданности факультету и мужу, сияющему теми же оттенками на лацканах пиджака. Короткий поцелуй в щеку и мягко брошенное: «Я сейчас вернусь». В ответ улыбка и тёплое: «Конечно, дорогая». Быстрым шагом поднимается по лестнице, всё время одёргивая себя, чтобы не пуститься в бег. Всё-таки статусу нужно соответствовать. И всё же она почти влетает в кабинет, освещённый лишь слабым дневным светом, оглядывается по сторонам, долгие секунды, и наконец знакомый голос: «Добрый вечер, Гермиона».

***

Гермиона разворачивается, смотрит в тёмный угол неосвещённого кабинета и видит его. Он выглядит точно так же, как и девять лет назад: чёрная мантия, неизменный сюртук, застёгнутый на все пуговицы, морщинки у глаз и волосы, свисающие сальными паклями и закрывающие лицо. — Здравствуй, Северус, — произносит она, не в силах сдержать счастливую улыбку. Ей очень хочется к нему прикоснуться, провести по щеке, заправить прядь волос, она уже почти тянется к нему, но в последний момент сжимает ладонь в кулак и опускает её, потому что знает — это всё испортит. — Я скучала. Любой сторонний наблюдатель бы сказал, что он никак на это не отреагировал, но Гермиона видит, как он чуть приоткрывает глаза, как чуть разглаживаются морщины, как он чуть поджимает губы, и она знает — он тоже скучал. — Как ты? — спрашивает Гермиона и тут же нервно смеётся. Это звучит неловко. Северус немного склоняет голову и неопределённо пожимает плечами. Точно так же, как и год назад. Как и за год до него. Его жизнь вообще предательски однообразна. — А вот у тебя, я слышал, есть новости, — тут же спрашивает он. Говорить о ней в любом случае интересней, у неё всё время что-то происходит. Гермиона удивлённо смотрит на него, не сразу понимая, о чём именно он говорит. — Так получилось, что я люблю проводить время около кабинета Поппи… — А у неё язык без костей, — беззлобно заканчивает Гермиона. — Срок — три месяца. Поппи сказала, будет мальчик. — Поздравляю, — его голос звучит искренне, и всё же Гермиона прикусывает губу и смущённо отводит глаза. — Уже решила, как назовёшь? — Мне нравится Хьюго. — Красивое имя, — кивает Северус. — Сердце, разум, душа, — переводит он со старофранцузского, и у Гермионы в груди разливается тепло. — Как дела в министерстве? — переводит тему, и Гермиона ему благодарна. Она всегда чувствует неловкость, когда они обсуждают что-то связанное с её личной жизнью. О работе же она может говорить не переставая, прекрасно зная, что Северус действительно её слушает, а не просто кивает невпопад. Она увлеченно рассказывает о работе с международными поставщиками, о Кингсли, который загружает её дополнительной работой. На это Северус многозначительно хмыкает, но от его предположения о том, что Министр Магии присмотрел себе замену в её лице, Гермиона просто отмахивается. Видно, говорят они несколько часов, потому что кабинет вдруг начинает заливаться розовым светом заката и Гермиона подходит к окну, чтобы вновь посмотреть из стен родного замка, как день клонится ко сну. — Думаю, нам пора, — озвучивает Северус их общую мысль. Гермиона, не в силах посмотреть на него, зажмуривается и глубоко вздыхает. Больше всего в жизни она ненавидит это прощание, и он это знает. Кабинет будто замирает, и единственный звук, разрушающий тишину, — стрекотание сверчков вдалеке вечера. Через несколько минут она всё же оборачивается, и на лице появляется горькая улыбка. Рама портрета снова пуста. Гермиона проводит рукой по полотну, и шершавая краска будто возвращает её в реальность. Она не изменяет мужу. У неё отличная карьера и прекрасные друзья. Проблема в том, что она не задумываясь променяла бы это всё, только бы Он был жив.