Минералка

Диван был очень узкий и длинный. Непривычно узкий и непривычно длинный. Кабуто вытянул одну ногу, чтоб нащупать подлокотник, и только тогда осознал самое очевидное и самое важное. Это был не его диван. Дома диван был всегда расправленный, мягкий и пахнущий новой мебелью. Этот жесткий, узкий и длинный. Кабуто поерзал, чтобы убедиться в одной из своих догадок, и услышал характерный тихий скрипа. Подрагивающей рукой он нашарил спинку и провел пальцами по обивке. Кожаный. Дома определенно диван не был кожаным. И вообще-то пах приятнее и был удобнее. Кабуто втянул воздух и тихо закашлялся. Легкие не были готовы воспринимать кислород, голова не была готова подниматься, а мышцы решительно не хотели никак напрягаться. Но в голове начинала назревать паника, пока он не мог определить свое местоположение. На диван из клуба, где он провел прошлый вечер (он предполагал, что там есть диваны) (дальше барной стойки Кабуто так и не отошел) (хотя голова отказывалась выдавать воспоминания после третьей стопки чего-то мерзкого и высокоградусного), похоже не было. И кислорода было слишком много. И было слишком тихо, только за окном проснулись первые птицы. Кабуто очень сильно захотел открыть глаза, но веки были против этого. У него не вышло с трех попыток, но четвертая оказалась более-менее успешной. Только солнечный свет коснулся сетчатки глаза, гудящая до этого где-то на заднем плане головная боль ударила его со всей силой. Как будто по лицу заехали лопатой. Он застонал и повернул голову, пытаясь спрятаться от боли в диване. Получилось, неприятные ощущения немного уменьшились, но пропадать или возвращаться на задний план больше не собирались. — Оригинальный у тебя способ отпраздновать первое в жизни увольнение, — смутно знакомый тихий голос раздался где-то в нескольких метрах. Кабуто в ответ выдал что-то не очень вразумительное, но достаточно страдальческое, пытаясь посчитать, какая именно порция алкоголя была лишней. — Я не праздновал, — он нашел в себя силы перевернуться на спину и даже приподняться на локтях, но все еще не открывая глаза. Скрипнул столик (журнальный, наверное) на него опустили что-то приятно пахнущее и шипящее. Шаги двинулись дальше по комнате и зашуршали тканью. — Вчера вечером ты сказал, что именно празднуешь. Можешь уже открыть глаза. Кабуто послушался и вполне успешно приоткрыл один глаз. Комната погрузилась в приятный полумрак, тяжелые темные шторы были закрыты, пряча их от солнечных лучей. Он благодарно выдохнул и совершил свой следующий героический подвиг. Он медленно сел, опустив одну ногу на пол. Позвоночник казался тяжелым и тянул его обратно, но Кабуто не менее героически прислонился к мягкой спинке и опустил вторую ногу. — Спасибо, — во рту было сухо, язык плохо шевелился, он потянулся к чашке с чаем (именно она стучала об стол) (во второй чашке приветственно шипела минералка). Тот оказался горячим и ужасно горьким. Кабуто проглотил с огромным усилием и скривленной миной, тяжело выдохнул и захрипел уже менее благодарное: — Что это еще? Незнакомец (точнее уже вполне себе знакомый человек) (как минимум хозяин квартиры в которой они сейчас находились) (или знающий хозяина человек) рассмеялся и легко пожал плечами, опускаясь на диван рядом: — Травяной чай, хорошо помогает справляться с похмельем. — Опыта много? — Можно и так сказать. Кабуто хмыкнул, сделал еще небольшой глоток и отставил чашку обратно, заменив её стаканом минералки. Подмечать, что после этого его хотя бы перестало тошнить, он не захотел принципиально. Незнакомец хрипло рассмеялся. Сидел он рядом, но теплом, как от живого человека, не веяло. Кабуто искоса рассматривал профиль, понимая, что определенно провел с ним вечер и ночь. Но штаны были на нем, в них все еще была заправлена рубашка, даже носки остались. — Орочимару, — имя всплыло вовремя, теперь можно было трезвым попробовать его на вкус и оценить: — мы ведь вчера ничего? Орочимару рассмеялся немного громче и помотал головой: — Ты был слишком пьян, расстроен и бесконечно много говорил. К тому же это было только первое свидание. Воспаленный мозг наотрез отказался воспринимать даже намеки на флирт, Кабуто потупил взгляд и уставился на лопающиеся пузырьки минеральной воды: — Простите, я обычно не говорю много, мне жаль, что так получилось. — У тебя был достойный повод, еще и очень интересный. — Много я успел рассказать? То есть, а Вам то какое дело? — Кабуто поднял глаза, хмуря светлые брови, странное подозрение зародилось где-то в желудке. — Тебе просто вчера вечером очень повезло, будто бы знал, кому идти жаловаться, — Орочимару протянул ему (будто бы подготовленную заранее) визитку. Кабуто вдохнул, выдохнул носом и взял ее подрагивающими пальцами. Висок пронзила стрела боли, он нервно поморщился, а потом уставился на новообретенного знакомого (а он красивый). — Это предложение работы? Частные клиники – места не дешевые, туда не берут кого попало. — А я и не беру кого попало. Ты молодой специалист, перешедший кому-то дорогу. — Я правда не думаю, что это именно так. — Принижаешь свой талант? Не думал, что ты из таких. Однако с учетом, что интернатуру ты прошел успешно и за несколько недель на официальной работе провел успешно несколько успешных операций, а после тебя попросили уйти по собственному желанию. Звучит странно. Кабуто потер виски и тихо застонал: — Прошу прощения, я не в состоянии сейчас думать об этом. — Тебя никто не торопит. Его плечо слегка сжали чужие прохладные пальцы. Сильные. Кабуто проследил за бледной, почти белой кожей, которую выше начинала скрывать ткань рубашки. Красиво. Теперь эта мысль поселилась в голове и не захотела отпускать. Кабуто сглотнул и слегка покачал головой, пытаясь переключиться. Визитка легла на журнальный столик. Он заволновался так, что тошнота вернулась. — Пей чай, он помогает гораздо лучше. — Слишком горький. Орочимару явно сдержался от высокопарного философского замечания, за что Кабуто определенно был ему благодарен. И за чай точно. Пришлось все же потянуться за ним, отпить и еще раз демонстративно поморщиться. Стало немного легче. — Иди сюда, я могу побыть заботливым. — Все ради меня? — Ты интересный, — Орочимару легко пожал плечами. Лицо его не поменяло беспристрастное выражение, но почему-то Кабуто решил, что видеть его таким – уникальное и редкое зрелище. И он очень случайно удостоился этого. Интересный значит. Сильные пальцы потянули его, Кабуто послушно опустил голову на предложенные колени и застонал в этот раз от удовольствия, когда эти же пальцы запутались в его волосах. Прохлада от рук успокоила головную боль. — Я б не отказался от нормального обезболивающего. — Сейчас я не смогу встать. Он проглотил слова о том, что таблетки можно было бы захватить и вместе с чаем. Нельзя было наглеть слишком сильно. Мысли из головы медленно утекали, внутри копились облака ваты, в веки постепенно возвращался свинец. — Интересный, да? — Кабуто приоткрыл глаза, рассматривая колени перед глазами. Орочимару провел пальцем по скуле, слегка оцарапав кожу ногтем. Оказалось, скорее щекотно, чем больно. Язык ворочался совсем плохо: — Вы тоже очень интересный.