Dylan Thinks

Дилан сидит в медпункте и думает «пиздец», а вслух воспроизводит только тишину в черепной коробке, оставшиеся мысли рядом с единственным целым словом — то-есть, никакие. Дилан хочет расцарапать себе руку до боли, красных полос и крови, металлической на вкус (распробовал роковой ночью и больше не кусает губы, чтобы не начало дёргаться в панике тело). Хочет, но протез не позволяет — отрастающих ногтей не предусмотрено на аккуратных пальцах из углепластика. И слава всему святому, наверное, что так и есть. Если это святое вообще существует. Дилан отшучивается на вопросы о потере руки, а при виде Райана и его виноватых взглядов на протез ему хочется расплакаться и сказать, что тот не виноват, но изо рта вываливается шквал невероятного уровня колкостей с зашифрованными в них обидой и страхом, которые Райан, конечно же, видит, просто виду не подаёт — только смотрит почти что обеспокоено, или это у Дилана опять разыгралось воображение, как тогда, у кострища. Ему всё ещё очень обидно из-за своей глупой доверчивости и очень страшно, что Райан смотрит на его отсутствующую руку с немым отвращением. Или, не дай бог, с жалостью, его слишком много после августа жалеют по этому поводу, и это ощущается ужасно: давит, давит, давит на плечи и не даёт успокоиться и выдохнуть (вдохнуть хотя бы для начала). Но всё оказывается хуже — Райан не перестаёт смотреть на него виновато. И это давит на Дилана сильнее остальных взглядов. Ему не везёт — их с Райаном сводят стены университета. Спасибо, что разных корпусов. А у Дилана сводит лопатки и скулы, но не от улыбки, а от того, с какой силой он сжимает зубы. Опять — от обиды. Перед тем, как они в последний раз вышли из допросной, Райан предупредил его — «Я не то чтобы создан для всякой любовной мишуры». — И больше не писал, даже несмотря на то, что номерами они обменялись. И если сначала Дилан думает, что, ну, мало ли что случилось, Райан один раз упомянул о финансовых проблемах при нём, но возможность написать хотя бы букву (Дилан бы умер от счастья, даже если бы тот послал его нахуй) у него наверняка есть. Просто он ей не пользуется. Дилан думает, что было бы легче быть влюблённым в Кейтлин. Он, конечно, просто не может этого сделать — он гей и всё такое, но это ощущалось бы правда в тысячу раз легче: Кейтлин бойкая, с ней весело, и если он не лез бы в её личное пространство после признания без разрешения — всё было бы супер. Она отличная подруга, у неё красивая улыбка и приятный голос, а ещё она знает, как погладить по голове и как перебрать пряди дилановских волос, чтобы он успокоился после долгой истерики или что-то типа того. Навык, приобретённый на рассвете после долгой ночи в Хэккетс Куорри. Дилан думает, что было бы легче быть влюблённым в Джейкоба. Он немного глуповатый, но забавный и приятный парень, хорошо разбирается в готовке, слушает попсу и Кендрика Ламара, с лёгкостью сможет поднять сразу и Кейтлин, и Дилана на руки и всё вокруг воспринимает так просто, что его дурацкое (Дилан любя так его называет) мировоззрение невольно передаётся по воздуху всем вокруг на какой-то процент, даже если на самый маленький. Дилан думает, что было бы легче влюбиться в Эби. Она творческая личность, мягка с детьми, рассудительна, у неё очень нежная и мягкая кожа, приятные наощупь волосы, она красит ногти в чёрный, ведёт маленький блог на ютубе со влогами и спидпэйнтами, смешно шутит и очаровательно смеётся. Дилан думает, что было бы легче влюбиться в Ника. Ник понимающий, достаточно смелый, открытый, из алкоголя воспринимает только яблочный сидр, ходит на митинги, у него красивая линия челюсти, неплохой музыкальный вкус, но ужасный вкус в одежде, его любимые группы — Cemeteries и Human Tetris, они с Диланом часто устраивали посиделки после отбоя в прикреплённом к ним домике, ну и ещё у Ника очень приятная внешность. Дилан думает, что было бы легче полюбить Эмму. Да, она стерва, но ещё она безумно смелая, от неё всегда вкусно и приятно пахнет, локоны её волос красиво развеваются по ветру и являются очень мягкими, у неё родинки на коленках складываются в созвездия, глаза издевательски сверкают, напоминая, кто здесь главная при любом удобном случае, она составляла Дилану аутфиты всю их смену в лагере, на дух не переносит клише, хотя сама являлась бы самой клишированной персонажкой, и имеет за спиной свою огромную Эмма нацию. Но они — только его друзья. Люди, с которыми ему бок о бок пришлось пройти все те кошмары и ужасы лагеря Хэккетс Куорри и, как приятный бонус, интересные собеседники и собеседницы (хотя иногда это довольно спорный момент). Просто влюблённость в кого-то из них всяко лучше влюблённости в Райана Эрзалера, и Дилан убедился в этом на собственном опыте ещё тогда, когда услышал колкие слова о любовной мишуре в допросной. А теперь, когда тот проходит мимо него при случайных столкновениях в кампусе, он убеждается в этом во второй раз. Но, в любом случае, это не изменяет того, что он самым первым вызывается помочь, когда Райан устраивает какую-то невероятных масштабов драку в его, Дилана, учебном корпусе. Конечно, не тому человеку, с которым дрался Райан, он даже видеть этого парня не хочет, не то что помогать ему латать свои раны, потому что если Райан первым полез в драку или начал обороняться с таким рвением — тот паренёк явно сделал что-то хреновое. Райан сдавленно мычит от боли и смыкает губы до образования тонкой полоски вместо них, когда их наконец-таки оставляют в покое и Дилан может оказать хотя бы поверхностную первую медицинскую помощь до прихода медсестры на её рабочее место. Дилан думает, что это глупо, но слышит шипение, когда обрабатывает очередную нехилую такую рану, и забивает на своё мнение. Райан отпускает хриплый и какой-то болезненный смешок, когда Дилан дует на обработанное ранение (полученное в благороднейшей схватке, между прочим), но сам Линайви разобрать эмоцию, заложенную в смешок, не может — и не собирается отвлекаться ради этого. — Дилан. Ладно, он, блять, собирается. Дилан вопросительно хмыкает в ответ и продолжает начатое. Райан глубоко вдыхает влажный прохладный воздух, как будто бы набираясь сил. Дилан думает, что, может, его сейчас пошлют нахуй — он готов к любому исходу. — Слушай, я, типа… Бля, — Последнее слово Райан выталкивает из себя с шипением и немножко дёргается, поэтому сидящему напротив приходится крепче взять его за подбородок и развернуть раненную щёку бедного и несчастного страдальца к себе, чтобы закончить хотя бы с ней. — Короче, я… Нахер это, Дилан, я мудак. Дилан думает, что он дурачьё, но мудака-то куда в его описание впихивать — хотя, возможно. Просто он не знает, сколько раз плакал бедной Кейтлин в коленки из-за него, но сбился со счёта где-то на пятом (или это был пятнадцатый) разе. Если больше семи — то да, Эрзалер, держи значок, ты удостоен звания конченного мудака в этом году, хотя сам об этом, наверно, даже не догадываешься. — Хорошее начало. Райан хмыкает в ответ на реплику. — Ага, — И выдавливает из себя подобие улыбки. «Я тебя ненавижу» — думает Дилан. Но знает, что, на самом-то деле, нет. — Я всё это время думал, — «Охренеть заявление. Не делай так больше.» — И пришёл к выводу, что я не создан для любовной мишуры, но, может, ты меня какой-то хернёй заразил, пока мы были в радиорубке, ну, той ночью. Я думал о тебе с августа по, типа, вот сейчас, а сейчас, если у меня нет проблем с памятью, конец мая. — Чувство вины? — Линайви случайно слишком резко мажет ваткой, пропитанной хлоргексидином, хотя это не планировалось, и виновато (о, как быстро-то ролями поменялись, аж смешно) смотрит на шикнувшего Райана. — Нет, — Эрзалер улыбается почти грустно (ну, как улыбается, приподнимает уголки губ на миллиметр, почти незаметно). — Я в тебя пиздецки сильно влюблён. Дилан на секунду застывает с ваткой в руках и честно, честно пытается сдержать поток язвительного сарказма и мата, но у него плохо выходит. — Какого хрена, чувак? — Эрзалер напротив не удивлён его реакции, как будто уже продумывал, как это всё будет на самом деле, как будто представлял себе этот диалог ранее. — Прикольно, а написать мне или позвонить, типа, блять, не судьба? Очень смешно. Спасибо большое, что топчешься на моих чувствах в Какой-то Там по Счёту Раз, конечно, но я не думаю, что медсестра будет очень рада, если застанет нас за второй твоей дракой за этот день. Но я не буду пользоваться твоей беспомощностью сейчас. А так, да, Райан, ты мудак. Только я знаю об этом с октября. А ты сообщил мне об этом в мае. — Я знаю. — Вздыхает Райан. — Первое время я был весь в подработке, зимняя сессия, ты и сам знаешь, как это трудно, но потом я правда струсил. Типа, я понимал, что есть вероятность того, что ты меня ударишь или что-то типа того, что твои чувства прошли очень быстро, но я не мог пересилить себя. Так что я правда, наверно, мудак, но я очень хотел тебе сказать, что вот то, в октябре — это просто бред всё ещё шокированного и уставшего человека, ладно? Я не… Ну, я не настаиваю на том, чтобы ты… Эм, принимал меня в свой круг общения обратно или что-то типа того? Просто страшно оставлять тебя в неведении ещё дольше. Я правда переживал. Прости меня, пожалуйста, если ты захочешь это делать. Дилан нервно хихикает и вздыхает, чтобы успокоиться. — И поэтому не писал, не звонил и не подходил, чтобы поговорить, да? — Райан смотрит на него очень, безумно виноватым взглядом, и Дилан тушуется. — Ладно, я… Хорошо, я прощаю тебя, только, чел, пожалуйста, не пропадай так больше. Мне правда было хреново. И я советую тебе не показываться на глаза Кейтлин, потому что она надерёт тебе зад. — О, ну, справедливо, на её месте я бы сделал то же самое. Линайви тихо смеётся и Райан отвечает ему тем же, замолкая на следующие несколько минут. — Кстати, — Дилан заинтересованно откликается. — Я прощупывал почву и не думаю, что ты меня сейчас за это изобьёшь… Поэтому могу сказать, почему я подрался. — Угу, если всё ок с этим, конечно. Райан мнётся и отводит взгляд в сторону. О, был бы он таким, когда в драку лез, было бы вообще прелестно. — Эм, в общем, там чувак какой-то… Сказанул, мол, ты инвалид, почему тебя приняли в университет, пустил какую-то тупую пошлую шутку про протез, — Эрзалер немножко мрачнеет. — И я, ну, подошёл к нему поговорить под конец перерыва, тот воспринял это слишком резко, и… Теперь я здесь. — Не, ты не мудак, ты конченный еблан, — Линайви оторопевает. — Я, конечно, понимаю, что я первый парень на деревне, дуэли за даму, все дела, но ты что-то совсем поехал крышей. Ты был самым рассудительным из нас, куда эта черта ушла за девять месяцев? — Растворилась, как и, в принципе, последние клетки моего мозга. — Отвечает Райан. — Ну, не только же из-за рассудительности ты на меня запал, правда? Дилан робеет и утыкается в свою ладонь. «Ну почти ж закончил с обработкой ран, надо было вот это выкинуть, а» — он почти стонет от отчаяния — Послушай… — Райан напрягается. — Я не хочу, чтобы ты влюблялся в меня только из-за того, что я влюблён в тебя. — Прекрати нести бред. Я влюблён в тебя, мне плевать, «просто Дилан» ты или притворяешься кем-то другим, я правда считаю тебя, типа, очаровательным, и я советую тебе заткнуться заранее, если ты собираешься сейчас меня подъебать, а я вижу, что ты собираешься. — Так ты к отношениям подводишь? — Линайви тушуется снова. — Я, просто, ну, не знаю, готов ли ты, и я сам немного не в порядке, и… — Дилан. — Райан устанавливает твёрдую интонацию. — Если ты готов дать мне словесное согласие на отношения, то я, ну… Буду только рад? В плане, я люблю тебя, даже если для меня это пожелание смерти и три смертных приговора, — (По одному на каждое слово и проволокой по каждой букве скрип-скрип). — та ночь связала нас ещё крепче и теперь я готов для тебя даже на разговоры. Ну, чел, после девяти месяцев молчания это звучит стрёмно, да, я знаю. — Хватит меня перебивать! — Дилан возмущённо (эх, притворство) вздыхает и пытается отвлечь Райана от своих очаровательно покрасневших щёк и ушей. — Это слишком громкие слова, ты в курсе? — Ага, но я в этом уверен, а ещё ты очаровательнейше смущаешься, ты в курсе? Дилан рдеется ещё пуще. — Отъебись, ковбой, — Он вздыхает почти обречённо. — Ты уверен? Просто… — Дилан. — Я… Хорошо, хорошо, я понял, я даю тебе словесное согласие. — Линайви отводит взгляд. — Это звучит просто ужасно. — Не так ужасно, как твоя шутка про стояк. — Ты её помнишь! Какого хрена? Райан смеётся. Бля. — Бля. Бля, Райан, это тоже ужасно прозвучит, но можно тебя поцеловать? Райан робко, почти уверенно разводит руки в стороны и пожимает плечами, мол, весь твой, делай, что хочешь, но из-за этого Дилан начинает сомневаться сильнее и робеть тоже — как и Райан, впрочем, хотя он это и скрывает. Райан — тёмная сторона луны, пугающая неизвестность и тёмная материя в глубоком и ужасно страшном холодном космосе. Дилан — искрящиеся и теплом, и холодом звёзды, являющиеся путеводными для заблудившихся, светлая сторона луны, живая и тёплая Земля. А Райан заблудился. Райан освобождает сердце Дилана, яростно бьющееся в запертой грудной клетке и возлагает его на алтарь, трепетно поглаживая, боясь ранить, и рядом аккуратно кладёт своё, бьющееся в таком же бешеном темпе. Дилан думает, что это глупо, неловко и страшно. Райану плевать, что там Дилан об этом думает, поэтому он накрывает его губы своими и целует почти целомудренно.