Two of a perfect pair

Нервы? Что вы, вздор! Он — может, самый спокойный из Пассионе (ну, скорее после Леоне). Держится всегда во главе золотой середины и правды, не отстаёт от их капореджиме и вообще мечта любой девушки. Это всё отчасти. Джорно всегда хотел стереть всю прошедшую жизнь и начать с чистого листа, направиться на другой континент и зажариться в пустыне. Стоп, парень, ты вообще что удумал? Нет-нет, он не мазохист, ему не понравился бы такой расклад. Легонько, небольно, аккуратно. Почти под корень; Джованна их уже давно не красил, так было бы ещë хуже. Не получилось сгрызть хоть один — гнетущее чувство недосказанности бьëт его по пояснице, заставляя свести брови и сжать губы. Он делает это автоматически, как робот, только команды даёт себе сам. — Вкусно? Бруно всегда говорил это, когда видел всего скрючевшегося подростка, который откусывал даже некоторую часть кожи под самой ногтевой пластиной. Такой же член мафии садится с ним рядом на корточки, заставляя смотреть в глаза на уровне. Джованна смотрел на Буччелатти всегда с воодушевлением, мол, вот, к чему я хотел бы стремиться, чтобы дарить людям покой, а самому просто быть уважаемым. Мечта, так сказать. Но он часто упускал из виду то, что думая в основном о прекрасном деле, забывал, что живой человек и умеет нервничать. Да, блондин не хотел, чтобы хоть кто-то питал к нему жалость, ведь тогда его будут считать совсем не сильным и рассудительным, а слабым ребёнком. А быть в чьих-то глазах примером жизни по приятней, чем отбросом. Капо и есть что-то возвышенное, непостижимое для него, только если он, конечно, не перестанет сдирать с себя кожу до мяса и терять черты другого человека. Золотого мальчика, желающего быть правосудием. Не всë так легко. — Джорно, ты меня видишь? Опять что-то получилось не так, как ты хотел? Старший присаживается где-то на краю, лишь бы не стоять над душой. Мышцы на ещë детских щеках сокращаются и отъезжают в сторону, создавая выражение лица похожее на обречëнную ухмылку. Получилось у других, — получится и у тебя, девиз любого возраста. Давно уже нечистые кудрявые волосинки тыкаются в виски, крича хозяину о чём-то. Он не слышит их. Зато видит за собой брюнета, слишком заботливо обращающегося с простым подростком. Или Джованне кажется? Бруно всегда выступал им в роли почти что родителя, да и относящегося также. Это никого не обижало, наоборот, они были семьёй. И нет, блондин не чувствовал себя белой вороной. У них были отличные отношения; это не зависит от окружения. Рука в белом рукаве аккуратно опустилась на сжатые в замок ладони Джорно. Она тёплая, с некоторыми порезами, но это не мешало ей являться какой-то... Домашней. За окном удивительно стихло, несмотря на то, что улицы в Неаполе всегда кишат разговорами и трелью. Светло-голубые глаза медленно проскользили по силуэту Буччелатти, заставляя блондина повернуться лицом к тому. На удивление яркая, всегда уютная улыбка застыла у капореджиме, но тут же приблизилась к скуле младшего, ощутимо отдавая глубоким дыханием, в отличии от почти не дышущего Джованны. Что? А зачем? А куда? Правда? Ответов нет, да и зачем вопросы, можно лишь потереться носом о чужое личико, чего-то ожидая. Тонкие пальцы еле сжимают холодные потные. Ничего не случится, будто ты что-то сделал. Не совершай плохих поступков — да и не будешь убегать от их последствий.