Как же невероятно хотелось…
Провести с тобой ещё хоть немного времени
***
Шисуи хорошо помнил день, когда в первый раз увидел еë. Тогда ещё он был совсем мальчишкой, уже закалëнным жизнью, но всë ещё хранящим в сердце надежду и веру в светлые мечты и мирное, прекрасное будущее. Тогда, поспешив на встречу с Итачи, Учиха заметил девочку, идущую рядом с другом. Она была слегка застенчивой, но в то же время, издалека ощущались некая внутренняя теплота и нежность, наполнявшие еë. Особый, одной ей принадлежащий, свет заставил мальчишку остановиться, забывая всë на свете, чувствуя, как тягучее волнение разлилось внутри. Лëгкая дрожь отголоском пронеслась по телу, заставляя поток мыслей распасться на множество мелких осколков. Девочка обратила внимание на Шисуи, на мгновение растерявшись, словно он вывел еë из светлого мира в обыденную реальность. Она устремила на него взгляд своих тëпных глаз, а потом, быть может, даже сама не понимая зачем, ласково улыбнулась ему. Что-то согревающее невесомое вспыхнуло в груди мальчика, словно эта девочка поделилась с ним внутренним светом. Учиха стушевался, замялся, даже забывая, зачем сюда прошёл. Настолько она завладела его спутавшимися мыслями. — Шисуи, рад видеть тебя, — голос Итачи позволил ему немного взять себя в руки, хоть та девочка невольно перетянула на себя внимание. — Я тоже, — неловко пробормотал кучерявый, подходя к ним чуть ближе. — Итачи-кун, это твой друг? — поинтересовалась девочка, невесомо, будто боязно, положив руку на плечо приятеля, и бросила на старшего мальчика заинтересованый взгляд. — Да, — лаконично ответил Итачи, — Шисуи, это Изуми — моя подруга…С того самого дня и начались
эти бессмысленные ненужные чувства…
Шли годы, менялся мир в их глазах, менялись они сами. С Изуми он виделся нечасто, даже редко, но все эти встречи откладывались глубоко в душе, в сердце, навсегда оставаясь а памяти. Неожиданно всплывали в моменты, когда Шисуи оставался наедине со своими мыслями и переживаниями или когда было совсем уж невыносимо плохо.Еë глаза, еë звучный голос, вся она…
Даже незримо вызывала в нëм странный глубокий отклик, будто кто-то точно и умело тянул за струну в его душе. «Быть может, она мне нравится?» — эта мысль Шисуи невероятно смущала, каждый раз заставляя краснеть и отчаянно желать, чтобы никто не узнал его тайну. Он даже сам не знал, почему это казалось ему чем-то запретным, чего не должно было никогда появиться, что вышло совершенно лишним.Но вспыхнув однажды,
уже не могло перестать гореть.
Незримая сила тянула Шисуи к ней. Он старался чаще видеть еë, чаще делать какие-то приятные мелочи, шутить, чтобы снова и снова на лице Изуми расцветала улыбка. «Я хотел бы провести так всю жизнь», — мечтал Учиха одинокими ночами, зачем-то прижимая к груди подушку. Эти фантазии согревали сердце и душу, дарили ощущение почти беззаботной радости и ещё пуще зажигали в нëм любовь к этой девочке. Тем не менее, как бы Шисуи старался не замечать этого, рядом с ним Изуми вела себя по-другому: куда-то исчезали те особые свет и нежность. Чего-то не хватало…Он не сразу понял, в чëм дело.
В тот день он возвращался домой, поздравив лучшего друга с получением звания чунина. Настроение было лучше некуда, и Шисуи с улыбкой шагал по кварталу Учиха, сопровождаемый непонимающими взглядами соклановцев. Но вдруг боковым зрением он увидел знакомую тонкую фигуру и повернул голову в ту сторону.Сердце ускорило ход.
Она.
Изуми, заметив его, поспешила приветствующе помахать рукой и подойти к нему ближе. — Привет, Шисуи-кун! Мне нужна твоя помощь, — сказав последнюю фразу, девочка, застеснявшись, опустила глаза. «Ради тебя… я готов на всë», — подумал подросток, отчего-то радуясь тому, что за помощью она обратилась именно к нему. — Конечно! — ответил он, зачем-то резко положив руку ей на плечо. — Всё, что угодно, разве что в пределах разумного, Изуми-чан! Луну с неба вряд ли достану, но постараюсь! — Ну нет, Шисуи-кун! Как ты обо мне вообще думаешь?! — с напускным возмущением сказала девочка, неловко поведя плечом, на котором лежала рука кучерявого, будто пытаясь еë сбросить. Но, растеряв весь запал смелости, добавила — дело в том, что Итачи-кун стал чунином, и я хотела бы спросить у тебя, как лучше его поздравить. Когда разговор коснулся Итачи, Шисуи заметил, как куноичи резко поменялась: из уверенной и дружелюбной сделалась такой застенчивой и воодушевлëнной, погружëнной в какие-то свои далëкие воздушные мечты. Улыбка сползла с лица подростка, а всë тело неприятно сковало напряжением, стëкшимся в неприятный болезненный ком в груди.Мне показалось…
Мне должно это показаться!
— Я очень хочу сделать ему приятно, — пролепетала Изуми, вся раскрасневшись. — Ну, как сказать… — Шисуи, замявшись, даже не сообразил, что ответить. Какое-то противное волнение распространилось по его телу, отдавшись неприятным покалыванием в солнечном сплетении. Нехорошее предчувствие сразило его под дых, не давая вздохнуть полной грудью. — Ты только не говори ему, но… Он мне очень нравится, — шëпотом призналась девочка, сомкнув руки на груди. — Поэтому я и хочу его порадовать, слышишь? Шисуи услышал. Абсолютно всë, до последнего слова. Его рука неловко соскользнула с плеча Изуми. Он не мог сделать вдоха, не мог больше пошевелиться: что-то крепко его сковало.«Он мне очень нравится.
Только ему не говори».
Эти слова снова и снова назойливо прокручивались в голове. Больно. Невыносимо больно было каждый раз слышать их, чувствуя, как рассыпается душа. «Вот почему со мной она себя вела иначе, — подумал Шисуи, сильно закусив губу и пытаясь вернуть себе возможность нормально, без боли в горле, вздохнуть. — Я видел, как она расцветает рядом с моим другом, это любовь еë так преображала. Не ко мне. Она любит Итачи…» — Шисуи-кун, ты в порядке? — поинтересовалась Изуми. — Я? Да, в полном! Только задумался! — усмехнувшись, произнëс он, натягивая на лицо улыбку. «Прочти меня! Пожалуйста, скажи, что пошутила. Что всë это… Нереально», — отчаянные мысли терзали, безнадёжно заставляя надеяться на иной исход. Быть может, ему почудилось, быть может, это ошибка! — Ты его лучше всех знаешь, вот и спрашиваю тебя.Нет. Ошибки быть не могло.
— Просто приди к нему, поздравь, принеси с собой чего-нибудь вкусного… Ему будет приятно. Он данго любит, трëхцветные, — произнëс Шисуи, собрав крохи самообладания, стараясь не выдать своей потерянности, разбитых чувств, оказавшихся лишними, ненужными… — Спасибо, Шисуи-кун! Ты меня очень выручил! Ты настоящий друг! — улыбнулась Изуми, явно счастливая, уже предвкушающая скорую встречу.Даришь мне улыбки, взгляды…
Но всë это не то: душа и сердце светят для другого.
— Не за что, я рад тебе помочь, — вздохнул подросток, чувствуя, как в носу защипало от подступивших слëз. — Обращайся ко мне! Я вас ещё поженить сумею!Зачем он это ляпнул?
— Спасибо, Шисуи-кун! — засмеялась она. — Всегда будешь почëтным гостем нашей семьи!Гостем… Их семьи
Помахав рукой и улыбнувшись на последок, Изуми, радостная, поспешила к своему возлюбленному. Шисуи долго смотрел вслед маленькой фигурке, уходящей от него к тому, от кого так трепетно билось еë сердце.***
Вся эта ситуация со временем становилась всë более удушающей и болезненной, крепко связавшей Шисуи, с садистским удовольствием вонзавшей лезвия ему в тело. Цена за возможность быть с Изуми была непозволительно высока, и Учиха не был готов пойти на риск попытаться хоть что-либо изменить. Итачи был его близким другом, практически родственной душой, отношениями с которым Шисуи бесконечно дорожил. Он читал его, как никто другой, и не мог не заметить особую склонность младшего друга к этой светлой девочке, тех чувств, что уже давно пустили в нëм свои корни.Итачи она тоже нравилась.
Это было абсолютно взаимно.
Это была бы цельная история, законченная картина, в которую он совсем не вписывался. «Никто не узнает об этом: ни он, ни она. Я не буду мешать их счастью» — это решение было непростым для Шисуи, но он просто не мог поступить по-другому. Не мог рушить их жизни, тем более… Даже призрачной надежды на взаимность не было. Учиха просто смирился с ролью хорошего друга, какой бы болезненной она ни была. Он улыбался, давал Итачи советы, которых тот жутко смущался, но всë же изредка брал на вооружение. Но краски упрямо сгущались над их кланом, над всей его жизнью. Лишëнный надежды на взаимность, Шисуи жадно ловил даже те мимолетные моменты, когда мог проявить хоть немного заботы и любви, запертых внутри него. До тех пор, пока за свои робкие, совсем невинные намëки не начал получать лишь недоумëнный взгляд и обжигающую фразу: «Шисуи, не стóит. Ты смущаешь меня». Светлые краски из жизни незримо ускользали, оставляя его наедине с тьмой, сотканной из собственных негативных эмоций и подавленных чувств. Клан затевал переворот, и на их с Итачи плечи упала ответственность за разрешение этого конфликта. Нельзя было давать слабину, нужно было упрямо сохранять хорошую мину, хоть это притворство стремительно разрушало изнутри. В такой ситуации страшнее всего было возвращаться вечером домой, оставаясь наедине со всем тем ужасом, что творился внутри, от которого ничто уже не отвлекало. В последнее время Учиха подолгу не мог спать, терзаемый бесконечными мыслями, подолгу вглядывался в ночную бездну, всë думая, думая… Чувствуя, как ночная тьма заполняет сердце, заставляя то сжиматься от боли. И любовь к Изуми стала болезненой, личным проклятием, рвущим изнутри.Иногда хотелось погибнуть, прекратить играть и быть лишним.
Но не сейчас: он нужен клану, Итачи, деревне…
Но не ей.
Утром после одной из таких бессонных ночей он зачем-то вышел на крыльцо, садясь на ступени дома. Шисуи устало прикрыл глаза и приложился виском к деревянной опоре.Казалось, внутренние силы были на исходе.
— Шисуи-кун, ты уже не спишь? — знакомый звонкий голосок заставил юношу резко вскинуть голову и открыть глаза.Она. . . При одном только твоëм виде сердце трепетно, больно сжималось,
а на лицо наползала странная улыбка, даже когда не было сил улыбаться.
— Да я сегодня не ложился: сон совсем не идëт к молодой душе! — усмехнувшись, произнëс Шисуи, зарывшись рукой в непослушные кудри. — Ты так совсем себя изведëшь! Чтобы больше такого не было, понял меня? — строго сказала Изуми, поставив руки в боки. «Неужели она. Заботиться обо мне?» — отголосок счастья тенью пробежался по нему, маскируя боль в окровавленных закоулках души. — Да-да, конечно! Раз уж ты так хочешь! — Я зачем пришла… — начала девушка, прикусив губу и отведя взгляд. — Я понимаю, что тебе и Итачи сейчас до этого нет никакого дела: вы все в делах клана, но… быть может вы придëте ко мне на вечер. У меня был день рождения…» Произнеся это, Изуми немного поникла и смутилась, будто попросила чего-то неприличного. «Столь милая, скромная, даже в эти времена сохранившая в себе свет. Она просто солнышко, — подумал Шисуи, с улыбкой глядя на возлюбленную, но тут же насильно развеял свою радость. — Но светить мне она никогда не будет. Я не должен идти». — Нет, спасибо, Изуми-чан, у меня миссия будет! Итачи к тебе зайдëт! Не расстраивайся: у вас будет почти свидание! — с напускным задором произнëс юноша, чувствуя, как всë его существо протестует сказанному. В глазах куноичи вспыхнул огонëк, а губы дрогнули в полуулыбке.Она рада побыть с ним.
Наедине.
Этот простой жест, невольная иллюстрация радости кинжалом полоснула по душе Шисуи. Он до крови прокусил губу, чтобы не выдавать себя.Не выдавать, насколько ему больно.
— Жалко, Шисуи-кун, — протянула Изуми с налëтом досады. — Ты всегда умеешь разрядить обстановку, с тобой всегда весело. «Весело… — подумал он, горько усмехнувшись. — А вот мне наедине с собой страшно и тяжело». — Но если сможешь — приходи. Вообще можешь заходить ко мне иногда, а то ты в последнее время стал плохо выглядеть. — Да, ерунда! — юноша зашëлся почти истеричным смехом, переросшим в кашель. — Дела в клане, понимаешь? Ещё и на миссии просквозило, заболел чутка!Я давно болен, я давно карабкаюсь из тьмы.
Подари мне хоть немного света,
Побудь со мной ещё чуть-чуть.
— Выздоравливай, Шисуи-кун, и не сиди налегке в такую погоду, — Изуми неловко стояла перед ним, уже поглядывая назад. — Я тогда пойду, до встречи!Мой лучик света уходил всë дальше.
Хотелось… До боли хотелось, до отчаяния, догнать еë, крепко прижать к груди, греясь нежным, девичьим теплом и подарить пылкую любовь взамен. Это бы придало силы бороться. Шисуи долго смотрел ей вслед, пока маленькая фигурка Изуми вовсе не исчезла из поля зрения. Он чутко вздрогнул, ощущая, как по щеке раздражающе скатилась слеза.Его порвало.
Вся эта боль, безумное напряжение последних месяцев изливались слезами, жуткой истерикой, настигшей его в этот момент, ещё больше разворотившей чувства. Шисуи трясло и лихорадило. Его — надежду клана, надежду деревни, сейчас сразила непозволительная слабость. Все на него полагаются, а ему… Даже высказаться просто некому. О том, что он не выдерживает ответственности, что свалилась на его плечи; что ему очень страшно, потому что его глаза могут стать камнем преткновения и за ними вот-вот начнут охоту; что он тупо всë ещё человек, юноша, лишившийся шанса быть рядом с любимой. «Мой свет, мой свет, — бредил Шисуи, крупно дрожа всём телом. — я почти во тьме, подари хоть напоследок тепла…»***
То была ночь перед тем, как он должен был направиться к Данзо, дабы обсудить с ним его новую миссию. Что-то тоскливо ныло в груди, превращаясь в бездонное чувство горечи и смирения с неизбежным. Мир казался каким-нибудь нереальным, или же он сам уже был для него чужим. С Шисуи будто уже все простились, и он словно стоял уже на обрыве перед глухой бездной, готовясь шагнуть в неё. Юноша гнал от себя эти мысли: горькие, тоскливые и по-особенному жуткие — но подсознание уже вовсю готовилось… к предначертанному. «Мне уже нечего терять, — подумал он, устремив взор на звëздное небо. — Быть может, стоит хоть сейчас открыться ей?»Иначе…
Поздно.
В нëм вспыхнула искра былого огня любви к Изуми, притупившегося с остальными чувствами. Не помня себя, Шисуи отправился к дому, где жила она. Что-то ноющее взволновалось в сердце, смешавшись с наболевшей, отчаянной нежностью. Он уже стоял на пороге еë дома, но замер в шаге от возможного признания. Поразмыслив некоторое время, Шисуи отступил назад.Это лишнее… Это не нужно.
Зачем оставлять о себе такие воспоминания? Зачем мучать еë этим? Если у Итачи всë получится, она будет с ним счастлива. Признаваться сейчас — абсолютно бессмысленно, как бы ему ни хотелось испытать напоследок если не девичью ласку, то хотя бы мнимое облегчение. «Я… буду скучать», — вздохнул Учиха, самозабвенно целуя собственную шершавую ладонь, представив вместо неë желанные девичьи губы.Хотелось… Хотя бы чуть-чуть.
Но он упрямо уходил всë дальше и дальше навстречу судьбе.***
Ноги плохо держали его, а пустая глазницу отдавалась жгучей, пульсирующей болью, импульсами исходящей от этого места. Обрыв был близко, и уже так хотелось отпустить всë. «Нельзя, — приказал себе Шисуи. — Нужно передать глаз Итачи». Юноша зябко поëжился: его слегка лихорадило, и неловко обхватил руками самого себя, словно обнимая. «Если бы я мог тебя увидеть… Солнышко… Мне было бы почти не страшно…» — подумал он, отчаянно вскинув голову, устремляя взор в безжизненное небо. — Изуми, я любил тебя… — хотелось закричать, но голос зазвучал непривычно слабо. Послышался шорох листьев — из-за кустов выглянул побледневший Итачи и тут же кинулся к нему. Друг задавал ему вопросы, что-то говорил, но поражëнное болью сознание совсем не разбирало слов. — За моими глазами идëт охота, — сообщил Шисуи, потянувшись рукой к лицу. — Данзо забрал один мой глаз, а второй я хочу вручить тебе. Учиха раскрыл веко и аккуратно потянул вперёд. Боль полоснула, как хлëсткий удар катаны, совпадая с резким погружением во тьму. — Не жалей меня, Итачи, я сделал свой выбор, — вздохнул юноша, поглощëнный притупленными чувствами, тлеющими внутри. — Защити клан и деревню. У тебя получится: я верю в это. Один шаг…Бездна.
«Я доверяю тебе еë счастье», — мысль потухла в сознании, стоило лëгким заполниться обжигающе ледяной водой.