Блокнот

Старый блокнот формата А5 внешне не был чем-либо примечателен. Выцветшую обложку из картона украшали разве что полосы вмятин. Никаких рисунков, никаких орнаментов — даже самых простых. В левом нижнем углу поселилось давно засохшее кофейное пятно, оно же оккупировало первые три страницы, которые не покинет уже никогда. Правда, вряд ли его можно считать украшением. Блокнот распух от времени и многочисленных записей. Какие-то были сделаны карандашом с ярким грифелем, иные выведены толстыми, сочными чернилами, местами размазанными по странице, а некоторые предложения наоборот были блеклыми и едва различимыми. Содержимое листов в бледно-голубую клетку заполнялось в самых разных условиях, о чём говорили притаившиеся среди записей капли крови: оставленный колючей проволокой порез на указательном пальце оказался слишком глубоким, а бинты к тому моменту давно закончились. В тот день Разлом оставил своё послание в свежем тогда ещё блокноте... Первые заметки напоминали содержимое учебника не то по истории, не то по обществоведению или политологии: «Конституция — основной закон государства, определяющий основы его политической, правовой и экономической систем». «Мы, народ Соединенных Штатов, с целью образовать более совершенный Союз, установить правосудие, гарантировать внутреннее спокойствие и закрепить блага свободы за нами и потомством нашим провозглашаем и устанавливаем настоящую Конституцию для Соединенных Штатов Америки». Большинство записей носили обрывочный характер — как и куски сведений об окружающем мире, что пёстрыми лоскутами заполняли очищенный пулями разум. Нагромождаясь друг на друга, они создавали полотно реальности. Противоречивые, местами болезненные, знания были всяко слаще забвения, и поэтому Курьер с жадностью хватала новую информацию и впечатления, а потом на их основе формировала с нуля утраченное мировоззрение. Угрожающий свист приближавшейся песчаной бури вынудил оторвать карандаш от бумаги и всмотреться вдаль — туда, где медленно умирали на крестах жители атакованного Легионом Ниптона. Несмотря на летевшую в глаза пыль, укрываться в одном из зданий Аванпоста Мохаве Курьер не спешила. Наоборот, она пребывала в неподвижности, позволяя разгневанному ветру засыпать собственное тело колючим песком. Взгляд её невольно устремился в сторону Разлома. Поморщившись — душевная рана вновь открылась — Курьер продолжила перечитывать оставленные во время многочисленных странствий записи. «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства...» Курьер прикоснулась к ярким строчкам — простые слова не просто выражали очевидные истины: они призывали вспомнить что-то очень важное. Непогода усиливалась, и чем злее становилась буря, тем громче звучали тут и там взволнованные крики часовых. Швырнув горсть горячего песка прямо в глаза, ветер вынудил капитулировать под защиту административного здания. Закрыв за собой скрипучую дверь, Курьер нос к носу столкнулась с Джошуа, который, видимо, собирался наружу. — Я тебя искал, — а вот и объяснение, зачем ему понадобилось туда в не самое лучшее для вылазок время, — всё хорошо? Пристальный взгляд голубых глаз, наверное, должен поднимать из глубин разума смутную тревогу, но вместо этого Курьер погрузилась в мягкие объятия спокойствия. Джошуа так смотрел, потому что ему не всё равно — и одна эта не-мелочь имела огромное значение. — Что ты там пишешь? — он с любопытством кивнул на блокнот, меж витков пружины которого уже поселились песчинки. В этот раз Курьер ответила не сразу. Содержимое блокнота — это не просто цитаты из довоенных книжек: за каждыми из этих отрывков стоит нечто большее. За них убивали и умирали, их составляли как незыблемые истины, призванные сберечь Человечность. Но как выразить словами весь трепет, что они пробуждают? Курьер не знала и приняла решение просто говорить — как получится. — Это то, что делает меня собой. То, что даёт мне силы подняться после очередного ранения. То, что я считаю правильным. Это... моя вера. Это... понимаешь... — Курьер запнулась о слова, как о коварно притаившийся в траве камень, но всё же завершила мысль, — у тебя свои священные записи, у меня свои. Джошуа сделал глубокий вдох, и Курьер приготовилась слушать долгие речи о Боге, любовь к которому — неотъемлемая часть построения высокодуховного общества с действительно крепкими моральными устоями, однако этого не произошло... Не потому ли, что мысленно она только что сказала это сама, и Джошуа каким-то образом узнал об этом?! В конце концов, мало ли на что способен этот удивительный человек. — Я закупался у караванщика: набрал нам в дорогу снеди и чистой воды. А ещё взял кое-что для тебя. Джошуа опустил на пол рюкзак. Щёлкнули застёжки. Краем глаза Курьер наблюдала за поглядывавшими в их сторону солдатами НКР: легендарный Горелый не мог остаться без внимания. Курьер негромко фыркнула, представив, какие теперь пойдут пересуды. — Нашёл. Вот, держи. Джошуа протянул тонкую книгу с пожелтевшими страницами. Время почти стёрло с обложки рисунок — и всё же Курьер узнала портрет бородатого мужчины во фраке и цилиндре. «Источник свободы. Геттисбергское послание». Автор: Авраам Линкольн. Великий человек, чьи знания и целеустремлённость когда-то вырвали Америку из оков рабовладельческого строя. Вновь и вновь Курьер перечитывала скудные сведения о нём, невольно глядя на восток, в сторону земель Легиона. Хватит ли ей сил и храбрости, чтобы уберечь свой, Не-Старый Мир? Она сделает всё, что сможет, а пока... Улыбаясь так, что лицо вот-вот треснет, Курьер повисла на Джошуа, одаривая его благодарными объятиями и песком со своего плаща. Она так и замерла, прижавшись щекой к тёплым бинтам. Лишь когда солдаты начали совсем уж бесцеремонно глазеть, Курьер бережно положила книгу в рюкзак — рядом с видавшим виды блокнотом, священных записей в котором, без сомнения, теперь станет больше.