Человек из другого мира

— Вероника, знакомься, это Джошуа Грэхем. Мы путешествуем вместе, вместе и вам с Братством Стали поможем. Вот так просто Курьер представляет Горелого, однако от одного его присутствия сердце колотится как сумасшедшее. Веронике несвойственно жаловаться на недостаток красноречия, но сейчас она не может выдавить из себя ни слова. Обуреваемая вихрем разных чувств, она сидит возле ржавеющих трейлеров высоты Коттонвуд-Коув и, особо не скрывая интерес, разглядывает Мальпаисского Легата, который как ни в чём не бывало кипятит воду в небольшом почерневшем снизу от копоти котелке. Прежде всего поражает его спокойствие. Во взоре пронзительных небесно-голубых глаз нет той свирепости, которую Вероника ждала от правой руки Цезаря, да и речь Горелого звучит неожиданно дружелюбно. Но в то же время проскальзывает порой во взгляде и в отдельных словах что-то неуловимо-пугающее, отчего по спине порой стремительно проносятся мурашки. Будучи не в силах отвести взгляд от живой легенды, Вероника робко надеется, что не выглядит полной дурой — впрочем, Горелому явно всё равно. Закончив кипятить воду, он как ни в чём не бывало разливает по жестяным кружкам крепкий отвар из цветков брока, следя за тем, чтобы не пролить содержимое котелка в траву или, что куда хуже, Веронике на ноги. Курьеру до происходящего нет никакого дела: найдя возле одного из трейлеров довоенный гриль, она разжигает угли, размахивая над ними «Азбукой настоящей леди». Рядом стоит переносной холодильник с маринованными в пиве кусочками брамина, которые терпеливо дожидаются того, чтобы быть зажатыми меж двух решёток гриля. — Почему нельзя обойтись без хмельного напитка? — бывший легат поднимает на Курьера осуждающий взгляд, — Дэниел, например, использует молоко. Ответом служит громкое возмущённое сопение. — Скажи ещё, что он жарит мясо лучше меня. Вероника непроизвольно отодвигается от огненной пары: она знает Курьера уже больше полугода и помнит, что та любит готовить и гордится своими кулинарными навыками. Но ворчать на самого жестокого человека Пустоши, от одного упоминания которого становится неспокойно?! Впрочем, разборки не случается. Горелый поступает мудро: просто пропускает наполненную негодованием реплику мимо ушей. Протянув Веронике горячую алюминиевую кружку, бок которой слегка помят, он устраивается на выцветшей довоенной скамейке совсем рядом, распространяя слабый запах лечебной мази. Веронику распирает от вопросов, но все они кажутся глупыми, если не оскорбительными. Почему Легион именно такой? Правда ли, что Мальпаисский легат насиловал женщин? Нет ли тоски по прошлой жизни? И словно неведомым образом прочтя её мысли, Горелый поворачивается с кружкой в руке. — Я не слишком люблю говорить о себе, — произносит он, — но если совсем невмоготу, спрашивай, а я решу, отвечать тебе или нет. — Какой в действительности Цезарь? — срывается с языка прежде, чем Вероника успевает сообразить, насколько говорить такое вообще уместно. На Горелого она смотрит со смущённым интересом, боковым зрением замечая, что Курьер уже раскладывает на решётку сочные куски мяса. — Мне чай оставьте! — требует она, наблюдая, как Вероника пьёт из своей кружки. Горелый лишь молча кивает. Затем он начинает длинный рассказ о двух лучших друзьях, что путешествовали когда-то вместе, и о том, как власть изменила их обоих... ...Позабыв о давно остывшем напитке, Вероника подпирает кулаком щёку. Услышав звонкое «ужин готов!», отмахивается: Горелый, а точнее, Джошуа Грэхем, знакомит её с совершенно другим миром. Он рассказывает о небывалой жестокости и решительности, о Боге и переосмыслении жизни. Воспитанному согласно традициям Братства Стали писцу трудно осознать, что история личности может быть настолько многогранной и противоречивой. Остаётся лишь поверить удивительному, но в то же время душевному человеку, искренне благодарному Господу за своё поистине фантастическое спасение. И так хочется прямо за ужином завалить его новыми вопросами — пока ещё можно, однако всё-таки приходится отвлечься на один немаловажный фактор. Надо перекусить, ведь если этого не сделать, Курьер съест всё мясо в одиночку и даже не подавится. В конце концов, историю Джошуа Грэхема она слышала не раз, а жареное мясо — это жареное мясо. И скрепя сердце Вероника жертвует продолжением интересного рассказа — ведь чего не сделаешь ради спасения легенды Пустошей от переедания?