тодд молчит.
раз за разом открывая рот, словно немая рыба, теряет слова где-то на середине пути; пытается, пытается, пытается, перед зеркалом читая стихи мертвых поэтов, задыхаясь от обилия и фраз и букв и смыслов.
пишет сам, перескакивая со строки на строку, задевая свои нервы и чувства, вырывая их из сердца и до безумия бережно перекладывая на бумажную желтизну. рвет все, пока ни крошки от стихов не останется.
заикается, заикается.
“со мной все в п-п-порядке” - говорит, ворочаясь, брыкаясь под коротким одеялом правды. и ведь действительно, не хватает.
на внутренней стороне век отпечаталось “его больше нет”, и лик его чудный в прекрасном венке еще живой совсем, кажется в комнату войдешь и вот он - здесь. а комната пуста до отвращения, тодду глаза закрыть хочется, чтобы забыть, не видеть, но в слепой темноте все тот же образ ангельский.
задыхается, сотрясаясь от беззвучных рыданий, задыхается из-за тревоги, проросшей в сердце, словно малиновые кусты. а корни везде проникли: легкие, сердце, все забрали, и ветви шипованные впились везде, дышать больно, жить больно.
пещера пустует теперь, зияет дырой посреди леса, и тодд не может не думать, что дыра в голове нила точно такая же. ему снятся кошмары.
а на улице холодно-холодно, зима своими дикими цепкими лапами всю яркость мира укрыла небрежной серостью. а серость может и не снаружи, а внутри даже, покрыла все инеем. и взгляд словно через стекло мутное, но это, наверное, слезы всего лишь.
ночью морозный воздух обжигает больные легкие. да и какая разница? ему бы уже успокоиться в мягких больших сугробах. считая на небе созвездия, слышит шаги скрипящие, и руки чьи-то теплые с холодной земли поднимая, к себе прижимают.
и тодд рыдает, сжимая чужое пальто онемевшими пальцами, рыдает, не в силах вымолвить ни слова своего, и только стих все рвется из груди:
Как тот актер, который, оробев,
Теряет нить давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев,
В избытке сил теряет силу воли, —
Так я молчу, не зная, что сказать,
Не оттого, что сердце охладело.
Нет, на мои уста кладет печать
Моя любовь, которой нет предела.
