***
На очередном собрании капитанов, где на повестке дня вновь стоял вопрос смертоубийства главного преступника, Сой Фонг хищно улыбнулась и сказала, что смерть — это слишком легко. Всего-то один, максимум два удара, и все. Иногда ее противники даже не мучились, и что это за наказание? Нет уж, бессмертие Айзена — его главное проклятие, несмотря на вероятность побега. С ним же, с бессмертным, можно делать все, что угодно! Такая мысль приходила в голову только Маюри, который успел протестировать на априори неуязвимом Соуске много новых изобретений. Остальным капитанам, менее склонным к садизму, идея Сой Фонг очень понравилась, а лейтенантам — еще больше, особенно Хинамори, Мацумото и Кире, у которых к Айзену накопилось больше всего вопросов. Осталось выяснить, кто будет первым. Сой требовала, чтобы первенство отдали ей — ненависть к Урахаре у главы Омницукидо была куда сильнее ненависти к Айзену, но поэтому у нее и чесались руки кого-то убить. Урахару по понятным причинам убивать было нельзя, но его можно было представить на месте Айзена. Ренджи рискнул взять на себя роль камикадзе и возразить Сой Фонг, что, вообще-то, Айзен хотел казнить его девушку, поэтому у него есть все причины хотя бы ему врезать. Бьякуя возразил, что Айзен хотел казнить его сестру, и у него причин больше. Ренджи сказал, что Бьякуя сам хотел казнить Рукию, и пусть не прикидывается святой невинностью. Рукия возмутилась, рявкнув сразу на обоих, что вообще-то это ее хотели казнить, и у нее причин злиться на Айзена больше, особенно, если вспомнить случай с Кайеном-доно, и никакая она Ренджи не девушка. Пока они ругались между собой, Кира робко влез в общую дискуссию, сказав, что Айзен убил его капитана, и, может, ему разрешат хотя бы пару раз стукнуть его Вабиске? Киру тут же перебила Рангику, сказав, что она, как вдова, имеет полное право первой выцарапать Айзену глаза — когда она успела стать вдовой, Мацумото, впрочем, не объяснила. Комамура пробасил, что свернул бы Айзену шею за совращение Тоусена с пути истинного, а Кьёраку сказал, что, во-первых, Тоусену все равно шею уже свернули, а во-вторых, тот самостоятельно пошел на предательство, даже без особых мотивов, как Ичимару, а вот за пустофикацию Лизы Айзену стоило бы открутить голову. Нанао поддержала дядю — один из редких случаев, когда она с ним не спорила. Хисаги горестно спросил, за что они столь жестоки с Тоусеном, и пожаловался, что Казешини хочет крови так, что у него ощущение, будто занпакто пьет кровь у него — иносказательно, но раздражающе. Кенсей сказал, что мудак этот Тоусен, и временно шинигами отвлеклись на поминание по матушке капитана-предателя из Девятого отряда. Кенпачи искренне не понимал, почему Айзена нельзя убить, но от участия во всеобщей экзекуции неожиданно отказался — что толку бить того, кто не даст сдачи? Скука смертная. Так же и теми же словами неожиданно для всех его поддержала Унохана, от которой никто вообще не ожидал слова, как от одного из главных пацифистов Готей-13, и только Кьёраку посмеивался одними глазами, зная, как на самом деле похожи глава отряда медиков и нынешний сильнейший мечник. Маюри молчал — он и так мог в любой момент применить к Айзену что угодно. Укитаке молчал — он, может, и врезал бы Соуске, но не знал, как это скажется на его собственном здоровье. Хирако посоветовал вместо насилия включить Айзену кей-поперов на повторе, и тогда он сам захочет повеситься. Хиёри врезала Шинджи тапком и возмутилась, что он имеет против кей-попа, но вступился Роуз, сказав, что даже от самой гениальной музыки после миллиардного повтора хочется застрелиться. Лиза поправила очки и сказала, что Айзена можно не только бить и пытать, если все понимают, о чем она. Внезапно из всех девушек-шинигами с ней согласились обычно тихие Исане и Кийоне. Юмичика предложил переодеть Айзена в стиль Шарлотты Кулхорн, и тогда он точно сам сделает себе харакири. Иккаку заржал и сказал, что только один Юмичика способен сделать себе харакири за внешний вид, а Юмичика пригрозил, что Мадараме сейчас договорится, что харакири сделают ему. — Да вы задолбали! — не выдержал Хицугая. — Я должен быть первым! Я его нахрен заморожу! Эта тварь дважды ранила мою девушку, причем один раз — моими руками! Все затихли. Хицугая был прав. — Ну уж нет, — тихо сказала Хинамори. Тихо, но все ее услышали. — Вы действительно задолбали. Неужели не понятно, кто должен быть первым? — Кто? — осторожно спросил Кьёраку. Весь Готей-13 был уверен, что у Момо к Айзену особая нежность. Намного большая, чем у лейтенанта к капитану. Кто-то ожидал, что она назовет Хицугаю, кто-то — что Хирако, кто-то — что Рангику, но Хинамори хищно улыбнулась, так, как никогда улыбалась, и сказала: — Я. — Но ты же… — робко вякнул сегодняшний камикадзе Ренджи, и осекся под взглядом Момо, пылающим пламенем Шаккахо. — Что — «я же»? Он заставил меня страдать и поднять меч на друзей, он ввел меня в заблуждение, он предал меня и дважды пытался убить, из-за него я попала под арест, из-за него я чуть крышей не поехала и чуть не сочла Широ предателем! — зло проговорила Хинамори. — И я сожгу его дотла! В прах испепелю! Интересно, как он это переживет? Все согласились, что это интересно, и что это должна сделать Хинамори. От ее выражения лица стало не по себе даже Сой Фонг.***
В камеру Айзена Момо входила с гордо поднятой головой, не выхватывая из ножен Тобиуме раньше времени. Она и без меча могла очень многое — в том числе испепелить. Тоширо и Кира стояли снаружи. Оба пришли, не сговариваясь, и теперь недружелюбно косились друг на друга, но молчали — момент был все-таки почти исторический. Убить Айзена Момо не смогла бы, но сам факт ее мести становился важным событием для нее и тех, кому она была дорога. Кире и Тоширо Момо была дорога примерно одинаково, потому они оба молча нервничали от присутствия друг друга, но напряжение между ними разрушил Хирако, явившийся третьим. Следом пришел Ренджи, потом Нанао, потом Рангику, а за ней подтянулся весь командный состав Готей-13. Они ожидали криков, вспышек пламени, хотя бы ругани — Айзена или Момо, или одновременно — но стояла тишина. Зловещая. — Он же ничего не мог ей сделать? — спросили Кира и Тоширо одновременно. Все посмотрели на Сой Фонг. Сой встала на цыпочки, будто это помогло бы ей увидеть что-то в темноте Мукена — хотя зрение главе Омницукидо было сейчас нужно в последнюю очередь. А дальше произошло несколько вещей сразу. Серые глаза Сой Фонг округлились от искреннего изумления, Тоширо схватился за меч (просто на всякий случай), а из камеры Айзена вышла Момо. Не выбежала, а вышла, но, судя по ее лицу — ничего хорошего там не произошло. — Момо, ты в порядке? — раньше Хицугаи и Киры к лейтенанту подлетел Хирако. Момо растерянно подняла на него глаза. Она все еще не понимала, что происходит и как ей на это реагировать. — Я-то в порядке, — протянула она. — А вот Айзен… Все затаили дыхание. — …мертв. — Ты его убила? — хором спросили все. Кто-то с восхищением, кто-то с недоверием, кто-то с искренней надеждой, кто-то — с профессиональной ревностью. — Нет, — разочарованно призналась Момо. — Я вошла в камеру, а он… лежит. Я подумала, спит. Подергала, попинала, потом поняла, что реяцу от него не чувствую. Решила, что это иллюзия очередная, но нет, не кукла и не кто-то подставной, меня уже этим не обманешь… Я проверила, как могла. Это действительно Айзен и он мертв. Сой Фонг и Унохана, не сговариваясь, двинулись в камеру. Маюри тоже хотел сунуться, но передумал — если с Сой он погрызся бы без проблем, то лезть под руку Унохане было опасно. Айзен мирно лежал на полу. Капитан Четвертого отряда присела рядом с ним, привычным жестом нащупывая пульс на запястье. Сой прислушалась к духовной силе Соуске, как ищейка. — Ничего не понимаю, — сказала она. — Если даже Момо не почуяла… Значит… Унохана выпрямилась. — Исане, — лейтенант тут же появилась рядом. — Три часа пополудни. Я констатирую смерть Айзена Соуске. — А почему он на рейши не рассыпался? — спросила Сой. — Наверное, из-за Хогиоку, — пожала плечами Унохана. — Он же и тогда не рассыпался. Когда якобы его тело прибили к зданию Совета-46. — А это точно он? — недоверчиво спросила Исане. — Я уже однажды работала с его куклой, — сказала Унохана. Исане втянула голову в плечи: между строк подразумевалось «как ты могла во мне усомниться?»***
Смерть Айзена, столь всеми долгожданная и желанная, у шинигами, впрочем, вызвала не тот прилив бурного восторга, что полагался в таких случаях. Казалось бы, наконец избавились от серьезной опасности, от постоянной теоретической угрозы, от ненавистного всем предателя, но… Коллективную мысль озвучил Хирако. — Это, конечно, прекрасно, что он сдох. Но почему он сдох? Кто его убил, если не Хинамори? Кто, черт подери, может быть сильнее этой дряни? Шинигами задумались. Мысль о том, что появился кто-то сильнее Айзена, не нравилась никому — Айзена и то еле запечатали. Коллективными усилиями и дорогой ценой. Все посмотрели на Генрюсая, до того молча позволяющего молодым капитанам и еще более юным лейтенантам делать, что им хочется — Главнокомандующий за свои две тысячи лет видел ребят и похуже Соуске, и, пусть часто вел себя строго, сейчас махнул рукой — пусть развлекаются. Но и его насторожила смерть Айзена. — Это не я, если вы так подумали, — низким голосом ответил Ямамото. — От моей руки он пал бы более… заметно. — И не я, — эхом отозвался Сасакибе. — Я не получал такого приказа. — И не я, — с явным сожалением сказала Сой Фонг. — И не Йоруичи-сама. — А откуда вы знаете, что не она? — заинтересовался Урахара, ибо Шихоуин все это время в Сейретее не было. Сой посмотрела на него, как на идиота — то есть, как обычно, и проворчала: — Я бы засекла ее реяцу. Это же очевидно. — И не я, — встрял Роуз. — А так красиво мог бы его убить, — посетовал Хирако. — Сыграв в сотый раз это самое… как его… занудное такое… не помню, но я однажды чуть не сдох. — Это Вагнер, — обиделся Роуз. — Между прочим, твой джаз тоже бы мог его угробить. Никакого музыкального вкуса. — Прекратите, — прервала их Лиза. — У нас тут серьезные вопросы, а вы музыкальными жанрами меряетесь. — Если мы продолжаем, то его убила не я, — голос Уноханы прозвучал с не меньшим сожалением, чем у Сой. Зараки многозначительно хмыкнул. Он явно не поверил, но спорить не стал. — И не я, — развел руками Хирако. — Я бы с удовольствием, но, увы… — И не я, — бесстрастно продолжил Бьякуя. Когда перекличка капитанов дошла до Укитаке, которого спросили только для приличия — все озадачились еще больше. Смысла скрывать преступление не было, последние недели служащие Готей-13 только тем и занимались, что изобретали способ избавиться от Соуске, и убийца стал бы не преступником, а героем. Что он оказался бы еще и чертовски сильным героем — никто не задумывался. Главное — результат. — Арранкары и квинси в Сейретей не проникали, — уверенно сказала Сой. — Как и рёка. Соответственно, это дело рук шинигами… — А найти этого шинигами — дело рук Омницукидо, — подытожил Генрюсай. — Вот и займитесь этим, Фонг-сан. — Прошу прощения, — мягко подала голос Унохана. Она говорила тихо и вежливо, но ее слушали внимательнее, чем Ямамото. — Все это, конечно, прекрасно и занимательно, но что мы будем делать с телом? Оно не рассыпалось на частицы рейши. Трупы же имеют свойство разлагаться, и источать яд. Не самое приятное зрелище. — Похороним? — предложил Хирако. — Живые так делают… ну, когда они уже не живые. Заодно как раз проверим, кто придет на похороны! Говорят, что убийца обязательно возвращается на место преступления. — Кто говорит? — живо заинтересовалась Унохана. — Ну, люди, — Хирако дернул плечом. — Поверье у них такое. Суеверие. Но иногда, кажется, работает, иначе бы не придумали. — Ни разу не возвращалась… — задумчиво себе под нос проговорила Унохана. — Какой смысл… — Хорошая идея, — внезапно одобрила Сой. — Если убийца не один из нас, и при этом обладает достаточно сильной реяцу, чтобы уделать Айзена, то мы его обязательно почуем. Ну, и так как это шинигами, просто обяжем всех явиться на мероприятие. Всех, до самого последнего рядового. Заодно аристократию, то есть — всех, кто живет в Сейретее. — Да все сами с радостью придут, — буркнул Тоширо. — Я прослежу, чтобы пришли все служащие Готей-13. Бьякуя, приведи из своего поместья даже слуг! — распорядилась Сой. — Омаэда, ты тоже! Неважно, что за работу они делают, хоть туалеты ваши моют — пусть приходят, мы уже поняли, что может скрываться под безобидной личиной… Кира, тебя это тоже касается, и всех здешних аристократов. Кьёраку, Укитаке… Шиба тоже стоит позвать. И, естественно, будет присутствовать весь клан Фонг. Хинамори, будь начеку, — обратилась она к Момо. — Слушай духовные силы… впрочем, кому я объясняю? Сама все знаешь. Момо кивнула.***
— Нет, ну чего так помпезно-то? — проворчал Хирако. — Гроб из красного дерева! Кисти! Позолота! Ты уверена, что не была в него влюблена, Момо-чан? Серьезно, осталось только нанять оркестр! — Оркестр организует Оторибаши-тайчо, — отозвалась Хинамори. — А еще раз скажете, что я была в него влюблена — я вас Шаккахо стукну. Просто, понимаете… Он гад и сволочь, но он спас мне жизнь однажды, и не только мне, а и Кире, и Ренджи, а рисковали они из-за меня. И он многому меня научил. Он заслужил смерти и я убила бы его собственными руками, но также он заслужил, чтобы его… уважали. Как врага. — Ладно, — согласился Хирако. — Зато банкет будет шикарный.***
Впервые за историю существования Готей-13 шинигами хоронили в могиле, как тело, а не ставили надгробие на пустом месте. Впервые по этому поводу устраивали всеобщее добровольно-принудительное собрание, и впервые чьей-то смерти так радовались. Айзен в гробу выглядел почти спящим. Его тело обложили розами — Момо ехидно улыбнулась и сообщила, что Айзен терпеть не мог розы. Впрочем, речь над покойным вызвалась произнести она, и не сказала ни единого оскорбительного слова — но ничего хорошего тоже не сказала, обтекаемым и до невозможности канцелярским тоном сообщив что-то, что в переводе на человеческий язык значило примерно «Да, скотина была та еще, но что поделать, никто не знал». Дальше всем процессом занялись несчастные безотказные рядовые из Четвертого, а старшие офицеры перешли к банкету. Весь банкет оплачивала и организовывала семья Омаэда, так что еда была не только дорогой, но и вкусной — уж в этом они разбирались. Только за алкоголь отвечал Кьёраку, но именно поэтому саке, вино, коньяк и прочие напитки тоже были самыми лучшими. Хинамори честно старалась прислушиваться к чужим реяцу, но вино было очень вкусным, а Тоширо сидел очень близко, и вскоре Момо забыла про слежку, устроив голову на плече Хицугаи и сплетая с ним пальцы. Тоширо, умирая от счастья, кормил девушку конфетами с рук. Сой закатила глаза от идиллической сценки двух влюбленных, раздражающих своим счастьем, и подумала, что уж она-то слежку не прекратит ни на секунду, она пришла сюда не пить, не есть, не веселиться… но вскоре точно так же устроила голову на плече у Омаэды. Маречиё, в отличие от Тоширо, умирал не только от счастья, но и от страха — хотя Сой неожиданно расслабилась и даже позволила один раз коснуться ее руки. Унохана меланхолично потягивала вино. Зараки попытался вызвать ее на поединок, поспорив, кто кого перепьет, но Унохана пожала плечами и сказала «и так понятно», поэтому Кенпачи не рискнул. Наедине бы обязательно попробовал, но опозориться перед всеми, позволив перепить себя женщине? Проиграть Унохане на мечах ему было бы не стыдно даже на глазах у всего мира, но это другое. Маюри и Урахара после нескольких рюмок внезапно разговорились на общие темы, и умудрились не только не поругаться, но и найти общие мнения. Болтали они вполне мирно, хотя суть их беседы понял бы только такой же чокнутый гений — например, молча сидящие рядом Нему и Акон. Ренджи встал, уронив стул, и предложил устроить танцы. О том, что это вообще-то похороны, никто ему не напомнил, и идею с танцами поддержали все. Оркестр Оторибаши и до того играл не печальные мелодии, а теперь и вовсе зазвучала музыка дискотек. Вино и саке лились рекой, все веселились и радовались, никто не следил за возможным появлением убийцы, рядовые из Четвертого, поминая Айзена по матушке в миллиардный раз, закапывали землю, Рангику щекотала Шуухея, Ренджи танцевал с Рукией, Куна под шумок куда-то утащила Кенсея, Укитаке — и тот решил по такому поводу выпить немного саке, но Кийоне отняла у него пиалку и сказала, что капитан с ума сошел, еще одних похорон им не хватало, а в отличие от Айзена — Укитаке жалко. Поэтому из присутствующих на торжестве трезвыми остались только Укитаке и Нанао, и, как единственные трезвые, ощутили единение душ, устроившись чуть в сторонке от веселой компании. — А ты почему не пьешь, Нанао-чан? — спросил Укитаке. — Даже Унохана-семпай немного выпила. — Я не ханжа, — Нанао поправила очки. — Но кто-то же должен в отряде быть трезвым. Укитаке посмотрел на Шунсуя, который флиртовал с бонсаем, называя его почему-то «Нана», и молча печально кивнул. — Бесит, — проворчала Нанао. — Нет, я понимаю! Он один из сильнейших воинов, ученик Главнокомандующего, мой родной дядя и совершенно не идиот, и протрезвеет при необходимости за секунду, но он так несерьезно себя ведет! Даже его занпакто жаловались… Вдруг Нанао замерла. — Занпакто! Укитаке-тайчо, а если это был занпакто? Ну, тот, кто убил Айзена? Джууширо задумался. Мысль Нанао была логичной — если не шинигами, не арранкары, не квинси, никто… но при этом преступник был в Сейретее… И мотивы желать смерти Соуске у их мечей были не меньшие… — Сейчас все равно смысла нет выяснять, — он указал глазами на Сой Фонг, тискающую за щеки Омаэду. — Наша глава Омницукидо временно немного некомпетентна. Как и наш мастер кидо, — кивнул Укитаке на Хинамори, спящую на плече Тоширо. — Лучше вообще никому не говорить, если сами не догадаются. Зачем все опять портить? — сказала Нанао. — Лишняя морока. С Айзеном однажды мы, как детективы, дважды прокололись. Чем трепать себе нервы, лучше спокойно жить, становиться сильнее, а если все же появится Айзен-номер-два — так же его и похороним. — Нанао-чан, — сказал Укитаке, — Ты только не злись, но иногда ты — вылитый дядя. Нанао милостиво не разозлилась.***
Истинный убийца Айзена все-таки пришел на похороны, как и говорил Хирако — просто его никто не заметил. Точнее — ее. Ее сложно было заметить, если она сама того не хотела. Отказ Айзена от собственного меча в пользу Хогиоку не уничтожил занпакто по-настоящему — занпакто умирают только вместе с шинигами. Но раз Айзен собственноручно разбил эти узы, то и умирать его мечу вместе с ним было не обязательно. Чем она и воспользовалась, совершив месть и получив свободу. . Невидимая для всех Кьёка Суйгецу с улыбкой на губах стояла на ветке дерева и любовалась праздником. Ее бы печалили эти похороны — фактически, хоронили и ее тоже, Айзен — часть ее души. Раньше был частью, теперь — нет. Но убить его могла только она. А поймать ее никто не мог. Да и не понадобится ее ловить, никакого вреда миру Кьёка причинять не хотела — ни ломать Ключ Короля, ни становиться богом, ни совершать эксперименты над разумными существами… по крайней мере, настолько радикальные и заметные. Кьёка намеревалась быть просто исследователем, путешественником и наблюдателем. Никто так и не узнал об ее роли в этой истории.***
Наутро после похорон произошло еще несколько событий — не самых важных, но достойных для обсуждений сплетниц и сплетников Сейретея. Тоширо и Момо начали встречаться — вроде бы, потому что с ними всегда было сложно понять, настолько тщательно оба скрывали чувства, балансируя на грани друзей детства. Рангику — и та устала их сводить. Сой Фонг прилюдно поцеловала Омаэду. Конечно, она была пьяна, виноват в этом был Омаэда, который подливал ей саке (даже если и не виноват, все равно виноват) — и никто ничего не видел, а если видел, то мгновенно забыл. Сплетничать про Сой Фонг не решились бы даже суицидники. Зараки разговаривал с Уноханой, произнося столько слов, сколько не произносил иногда за неделю, при этом ни разу не обещал ее убить, и почему-то называл «Ячиру». Как он мог путать Унохану со своим лейтенантом, оставалось загадкой. Не для всех, естественно. Генрюсай Ямамото продемонстрировал умение очень красиво петь — все заслушались его сильным хриплым голосом. На бис попросить не рискнули, но восхитились. Потрепанные Кенсей и Маширо появились откуда-то из казарм Девятого — чем они там занимались, было понятно сразу. Кенсей заявил, что больше так жить нельзя и что они с Маширо женятся — все равно она его регулярно (тут Куроцучи зажал Нему уши) а так будет делать это официально. Хисаги вдохновился примером своего кумира и сделал предложение Рангику, а Ренджи, вдохновившись обоими и забыв о присутствии Бьякуи, сделал предложение Рукии. Обе девушки отказали, но скорее от неожиданности, чем по-настоящему. — Хорошо погуляли, — сказал Хирако Роузу, наблюдая за загорающимся в небе рассветом. — Ага, — согласился Роуз. — Хорошо. Даже порвали два сямисэна.