***
— Ты поздно. Двойные двери их особняка в Гарден-Дистрикт закрылись с тихим щелчком. Несмотря на то, что Уилл Грэм находился на третьем этаже их общего дома, он услышал этот звук, как если бы был в той же комнате. Еще до того, как обернуться, он почувствовал, как воздух вокруг него изменился, потревоженный чужим присутствием. Кислород для них больше не был необходимостью, но они все еще совершали неглубокие вдохи и выдохи бесполезными легкими, чтобы слиться с толпой, когда это было нужно. Непослушный локон упал юноше на лоб, когда он наклонился, изучая бумаги, разложенные перед ним на столе. — Mylimasis. Это нежное обращение каждый раз заставляло его безжизненное сердце сжиматься. Уилл поднял взгляд. Темно-бордовые глаза господина задумчиво смотрели на него. Они были подобны глубокому красному морю, приливам и отливам багровых волн. Взгляд, который всегда позволял ему вновь почувствовать спокойствие, когда бушующий живой разум плыл, сносимый бурным течением воображения. Вампир стоял перед открытыми балконными дверьми, он был одет в черное. Сильный стан плавно сливался с ясным ночным небом Нового Орлеана позади него. Пепельное серебро волос было растрепанно ветром, вероятно из-за того, что он спешил вернуться домой к Уиллу. — Ты простишь меня? Уилл сглотнул, его рот все еще был влажным от крови. Тело висело в их общей ванной. Его прародитель подвесил мужчину за босые ноги, перерезал горло с хирургической точностью, чтобы кровь стекала в сосуд, установленный на дне фаянсовой ванны. Жуткая трапеза для Уилла, оставленная его господином, пока тот болтал с высшим эшелоном вампирского общества в Новом Орлеане. Уилл потратил несколько мгновений, разглядывая мужчину, который безжизненно висел вниз головой. Рассматривал жесткие волосы на лобке, растущие вокруг его вялого крупного члена, щетину на сильной челюсти. Вспомнил о его глубоком грубом голосе, кричащем от страха, когда господин убивал его. Всё, до чего Уилл никогда не дорастет. Он навсегда застрял в пубертатном теле — вечный подросток с мягкими чертами лица и стройным телом, которое никогда не будет вытесано настоящей зрелостью. Его измотанное постоянными болезнями тело не спешило взрослеть. Обращенный в шестнадцать лет, он едва ли походил на свой возраст. Голос его не успел измениться, пах едва покрылся легким пушком, а лицо осталось нежным на ощупь. Неудачная условность его бессмертия. — Уилл? Независимо от того, сколько лет прошло, неважно сколько он оставался физически неизменным — его сердце оставалось в плену у вампира, стоявшего перед ним. За последние двадцать лет Уилл называл его многими именами: Друг. Брат. Отец. Возлюбленный. Но всякий раз, когда они оставались совершенно одни, предоставленные своим запретным желаниям, и только темнота была свидетелем их порочности, он звал его: — Ганнибал. Ганнибал улыбнулся — его белые зубы были неидеальны. Уилл любовался ими уже долгие годы. Юноше хотелось, чтобы на его бледной коже остались шрамы. Если бы это было возможно, его гладкая плоть была бы испещрена серебристыми следами укусов, оставленных Ганнибалом. Идеально кривые зубы истерзали бы его алебастровую кожу таким образом, что навсегда отметили бы его принадлежность. Но на нем не было ни одного шрама. Раны обычно исцелялись в течение нескольких минут: он угрюмо наблюдал, как жидкая кровь внезапно останавливалась, а его плоть снова начинала срастаться. Уилл вздохнул, возвращаясь к бумагам на столе. — Что тебя беспокоит сегодня? — спросил Ганнибал. — Ничего, — пробормотал Уилл. — Я просто начинаю уставать от того, что меня оставляют дома, в то время как взрослые собираются поиграть. — Не надо, Уилл. Ты знаешь, что я должен появляться на их собраниях, чтобы они ничего не заподозрили. — Ты бы этого не хотел, не так ли? Тебе стыдно за меня? — зло фыркает Уилл. Он мог чувствовать недовольство Ганнибала его словами через их связь. — Я никогда не смог бы стыдиться тебя. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо, — взгляд Ганнибала смягчился. — И я никогда не смог бы подвергнуть тебя бессмысленным бредням графа Сен-Жермена. Этот грубый идиот — проклятие для нашего рода. Уилл знал, что Ганнибал пытается быть легкомысленным, шутливым, но он был не в настроении для подобного сегодня вечером. — Тогда что происходит? — выпалил он, отодвигая стул и поднимаясь на ноги, чтобы свирепо посмотреть на Ганнибала. — Почему мне не позволено посещать собрания?! Уилла раздражало, что он всегда будет ростом ниже, чем Ганнибал. Когда он стоял перед ним, макушка его головы доходила только до груди другого вампира. Он знал, что Ганнибала восхищает его маленький рост. Господину нравилось, с какой легкостью можно было взять его на руки или склониться, чтобы поцеловать. Уилл попросил Ганнибала не обращаться с ним так на публике. Хоть он и смирился с тем, что навсегда останется вечным подростком, он хотел, чтобы в компании других людей к нему относились как к взрослому. Смертные часто думали, что Ганнибал был его отцом. От этого предположения Ганнибал получал извращенное удовольствие, и если Уилл будет честен, то и он тоже. Но сейчас он был не в настроении для этих грязных игр. — Скажи мне, — потребовал Уилл. — И не увиливай. — Ты и так знаешь ответ, — Ганнибал оставался совершенно неподвижным, его темно-бордовый взгляд ничего не выдавал. Уилл почувствовал иррациональную вспышку волнения от спокойно произнесенных слов Ганнибала. Его господин был непреклонен в том, что Совет не должен знать о его существовании. Он чувствовал себя… грязным секретом. Чем-то, что нужно спрятать подальше, опасаясь упрека. Волнение уступило место гневу. Уилл повернулся и одной рукой поднял тяжелый стул, на котором сидел. Едва приложив каплю своей силы, он швырнул его в стену позади Ганнибала. Стул развалился на части, куски дерева и ткани с треском разлетелись по полу. — Ты запираешь меня здесь каждую ночь! Словно куклу, о которой ты изволишь заботиться, только когда тебе это удобно! Ганнибал даже не вздрогнул, глядя на Уилла сверху вниз с нежностью в красных глубинах. — Перестань, Уилл. Это неправда, и ты это знаешь. Ты — мое сердце, моя кровь, и единственная причина, по которой неумолимый ход времени больше не кажется мне мучительным. Господин проявлял такие яркие эмоции только по отношению к нему. Уилл заметил это в первое десятилетие своего бессмертия. Терпение прародителя по отношению к другим было на пределе, совершенный фасад человечности скрывал едва сдерживаемого монстра под ним. Были времена, когда Уилл предпочитал фасад. Когда он хотел, чтобы его обняли и утешили, как это сделал бы человек. Он недолго тогда был бессмертным и все еще придерживался глупых ритуалов и эмоций, которые люди так часто искали из-за присущей им потребности не чувствовать себя одинокими. Но не сегодня. Сегодня Уиллу нужен был монстр. Он обнажил клыки, зная, какой эффект это производило на Ганнибала. — Тогда докажи это! — прошипел юноша. — Отведи меня к Совету! — Об этом не может быть и речи. Уилл прищурился, скрестив руки на груди. — Ты скрываешь меня от нашего мира! С таким же успехом мог бы обречь меня на окончательную смерть. Ибо, если я не могу быть с тобой во всех отношениях при лунном свете, я обращусь в пепел, встретившись с солнцем! Единственным признаком того, что должно было произойти, стало почти незаметное подергивание правого глаза Ганнибала. Внезапно Уилла подняли с пола сильные пальцы, схватив за шею и сдавив с такой силой, что у смертного она попросту сломалась бы. — Ты провоцируешь меня, — бесцветно сказал Ганнибал. — Ты хочешь увидеть мою реакцию. Я часто забываю, что ты еще молод. Уилл схватил Ганнибала за предплечье обеими руками, впиваясь ногтями, прежде чем выдавить в ответ: — Если ты просто объяснишь, что случилось мадам Комеде, она… она поймет! — Запрещено создавать таких, как ты, Уилл. Она никогда не должна узнать о твоем существовании. Уилл не особо удивился. Обрекать вампира на то, чтобы он прожил остаток своих бесконечных ночей, навечно погребенный в теле, не достигшем совершеннолетия, являлось святотатством для их вида. Это считалось табу. Проклят вечной молодостью, но не той, к которой чаще всего стремятся. Но это не отменяло того факта, что Уилл действительно существовал. — Чийо знает, что ты создал меня. — Чийо — мой первенец, мое единственное потомство, кроме тебя. У нас были десятилетия на выстраивание доверия. Даже если отбросить первородство, она беспрекословно предана мне, — Ганнибал притянул его ближе, хватка на горле усилилась. — Если бы ты только объяснил, что ты был вынужден… — Уилл почувствовал укол ревности. Чийо была ему словно сестра, но когда дело касалось Ганнибала, эмоции всегда брали верх над логикой. — Разве я был вынужден? — безжалостно возразил Ганнибал. — Я мог бы позволить тебе умереть от болезни. Ты не дождался бы своего семнадцатилетия в ту весну. Уилл отпустил руку Ганнибала и потянулся вперед обеими руками, чтобы обхватить заросшую щетиной челюсть. Глаза его господина прикрылись тяжелыми веками, склоняясь к его ласковому прикосновению. — Но не позволил, — хрипло прошептал Уилл. — Ты спас меня. Они поймут… — Mylimasis, ты говоришь о вещах, о которых не имеешь понятия. — Неужели это такой грех — моё существование? Я только хочу быть частью твоей жизни. — Ты и есть моя жизнь. — Тогда скажи им… — Нет! Звучная интонация голоса его господина заставила их связь пульсировать от неоспоримости ответа, заставила Уилла упасть на колени, как только Ганнибал отпустил его горло. Поза была унизительной, покорной, Уилл к ней не привык. Кровь, которую он выпил ранее, прилила к щекам, заливая их постыдным жаром. Ганнибал всегда относился к нему с почтением. Он никогда не использовал их связь, чтобы командовать. Вампир всегда кормил его досыта, всячески заботился, спал с ним, прижимая к груди, и выполнял все прихоти. Ганнибал даже потакал любви Уилла к природе, хотя сам предпочитал больше… их изысканные забавы во время бесконечных совместных ночей. Нет, сейчас было по-другому. Его наказывали. — Отец, — пролепетал Уилл, — прошу… — Дитя, — укоряюще произнес Ганнибал. Слово было подобно осколку стекла, что пронзило его безжизненное сердце. — Когда я говорю тебе, что эта тема обсуждения закрыта, значит она — закрыта! Их связь удерживала его колени приклеенными к деревянному полу. Холодность со стороны Ганнибала просачивалась в их связь — это так сильно отличалось от того, каким его господин обычно был с ним. Уилл больше не мог этого выносить. Он ненавидел это чувство между ними. Казалось, будто Ганнибал не хотел его, что его господин больше не любил его… Всхлип сорвался с губ Уилла. — Mylimasis, — застонал Ганнибал, склонившись к Уиллу, чтобы обхватить его под мышки и поднять с пола. Он прижал Уилла к груди, уткнувшись носом в каштановые кудри. — Ты чувствуешь эмоции так, как если бы они были твоими собственными. Используй свои способности прямо сейчас. Почувствуй, что я раскаиваюсь, любовь моя! Это была правда. Когда Ганнибал подарил ему темный дар бессмертия — дар эмпатии тоже перешел в вечную жизнь. Людей и вампиров нервировало то, как легко он мог заглянуть в их самое сердце. Это была также еще одна причина, по которой Ганнибал не хотел, чтобы Совет знал о его существовании — опасение, что они воспользуются его уникальной способностью. Закрыв глаза, Уилл обнял Ганнибала за шею. Незнакомый запах заставил его остановиться. Это был едкий аромат страха, приправленный сожалением и тоской. Он позволил себе погрузиться в скрытые миазмы сердца своего хозяина. Тоска. Собственническая, звериная тоска. Тоска настолько давняя, что Уилл мог чувствовать ее, как ноющую пропасть в самой темной части бессмертной души Ганнибала. Пропасть была усеяна зазубренными клыками страха, сформированного опытом. Потеря. Такое случалось и раньше. Кого-то забрали у Ганнибала, что-то драгоценное было взято и осквернено… — Ты боишься, — прошептал он, крепче обнимая Ганнибала за шею. — Ты боишься, что меня заберут у тебя. Ганнибал не ответил, прижимая его еще несколько мгновений в объятиях, прежде чем осторожно поставить на ноги. — Ты съел то, что я тебе оставил? — Да, — прищурился он, недовольный тем, что тема, кажется, на данный момент была закрыта. Ганнибал откинул несколько локонов с лица Уилла назад, изучая его таким пристальным взглядом, что юноше показалось, будто весь остальной мир исчез. — Ты все еще голоден? — Да… но жажду я вовсе не крови, — устав от борьбы и нуждаясь в том, чтобы вновь почувствовать их близость, кивнул Уилл. — Ненасытный мальчик, — губы Ганнибала дрогнули, его глаза потемнели, вызывая возбужденный трепет в груди Уилла. Тепло разлилось в животе юноши, десны вокруг его маленьких клыков пульсировали, как и другие части тела. — Ты отнесешь меня в постель, Ганнибал? — Это зависит от того, — спросил Ганнибал, — злишься ли ты еще на меня? — Я решил даровать тебе своё прощение, — Уилл кокетливо посмотрел на него из-под ресниц. — Такой переменчивый, — пробормотал Ганнибал, наклоняясь, пока их лица не оказались всего в нескольких дюймах друг от друга. — Думаю, что таким я тебе и нравлюсь. Все остальные так легко подчиняются твоей воле, — ухмыльнулся он. — Но мой Уилл отказывается подчиняться, — сказал Ганнибал, и глаза его были прикованы ко рту Уилла. — Но как же ты загладишь свою вину передо мной? — спросил юноша, сохраняя непринужденный тон. — Ты прощен, но я хочу увидеть раскаяние. Попробовать его на вкус. Губы Ганнибала оказались на его губах прежде, чем он смог отреагировать. Его веки закрылись, когда он открыл рот, чтобы приветствовать язык своего господина. Резкий укол клыков Ганнибала по его нижней губе заставил застонать. Он уже практически был готов умолять о члене… Уилл удивленно пискнул, когда его, как принцессу, подхватили на руки. — Ненавижу, когда ты так делаешь. Это заставляет меня чувствовать себя какой-то беспомощной девицей, — проворчал он, обвивая одной рукой Ганнибала за шею, чтобы не упасть. Ганнибал ухмыльнулся и направился к их спальне. — Моя маленькая невеста, — подразнил тот. — Я же говорил тебе больше не шутить по этому поводу. Ты помнишь частного репетитора, которого ты нанимал для меня? — Он хотел целое состояние за обучение в ночное время, но это стоило того, чтобы ты обращался ко мне «papá» в его присутствии, — кивнул Ганнибал. — Ну, это продолжалось недолго, — криво усмехнулся Уилл. — Когда он застукал нас целующимися в гостиной совсем не по-семейному, это был конец моего обучения. — Если ты помнишь, я довольно быстро заменил его. Я не хотел, чтобы твое образование пострадало из-за моей неспособности держать руки при себе в присутствии людей. — Такой любящий отец, — промурлыкал Уилл. — Ты так хорошо заботишься обо мне, papá. — Несносный мальчишка, — Ганнибал прижал его ближе к себе. Уилл наклонился, чтобы лизнуть челюсть своего господина, и увидел, как его глаза вспыхнули жаром, обещая то, что должно было произойти. Когда Ганнибал отнес его в их большую спальню, Уилл застонал. — Не на нашей кровати, Ганнибал, — взмолился он. — Мы уже прошли через множество историй с прислугой. Мне не нужно, чтобы кто-то опять падал в обморок у кровати, забрызганной кровью. — Ты убил нашу первую горничную, дорогой, — промурлыкал Ганнибал. — Она ушла в отставку не из-за шока от окровавленных простыней. — Я все еще был в младенчестве по меркам бессмертных, — парировал юноша. — Сейчас у меня больше самоконтроля. — Я вспоминаю те дни с невероятной нежностью, — неопределенно хмыкнул Ганнибал. — Только потому, что я полностью полагался на тебя. Ты отказывался позволить мне питаться людьми, желая, чтобы я пил лишь от тебя, — произнес Уилл, закатив глаза. — Ты был такой милый тогда. Сосал из моего запястья, пока мы спали, как младенец, нуждающийся в материнском молоке, — Ганнибал занес его в спальню и поставил на ноги. — Да? А мне, кажется, я помню, как ты любил, когда я питался и с других мест на твоем теле. Ганнибал подхватил Уилла под мышки и приподнял, осторожно положив на край их большой кровати с балдахином, прежде чем снять с себя парадные туфли и аккуратно засунуть их рядышком под кровать. Уилл молча наблюдал за происходящим, на его губах играла веселая улыбка. Если и была какая-то материальная вещь, о которой Ганнибал так тщательно заботился, так это его коллекция итальянской обуви. Ганнибал присел на корточки, ловко снимая аккуратные туфли с Уилла. Он приподнял одну из босых ног, чтобы поцеловать свод, отчего в паху у юноши разлилось тепло. Но он не подал виду. — Ты хочешь предаться воспоминаниям, дорогой? — Ганнибал поднял глаза, ловя чужой взгляд. — Не уверен, — сказал Уилл, гордясь тем, что его голос не дрожал. — Я теряю терпение, и я все еще не вижу никакого раскаяния. Ганнибал использовал свою нечеловеческую скорость, чтобы задуть почти все канделябры в их спальне, погрузив комнату в полумрак. Он посмотрел на Уилла с другого конца комнаты. Его темно-бордовые глаза блестели в темноте — две красные точки, манившие его к себе. — Я покажу тебе, насколько сильно раскаиваюсь. Уилл легкомысленно пожал плечами и уже поднялся, чтобы спрыгнуть с кровати. Две большие руки схватили его за талию, останавливая. Уилл вырвался из объятий Ганнибала, откинувшись назад на их кровати. Оказавшись вне досягаемости своего господина, он раздвинул ноги, бросив на Ганнибала застенчивый взгляд. — Вернись сюда, мой прекрасный мальчик, — мягко потребовал Ганнибал. — Я не думал ни о чем, кроме как о возможности обнять тебя с тех пор, как мы расстались в сумерках. Уилл откинулся назад, опираясь на согнутые локти, и провел языком по нижней губе, смачивая ее. — Разве не ты тот, кто должен пресмыкаться? И все же ты хочешь, чтобы я приполз к тебе. — Это то, чего ты хочешь? Чтобы я ползал у твоих ног? — Ганнибал наклонил голову, его взгляд стал хищным. — Ханни… — Уилл судорожно сглотнул, разглядывая наметившуюся твердость под брюками Ганнибала. Ганнибал внезапно оказался сверху, прижимая его к мягкому покрывалу и заключая в клетку своим гораздо большим телом. Он прижался губами к горлу Уилла, глубоко вдыхая. — Больше никаких игр. Я жажду тебя, и мой голод не будет утолен, пока твоя сперма не покроет мой живот, а твоя кровь не затвердеет в моем члене. — Неужели ты не насытился сполна мною вчера? — слабо застонал Уилл, шире расставляя ноги, чтобы Ганнибал удобнее устроился между ними. — Этого никогда не бывает достаточно, — пророкотал Ганнибал, целуя Уилла в шею. — Мой голод по тебе никогда не утихнет. Я изголодался по тебе, мое милое дитя. И никогда не смогу отказаться от тебя. — Я всегда буду твоим ребенком, — прошептал Уилл. Кровь человека, которую он выпил ранее, поднималась к поверхности его кожи каждый раз, когда губы Ганнибала касались ее. — Ты сожалеешь об этом? — Что ты имеешь в виду? — Ганнибал отстранился, и его глаза скользнули по лицу юноши. Уилл боролся с приливом крови, который угрожал окрасить его щеки, он не желал тратить свой недавний перекус на что-то столь нелепое, как смущение под острым взглядом Ганнибала. Он посмотрел на него из-под ресниц, изображая равнодушие. — Ты хотел бы, чтобы я был похож на того мужчину, что висит в нашей ванной, — воплощение грубого обаяния? — он облизнул губы, во рту внезапно пересохло. — Созревшее тело со всеми признаками мужества, которыми я никогда не буду обладать? Глаза Ганнибала наполнились теплом, став скорее гранатовыми, чем темно-бордовыми. — Ты спрашиваешь, сожалею ли я о том, что обратил тебя? — Нет, — пробормотал Уилл, избегая его пристального взгляда. — Жалеешь ли ты… что я всегда буду ребенком? — Уилл, — прохрипел Ганнибал, заставив юношу напрячься. — Посмотри на меня. Уилл почувствовал, как пальцы господина взяли его за подбородок и приподняли голову, пока их взгляды не встретились. — Я не хочу другого, — тихо произнес Ганнибал. — Даже если бы тебе было пятьдесят пять в момент обращения, для меня это не имело бы никакого значения. Когда мы вместе, все остальное перестает существовать для меня: время, возраст и даже кровь. Ты понимаешь? Уилл кивнул. Он понимал, ведь чувствовал то же самое. — Я не отдам тебя им, — сказал Ганнибал, и в его голосе прозвучала решительность, о которой бы мечтали завоеватели истории. — Я не отдам тебя Совету, песочным часам времени или холодным объятиям окончательной смерти. Ты — мой. Если бы Уиллу все еще требовалось дышать, он был уверен, что в этот момент дыхание у него бы перехватило. — Тогда покажи мне, — прошептал Уилл в темноту. — Будь неизгладим на моей коже — на моем сердце. Ганнибал застонал и прижался губами к губам Уилла. Клыки его господина впились в нежную плоть его нижней губы. Уилл почувствовал первый металлический привкус крови, который разжег их безумную жажду друг по другу. Одежда была разорвана в клочья: ткань рвалась, как тонкая бумага. Сверхъестественная сила, которая приходит вместе с бессмертием, может опьянять, но если не проявлять осторожность, одно движение руки может разбить даже самый прочный металл, будто хрупкое стекло. — Такой страстный, — прошептал Ганнибал ему в щеку. — Означает ли это, что я полностью прощен? Уилл приоткрыл губы в беззвучном стоне, откинув голову назад, когда Ганнибал начал покрывать поцелуями его шею и грудь. Каждый поцелуй сопровождался двумя уколами клыков, оставлявшими отметины на чувствительной плоти. — Не-ет, — выдохнул Уилл, — еще нет. Ганнибал ухмыльнулся как раз перед тем, как взять один из сосков Уилла в свой горячий рот. Уилл издал сдавленный крик, почувствовав, как клыки его господина впились в кожу. Кровь собралась вокруг рта Ганнибала, стекая с уголков его губ на обнаженную грудь Уилла. Его сосок горячо пульсировал, когда язык Ганнибала безжалостно вылизывал бугорок. Слизав большую часть пролитой крови, Ганнибал проделал то же самое с другим соском Уилла. — Прошу, господин, — простонал Уилл, — хватит дразнить! Ганнибал без особых усилий поменял их позиции, и Уилл оказался на нем верхом. Уилл посмотрел вниз на соблазнительную картину: их эрегированные члены прижимались друг к другу. Член Ганнибала был намного больше, но этого следовало ожидать, поскольку Уилл так и не достиг полной зрелости, когда его обратили. Он заметил, как скривились губы Ганнибала в ухмылке, и понял, что тот наслаждается разницей в их размерах. Наслаждается всей их физической разницей. От бледных безволосых бедер Уилла, прижатых к сильным, загорелым бедрам, покрытым темными волосами, до трения щетины Ганнибала о его собственную всегда гладкую челюсть, когда они целовались. Ганнибал любит все это. Но если и было что-то, что Уилл любил почти так же сильно, как Ганнибал, так это обладание властью. Власть манипулировать, власть убивать и власть доминировать. И не было никаких сомнений в том, кто был доминирующим в их отношениях. — Такой самодовольный, — поддразнил Уилл. — Тебя будоражит, что я так возбужден для тебя, Ганнибал? Ганнибал приподнялся на выпрямленных руках, чтобы поймать его рот в обжигающем, пропитанном кровью поцелуе. Когда же он отстранился, Уилл издал протестующий скулеж, вызвав ухмылку на губах Ганнибала. — Только для меня, mylimasis, — прошептал тот хриплым голосом. Тихо поскуливая, Уилл позволил Ганнибалу расположить его на себе как послушную куклу. Теперь его бедра обхватывали голову Ганнибала. Эрекция Ганнибала встала перед лицом Уилла, кровь заставила затвердеть внушительную длину. Уиллу была знакома каждая венка и изгиб члена Ганнибала, но это не уменьшало его голода. Он ощущал голод даже в самых интимных местах, когда Ганнибал растягивал его, заставляя почувствовать себя полностью наполненным, как никогда прежде. Потираясь щетиной о чувствительную внутреннюю поверхность бедер Уилла, Ганнибал целомудренно поцеловал каждое из них. — Я весь вечер не мог думать ни о чем другом, — прорычал он, раздвигая ягодицы юноши большими пальцами. — Ни о чем, кроме твоей крови, согревающей мои вены. — Да! — заскулил Уилл. — Я хочу тебя! Он вскрикнул, почувствовав, как клыки господина вонзились в изгиб его правого бедра. Ганнибал пил неаккуратно, и Уилл знал, что это было нарочно. Теплая кровь стекала по его бедру, собираясь в сгибе колена. Используя только свой язык, Ганнибал собрал немного крови Уилла и начал лакать, размазывая ее по расщелине и анусу. Погрузив один палец в дырочку Уилла, он использовал кровь, чтобы облегчить проникновение. Когда Ганнибал надавил на простату, Уиллу ничего не оставалось, кроме как стонать и извиваться, поддаваясь навстречу чужой ласке. — Пей, дорогой, — приказал его господин, сжимая свободной рукой свой твердый член в кулак и направляя его к приоткрытым губам Уилла. — Поглоти меня. Не в силах отказаться, Уилл вобрал его член, пропуская до самого горла, ведя языком по твердой, разгоряченной плоти. Слюна стекала из уголков его рта, смачивая покрытый толстыми венками ствол. — Уилл, — прохрипел Ганнибал, просовывая еще один палец в залитую кровью дырочку. — Ты убиваешь меня, любимый. Уилл закрыл глаза, постанывая вокруг члена, жадно заглатывая его до отказа. Когда он почувствовал, как язык лизнул его анус, член юноши дернулся на голой груди Ганнибала, истекая предэякулятом на его кожу. — Я чувствую твое желание, — прошипел Ганнибал, просовывая пальцы еще глубже, заставляя Уилла беспомощно мяукать. — Это сводит меня с ума. Восторженный крик вырвался из юноши, когда он почувствовал, как клыки Ганнибала пронзили кожу рядом с его дырочкой и из раны хлынул поток его собственной крови. Ганнибал смаковал свежую кровь, языком распределяя жидкость по анусу Уилла, смазывая ею свои пальцы. Уилл неохотно выпустил член Ганнибала, и тонкая ниточка слюны повисла с его рта, спускаясь к головке. — Возьми меня, Ганнибал! — тяжело дышал он. — Я больше не выдержу… Ты мне нужен! Задрожав, Уилл внезапно повалился на кровать. Прежде чем он успел упасть плашмя, Ганнибал выскользнул из-под него, схватил обеими руками за бедра, словно тисками, и грубо дернул назад. Член пронзил юношу, и скольжение крови смягчило желанное вторжение. За этим последовала быстрая череда безжалостных толчков и эхо отчаянных воплей Уилла, когда Ганнибал вонзался в его худощавое тело. Он только и мог, что бессильно стонать. Его грудь податливо лежала на матрасе, в то время как бедра были приподняты, чтобы принимать член Ганнибала, который скользил в его сжимающейся дырочке в пылком темпе, заставляя пульсировать его собственные клыки. Ганнибал склонился, поставив руки по обе стороны от головы Уилла на кровати. — Только посмотри на себя, — приказал Ганнибал, грубо зарывшись пальцами в темные кудри и оттянув его голову назад. Глаза Уилла встретились с его собственным отражением в большом, богато украшенном зеркале, висящем на стене напротив их кровати. Обрамленные позолоченным зеркалом, они напоминали эротическую картину из глубин самого Ада. Рот и грудь Ганнибала были залиты алым, кровь сочеталась с его прищуренными темно-бордовыми глазами. Даже волосы на его груди были покрыты красным, а подсыхающая кровь скрывала жесткие волосы. Уилл выглядел ничуть не лучше. Кровавые отпечатки ладоней Ганнибала украшали его молочно-белые бедра. Его темные кудри были влажными от крови, туго натягиваемые крепкой хваткой. Ганнибал прижался губами к затылку Уилла, замедляя свои толчки до неспешного темпа, от которого головка его члена сладко потиралась о простату внутри юноши. — Как ты мог подумать, что я захочу кого-то другого? — прошептал он, заставляя Уилла вздрогнуть. — Я томлюсь по тебе и только по тебе, любовь моя! Ни мужчины, ни женщины, живые или мертвые, смертные или бессмертные — никто не сможет сравниться с твоим сиянием. — Я люблю тебя! — одурманено выдохнул Уилл, впадая в экстаз от запаха крови и Ганнибала. — Жажду только тебя. Больше, чем саму кровь… Зарычав, Ганнибал прижал Уилла к кровати и врезался в него бедрами. Шлепки по коже звучали почти оглушительно для их обостренного слуха. Тепло собралось у основания позвоночника Уилла, заставляя все его чувства сосредоточиться. Он мог слышать гул украденной крови, бушующей в его венах, мог ощущать их с господином одержимость друг другом во влажном ночном воздухе Нового Орлеана. Их общая связь позволила ему почувствовать то, что чувствовал Ганнибал. Это было лучше, чем все, что он когда-либо испытывал, будучи смертным или бессмертным. Тысяча восходов солнца не могли сравниться с желанием обладать сердцем Ганнибала Лектера. В этот момент Уилл ни в чем не нуждался. Он был целым. Ганнибал вышел из юноши, чтобы перевернуть его на спину. Обхватив ногами узкие бедра Ганнибала, Уилл громко застонал, когда его господин снова погрузил в него свой член без всяких предисловий. Исчезла изощренная уловка человечности, которую Ганнибал преподносил миру. Покрытый кровью монстр, который вбивался в него — был тем, кем Уилл наслаждался. Ганнибал схватил его под колени, непристойно широко раздвигая ноги. Заставил его чувствовать себя разорваным и находящимся во власти своего прародителя. — Такой прекрасный, идеальный для меня, — пророкотал Ганнибал, склоняясь, чтобы захватить приоткрытые губы Уилла в горячем поцелуе. Скользнув клыками по шее юноши в легкой ласке, Ганнибал коснулся языком его горла, очерчивая сонную артерию, скрытую под кожей. — Ты всегда будешь моим, — поклялся Ганнибал, прижимаясь к его влажной от пота коже. — Скажи мне! — Я твой, твой, твой! — лепетал Уилл, опьяненный их общей страстью. Клыки Ганнибала вонзились в горло одновременно с яростным толчком, погружая свой член так глубоко, как только мог. Выгнув спину, Уилл кончил с хриплым вскриком. Его сперма забрызгала подтянутый живот Ганнибала. Не давая возможности прийти в себя, вампир продолжил свои непрерывные толчки в его трепещущее тело. Обезумев от необузданной нужды, Уилл наслаждался ощущением, как Ганнибал высасывает из него кровь. — Кончи в меня, — простонал Уилл, сжимая в кулаке изорванные простыни под собой, не заботясь о том, что теперь они испорчены. — Пометь меня своим семенем, мой господин. — Уилл, — зарычал ему в горло Ганнибал, вонзаясь в него до основания и замирая. Расплавленный жар покрыл содрогающиеся внутренние стенки Уилла. Когда он был переполнен, избыток семени вылился наружу, стекая по внутренней стороне бедер. Не теряя времени, Уилл позволил члену Ганнибала выскользнуть из своей дырочки и наклонился вперед, чтобы с силой толкнуть хозяина на спину. Ганнибал позволил, но в его темно-бордовых глазах мелькнуло замешательство. — Mylimasis? Уилл набросился на член своего господина так, словно изголодался по нему, облизывал покрасневшую кожу и проводил своими ноющими клыками по выступающим венкам. Ганнибал застонал, протягивая руку, чтобы обхватить челюсть Уилла. — Испей от меня, любимый. Напейся досыта. Тот хилый ужин, висящий в ванной, не сможет утолить твой голод так, как я. Губы Уилла дрогнули, когда он поцеловал ствол, уловив тонкий намек на ревность в словах его господина. Он знал, что Ганнибал ненавидел позволять ему питаться другими, но знал, что употребление человеческой крови было досадным ограничением их бессмертия. Так было нужно, если они хотели оставаться в добром здравии. — Дорогой, — прохрипел Ганнибал, — пей. Подняв руку, Ганнибал вонзил клыки в свое предплечье, и кровь немедленно хлынула. Он позволил ей стекать по груди, а затем на член: горячая кровь брызнула на нос и щеки Уилла, попала на его опущенные ресницы. Уилл выпустил член и открыл рот, собирая бордовую жидкость своим языком с оливковой кожи. Перед глазами всё покраснело, в нем вспыхнула жажда крови, подстрекаемая бесподобным вкусом сильной крови его господина. Клыки удлинились, укусы на чужой коже заживали почти сразу, когда он жадно глотал. Направляя его вниз, положив руку ему на затылок, Ганнибал еще раз прижал Уилла к своему члену. Юноша нетерпеливо вонзил свои клыки в твердую плоть, жадно глотая кровь своего господина. Горячий поток хлынул ему на язык, и Уилл мог бы захлебнуться, если бы ему все еще требовался кислород. Остатки семени смешались с солоноватой кровью, заставляя юношу громко стонать, пока он пил. — Такой хороший мальчик, — проворковал Ганнибал, поглаживая Уилла по щеке. — Всегда жаждешь от меня большего, моя маленькая кровавая шлюшка. Вспышка желания пронзила Уилла, разжигая возбуждение в его чреслах. «Кровавыми шлюхами» называли людей, которых вампиры держали в качестве домашних питомцев, одурманенных вампирской кровью, всегда довольные и покорные. Они считались изгоями у человеческого рода. Но Уилл получал извращенное удовольствие от фантазии, где Ганнибал обращался с ним так же. В конец концов, он тоже в каком-то смысле был изгоем для своего вида. Позволив жажде овладеть собой, Уилл закатил глаза, отдаваясь гипнотическому вкусу крови Ганнибала. Внезапно он почувствовал болезненное давление на челюсть, заставившее его убрать клыки от источника его самой сильной зависимости. — Достаточно, — скомандовал глубокий голос. — Иди сюда, мой милый мальчик. Ганнибал притянул Уилла в свои объятия. Насытившийся юноша лег сверху и удовлетворенно уткнулся носом в ямку на шее своего господина. Ганнибал провел пальцами вверх и вниз по ребрам Уилла, засохшая кровь и семя на их коже были неприятны, но не настолько, чтобы куда-то двигаться. Засунув один из своих окровавленных пальцев в рот, Уилл закрыл глаза и позволил ласкам Ганнибала убаюкать его, погружая в состояние легкости, которое обычно предшествовало полноценному сну с восходом солнца. — Ты всегда это делал, с тех пор, как я обратил тебя. Уилл открыл свои тяжелые веки, взглянув на Ганнибала. — Когда ты был еще новообращенным, — продолжил Ганнибал, все еще ритмично поглаживая ребра Уилла, его акцент звучал сильнее после их неистового совокупления. — Ты клал палец себе в рот и кусал его, чтобы высосать собственную кровь. Это был механизм преодоления, но, тем не менее, я был им очарован, — Ганнибал поднял руку, чтобы начать гладить кудри Уилла. — Мне было грустно думать, что ты отвык от этой привычки. Уилл вынул палец изо рта и встал на четвереньки над Ганнибалом, его вялый член прижался к все еще полу-твердому члену господина. Он улыбнулся, зная, какой эффект его маленькие клычки производили на вампира. — Полагаю моя оральная фиксация сместилась на… более крупные объекты. Губы Ганнибала дрогнули в игривой улыбке, но напряженность вокруг глаз противоречила его хорошему настроению. — Это только напомнило мне о кое-ком, кого я знал. Складывая руки на груди Ганнибала, Уилл опустил подбородок на кисти рук. — До того, как ты стал бессмертным? Ганнибал закрыл глаза. Усталость отпечаталась на чертах его красивого лица, казавшегося потерянным в огромном океане воспоминаний. Некоторые воспоминания, несомненно, были спрятаны глубже, чем другие. Он так редко видел Ганнибала усталым. Уилл знал, что господин на самом деле больше не нуждался во сне, как он. Он спал с Уиллом днем только из страха, что кто-нибудь покусится на жизнь юноши, пока тот спит как убитый. — Да. Давным-давно. В Литве. — Ты никогда не говорил о своей родине, — нахмурился Уилл. — Большинство воспоминаний о тех местах болезненны. — Понятно, — пробормотал он. — Может, ты мог бы поделиться хорошим воспоминанием? Пожалуйста? Ганнибал улыбнулся, и Уиллу захотелось оставить поцелуй на резком изгибе его верхней губы, но он сдержался. — Ты же знаешь, я ни в чем не могу тебе отказать. — Ни в чем, кроме одного, — глухо ответил юноша. Уилл пошевелился, поймав взгляд Ганнибала в темноте. Прошло несколько напряженных минут, прежде чем господин отвел взгляд, его ресницы опустились и отбросили тени на выступающие скулы. — Рядом с домом моих предков было озеро, — наконец произнес Ганнибал. — Вода отражала солнечный свет, и поверхность казалась зеркальной. В летние месяцы я иногда лежал у озера на траве. Там было очень красиво. По крайней мере, для моих человеческих глаз. У Уилла сдавило грудь при мысли о юноше, которым когда-то был Ганнибал Лектер. До того, как его обратили. В его сознании промелькнуло видение юного Ганнибала, одинокого мальчика, ровесника Уилла, лежащего в одиночестве перед большим зеркальным озером. Острые скулы под оливковой кожей, русые волосы, в которых не было ни одной серебряной пряди, и профиль, который мог бы соперничать с любой одой красоте, написанной прославленными поэтами прошлого. Хотя в его голове роились назойливые вопросы, Уилл на мгновение замолчал. — Возможно, однажды мы сможем полюбоваться этим озером под луной, — мягко произнес он. — Вместе. Ганнибал взял лицо Уилла в ладони, чтобы посмотреть на него — все в его древнем взгляде было обнажено. — Я обещаю тебе, mylimasis, — прохрипел Ганнибал, его голос был тяжелым от переживаний, которые не мог постичь ни один смертный. — Мы полюбуемся им. Уилл наклонился, чтобы прижаться губами к губам Ганнибала — нежное свидетельство его веры в своего любимого. — Отдохни, Уилл, — прошептал господин, крепко обнимая его. — Мы искупаемся и вернемся в подвал незадолго до восхода солнца. Опустив голову обратно на грудь Ганнибала, Уилл закрыл глаза, прислушиваясь к сердцебиению, которое, как он знал, никогда больше не зазвучит. Он знал, что ему будут сниться зеркальные озера, солнечный свет и маленький мальчик, который когда-то был, но больше не существовал. Пока что их жажда друг к другу была временно утолена.***