Не успел

      Бежать до кровавого кашля. Споткнуться и упасть за секунду до финиша. Смотреть на песок, который каждый день топчут такие же, как он. Хотя нет, не такие же. В сотни раз лучше, чем он. Выносливее, быстрее, сильнее и душой, и телом. Он не стоит и комка грязи, прилипшего к их ботинкам. Нет, нет, нет, нет! Нельзя дать препятствиям себя сломать. Нужно улучшить результат, чтобы хотя бы уложиться в нижнюю границу. Нужно… Но он не способен пошевелиться. Это конец. — Райнер, ты как? Идти можешь? — спрашивает Марсель и протягивает руку. Уже несчëтное количество раз их руки соприкасались только в таком виде — и никак иначе. Никогда они не держались за руки, когда шли куда-то вместе, да и если шли, то преимущественно в травмпункт. Райнер с какой-то щенячьей благодарностью смотрит на спасителя и принимает помощь. — Я снова лишь потратил твоë время. Извини, — говорит кандидат в войны, а по его обожжëнным солнцем щекам текут не менее обжигающие слëзы. Слëзы отчаяния и гнева на самого себя. За то, что снова не смог. За то, что Галлиард снова провозился с ним, как нянька. — Твои результаты значительно улучшились, ты всего лишь оступился. Если будешь продолжать заниматься, очень скоро выйдешь на нижнюю границу.       Заметив, что Браун всë так же шмыгает носом, Марсель хватает подопечного за рукав и тащит за собой. Он останавливается у раскидистого бука, чтобы глаза любопытных жителей не видели лишнего. — Райнер, — говорит Галлиард, за подбородок поднимает его голову и смотрит прямо в глаза своим решительным, заставляющим содрогаться взглядом. И в то же время нежным… — Если я для тебя балласт, так и скажи! — пытается, сквозь рыдания, прокричать Райнер, но получается только сдавленный хрип. — Райнер, ты хорошо постарался. Ты молодец, слышишь меня, Райнер?! — Но я… — Послушай меня. Я действительно хочу, чтобы… чтобы с тобой всë было хорошо. И раз я обещал, что помогу, раз я поручился за тебя перед командованием, то меня зовут не Марсель Галлиард, если я не выполню задуманное! Марсель поднимает футболку, и на секунду Райнер видит его худой живот с развитым прессом и свежими гематомами. А потом он уже не видит ничего, потому что этой футболкой подросток вытирает другу слëзы. — Ничего более подходящего не нашлось, — как будто оправдываясь, говорит Галлиард, и Браун вдруг понимает, что слова Марселя не пустой звук. Что Марсель честен с ним. — Спасибо, — с трудом шевеля языком, говорит Райнер, и Марсель с облегчением замечает появляющуюся на его лице улыбку. — Наверное, пора возвращаться. Проводить тебя?       Райнер кивает, и друзья идут по улочкам, ставшими какими-то ненастоящими, игрушечными, как солдатики, в которых они так любили играть в детстве. Пастельные тона заката укутывают пыльный городской воздух в тëплое одеяло, и больше не тревожно. Ничуть. Парит. К грозе — с востока идут тучи. Но она начнëтся ещë не скоро. А пока… — До встречи! — говорит Марсель, обнимает опешившего Райнера и, не дав тому опомниться, убегает на восток.       До встречи…       Райнер не может уснуть и с глупой улыбкой прокручивает события минувшего дня. Какое-то странное чувство, странное тепло разливаются по его уставшему телу, и пряный привкус чего-то нового и неизведанного, приятного и пугающего остаëтся во рту. Ему снится, что тогда, под буком, Марсель поцеловал его. Прямо в губы.       А через две недели это случается.       Райнер уже укладывается в нормативы, и Марселю больше не нужно оставаться с ним после занятий. Но он всё равно остаётся. Чтобы больше тренироваться и точно получить своего титана. Чтобы, оттирая пот со лба, подбадривать изо всех сил старающегося Райнера и вместе с ним радоваться улучшению результата. Чтобы поздним вечером раздеться догола и с разбега спрыгнуть с пирса, а потом утащить за собой до жути смущённого друга и, смеясь, выслушивать его вопли. Чтобы ночью, держась за руки, ходить по крышам и смотреть на звёзды, такие далёкие, такие обжигающе холодные. Чтобы гулять под дождём, чтобы вдыхать неповторимый аромат цветов, чтобы выискивать чудесных бабочек… Чтобы быть с Райнером так долго, как он может.       Они стоят именно у того бука. Оба чем-то взволнованы и, улыбаясь, отводят взгляд, но долго не смотреть друг на друга не могут. — А знаешь, — мечтательно начинает Райнер, — что мне снилось в тот день, когда ты в первый раз проводил меня до дома? — Что же? — спрашивает Марсель и подходит ближе. Шаг, второй…       Расстояние между ними меньше, чем у партнёров в самых интимных танцах. — Что ты… поцеловал меня в губы. — Вот так? — и они пропадают в танце страсти, становятся одним целым: организмом любви. — Вот так, — отвечает Райнер и старается на всю жизнь запомнить этот момент, запомнить цвет губ Марселя и тяжесть его дыхания. Выражение его лица.       Поднимается ветер, и Райнер Браун, беззвучно чертыхаясь, уходит с причала. Тучи снова пришли с востока, но на этот раз гроза начнётся с минуты на минуту. Она настигает его за секунду до входа, и лицо солдата озаряет жуткая улыбка. Он широко расставляет руки и смотрит прямо в лицо хмурому осеннему небу, а потом смеётся так, что слышно на соседних улицах. — Снова не успел… Я снова не успел, понимаешь? Всё было напрасно, Марсель, всё было напрасно!..       Не успел спасти свою первую и, вероятно, последнюю любовь.       Марсель умер, исполняя свой долг. Защищая страну. Он сам в это верил. По крайней мере, Райнера только радует, что Галлиард хотя бы не запачкал свои руки в крови так, как это сделал он. Райнера не спасает даже мысль, что, знай он правду, ни за что не пошёл бы на такое. Он чувствует себя жалким преступником. Да, жалкий преступник, не больше. Он хотел свести счёты с жизнью, но не осмелился. Марсель бы не одобрил.       Райнер снова плачет, как в тот раз, но больше некому утереть его слёзы, а ливень легко смывает их с загрубевшего лица. Марсель…       А Марсель в свой последний миг вспоминал выражение лица Райнера во время того поцелуя. Тяжесть дыхания. Цвет губ.