***
Кадзу входит в дом Такао, его взгляд режет из-под бровей до дрожи. К счастью, собравшиеся в его доме чужими не бывают. Все знают — Кадзу нельзя трогать сразу после задания. Она знает тоже. Он разъясняет детали, выяснившиеся в ходе дела, шершавым, грубым голосом. Вся его поза напряжена, словно он готов в любое мгновение броситься на врага. Мэй знает, что это так. И не боится. Речь мужчин приостанавливается на секунду, когда с лестницы изящно и бесшумно спрыгивает лиса. Тихо — но не достаточно, чтобы Кадзу не услышал. Он держит взгляд строго прямо, его голос не дрожит и не подводит, только руки едва заметно расслабляются, когда лисица подходит ближе. Большие, выразительные глаза, никому не известно что таящая в себе улыбка в уголках губ, плавность и элегантность в каждом движении — Мэй остается собой. Она приближается к Кадзу и мягко, словно кошка, проводит мордой вдоль его икры. Лиса ластится к его ногам, крутится вокруг, воротником оборачивается, проскальзывает между лодыжек, обвивая двумя длинными хвостами, стреножа меховой восьмеркой. Кадзу не краснеет, нет, но в его лице что-то неуловимо меняется, трескается прошлогодней корой на молодой березе. Такао не хочется больше его задерживать под невинным лисьим взглядом у его ног. Отпуская их, он слышит уже из коридора «Хитрая моя…»***
Мэй возвращается в дом продрогшей и мокрой лисой. Такао не спрашивает — он сам послал ее на такое задание, Кадзу тоже молчит. Ему не нужно знать подробности, чтобы подойти к жалкому комочку на полу и присесть на корточки. «Теперь с хвостом до рассвета не расстанешься, боязливая? Не юли, одна в спальне окоченеешь совсем. Такао понятливый, я — привыкший. Стеснительная, здесь только свои.» Они возвращаются в зал вдвоем. У Кадзу на руках изворачивается алой лентой лиса. Он присаживается, возвращаясь к обсуждению. Лиса фырчит, бьет хвостами и поднимает мордочку так знакомо, но укладывается на его коленях, совсем по-человечески подложив лапку под голову. Беседа льется, время течет, Мэй засыпает. Кадзу скашивает на нее глаза, после поворачивается к Сатоши. — Двигайся. — Куда? На пол, что ли? — К Хонгу на колени, скрытный. Такао наблюдает за их перепалкой сквозь пальцы. Сатоши успевает пересесть вовремя — успокоившись и отогревшись, Мэй обращается, и на месте, где он только что сидел, оказываются ее ноги. За окном кружится снег, и, под выгнутую бровь Кадзу, все присутствующие дружно оказываются ошеломлены красотой природы. Не проронив ни слова, не скользнув взглядом, он поднимается с ней на руках. Когда они уходят в спальню, Сатоши не стремится слезать с коленей Хонга. Вернувшись через минуту, Кадзу переглядывается со старым другом с немой усмешкой в глазах.***
Такао находит его затачивающим ножи. — Зачем пришел? — не отрываясь от занятия. — Разве запрещено мне по собственной деревне прогуляться? Может, ты по пути мне попался. Мимо проносится нож, обдувая свистом ветра его волосы. Вонзается в дерево позади. — Хорошо, что ты ему по пути не попался, удачливый. Такао с усмешкой скашивает глаза на вонзенный нож. Вспоминает невольно давний разговор с Мэй. Откидывая волосы, присаживается рядом. — Я думал. — Гордишься? — Пришел сказать, чтобы ты не боялся. — В прошлый раз ты меня сюрикеном порезал после таких слов. — Это было лет десять назад. — Только волосы длиннее стали. Прежний ты. Такао решает, что предисловий достаточно. — Год назад ты привел в эти горы Мэй Хаттори. Кадзу тут же смотрит на воду иначе. Такао знает — он давно думает. Не ожидая кивка, продолжает. — Признаться, тогда мне казалось это не лучшей затеей. Собеседник хмыкает, разглядывая блики на острие. — Полгода назад мы приняли ее снова, в качестве благодарности за дарованные неприкосновенность земель и помилования от императора укрыв здесь на неограниченный срок. — Я не забывчивый. — Кадзу не откладывает нож, но устремляет взгляд на Такао. — Пытаюсь подвести к тому, что… Мэй хорошо справляется. Более чем. Она давно стала своей среди синоби Наито. — Говори уже. — Вижу, ты давно об этом думаешь. И не решаешься. Предположил, быть может, ты опасаешься, что я сочту ее обузой? Или, возможно, будто ее могут не принять здесь? Захотел развеять твои сомнения. — Не то. — Кадзу дергает щекой, раздраженный. — Не только. — долго кривит рот, смотря на отражение в лезвии. — Не место здесь для гейши и принцессы. Не своей жизнью жить будет. — Не могу посоветовать ничего лучше, кроме как предложить и обсудить с самой Мэй. — Одобрил бы? — Как глава клана я, несомненно, буду рад такому ценному приобретению в наши ряды, как колдунья с боевым веером в рукаве. Кадзу только скосил уголок рта, показав, что оценил попытку скрасить диалог. — Как твой друг, я уверен, ты не сыщешь среди всех людей и нелюдей кого-то лучше нее. — Не ищу, смекалистый. Боюсь привязать к себе. Такао откидывается назад, лениво и расслабленно, на самом деле — задумчиво. Снова видит издали злополучный нож. Снова вспоминает тихий голос, опущенные ресницы и заварочный чайник в тонких пальцах. — Разве не нож принадлежит человеку? — Иногда: человек — ножу. — Пожалуй. — Поэтичный. — хмыкает, поднимаясь. — Пойду.***
Веером проносится фейерверк в миллиметрах от Кадзу, подпрыгнувшего на месте. Перекатившись, он сбивает ее с ног, с досадным рычанием сжимая в руках кимоно, рассыпавшееся искрами. Сзади мягко ухмыляется настоящая Мэй. Вместо того, чтобы оборачиваться, цельным прыжком назад преодолевает он расстояние, приземляясь в тот же миг, как юркая лисица исчезает в снегу. Внимательно вглядывается в сугробы, отсчитывая секунды до того, как у нее закончится воздух. С предвкушением ведет пальцами к бедру, где спрятан нож, играется, разгоряченный давно идущей схваткой. Выходит время. Ее нет. Растерянность не отражается на его лице — только беспокойство, и в тот момент, когда Кадзу собирается нырять в снег ее искать, сверху на него прилетает мягкая холодная шапка. Отряхивая отросшие волосы, сверкает злыми глазами на вершину горного склона. Изящно, текуче лисица спускается вниз по камням. — Наглая. Но врага так не победишь. Знакомо опустив вниз мордочку, лиса разворачивается боком, поводит пушистыми хвостами, мгновенно облачаясь в девушку, сидящую профилем к Кадзу. На ее пальце покачивается его нож. Он смотрит неотрывно, долго. Так, что у любого человека затряслись бы поджилки. Мэй улыбается ласково и при этом игриво. Соскальзывает с камня прямо в его руки, зная, что поймает. Опустив глаза, осторожно вкладывает нож на законное место. — Ловкая. Сильнее стала за этот год. — Не силой я тебя взяла. — не опровергая, не соглашаясь. Не переча, не хвастаясь. — Умная. Хитростью научилась пользоваться и в бою. — Моих учителей заслуга. Перехватив ее поудобнее, несет в сторону дома. Она, расслабившись в его руках, поигрывает с длинными прядями, полностью отдается его воле. — Нравится? — спрашивает, глядя строго вперед. Мэй поднимает взгляд. Не про волосы ведь? Ухмылялся бы. Замечает дрожащую жилку между впадинками на шее. Так страшится услышать ответ? — С тобой — да. — отвечает она столь же размыто, как он спросил. Кивает, будто большего не нужно. — Смелая, настоящей куноити можешь стать. — Недавно была императрицей. — Актриса. Примерила много ролей. — Верно. — отводит взгляд, расправляя рукав. — Какая роль пришлась по вкусу? Мэй не переспрашивает. — Рядом с тобой. Кадзу прикрывает глаза, вздрагивает что-то под его ребрами. Мэй видит такое выражение на его лице впервые. — Останешься? — спрашивает у ветра. — Я уже здесь. — тихо отвечает она, непонимающе вглядываясь в очертания его лица. — Насовсем, родная. Насовсем останешься? — Кадзу впервые опускает глаза, и она тонет, задыхается, трепещет в его руках. — Разве может быть иначе теперь? Дергает щекой, устремляя взгляд вниз. Давно думает об этом. — Маску носить будешь. — Прости? — Маску ниндзя будешь носить, как они носят свои. Не хочу, чтоб так жила. Мэй не задумывается, только рассматривает его снизу вверх с нежностью. — Любящая, что такого в моем подбородке нашла? — Интересные мысли говорит. — замолчав ненадолго, проводит пальцами по ткани ворота. — Скажи, тебе удобно нож носить с собой? — У меня научилась, любознательная? — Кадзу косит на нее недовольные глаза. — Разумеется. — Удобно. Вжился он в меня, я — в него. — Опасным бывает. Не мешается? — Нет, задумчивая. Не помеха — часть. — Часть тебя? — И моей жизни. — Смею ли я назвать нож своим, если он вжился в меня, а я — в него? Смею ли назвать его частью моей жизни? Кадзу останавливается на крыльце у воды. Долго смотрит на горизонт. Мэй видит отблески заката на его скулах и прослеживает их подушечками пальцев. Он ловит их губами, целует. Она давит вздох. — Променяешь императорскую фамилию на преступную? — Променял бы нож на меч? — Нет. — Да. Утыкается в ее ключицу с длинным, резким выдохом. Она слышит его улыбку на коже. — Мэй Наито. — называет он ее впервые, прежде чем внести в спальню.