the closer i got, the more i lost

      - Эй, - Сынмин поднимает взгляд с места, где он вкладывал виолончель в футляр, и видит Феликса, наблюдающего за ним из дверного проёма. - Разве ты не должен готовиться к выходу вместе с остальными?       - Ты ведь знаешь, что я не люблю, когда кто-то другой делает мне макияж, - Феликс подходит ближе, чтобы сесть рядом, с лицом, не отображающим эмоций. Сынмин уже понимает, что его друг хочет сказать.       - Ты в порядке?       И он был прав.       - Я знал, что это случится.       - Но ты в порядке от того, что так случилось?       Игнорируя взгляд Феликса в зеркале, Сынмин переключает внимание на мозоли на подушечках пальцев. Раньше он гордился ими, размахивая затвердевшей кожей перед друзьями и семьёй в качестве доказательства своей усердной работы и верности инструменту. Теперь, осматривая их, он не чувствует ничего, кроме усталости.       - Я справлюсь, - заключает Сынмин, хмурясь. Он поворачивается к другу и дарит ему самую ободряющую улыбку, на которую способен. - Это случается уже не в первый раз.       - Мин-и…       - Ликс, - Сынмин перебивает Феликса, прежде чем он продолжит, прекрасно понимая, к чему идёт этот разговор, - всё нормально. Честно. Просто, пожалуйста, не говори пока ничего Хёнджину и Джисону.       Кажется, он не убедил Феликса, но телефон друга вибрирует до того, как он продолжит задавать вопросы, на которые, как он сам знает, не получит ответов. Концерт начнётся совсем скоро.       - Иди, - отсылает его Сынмин, и на его лице до сих пор красуется ненастоящая улыбка. - Ты же не хочешь, чтобы и тебя выгнали.       Феликс встаёт, и на секунду Сынмин думает, что избежал расправы. К сожалению, Феликс, проведя с ним большую часть своей жизни, знает его, как свои пять пальцев. Сынмин успевает лишь моргнуть, и Ликс заключает его в мимолётное объятие, уверяя, что они поговорят позже, а потом убегает, чтобы присоединиться к оркестру.

__________________________

      - Можешь подойти ближе. Всё в порядке. Можешь посмотреть из-за двери.       Кивая руководителю, Сынмин быстро подходит к двери, ведущей на сцену. Он сжимает ручку футляра своего инструмента, с тоской смотря на ряд выступающих виолончелистов. Подавляя ноющую в груди боль, что грозится выплеснуться наружу, он позволяет взгляду соскользнуть на ряд скрипачей: на лице расцветает улыбка, когда он видит на первом стуле Феликса, который на протяжении концерта ведёт остальных скрипачей.       Спустя время Сынмин понимает, что пристально смотрит в центр сцены, туда, где Ли Минхо — приглашённый пианист, всемирно известный музыкальный гений и имя нарицательное в области классической музыки — раскрывает в выступлении своё сердце.       Сынмин стирает одинокую слезу, скатывающуюся по щеке. Музыка Ли Минхо настолько страстная, наполненная эмоциями, настолько уникальная и полностью его, что Сынмин вдруг чувствует себя невероятно крохотным. Боль, которую он подавлял всю ночь, появляется снова, застревает в горле и не даёт дышать.

__________________________

      Сынмин едва успевает сделать два шага из театра, когда его сгребают в объятия.       - Мин-и! - восклицает Хёнджин, уложив голову Сынмину на плечо. - Поздравляю с первым выступлением в художественном центре!       Кто-то осторожно оттягивает Хёнджина от младшего, и почти мгновенно перед его лицом оказывается букет цветов. Сынмин на секунду косит глаза, когда смотрит на него, прежде чем позади Хёнджина замечает Джисона. На его лице красуется гордая улыбка, а в другой руке он держит ещё один букет, предположительно, для Феликса.       - Поддерживаю, - Джисон хлопает Хёнджина по спине, пока старший охватывает Сынмина за плечи. - А кстати, где Феликс? Вы разве не вместе вышли?       Сынмин принимает цветы с виноватой улыбкой. Друзья подарили ему букет, хотя он и шага не ступил на ту сцену, кроме как во время репетиций.       - Он всё ещё внутри. Думаю, Чонин пришёл.       - А-а, небезызвестный Ян Чонин, - восклицает Джисон, чуть громче, чем положено, учитывая, что сейчас поздно, и что они всё ещё в общественном месте. - Интересно, когда Феликс познакомит нас с ним?       - Это всё из-за тебя! - Хёнджин стукает его по лбу. - Феликс думает, что ты отпугнёшь Чонина.       - Как вопрос о намерениях Чонина по поводу нашего лучшего друга отпугнёт его?       Сынмин, слишком хорошо знакомый с постоянными ссорами друзей, игнорирует их. Раньше его это раздражало; он сбился со счёта, сколько раз ссорился с ними из-за того, насколько громкими были эти двое, когда они только начали жить вместе. Он никогда не любил шум, всегда предпочитая быть окружённым тишиной и глотая ибупрофен каждый раз, когда маленькие размолвки Хёнджина и Джисона становились слишком пылкими в те дни, когда Сынмин пытался учиться или репетировать. Забавно, что теперь он жаждет их, казалось бы, бесконечной болтовни; доходит до того, что в ней он находит комфорт.       Спустя пару минут из театра выходит Феликс с самой яркой улыбкой на лице.       - Ликс-и! - в мгновение ока Джисон сцапывает скрипача, оставляя влажный чмок на щеке, прежде чем вручить ему свой букет. Сынмин замечает, что у Феликса в руках уже есть другой — видимо, Чонин тоже купил ему цветы.       - Поздравляю с выступлением, мистер Концертмейстер! - Хёнджин уступает Сынмину право обнять Феликса за плечи.       - Спасибо, что пришли, ребята, - улыбка Феликса разрастается так, будто вот-вот разорвёт лицо. - И, пожалуйста, хватит называть меня так.       Пользуясь тем, что Феликс не стесняется проявлений нежности, Джисон посылает ему очередной воздушный поцелуй. Сынмин наблюдает, как два друга осыпают Ли похвалой; скрипач смеётся и позволяет окутать себя их любовью.       - Как бы там ни было, - начинает Феликс, изучая Сынмина взглядом, и Сынмин чувствует чужую обеспокоенность по тому, как скрипач смотрит на него. К счастью, Джисон и Хёнджин слишком непроницательны, чтобы заметить это. - Вам удалось достать билеты?       Протяжный стон прервает поток мыслей Сынмина, и он поворачивает лицо, находя, что Хёнджин выпятил губы и скрестил руки на груди.       - Нам сказали, что всё распродано! Что тупо, потому что как могут билеты распродаться настолько быстро?! Нам не дали даже постоять рядом с дверью, так что мы и не видели выступление! Пришлось стоять в холле и смотреть через мониторы! Мы даже музыку не слышали!       - Ладно тебе, - смеётся Джисон и похлопывает друга по спине. - Я говорил ему, что нереально будет добыть билеты, раз сам Ли Минхо будет приглашённым пианистом, но он мне не поверил.       Сынмин успокаивает Хёнджина, обвивая руку вокруг талии высокого юноши, пока тот пыхтит младшему в плечо.       - Ничего страшного, Джин. Главное, что вы пришли.       - Но это было ваше первое выступление, - шепчет Хван. - Я хотел присутствовать на нём.       У Сынмина что-то застревает в горле. Он украдкой глядит на Феликса, который, как и ожидалось, смотрит на него понимающим взглядом. Прочищая горло, Сынмин просто продолжает выводить круги на спине Хёнджина в попытках утешить, не особо доверяя сейчас собственному голосу.       - В любом случае, - переводит тему Джисон, поигрывая бровями, - я хотел спросить тебя об этом прекрасном букете, Феликс Ли.       С упоминанием букета Хёнджин вскидывает голову и выпутывается из рук младшего. Драматичное нытьё по поводу пропущенного концерта мгновенно забывается, когда он начинает поддразнивать друга.       - Я чуть не забыл! Феликс! Это Чонин тебе подарил?       - Ну… - Феликс прокашливается и смотрит на второй букет в руках; щёки покрываются румянцем, когда он пытается спрятать улыбку. - Да. Его брат тоже выступал и добыл ему бесплатные билеты. Он пришёл за кулисы, чтобы отдать мне его после выступления.       - Чувак, - присвистывает Джисон, - хотел бы я иметь брата, который доставал бы мне бесплатные билеты на концерты.       - Ёнхён-хён буквально постоянно даёт тебе билеты.       - Это другое, Хван! - восклицает парень. - Во-первых, Ёнхён-хён — мой двоюродный брат. Во-вторых, он даёт мне билеты только на его шоу!       - Что ты имеешь против DAY6? - изгибает бровь Сынмин и тычет его в бок.       - Да, Джисон-и, - присоединяется Хёнджин, сверкая глазами, - что ты имеешь против DAY6?       После этого они начинают подтрунивать друг над другом. Сынмин защищает DAY6 ценой своей жизни, Хёнджин поддакивает, а Феликс только смеётся над их глупыми шутками. Голос Джисона становится невообразимо громким, пока он жалуется насчёт того, что уже выучил наизусть все песни группы, и как он хочет бесплатно попасть на другой концерт. Хёнджину приходится закрыть его рот ладонью, пока кто-нибудь не выгнал их с парковки.       Джисон и Хёнджин увлечены разговором о том, как нужно быть благодарным за то, что член твоей семьи — знаменитость, когда Феликс едва не роняет букет, когда машет кому-то, выходящему из театра.       Юноша с чётко очерченными скулами и лисьими глазами поворачивается в их сторону, и на губах сразу расцветает улыбка, как только он подходит к компании. "Это, наверное, и есть Чонин" , — думает Сынмин про себя.       - Ликс-хён! - юноша — Чонин — подходит и кланяется остальным, всё ещё улыбаясь. Сынмин сразу замечает, насколько он милый. - Я думал, ты уже ушёл домой.       - Мы должны были пойти поужинать, но эти двое… - он указывает на Джисона и Хёнджина, испускающих похожий звук в знак протеста, - никак не перестанут болтать. Я даже не заметил, как прошло время. А ты? Твой брат всё ещё в театре?       - А, да. Его окружили со всех сторон, а мне удалось сбежать. Я люблю его и всё такое, но его руководителя не перевариваю, так что лучше побуду здесь, - Чонин пожимает плечами. - Мы тоже собирались поужинать. А вы, ребят…       Прежде, чем Чонин может продолжить свою мысль, кто-то окрикивает его возле выхода из театра.       У Сынмина отвисает челюсть.       - Хён! Ты закончил? - спрашивает Чонин Ли Минхо — его старшего брата, видимо — когда тот приближается к ним. Пианист кивает младшему, а затем кланяется группе студентов. Сынмин кланяется в ответ, замечая, как остальные его друзья пребывают в таком же, как и он, шоке. - О, точно! Хёны… Я ведь могу звать вас хёнами, да? Это мой брат Минхо. Хён, это мой парень, я рассказывал о нём, а это его соседи по комнате.       Феликс моментально склоняется под девяносто градусов, выдавливая приветствие и протягивая ладонь для рукопожатия, которую Минхо принимает с неким подобием гримасы на лице. Он поворачивается обратно к Чонину и тянет брата за рукав, когда знакомство окончено, показывая на оставленную на другой стороне парковки машину. Он не сказал ни слова, кроме кивков и поклона.       - Точно. Нам пора ехать, - Чонин снова дарит им лучезарную улыбку, демонстрирующую брекеты и ямочки, прежде чем посмотреть на Феликса. - Хён очень вымотался. Я напишу тебе?       - Без проблем, - Феликс кивает и прогоняет их. - Иди, уже очень поздно.       Они расходятся после очередной серии поклонов и дрожащих рукопожатий. Как только братья исчезают из виду, Хёнджин уводит друзей с парковки.       - Это было так неловко, - говорит он, пока они идут в ресторан. - Я единственный испугался Ли Минхо? Боже, что у него с лицом? Он выглядел так, будто готов убить меня!       - Скажи! - поддерживает Джисон. - Типа, он всегда был известен своим "сучьим лицом" или как это называется, но я думал, это только слухи, пока это самое лицо не посмотрело на меня.       - Чонин говорит, что на самом деле он очень хороший и часто только кажется таким холодным, - быстро вмешивается Ликс. - Наверное, он просто устал после выступления.       - Откуда тебе знать? - спрашиват Хван, поворачиваясь, чтобы идти спиной вперёд и одновременно говорить с младшим. Сынмин крепче сжимает пальцы вокруг его руки, чтобы он ни во что не врезался. - Чонин даже не сказал тебе, что его брат — всемирно известный пианист!       Сынмин отвлекается от их беседы, позволяя ей превратиться в фоновый шум. Он был слишком занят маневрированием Хёнджина по тротуару и размышлением о лице Минхо, когда тот вышел из театра. Кроме "сучьего лица", которым пианист, видимо, был знаменит, Ким отметил, как усталость окрасила его черты. Было бы логично, что он очень измотан, учитывая, что он выступал больше часа, но в его глазах было что-то, что Сынмин распознать не мог — эмоция, которую нельзя было описать обычной усталостью.       Хотя она казалась странно знакомой той, которую Сынмин видит, глядя в зеркало.

__________________________

      - Ох. Прости.       Глаза Сынмина расширяются, когда он осознаёт, в кого врезался.       - Ким Сынмин, - говорит Ли Минхо в качестве привествия. - Тебя ведь так зовут, да? Мы встречались после концерта.       Прошло целых две недели с момента, как они виделись в последний раз, и сказать, что Сынмин удивлён, что Минхо помнит его имя — ничего не сказать.       - Эм, да. Ким Сынмин. Я виолончелист.       - Я вижу, - Минхо указывает на футляр с инструментом, покоящийся на спине младшего, и Сынмин мечтает провалиться под землю прямо на месте. - Ты ищешь комнату для репетиций? Не думаю, что остались свободные.       - Ну, да. Я забыл занять прошлым вечером и…       - Присоединяйся ко мне.       Сынмин моргает, не совсем уверенный, что ответить.       - Ничего страшного, я могу…       - Просто присоединяйся, - закатывая глаза, Минхо указывает в конец коридора, где находятся более просторные комнаты для репетиций — те, которые предназначены для отработки сонат. - Я всё равно не собирался играть. Пойдём.       Не дожидаясь ответа, пианист уже начинает отдаляться. Сынмину не нравится играть перед другими людьми, но он и так отлынивал от репетиций, поэтому проглатывает смущение и следует за старшим. Закрывая дверь, Сынмин находит Минхо сидящим за пианино.       - Не обращай на меня внимания, - Ли вытаскивает телефон и наушники, махая рукой и даже не глядя на младшего. - Я буду смотреть дораму. Я не буду тебе мешать, так что можешь спокойно заниматься. Просто представь, что меня тут нет.       Хмурясь, Сынмин ставит листы с нотами и начинает настраивать инструмент. Они не разговаривают. Минхо не изменяет своему обещанию не беспокоить младшего, концентрируя всё внимание на играющей в телефоне дораме, ни разу даже не взглянув на Сынмина. Это приятно, даже комфортно. В комнате тихо, за исключением тихого звука нанесения канифоли на смычок.       Прежде, чем начать играть, Сынмин замечает на полу рюкзак Минхо. Замок открыт, видимо, после того, как старший вытащил свои вещи. Конечно, у Сынмина не самое лучшее зрение, но легко заметить, что рюкзак пуст — отсутствие листов с нотами несколько сбивает с толку, ведь Минхо занял класс для репетиции.       Голос Ли звенит в голове, когда Сынмин поднимает смычок к струнам.       "Я всё равно не собирался играть".

__________________________

      Дни продолжают размываться в сплошное пятно из занятий и репетиций. Сколько бы времени ни проводил в лекционных залах или в библиотеке, Сынмин ходит и в комнаты для репетиций, чтобы не забыть зарезервировать одну из них. На пальцах появляется больше волдырей и мозолей. Сынмин приучается тихо передвигаться среди ночи, чтобы поспевать за домашней работой, которую откладывал, чтобы порепетировать, и избегает обеспокоенных взглядов Феликса, которые друг бросает в его сторону.       Как обычно.       Сынмин выбирается из комнаты для репетиций; футляр с виолончелью лежит на спине, когда он перекидывает сумку через плечо, проверяя, не забыл ли он ноты. Он вытаскивает телефон, чтобы проверить непрочитанные сообщения, пока идёт по коридору. Только когда блокирует экран после того, как ответил на приглашение Хёнджина на обед, он замечает доску для объявлений.       Пряча гаджет в карман, Сынмин осторожно подходит к доске для музыкального факультета. На ней разбросаны различные листовки для мероприятий и организаций, поздравительные плакаты для студентов, победивших в конкурсе, и список оркестрантов выпускного выступления.       Его имя до сих пор последнее в списке виолончелистов. Так было последние четыре года. Как бы усердно он ни старался, как долго бы ни практиковался, и как бы сильно ни любил свой инструмент. Он всегда был последним в группе.       Смаргивая слёзы, Сынмин смотрит на список скрипачей и находит имя "Ли Феликс", написанное на самом верху.       Что-то мерзкое разгорается в груди, и Сынмин делает всё возможное, чтобы затушить это. Он никогда не любил завидовать своим лучшим друзьям; чувство вины поглощает его целиком, как только зависть едва мелькает на задворках сознания. Феликс не заслуживает того, чтобы оказаться под влиянием неуверенности Сынмина.       Пропасть между их талантами существовала всегда, даже когда они были детьми. Феликс, будучи самым чудесным человеком, всегда делал всё возможное, чтобы сократить этот разрыв. Он никогда не пытался заставить Сынмина чувствовать себя никчёмным и извинялся каждый раз, когда это делали другие люди, даже несмотря на то, что в этом не было его вины. Феликс был рядом и держал его за руку, когда Сынмин впервые сказал родителям, что в университете хочет изучать игру на виолончели, а не юридическое дело, как они от него ожидали. Феликс никогда не переставал подбадривать и поддерживать его.       Феликс не виноват в том, что Сынмин плохой виолончелист.       Сынмин сильнее сжимает лямку футляра и выходит из здания и из университета. Солнце только начинает опускаться к горизонту, когда он заходит в автобус и садится возле окна. Прислоняя голову к стеклу, Ким закрывает глаза, крепче обнимая футляр инструмента.       Мысли возвращают его в те времена, когда он был младше и смелее. Двенадцатилетнему Сынмину было так легко распланировать свою жизнь, связав её с виолончелью; он был настолько уверен, что его любовь к инструменту никогда не ослабнет.       Двенадцатилетний Сынмин наверняка расплакался бы, если бы узнал, что стало теперь.

__________________________

      Это был один из тех странных дней, когда Сынмин проснулся и обнаружил кровать на другой стороне комнаты пустой.       Режим сна Хёнджина… по меньшей мере, хаотичный. Он никогда не ложится спать раньше двух часов утра и просыпается не позднее обеда. Десятка будильников, выставленных в его телефоне, достаточно, чтобы разбудить всех остальных в их жилище, кроме него самого. Сынмин — особенно ранняя пташка — всегда был жертвой, которой приходилось выключать будильники и будить Хёнджина самому.       Сегодня Сынмин просыпается и обнаруживает, что Хёнджин уже ушёл. Он проверяет время на телефоне и понимает, что уже больше двух часов дня — он не только не проснулся под отвратительный сигнал чужого гаджета, но и проспал ланч и несколько часов репетиции по виолончели.       Теперь бесполезно ныть об упущенном времени. Забирая очки с прикроватной тумбочки, Сынмин шаркает в коридор. Он заглядывает в комнату Джисона и Феликса, понимает, что в ней пусто, и продолжает шествие на кухню. Там наверняка где-то есть рамен в картонных упаковках, а если повезёт, то даже кимчи от родителей в холодильнике.       - Хён, ты не понимаешь. Он вообще не рассказывает о том, что чувствует. Я понимаю его только потому, что очень наблюдательный, но наши родители супер дремучие.       Голос очень похож на Чонина, и Сынмин заглядывает в гостиную, где находит его и Феликса на разных концах дивана; пара делит на двоих пачку закуски, что лежит между ними, а на кофейном столике стоят две бутылки апельсинового сока. Чонин сидит спиной к Киму, а Феликс слишком занят тем, чтобы не облить диван.       - Просто мне так жаль его, - продолжает Чонин, запихивая в рот целую горсть чипсов. - Раньше Минхо-хён очень сильно любил играть на пианино; в детстве он всегда был так счастлив каждый раз, когда вёл меня в музыкальную академию, с самой широкой улыбкой рассказывая о каждом новом отрывке, который он выучил. А сейчас он делает всё, чтобы не репетировать. Он почти не прикасается к большому роялю, которое стоит у нас дома, и выглядит так, как будто вот-вот разревётся, когда нужно репетировать для конкурса.       - Я уверен, он очень ценит, что ты на его стороне, Инни. Ты мало чем можешь помочь, потому что не тебе с этим бороться.       - Я знаю, - Чонин вздыхает, кладя голову на спинку дивана. - Просто меня это так раздражает. Хотел бы я, чтобы родители просто оставили его в покое. И хён, и я получаем полную стипендию, а наша квартира принадлежит агентству Минхо. Им ни за что не приходится платить, и всё равно они умудряются выкачивать из него деньги.       В этом есть смысл. Вымученное выражение лица Минхо после концерта, отсутствие энтузиазма, когда они впервые встретились, его желание поехать домой сразу после выступления. Сынмин не может представить, как это выматывает, когда заставляют делать то, к чему не лежит твоё сердце.       Взяв бутылку сливового чая и несколько варёных яиц, он возвращается в свою спальню и закрывает дверь как можно тише, не желая оповещать друзей о своём присутствии. Он наполовину очистил яйцо от скорлупы, когда замечает мозоли на своих пальцах.       Подушечки пальцев покрыты ими, а также парой новых волдырей, всё ещё ноющих от касаний. Сынмин трёт затвердевшую кожу друг о друга и игнорирует то, как ухает сердце. Если закрыть глаза, он всё ещё может почувствовать струны виолончели, зажатые пальцами, всё ещё может слышать музыку, которую играет — музыку, которую медленно начинает ненавидеть.       Потряхивая головой, чтобы избавиться от мыслей, Ким вновь начинает снимать скорлупу. В потайных расщелинах его сердца хранится ящик Пандоры, который ему предстоит вскоре открыть. Но не сегодня, пока нет.

__________________________

      - Мы не можем постоянно встречаться именно так, Ким Сынмин.       Смех Минхо звучит тепло. Сынмин никогда раньше не слышал, чтобы он смеялся.       - Прости. Наверное, мне пора купить новые очки.       - Да ничего страшного, - отвечает старший и указывает за спину, туда, где нет футляра виолончели. - Ты сегодня не репетируешь?       Сынмин кивает, топчась на месте. Было странно не тащить с собой инструмент.       - У меня сегодня мало времени. Следующее занятие примерно минут через тридцать.       - Хочешь выпить кофе перед уроком? - Ли улыбается, и Сынмин понимает, как ему нравится видеть хёна таким. - Я уже освободился, но могу составить тебе компанию, если вдруг тебе одиноко или типа того.       - Мне вполне хорошо одному, спасибо большое. Но так и быть, я потусуюсь с тобой, раз ты так просишь.       Минхо просто начинает шествовать в университетское кафе, и Сынмину приходится подбежать, чтобы они могли идти бок о бок. Они оба заказывают американо со льдом — младший добавляет сироп — и, по настоянию Минхо, маленький кусок торта. Усевшись за стол возле окна, они сразу нападают на угощение.       Как и в комнате для репетиций, они почти не разговаривают. В кафе играет приятная классическая музыка, и Минхо тихо мычит мелодию, втыкая вилку в несчастный кусок торта. Сынмин делает глоток кофе, позволяя рою мыслей виться в голове.       В голове звучит голос Чонина. Как ввиду обстоятельств, которые Минхо не в силах контролировать, он начал ненавидеть инструмент, который когда-то сильно любил. В какой-то степени они немного похожи. Возможно, поэтому Сынмина так сильно тянет к старшему, поэтому он присоединился к нему на репетиции, и поэтому проводит свободое время, уплетая торт на двоих, когда мог бы вздремнуть в библиотеке, что он обычно и делает.       Возможно, ему кажется, что Минхо сможет его понять.       - Ты собираешься есть? - Минхо щёлкает пальцами у него перед носом.       - Я ем, - Сынмин заталкивает мысли в долгий ящик и отрезает вилкой кусочек, смывая взорвавшуюся во рту сладость чуть горьким кофе. - Может, купишь мне другой кусок? Ты практически всё съел.       - Я не виноват, что ты витаешь в облаках.       - Ты должен был перестать есть.       - Я с лёгкостью мог бы заточить оставшееся, пока ты занят размышлениями бог знает о чём.       - Я не размышлял…       Минхо пихает целую вилку ему в рот, чтобы только заставить молчать, смеясь, когда Сынмин косит глаза и едва не давится.       - Просто ешь уже чёртов торт, Ким Сынмин.       Сынмин пинает старшего под столом и хмурится, когда Минхо лишь больше смеётся. У него приятный смех — он звучит немного выше (и странновато, но Минхо всегда кажется чутка странным, судя по их предыдущим встречам), чем его обычный голос, но всё равно тепло, словно чашка чая с ложкой мёда в холодный день. Ему идёт смех.       - Эй, - Минхо стучит по столу, прямо в поле зрения Сынмина. Младший с запозданием понимает, что вновь отключился от реальности. - О чём ты так усиленно думаешь?       Хороший вопрос. О чём он так усиленно думает? Он не из тех людей, что теряются в мыслях на публике, особенно в компании других людей. Не уверенный в ответе, Сынмин пожимает плечами.       - Просто о том, что тебе знать необязательно.       - Ладно, - Минхо откидывается на спинку стула и вытягивает руки над головой. "Как кот", проносится в голове младшего. - Тебе же хуже. Мне сказали, я даю хорошие советы.       Советы. Сынмину не помешала бы парочка советов — не касательно его жизни, но, может, в чём-то другом. В чём-то, с чем пианист Минхо очень знаком.       - На самом деле, я хочу спросить кое о чём, - Минхо кивает, жестом показывая парню продолжать. - На одном из занятий мне нужно будет представить оригинальную композицию, и меня это немного напрягает. Я не в первый раз сочиняю сам, но мне не нравится делиться собственной музыкой. Это, в каком-то смысле, похоже на вторжение в моё пространство.       На лице Минхо застыл взгляд, который Сынмин не может определить. Пианиста всегда было трудно прочитать, но его эмоции лежат на поверности, и их легко заметить, если бы кто-то хотя бы попытался посмотреть. Сейчас, что бы Сынмин ни говорил, трудно пробить стены Минхо.       - В первый раз всегда так, - отвечает старший после, как кажется, бесконечной паузы. - Недостаток опыта не даёт выразить себя, потому что ты боишься, что над тобой будут смеяться или что-то в таком роде. Но всё станет намного проще после того, как справишься с первоначальным беспокойством, которое появляется, когда делишься своими композициями. Этот шаг всегда самый трудный, но потом всё будет легко и непринуждённо.       Знакомая боль поднимается в груди Сынмина, угрожая переполнить его до краёв и выплеснуться наружу. Было бы так легко отпустить это, позволить себе проявить слабость, позволить себе, наконец, вздохнуть хоть раз.       Но он не позволяет. Не сейчас.       - Ты тоже сочиняешь музыку?       - Как и все, - горько усмехается Минхо.       Сынмин помнит, как он смотрел выступления старшего по телевизору и на YouTube, отмечая, что он никогда не играет свои собственные произведения, а только известную классическую музыку. Он помнит, как проходил мимо ряда альбомов Минхо в музыкальном магазине, помнит, как выбрал один из них и прошёлся по трек-листу, где нашёл несколько каверов и ни одной композиции собственного сочинения.       Всему своё время и место.       - Какую музыку ты пишешь? - любопытствует Сынмин с неподдельным интересом. - Если ты не против, что я спрашиваю.       Минхо словно застали врасплох. Как будто кто-то впервые заинтересовался им, действительно заинтерсовался.       - Если честно, я не знаю, как это объяснить. Это просто я. Могу как-нибудь сыграть тебе парочку. И тебе нельзя смеяться надо мной. Или я тебя убью.       - Почему я должен смеяться над тобой? - Сынмин склоняет голову на бок, а на лице отражается искреннее непонимание.       - Это неловко, - уши старшего выглядят так, словно они вот-вот взорвутся. Сынмин странно очарован этим. - Я не знаю. Я никогда раньше не давал слушать мою музыку никому, кроме агентства и Чонина, и никто раньше не интересовался.       Что ж, это странно. Минхо — один из самых интересных людей, которых Сынмин когда-либо встречал. Он не из тех, кто может быстро подружиться с людьми, но младший, по какой-то причине, чувствует себя близким с Минхо, хотя почти ничего о нём его знает, не говоря уже о том, что они едва знакомы. Сынмин осознаёт, что он хочет узнать Минхо, хочет изучить больше его привычек, хочет быть причиной его искреннего, поднимающегося из груди, смеха.       Прижигая на корню начало чего-то, что он определённо не заслужил, Сынмин дарит ему самую широкую улыбку.       - Мне, вообще-то, очень интересна твоя музыка.       Сынмину казалось, что уши Минхо просто не могут покраснеть ещё больше.

__________________________

      Минхо выполняет своё обещание спустя пару дней, утаскивая Сынмина за собой в одну из комнат для репетиций, которую он занял на вечер.       - По какому случаю? - наконец, спрашивает Ким, как только его садят на стул возле пианино. Сегодня они оказались в более маленькой, индивидуальной комнате.       - Просто взрыв уверенности в себе, - пожимает плечами старший, роясь в рюкзаке. - Не думаю, что это повторится, так что надо пользоваться сейчас.       - Ты не обязан показывать мне, если не хочешь.       - Но я хочу, - отвечает Минхо, хмурясь, когда находит необходимые ноты, распрямляя листы и ставя их на пюпитр. - Я хочу сыграть тебе. Просто… дай мне минутку.       То, как он путается в словах, не остаётся незамеченным. Сынмин понимает, как тяжело раскрывать своё сердце, знает лучше любого другого, поэтому просто кивает и остаётся спокойно сидеть на месте. Ждёт, пока Ли перелистнёт страницы, протрёт клавиши тёмно-синим платком, хрустнет пальцами и соберётся с силами.       Минхо был прав. Его музыка — это просто он.       Сынмин совершенно ничего не знает о пианино. Среди его друзей нет пианистов, и он не часто слушает подобную музыку, кроме случайных сонат. Он не понимает разницу между чёрными и белыми клавишами, и он уверен, что не сможет сказать, правильно играется композиция или нет.       Мелодия, отскакивающая от стен крохотной комнаты, звучит так, будто Минхо раскрывает самого себя.       Это упоительно. Чарующе. Пальцы Минхо порхают по клавишам с точностью и грацией, присущей только настоящему профессионалу. Его глаза закрыты, брови сведены от сосредоточенности. Листы с нотами бесцельно стоят на пюпитре, потому что, разумеется, Ли Минхо уже выучил их на зубок.       Он прекрасен таким. Сынмин хочет запечатлеть в памяти каждую деталь.       Следы злости в том, как пальцы пианиста ложатся на клавиши, трудно не заметить. Младший чувствует боль, исходящую от мелодии, чётко и ясно слышит, что именно Ли пытается выразить. Это просто я.       Когда композиция подходит к концу, Минхо прекращает играть, укладывая руки на колени; его глаза до сих пор закрыты. Он поворачивается лицом к виолончелисту с ничего не выражающим лицом, ожидая какой-то реакции.       - Это было невероятно, - говорит Сынмин, хотя на самом деле хочет сказать "Пожалуйста, не неси эту тяжкую ношу в одиночку". - Я мало понимаю в пианино, но… вау. Это было просто нечто. - "Нет ничего страшного в том, чтобы поставить самого себя на первое место".       Минхо прочищает горло и почёсывает шею, избегая чужого взгляда. Его уши пылают красным.       - Спасибо. Эм… Это очень много значит.       Спустя пару минут тишины Минхо поднимается и приглашает младшего на обед. Они выходят из здания бок о бок, позволяя локтям касаться друг друга. Ким теряется в мыслях, пока они идут к ресторану. Какими тяжёлыми, наверное, ощущаются пальцы Ли каждый раз, когда он заносит их над клавишами; как тяжело, наверное, каждый день продолжать играть на инструменте, который ты возненавидел.       И Сынмину это чувство тоже знакомо.

__________________________

      После этого они сближаются.       Минхо с лёгкостью становится постоянной фигурой в жизни Сынмина; доходит до того, что он вклинивается в группу его друзей. Хёнджин и Джисон отбросили первоначальное предвзятое отношение, когда поняли, как интересно быть рядом с пианистом, когда он не валится с ног. И после изначальных бесед "Не смей обижать моего брата или я убью тебя" Феликс тоже проникся к старшему. И Минхо, и Чонин стали присоединяться к их традиционным кино-вечерам пятницы; все согласились приглашать их, учитывая, сколько времени они уже проводили в их квартире.       Сынмин многое узнаёт о Минхо благодаря времени, что они проводят вместе. Он узнаёт, что Ли разговаривает точно так же, как пишет — то слишком много, то вообще ничего. В один день Минхо спамит в их чат видео с котиками, которые не имеют никакого значения, а в следующий даже не открывает сообщения. Сынмин узнаёт, что Минхо — амбидекстер, но часто использует левую чисто по инстинкту; что он любит рано ложиться спать, и что каждый день пьёт американо со льдом, как будто это вода.       Кроме этих привычек Сынмин также подмечает, насколько Минхо добрый и заботливый. Он практически не знает друзей младшего, но уже несколько раз готовил им ужин, и покупает им кофе и закуски, когда есть возможность, и всё это по доброте душевной.       Чем больше Сынмин узнаёт Минхо, тем больше понимает, что первоначальный интерес к старшему подступает к опасной неплатонической территории. И он не единственный, кто замечает это, судя по тому, как Хёнджин вылавливает его, когда Сынмин приходит домой после ужина с Ли.       - Я должен спросить тебя кое о чём, - сразу спрашивает Хван, когда виолончелист входит в их спальню, только принявший душ и готовый ко сну. - Я знаю, что ты устал, но это не займёт много времени. Я обещаю.       Сынмин опускается на кровать, вытирая волосы. Хёнджин сидит напротив него, скрестив ноги на своей кровати и покусывая нижнюю губу.       - В чём дело?       - Тебе нравится Минхо-хён?       Рука, промакивающая волосы, замирает и падает на колени. Сынмин умеет хорошо врать, выдавая безупречную правду так же легко, как дышит, и тем не менее не понимает, почему не может сделать этого сейчас.       - Как ты узнал? - мозоли на его пальцах почему-то кажутся более ощутимыми.       - Просто догадался, - Хёнжин встаёт, берёт полотенце из рук младшего и разворачивает его, чтобы прижать мягкую материю к чужой макушке. - Это не совсем очевидно, не волнуйся. Просто у меня инстинкт лучшего друга. Ты собираешься что-нибудь делать с этим?       Собирается ли он? Взрастить чувства к кому-то столь недосягаемому не было частью его плана, когда он поступал в университет.       - Вряд ли.       - Почему нет? - стонет Хван, откладывая полотенце и поворачивая Сынмина лицом к себе. - Вы бы хорошо смотрелись вместе. К тому же, это Минхо-хён. Я уверен, ты у него на особом счету.       - Именно поэтому я ничего не буду делать.       - Что это вообще значит?       Сынмин не отвечает в тот же момент, вместо этого встаёт и забирает отброшенное полотенце, развешивая его возле окна у кровати.       - Это Минхо-хён.       - Сынмин, что ты…       - Это Минхо-хён, - повторяет Ким, снова глядя на старшего; пальцы сжимаются в кулаки. - Ли Минхо, всемирно известный пианист. Гордость индустрии классической музыки Южной Кореи. Один билет на его концерт стоит больше, чем моя стипендия за месяц. Я был на последнем месте среди учеников своей группы четыре года подряд, а он выиграл каждый конкурс, в котором участвовал — и из местных, и из международных. Такой как я не должен иметь чувства к такому как он.       Хёнджин смотрит на него какое-то время, прежде чем подскочить и сгрести младшего в объятия. Сынмин моргает, не ожидая такого натиска любви после своей тирады. Он обвивает руки вокруг талии Хёнджина, кладёт голову на чужое плечо и вдыхает знакомый аромат его геля для душа.       Они стоят так несколько минут, а затем Хван отстраняется и тащит младшего к кровати. Он толкает Сынмина к той стороне, что ближе к стене, чтобы он мог втиснуться рядом, буквально цепляясь за младшего, когда тот ложится как положено.       - Хёнджин…       - Молчи, - шепчет старший Сынмину в шею, крепче сжимая руки вокруг виолончелиста. - Я не буду комментировать сегодня твою глупую логику, но спать буду здесь. И ты не заставишь меня уйти.       Сынмин смеётся и хлопает Хвана по руке. Он благодарен, что друг решил не зацикливаться на его словах, не особо уверенный, что именно заставило его излить всё это, не уверенный, как объяснить всё Хёнджину, не касаясь других вещей, о которых он пока не готов говорить.       Потирая между собой мозоли на большом и указательном пальцах, он позволяет дыханию Хёнджина убаюкать себя.

__________________________

      Ли Минхо был последним человеком, которого Сынмин ожидал увидеть перед своей дверью в субботу в одиннадцать вечера.       - Хён, - осторожно произносит младший, - хочешь зайти или как?       Глаза Ли округляются, как будто он впервые слышит голос виолончелиста. Его руки прижаты к бокам, кулаки сжимаются и разжимаются каждую секунду.       - Кто-нибудь ещё дома?       - Только я, - мгновенно отвечает Сынмин. - У Феликса репетиция, и он вернётся через час или два. Хёнджин проводит время с одногруппниками и не придёт до утра, а Джисон сегодня будет спать в студии.       Кивая, Минхо показывает на дверь, и младший тут же делает шаг в сторону, чтобы впустить гостя. Как только оказывается внутри, пианист сразу садится на диван, прислоняя голову к стене и закрывая глаза. Сынмин осторожно присаживается рядом, не уверенный, что делать.       Как по команде звонит его телефон.       - Алло?       - Сынмини-хён? - звучит голос Чонина с того конца. - Минхо-хён рядом с тобой?       - Да, а что?       - Можешь уйти куда-нибудь, чтобы он не слышал?       - Ладно. Подожди, - Сынмин поворачивается к Минхо и говорит ему, что нужно взять что-то из комнаты, на что получает в ответ простой кивок. Закрыв за собой дверь спальни, Ким прикладывает телефон обратно к уху. - Инни, с ним всё в порядке? Он что-нибудь сказал?       - Не особо, - лишь вздыхает Чонин. - Он просто написал мне, что вернётся домой поздно. И я догадался, что он пойдёт к тебе.       - С чего бы ему идти именно ко мне? - Сынмин ходит по комнате взад и вперёд. - И что вообще случилось? Он просто сидит на диване и ничего не говорит. Это начинает пугать.       На пару секунд воцарается тишина, как будто Чонин думает, что сказать.       - Мне кажется, он поругался с родителями насчёт предстоящего конкурса. Он ненавидит быть один, когда расстроен. Обычно я составляю ему компанию, но не мог прочитать его сообщение раньше, потому что репетировал.       - И поэтому он пришёл сюда.       - Да, - соглашается Ян. - У хёна не так уж много друзей. Ты не мог бы побыть с ним какое-то время? Необязательно пытаться поговорить с ним или что-то ещё.       Будучи человеком, кто часто приносит комфорт, предлагая выслушать собеседника, Сынмин не понимает, как подарить комфорт тому, кто отказывается говорить.       - Ладно, - он может попробовать. Это меньшее, что он способен сделать для друга. Для Минхо. - Ладно. Я не против.       - Спасибо, хён. Я твой должник.       Когда они заканчивают разговор, Сынмин мельком оглядывает спальню, прежде чем взгляд падает на плюшевую собаку, лежащую на его кровати. Он поднимает игрушку и возвращается в гостиную, где находит старшего там же, где и оставил: он всё ещё сидит на диване и слепо смотрит в телевизор.       Минхо пугается, когда Сынмин спешно бросает игрушку ему на колени.       - Чт..       - Это Дэнмо, - Сынмин включает телевизор и выбирает случайный фильм, не глядя на пианиста. - Мой плюшевый пёс. Парни подарили мне его на день рождения, когда мы были на первом курсе. Я обнимаю его каждую ночь, когда ложусь спать, и теперь даю его тебе.       - Ты даёшь мне его, потому что...       - Просто так, - Сынмин устраивается на диване, поднимая ноги к груди, чтобы обнять их руками, и кладёт подбородок на колени. - А теперь сиди тихо, я хочу посмотреть кино.       После этого всё внимание поглощает фильм, но Сынмин не особо-то смотрит его, вместо этого каждые несколько минут украдкой глядя на старшего. К счастью, Минхо, кажется, слишком увлечён тем, что происходит на экране, и не замечает чужих взглядов; его руки крепко сжимают Дэнмо. Сынмину приходится прятать улыбку в колени. Это не самый лучший вариант, но Минхо, по меньшей мере, отвлёкся.       Когда фильм заканчивается, Ким включает другой, затем ещё один, и ещё. Слишком сфокусированный на том, чтобы удостовериться, что мысли Минхо далеки от того, что бы ни произошло между ним и его родителями, он совершенно теряет ход времени и не замечает, что заснул, пока Хёнджин не будит его.       - Мм? - Сынмин моргает от внезапной вспышки света. Он пытается подняться, но понимает, что не может — что-то сжимает его руку, отчего он совершенно не может двигаться. Взглянув вниз, он видит знакомую макушку каштановых волос. - Какого...       Хёнджин лишь прижимает палец к губам, показывая на уснувшего в руках Сынмина юношу. Каком-то образом они с Минхо уснули на диване посреди фильма, полностью сплетённые конечностями. Минхо всё ещё держит Дэнмо в своих руках, но Сынмин держит его: одна рука лежит поверх талии пианиста, а другая — под его головой. Неудивительно, что Сынмин не может шелохнуться.       Изо всех сил стараясь не разбудить старшего, виолончелист медленно выпутывается из чужих рук и встаёт с дивана, прежде чем убежать в свою комнату. Он игнорирует многозначительный взгляд Хвана, когда возвращается обратно с запасным одеялом, наклоняя голову, пока подтыкает материю под чужие бока, напоследок убеждаясь, что всё тело парня укрыто. Закончив с делом, он пытается скрыться, но его тут же блокирет рука Хёнджина.       - Во-первых, ты никуда не денешься. Мы буквально живём в одной комнате, так что ты не сможешь избегать меня, как бы ни пытался, - старший тычет пальцем ему в грудь, поднимая брови. Чёрт бы его побрал. - Во-вторых, что произошло прошлой ночью? Чонин-и написал мне, что Минхо пришёл сюда, но как это случилось?       Сынмин потирает виски, прогоняя головную боль. Солнце едва поднялось.       - Можно я расскажу тебе позже? Я почти не спал...       - О, так вот, в чём...       - Хёнджин, - наверное, в голосе Сынмина есть что-то, от чего выражение лица друга смягчается. - Позже. Обещаю. Я всё расскажу позже.       Только когда Ким, наконец, устраивается под одеялом, он вспоминает, что оставил Дэнмо в гостиной вместе с Минхо. Минхо, уснувшим на диване, с которым уснул он сам — обнявшись — на несколько часов.       Он закрывает глаза рукой, заставляя себя успокоиться. В этом нет ничего особенного. Раньше он и с другими друзьями обнимался. Чёрт возьми, он не может даже сосчитать, сколько раз они ночевали друг у друга, пока учились в старшей школе, и могли в итоге образовать на полу одну большую кучу из слипшихся тел. Даже сейчас, когда у одного из них случается особо тяжёлый день, самое первое решение — это прижаться друг к другу как можно ближе, и заказать так много еды, как это возможно. Объятия с Минхо не должны чем-то отличаться от объятий с другими друзьями.       Сынмин кричит в подушку.       Разумеется, они отличаются. Это Минхо. Он обнимался не с кем попало и не с друзьями детства — нет, он провёл большую часть ночи, обвив руки вокруг Минхо. Человека, к которому свои не-такие-уж-платонические-чувства он пытался потопить. Человека, с которым провёл всё это время в попытке подарить комфорт. Человека, с которым ему нравится и просто помолчать, и посеять хаос.       Зажимая голову между подушкой и матрасом, Сынмин зажмуривает глаза. Солнце уже начало подниматься над горизонтом, и, несмотря на то, что по субботам у него нет занятий, он всё равно хочет порепетировать с виолончелью, и он определённо не сможет это сделать, если не выспится. Как и всё остальное, что Сынмин отказывается принять, он прячет чувства глубоко внутри и засыпает.

__________________________

      Когда выпускной практически нависает над их головами, он становится больше страшным, нежели ожидаемым. Финальное задание для музыкантов — сольное выступление, и все вокруг либо оттачивают своё представление, либо пытаются найти аккомпаниатора, который выступил бы с ними на концерте. Сынмин мечется между и тем, и другим. Всё весьма плохо, и ему приходится волноваться за свою судьбу, но его выступление уже очень близко, а он так и не нашёл себе аккомпаниатора.       - Всё ещё глухо? - свежесваренный кофе мгновенно оказывается в руках Сынмина, как только он входит в кухню. Джисон указывает на обеденный стол, где сидят Хёнджин и Феликс с их собственными кружками.       Сынмин лишь отрицательно машет головой, занимая место возле Феликса, который сразу кладёт голову ему на плечо.       - Мне очень жаль, Сынмин-а. Я попытаюсь сделать ещё пару звонков, должен же быть кто-то, кто сыграет с тобой.       - Всё в порядке, правда, - говорит Ким, похлопывая друга по макушке, прежде чем сделать глоток. - Ты должен беспокоиться о собственном выступлении.       Тарелка, полная тостов, оказывается в центре стола, вместе с несколькими баночками разных спредов и парой ножей. Джисон занимает свободный стул рядом с Хваном и отпивает кофе, толкая Хёнджина, чтобы тот поднял голову со стола и начал есть.       - Я хотел пожарить яйца, но холодильник почти пуст, - говорит Джисон, кусая тост. - Нам правда надо бы сходить закупиться.       Сынмин намазывает джем на свой тост и кивает, делая надкус.       - У меня нет сегодня репетиции до самого вечера, так что могу сходить в магазин после обеда.       - Я бы предложил пойти с тобой, но у меня полный завал, - бормочет Хёнджин с полным ртом, и выглядит так, будто может уснуть в любую минуту.       - Я занял комнату для репетиций на вечер, - говорит Феликс. - Прости, Сынмин-а.       - Всё нормально, - Сынмин отмахивается от них. Ему не впервой ходить по магазинам в одиночку, и этот случай определённо не последний. - Просто напишите, что вам нужно, и оставьте деньги на кофейном столике.       В ответ Ким получает кивки, и друзья замолкают — каждый полностью занят своим завтраком. С тех пор, как начался сезон финальных экзаменов, это первый раз, когда они вчетвером могут поесть вместе, потому что все они — за исключением Джисона, который решил поставить крест на своей музыкальной карьере уже давно — утопают в работе, чтобы выпуститься. Причина, по которой в их холодильнике нет базовых продуктов, в том, что они всю неделю практически ничего не готовили, только варили рамён и разогревали остатки еды на вынос.       Позже, когда Сынмин выходит на улицу после обеда, ему сигналит машина, припаркованная возле входа в их жилой комплекс. Тряся головой, он сразу садится в салон, где находит никого иного как Ли Минхо, ждущего младшего на водительском сидении.       - Что ты тут делаешь?       - Что, никаких "спасибо, что подвёз, хён"? - Минхо заводит машину, смеясь. - Джисон-и написал, что ты пойдёшь за продуктами один.       - Он попросил тебя составить мне компанию или..? - хмурится младший.       - Не совсем.       - Тогда почему ты здесь? Разве ты не должен репетировать для выпускного? Учить экзамены? Хён...       - Перестань волноваться обо мне, Ким Сынмин. Я приехал сюда по собственному желанию, ясно? Мне было скучно, и тебе нужна помощь, - тон голоса Ли чётко даёт понять, что он не будет спорить. - А теперь к главному: что ты хочешь поесть?       Они заказывают китайскую еду в хорошем ресторанчике в паре минут от супермаркета — чачжанмён для Сынмина и чжамппон для Минхо — а также большую тарелку тансуюка на двоих. Сынмин делает вид, что не замечает, как Ли специально толкает тансуюк в его сторону, и они проводят большую часть ужина, легонько пиная друг друга под столом, всё это время делясь историями о своих соседах по комнате. Только когда направляются в маркет, Минхо поднимает тему их выпускного.       - Так что, - начинает старший, вращая в руке яблоко, - как твои репетиции финального выступления?       Сынмин чуть вздрагивает.       - Ну, хорошо, наверное, - Ким берёт горсть бананов, а затем толкает тележку между рядов, надеясь, что Минхо не заметит, как он взволнован. - Я пока не нашёл аккомпаниатора, так что, вот.       - Что?! - Минхо меняет горсть, что положил Сынмин, на более свежую, прежде чем положить ладонь на чужую руку, заставляя взглянуть на него. - Это значит, что ты по-хорошему ещё не репетировал, так?       - Очевидно, - Сынмин пытается стряхнуть руку старшего, чтобы пойти дальше, но Минхо не позволяет ему это сделать.       - Ким Сынмин.       С тяжким вздохом Сынмин, наконец, поворачивается к нему; пальцы сжимают ручку почти до онемения.       - Что?       - Почему ты не попросил меня?       Не то, чтобы Сынмин не думал об этом, потому что он думал. Каждый раз, когда предполагаемый аккомпаниатор говорил ему, что его расписание слишком загружено или их запросы были слишком высоки, он хотел просто проглотить свою гордость и попросить Минхо сыграть для него. Он знает, что пианист согласится и, вероятнее всего, не позволит отплатить, потому что они друзья, и потому что Минхо просто очень добр. Но он не может.       - У тебя свой экзамен на носу, - отвечает младший, направляя корзину к отделу с замороженной едой. - Я не могу заставлять тебя тратить время впустую, репетируя и выступая со мной. Ты тоже выпускаешься.       Минхо даёт ему выбрать несколько упаковок свиной грудки, прежде чем снова заговорить.       - Не хочу хвастаться и всё такое, но я вроде как профессионал, - он снова берёт виолончелиста за руку, заставляя перестать пытаться толкнуть поклажу. - Я могу обойтись без пары дней репетиций и всё равно окончить университет. Так что если ты всё ещё хочешь найти аккомпаниатора, то всегда можешь попросить меня.       - Но...       - Ким Сынмин, - повторяет Минхо, - тебе нужен пианист или нет?       Юноша думает о всех тех днях, что он потратил зря, получая отказы, хотя мог бы использовать это время для репетиций, как и все остальные. На самом деле, он не хочет играть с Минхо: ему слишком неловко, но у него не особо много выбора, если он хочет окончить учёбу.       - Да, - отвечает он в итоге, глядя на старшего самым щенячьим взглядом, чтобы только он согласился, как будто пианист уже не предложил свою кандидатуру. - Пожалуйста, сыграй со мной.       Минхо смеётся, легко и беззаботно, совершенно не заботясь о том, что они в супермаркете. Он сгибается пополам, руками хватаясь за живот.       - Сделаю всё, что в моих силах.       Они продолжают покупки; Сынмин доходит до буквы "Т", и Минхо время от времени бросает в тележку закуски, которые, как ему кажется, им понравятся. Иногда он меняет продукты на более здоровые, дешёвые альтернативы, о которых Сынмин даже не подозревал. Они спорят возле стеллажей с рамёном и когда решают, кто заплатит у кассы — всё это кажется очень домашним.       День проходит незаметно. Минхо подвозит его до жилого комплекса, предлагая помочь донести продукты, пока они не приедут на нужный этаж, и одаривает широкой улыбкой перед уходом. Сынмин укладывает упаковки рамёна в шкаф, когда его телефон вибрирует в кармане. Минхо-хён эй, Ким Сынмин не забудь прислать мне график наших репетиций я согласен на любое время так что просто напиши мне не отказывайся, я сыграю для тебя, и ты меня не остановишь       Простонав, Сынмин потирает виски. Точно. Это случилось. Минхо узнал, что у младшего до сих пор нет аккомпаниатора, поэтому предложил помочь ему. Ли Минхо сыграет для Сынмина на выпускном выступлении. Не просто пианист, а сам Ли Минхо.       Не то, чтобы Ким не был рад, ведь теперь ему не придётся волноваться о поиске, и он более, чем благодарен, что Минхо сам предложил это, а не наоборот. Но даже так на задворках сознания звучит голос, который пытается убедить его, что затея не сработает. Минхо знаменитый и талантливый — всё то, чего нет у Сынмина. Разница в их способностях определённо будет очевидна во время выступления, сколько бы он ни репетировал, и, честно говоря, Сынмин не готов позориться на собственном выпускном. Он не готов опозорить Минхо, будучи плохим виолончелистом.       Ким помнит, что Хёнджин допоздна останется в студии, чтобы поработать над своим итоговым заданием. С этой мыслью он быстро заканчивает раскладывать покупки. Чем больше индивидуальных репетиций он сможет втиснуть перед тем, как они с Минхо начнут репетировать вместе, тем лучше.

__________________________

      Их первый день репетиций проходит так:       После согласования расписания Минхо использует привелегию "гордости университета", чтобы занять им комнату для репетиций, несмотря на то, что это практически невозможно из-за приближающихся экзаменов. Сынмину требуется до неприличия много времени, чтобы подготовиться; он постоянно обращается к себе в зеркале каждый раз, когда он трусит. Минхо ждёт его в комнате, когда Сынмин прибывает на место, встречая улыбкой, которая совершенно не помогает унять раскалившиеся нервы.       Сперва репетиция идёт гладко. После того, как много времени они провели вместе, им легко подстроиться под ритм, общаться друг с другом, не используя слов. Пианино Минхо прекрасно дополняет виолончель Сынмина, подчёркивая навыки младшего, не затмевая их своими собственными. Им удалось сыграть половину произведения, прежде чем Ким немного сбивается.       - Всё хорошо, - повторяет старший. - Эта часть немного сложнее, так что ошибки вполне объяснимы. Хочешь сделать перерыв? Мы уже давно играем.        Сынмин, вероятно, не должен был заставлять себя продолжать репетировать, он должен был сделать паузу, как и предлагал Минхо. Вместо этого он покачал головой и убедил старшего, что они могут продолжить, что он в порядке, что он справится.       Когда Сынмин ошибается в четвёртый или пятый раз, от отчаяния он едва не выкалывает себе глаза смычком, дрожа так сильно, что даже не замечает, как Минхо опускается перед ним на корточки.       - Эй, - голос старшего нежный, как и его пальцы, что стирают слёзы с лица. - Всё нормально. Ты прекрасно справлялся. Почему ты плачешь?       И правда, почему Сынмин плакал? Не то, чтобы он не допускал ошибок на репетициях раньше, в этом и есть смысл — делать ошибки, которые нельзя повторять на сцене. Это не должно быть таким уж большим делом, так почему он плакал?       - Я не знаю, хён.       - Сынмин...       - Я плохой виолончелист. Я никогда не буду хорошим виолончелистом, - дамбу прорвало, Сынмин ничего не может с этим сделать, и ничто не остановит бушующий поток. - Ты — профессионал, а я даже эти сраные ноты не могу сыграть как следует. Сколько бы я ни практиковался, всегда буду на последнем месте, всегда на грани провала. Я не смог выступить на концерте, потому что был недостаточно хорош. Хён, - младший поднимает глаза на пианиста, который уже смотрит на него с нечитаемым выражением, пока маленькие и мягкие руки всё ещё держат его лицо, - может, нам не стоит выступать вместе.       - Что ты...       - Я серьёзно, - продолжает Сынмин, даже не утруждаясь вытереть слёзы, что без конца текут из глаз. - Я плохой виолончелист. Ты — настоящий профи. Что, если я опозорю тебя? Что, если люди начнут смеяться над тобой из-за того, что ты играешь для такого, как я?       Старший сжимает вместе чужие щёки, чтобы заставить парня замолчать.       - Ты дурачок?       - Хён..       - Поэтому ты не просил меня выступить с тобой, пока я сам не поднял эту тему?       Врать не так уж и сложно, и всё таки Сынмин правда не понимает, почему он предельно честен, когда дело касается Ли Минхо.       - Ну, да, можно и так сказать.       - Ты дурак, - старший начинает вытягивать щёки, не отпуская, даже когда Сынмин хнычет в знак протеста. - Ты считаешь, что я буду думать о тебе хуже, только потому, что ты не профессионал?       - А разве нет?       - Конечно нет! - пианист хмурится, отпуская младшего, чтобы взять его за руки и переплести их пальцы. Верное присутствие. - Я когда-нибудь заставлял тебя чувствовать себя так?       Сынмин опускает взгляд на их соединённые руки, замечая, какие мягкие ладони и пальцы Минхо по сравнению с его, покрытыми мозолями. Ещё одна вещь, разделяющая их.       - Ты ничего не сделал. Дело во мне.       - Ты... - начинает Ли, наклоняя голову, пока глядит на младшего, будто пытаясь оценить его реакцию. - Ты ощущал это всё то время, что мы были друзьями?       В каком-то смысле, да. Сынмин провёл большую часть жизни, недооценивая себя и свои способности. Иметь в друзьях такого профи никак не помогало его практически не существующей самооценке.       - Типа того. Я не знаю, - Ким фокусируется на мозолях на пальцах, игнорируя, как сжимается сердце от их вида. - Это просто... Это сложно. Быть в этой сфере, когда твои навыки, по меньшей мере, посредственные. Я думал, что поступление в университет было самой большой трудностью, с которой мне придётся столкнуться, а дальше всё уляжется само по себе. Я никогда не думал, что нужно быть талантливым в том, что делаешь, чтобы иметь возможность продолжать делать это.       Сынмин даже не замечает, что снова начал плакать, пока слёзы не начинают падать на их сплетённые руки. Минхо не тянется, чтобы стереть солёные дорожки, вместо этого продолжая крепко сжимать чужие пальцы, осторожно потирая пальцами костяшки младшего. Они сидят так какое-то время, что кажется вечностью; Сынмин тихо плачет, а Минхо держит его, пока, наконец, не поднимает на ноги.       - Пойдём, давай выпьем кофе, - пианист отпускает младшего, берёт листы с нотами и убирает их в свой рюкзак. Ким пытается не думать, как пусто ощущаются ладони, пока складывает свой инструмент в футляр.       Минхо берёт его за руку, когда они собираются уйти, снова переплетая их пальцы, и выводит Сынмина из комнаты для репетиций.       - Американо со льдом. И сиропом, - старший ставит стакан на стол и садится напротив Сынмина. - У них закончились торты.       Сынмин делает глоток и вздыхает, уже чувствуя себя лучше благодаря мгновенной дозе кофеина. Он пытается не слишком зацикливаться на том, что Минхо знает, какой напиток обычно заказывает Сынмин. В конце концов, они действительно проводят много времени вместе.       - Спасибо, хён.       Минхо лишь мычит, отпивая из своего стакана — американо с двойной порцией льда. Они легонько пинают друг друга под столом, продолжая смотреть в окно и молча попивая кофе. Это странно напоминает первый раз, когда они сидели так вместе.       - Знаешь, я всегда ненавидел то, что хорошо играю на пианино, - говорит Минхо после минутного молчания. Он ставит напиток на стол и избегает чужого взгляда, предпочитая смотреть на конденсат на грани стакана; руки скрещены на груди, а кулаки едва не белеют от того, как сильно они сжаты.       Сынмин повторяет за ним, но продолжает держать пальцами трубочку, бездумно помешивая жидкость.       - Из-за твоих родителей?       - Да, - Минхо вздрагивает и опускает руки на колени, сгибая пальцы. - Они никогда не ограничивали меня, когда я был ребёнком, всегда позволяли ходить в музыкальную академию, даже на выходных, посещали все мои конкурсы и покупали пиццу каждый раз, когда я получал награду. Было весело. Мне нравилось выступать, и побеждать, и пицца. Но я стал получать больше и больше наград, становился знаменитым и всё такое, начал получать деньги вместо обычных сертификатов. И они слетели с катушек.       Сынмин поднимает ладони Минхо с колен и кладёт их на стол, переплетая пальцы, как делал это Минхо в комнате для репетиций, нежно поглаживая косточки, стараясь унять в них дрожь.       - Ты не должен рассказывать мне, если не хочешь.       - Но я хочу, - отвечает пианист. Его дыхание слегка сбито, и он до сих пор отказывается смотреть младшему в глаза, вместо этого глядя на нетронутый стакан с кофе. - Они ведь мои родители, я не мог сказать "нет". Даже когда болел, я всё равно должен был участвовать в конкурсах, должен был играть десятиминутные произведения и посещать долгие церемонии, когда всё, чего я хотел, — это лишь спать. Даже сейчас порой мне тяжело отказывать.       Воспоминания о подслушанном разговоре между Чонином и Феликсом об отношениях Минхо с родителями и пианино моментально приходят на ум вместе с образом хёна, появившегося на пороге их квартиры. Сынмин уже имел некоторое представление о том, как родители Минхо обходились с ним, но после того, как услышал это от самого Минхо, его сердце ухнуло к пяткам.       Наверное, это очень тяжело.       - Ты когда-нибудь хотел бросить пианино?       - Всё это сраное время, - говорит Ли, грустно посмеиваясь. Его глаза блестят от непролитых слёз. - Но я не мог. Я мало что умею помимо этого, и было бы, знаешь, глупо всё бросить. Многие мечтают о таком таланте, как у меня, и я не могу тратить его впустую, просто потому что у меня возникли трудности.       Хмурясь, Сынмин сжимает их сплетённые ладони.       - Но это не так работает. Ты не должен был заставлять себя играть, если тебе это слишком в тягость. Неважно, что думают другие, потому что на кону не их благополучие, а твоё, - Сынмин делает глубокий вдох, стараясь не думать о множестве мозолей на своих пальцах. - Ты не... ты не должен вынуждать себя делать что-то, что не хочешь. Сдаваться — это не то, чего нужно стыдиться, хён.       Тогда Минхо смотрит на него, изучая лицо, будто ищет что-то, что не может найти одним лишь взглядом.       - Я знаю, - наконец, говорит он. - А ты?       - Я что?       - Знаешь, что сдаваться — это не то, чего нужно стыдиться? - отвечает Ли, поднимая их соединённые руки ко рту, мимолётно касаясь губами мозолистых пальцев. - Всё то, что ты говоришь мне, применимо и к тебе тоже. Ты ведь понимаешь это? - он оставляет последний поцелуй, прежде чем прильнуть щекой к раскрытой ладони Сынмина, смыкая пальцы вокруг его запястья. - Нет ничего страшного в том, чтобы сдаться, когда тебе трудно, Сынмин-а.       Что-то в том, как Минхо смотрит на него, заставляет чувствовать себя так, будто он окружён огнём. Взгляд старшего очень мягкий, тёплый и такой невероятно нежный, что юноша гадает, как он не заметил это раньше. Для человека, который всегда гордился тем, что как никто умеет читать старшего, понимание сердца Минхо заняло у Сынмина слишком много времени.       Сынмин мягко поглаживает чужую щёку и легко смеётся, когда Минхо льнёт к прикосновению. Другие их руки до сих пор лежат переплетёнными на столе, рядом со стаканами кофе, которые, наверное, уже остыли, но сейчас это не имеет значения.       - Да, - виолончелист не может перестать улыбаться, не может вспомнить, почему он вообще был расстроен. - Да, я знаю. Теперь знаю.       Впервые в жизни Сынмин не чувствует мозоли на пальцах.

__________________________

      Отдых — последнее, о чём думал Сынмин, однако...       С Минхо всё развивалось очень естественно. Они не говорили открыто о том, кто они друг другу, но, в каком-то смысле, оба уже знали. Минхо целует его в качестве приветствия, и Сынмин, не колеблясь, обнимает его при каждой выпавшей возможности. Не говоря уже о том, что они всегда держатся за руки.       В конце концов, есть чувства, которые не обязательно озвучивать вслух.       Так Сынмин оказывается в квартире Минхо; они лежат на его кровати, пока пианист дремлет в объятиях младшего. Они должны были репетировать, но Сынмин делал больше ошибок, чем обычно, поэтому Ли заставил его отдохнуть. Постель старшего комфортная, и держать хёна в своих руках ещё комфортнее, так что виолончелист уснул сразу, как только его голова коснулась подушки.       К моменту, когда Сынмин просыпается, солнце уже начало садиться. Электронные часы возле кровати старшего показывают пять часов и тридцать пять минут вечера — они приехали к хёну домой около трёх. Несмотря на то, что они спали больше двух часов, Минхо, кажется, не собирается подниматься в ближайшее время, и Сынмин не станет его будить, так что он просто позволяет мыслям витать в сознании, когда прижимает пианиста ближе.       Прошло две недели после их с Минхо беседы — признания? — в кафе, которое заставило младшего поднять на поверхность всё то, что он хотел похоронить до конца своих дней.       Это заставило его задуматься о своих друзьях. О Джисоне, который бросил университет спустя всего несколько месяцев первого курса обучения, потому что четыре стены и заведение в целом душили его. О Хёнджине, который перевёлся в академию искусств, несмотря на то, что его первоначальный выбор привёл бы его к более стабильной карьере, просто потому что он не мог справиться с учебной нагрузкой. О Феликсе, который выбросил письма с приглашениями в различные музыкальные университеты за рубежом и вместо этого устроился на несколько подработок, чтобы иметь возможность заниматься скрипкой, не обременяя родителей платой за его обучение.       Сынмин был рядом при каждом из их решений. Несколько раз приносил Джисону обед, когда он едва мог заработать денег написанием музыки. Помогал Хёнджину упорядочить занятия так, чтобы он мог вовремя закончить учёбу. Сидел возле Феликса, когда тот рвал на части пригласительные письма. Сынмин был рядом, когда его друзья отказывались от вещей, которые усложняли или могли бы усложнить их жизнь, даже подбадривал их сделать это, неоднократно говорил им, что их благополучие и счастье — самые главные вещи в мире.       Однако, повторить те же слова самому себе и заставить себя поверить в них, как он заставил поверить друзей, в сотни раз сложнее.       Вздыхая, Сынмин поднимает ладонь и позволяет последним остаткам солнечного света озарить мозоли на кончиках пальцев. Он давно не смотрел на них, не чувствовал необходимости, и он приятно удивлён, что не ощущает в груди привычной боли, когда оглядывает их сейчас.       Виолончель всегда была главной вещью в его жизни, и возможность продолжать играть всегда была самым главным приоритетом. Поэтому он выбрал университет — потому что ему нравится играть, потому что он хочет продолжать играть всю оставшуюся жизнь. Пребывание в такой конкурирующей среде в течение многих лет, кажется, сбило его с пути к настоящей мечте. Заставило думать, что единственный способ продолжать играть на инструменте — это стать известным виолончелистом, что никогда не было его главным стремлением.       Всё, чего он хотел, — иметь возможность играть на виолончели. Неважно, на маленьком концерте или в стенах собственной комнаты. Овации и похвала окружающих — просто приятный бонус. Сынмин всегда был самым счастливым, когда чувствовал вес инструмента, прижатого к груди, пока он изливал своё сердце с помощью струн.       Ему, в общем-то, больше не о чем думать. Сынмин, наконец, определился с направлением, в котором хочет идти.

__________________________

      - Сынмин-а! Поздрав... погоди, чёрт, нам уйти?       Сынмин и Минхо отрываются друг от друга, хотя стояли в обнимку посреди гримёрной комнаты; оттенки томатно-розового румянца окрашивают их лица. Виолончелист только что закончил своё итоговое выступление с Минхо в качестве аккомпаниатора. Младшему удалось справиться без единой ошибки и получить громогласные овации от зрителей. Профессоры даже перехватили его по пути в гримёрку, чтобы похвалить — впервые за всю его жизнь в качестве виолончелиста.       - Всё нормально. Простите, можете войти, - говорит Ким.       - Хён, ты мог бы написать мне, если хотел ненадолго украсть Сынмин-хёна для себя одного, - произносит Чонин, когда суёт букет виолончелисту под нос. - Я бы отвлёк их и дал вам уединиться.       - Посмотрим, приду ли я на твоё выступление, - Минхо легко щипает руку брата.       Пока братья спорят, Феликс подходит и обвивает Кима руками, не обращая внимания на букет.       - Ты был великолепен, Сынмин-а. Мы так гордимся тобой.       - Давненько я не слышал, чтобы ты так играл, - добавляет Джисон, оставляя поцелуй на щеке младшего, смеясь, когда парень отталкивает его.       - Наверное, это из-за его аккомпаниатора, - говорит Хёнджин, когда Феликс, наконец, отпускает парня, и сжимает в своих руках так сильно, как только может. - Сила любви действительно превосходит все... ау! Эй!       - Хочешь быть поджареным во фритюре, Хван? - наверняка пианист слышал всё, что говорил юноша, и теперь посылает ему угрожающие взгляды.       Хёнджин отлипает от младшего и уворачивается от попытки Минхо убить его, пока остальные лишь изумлённо наблюдают за ними. Сынмин осматривает фигуры, что стоят в комнате — людей, с которыми он вырос и считал своей семьёй большую часть жизни, и людей, которых только встретил, но ценит ничуть не меньше.       - Эм... - Сынмин прочищает горло и ждёт, пока все обратят на него внимание. Он кладёт букет, что подарил ему Чонин, на стол. - У меня есть небольшое объявление.       Чья-то ладонь осторожно скользит вокруг его талии, и пальцы нежно отстукивают ровный ритм по бедру. Сынмину не нужно поворачивать голову, чтобы знать, что это Минхо.       - Вы что, женитесь? - ахает Джисон.       - Нет! - моментально отвечает Сынмин, ощущая, как краснеет с ног до головы. То, что Минхо начинает смеяться и даже не пытается его исправить, совершенно не помогает.       - Ты уверен? - спрашивает Чонин, глаза сщурены, когда он указывает на них обоих. - Выглядите как женатая парочка.       Минхо, будучи настоящим дьяволёнком, смеётся пуще прежнего, и даже укладывает голову младшему на плечо.       - Мы не женимся! - настаивает виолончелист, хотя сам невольно посмеивается. Он пытается совладать с голосом, чтобы сделать его более серьёзным, когда продолжает: - Я просто... Я не буду продолжать учёбу в университете.       Комната погружается в молчание, и юноша чувствует себя неловко от столь смелого заявления. Минхо сильнее приобнимает в качестве поддержки. У всех на лицах одинаковое шокированное выражение, рты раскрыты от удивления, и глаза размером с блюдце.       Своего рода, для музыкантов это данность — поступать в магистратуру после бакалавриата. Только такие таланты, как Минхо, могут построить карьеру без необходимости оканчивать высшие курсы.       - Ты уверен? - наконец, спрашивает Феликс, хмуря брови от беспокойства. - Я думал, ты уже подал заявку.       Ким выпрямляет спину. Он действительно заполнил анкету, но так и не отдал её. Дедлайн был на прошлой неделе.       - Ну, вообще-то, после выпускного я хочу заняться кое-чем другим.       Он осматривает всю комнату и встречается с одинаковыми, выражающими поддержку, взглядами. Юноша делает глубокий вдох.       - Я подумываю преподавать виолончель детям, - Минхо крепче обнимает его и притягивает ближе. - Наверное, сперва возьму подработку и буду учиться, чтобы получить сертификат.       - Это потрясающая идея, - сразу говорит Хёнджин. На его лице красуется ухмылка.       - Так и есть, - подхватывает Джисон с улыбкой. - Кажется, тебе это отлично подходит.       Феликс приближается, чтобы вызволить Сынмина из объятий Минхо и взять в свои собственные.       - Я очень горжусь тобой, Сынмин-а, - произносит скрипач, кладя подбородок на чужое плечо. - Но ты ведь и дальше будешь жить с нами, правда?       - Конечно, - отвечает Ким, обнимая друга за талию. - Где же ещё мне жить?       Чонин показывает ему большой палец с другого конца комнаты, и Сынмин понимает, что зеркалит широкую улыбку младшего. Минхо ушёл, чтобы встать рядом с братом, и дарит ему приободряющую улыбку.       Сынмин не понимает, почему он ожидал чего-то другого, ведь его друзья всегда поддерживали его с самого начала. Решение может изменить курс всей его жизни и карьеру, но это не значит, что он потеряет самых близких ему людей.       Есть несколько вещей, которые не изменятся, несмотря ни на что, которые, как он верит, всегда будут в его жизни, что бы ни случилось. Его виолончель, его друзья и...       - Ну ладно, - заявляет Минхо и хлопает в ладоши, выдерживая взгляд виолончелиста. - Вы не против, если я ненадолго украду Ким Сынмина?       Хор из громких "о-о-о" проносится по небольшой гримёрке. Феликс хихикает и выпутывается из чужих рук.       - Мы подождём на парковке.       Остальные начинают выходить, но перед этим Джисон многозначительно подмигивает ему, а Хёнджин посылает сердечки пальцами. Феликс переплетает пальцы с Чонином и выводит своего парня из комнаты.       - Итак, - начинает Сынмин, - в чём дело?       При всём его естественном обаянии и уверенности во время выступления, Минхо выглядит невероятно взволнованным, когда он с Сынмином наедине. Сегодняшний день не исключение. Глаза пианиста продолжают бегать по помещению, пока он без конца заламывает пальцы. Его уши горят ярким красным цветом.       Сынмин считает, что старший выглядит очаровательно.       - Хён?       - Да, - отвечает Ли, прочищая горло. Он роется в кармане пиджака и достаёт небольшой конверт.       - Что это? - Сынмин находит внутри четыре листа — билета на собственный финальный экзамен Минхо. Он улыбается и находит, что старший по-прежнему отказывается смотреть на него. - Билеты? Ты не мог сам отдать их моим друзьям?       Пианист, наконец, смотрит на него. Раньше Сынмину было бы страшно стать тем, на кого направлен подобный взгляд, но теперь он лишь легко смеётся, потому что Минхо милее всего, когда притворяется страшным.       - Перестань быть говнюком, - заявляет старший, но затем голос сменяется на более мягкий, молящий тон. - Ты же придёшь?       - Конечно, - отвечает Ким с улыбкой. Он прячет билеты в собственном кармане, и затем берёт руки пианиста в свои. - Я бы ни за что на свете не пропустил это.       Тогда Минхо, кажется, расслабляется; всё напряжение моментально падает с плеч.       - Ладно, - говорит он, переплетая их пальцы. - Ладно. Хорошо. Пойдём, пока остальные не подумали, что мы тут целуемся или ещё чего.       Сынмин крепче сжимает его ладони, пока пианист не отстранился, чтобы забрать свои вещи. Минхо вопросительно изгибает бровь.       - Что насчёт тебя, хён?       - Что насчёт меня?       - Чем ты будешь заниматься после выпускного?       Они говорили об этом уже несколько раз. Минхо неоднократно упоминал о желании вновь полюбить пианино, желании вместо привычного страха почувствовать трепет, что возникает, когда пальцы касаются клавиш. Очевидно, что первый шаг на пути к этому — отказать родителям, но Минхо, кажется, до сих пор не уверен на этот счёт — как никак, они всё ещё его родители.       - Пока не знаю, - отвечает он чуть сдавленно. - Но знаю точно, что хочу, чтобы ты был рядом.       Сынмин моргает, размышляя над тем, что сказал Минхо, чувствуя, как начинают слезиться его глаза.       - Да? - звучит шёпотом.       - Да, - смеётся старший, прикладывая к груди их сплетённые руки, и прячет своё лицо в чужом плече. - Каким бы ни было моё будущее, что бы я ни решил, я хочу, чтобы ты был со мной.       - Звучит совсем как предложение, хён, - Сынмин хихикает, несмотря на скопившуюся в глазах влагу.       Минхо тянется назад и касается носа младшего.       - Не говори за меня, Ким Сынмин.

__________________________

      - Перестань трястись.       - Я не трясусь.       - Сынмин, - стонет Хёнджин. - Да перестань. В любом случае, Минхо-хён как всегда выступит великолепно.       - Не говори так, - Ким шлёпает друга по руке. - Вдруг ты его сглазишь?       - Хёна не сглазить, - встревает Чонин. - Все его выступления идеальны. Почему, по-твоему, он побеждает в каждом конкурсе, в котором участвует?       Прежде, чем Сынмин успеет возразить, свет меркнет, знаменуя начало концерта. Запланированы выступления трёх пианистов, и Минхо будет последним. В какой-то мере, это грандиозный финал, учитывая, как много Ли привнёс в этот университет.       Судя по реакции зрителей, первые два пианиста выступили вполне хорошо, но Сынмин не мог сполна насладиться ими, потому что слишком волнуется. Что весьма глупо, потому что старший ещё даже не выступает. Не говоря уже о том, что он много раз присутствовал на его репетициях и на каждой Минхо был великолепен.       Но он продолжает вспоминать их разговор пару дней назад, когда Сынмин ночевал у Минхо.       - Не забудь прийти на мой выпускной, хорошо?       Сынмин смеётся старшему в волосы.       - Я уже сказал, что не пропущу его, разве нет?       - Просто... - Сынмин ощущает бормотание хёна там, где он уткнулся ему в грудь. - Просто приходи, ладно? Ты должен увидеть моё выступление.       Немного глупо слишком сильно размышлять об этом, если учесть, что виолончелист уже знает, какое именно произведение будет играть хён: он уже слышал его. Минхо не сможет его удивить. Не в этот раз.       Как будто призванный одной только мыслью о нём, Минхо прокладывает себе путь по сцене под приглушённым светом. Овации оглушают. Сынмин буквально чувствует, как дрожат барабанные перепонки от того, как громко кричат Хёнджин и Джисон справа от него. Это больше похоже на концерт айдола, а не финальное выступление.       Минхо встречает его взгляд в толпе, и Сынмин воодушевляюще улыбается ему в ответ. На секунду уголки его губ вздёргиваются вверх, а затем опускаются, и лицо возвращается к знаменитому пустому выражению. Пианист кланяется, прежде чем занять место за инструментом.       Гул толпы постепенно утихает, когда стремительно растёт их ожидание.       Минхо кладёт пальцы поверх клавиш, делает глубокий вдох, и начинает играть.       О чём думал Сынмин? Неважно, сколько раз до этого он слышал, как хён репетирует эту композицию — ничто не сравнится с настоящим концертом. Эмоции, которые Ли вкладывал в маленькой комнате, не составляют и доли того, что он раскрывает, будучи на сцене.       Выступление пролетает незаметно. Сынмин настолько погружён в музыку старшего, что даже не замечает, что наступило время выхода на бис.       Минхо вновь выходит на сцену спустя какое-то время. Как и прежде, он находит в толпе взгляд младшего, только в этот раз он улыбается по-настоящему. Робкая, приватная улыбка. Та, которая расцветает на его лице, когда они остаются наедине, когда не находятся под прицелами посторонних взглядов, когда Минхо может спокойно позволить себе спрятать свои шипы.       - Ты должен чаще улыбаться вот так, - говорит Сынмин, обнимая ладонями лицо старшего. - Ты слишком красивый, чтобы всё время хмуриться.       Минхо только ухмыляется, но льнёт ближе к рукам младшего с абсолютно лучезарной улыбкой.       - Мне не нужно улыбаться никому, кроме тебя, глупый.       Выступление на бис — простой способ понять сердце артиста. Для самого концерта они стремятся к совершенству, но выступление на бис позволяет им раскрепоститься и играть на инструменте, ни о чём не думая. Композиции, которые солисты демонстрируют во время энкора, чаще всего — их любимые произведения, которые они знают наизусть.       Сынмин не помнит, чтобы Минхо репетировал эту мелодию. Он, в общем-то, не знает композиции для пианино, но каким-то образом сразу узнаёт то, что играет старший, с первых нот.       - Боже мой, - произносит Чонин, рукой пробегая по лицу. - Он и правда это играет?       Композиция, также известная как "Dedication (Widmung)" , была написана с единственной целью — стать свадебным подарком. Лирика описывает абсолютную любовь и преданность партнёру — проникновенное признание и обещание, что любовь останется неизменной. Песня была переаранжирована для пианино и в последнее время стала очень популярна среди пианистов в качестве композиции для энкора.       Минхо раскрывает душу и растапливает сердце на чёрно-белых клавишах. Это Минхо, выражающий всё, что он никогда не сможет сказать словами, так, как умеет лучше всего.       Сынмин никогда в жизни не любил никого настолько сильно.       - Это было потрясающе, - бормочет Хёнджин сквозь слёзы, когда Минхо заканчивает играть.       - Эй, Ким Сынмин, лучше бы тебе держать этого парня при себе, - говорит Джисон, также вытирая глаза. - Это было так романтично, а я даже песню не знаю.       Феликс только наклоняется к его плечу. Его лицо также влажное от слёз.       - Поздравляю, Сынмин-а, ты заарканил лучшего пианиста Кореи.       - Он так надоедает, - объявляет Чонин, но и его лицо украшает улыбка.       Сынмин лишь прижимает букет ближе к груди, чтобы громче хлопать.

__________________________

      Как только получают разрешение, все пятеро заваливаются в гримёрку Минхо. Чонин моментально прыгает к брату в объятия, пока трое остальных окружают со всех сторон, крича так громко, что их с лёгкостью могли бы выгнать, если бы не звуконепроницаемые стены. Сынмин держит дистанцию, с упоением наблюдая, как старшего осыпают любовью.       - Ладно, ладно, хватит, - произносит Феликс, пытаясь оторвать Джисона от пианиста. - Мы должны оставить пару наедине.       - Пожалуйста, не задерживайтесь, потому что я голодный, - Ян вздыхает и хлопает брата по плечу, а затем поворачивается к Сынмину. - Мне кажется, у хёна где-то есть кольцо. Ты должен сказать да.       - Эй! - уши пианиста покрываются багровым цветом.       Четверо друзей покидают комнату. Когда пара остаётся наедине, Сынмин вручает старшему свой букет.       - Поздравляю, хён, - улыбка не сходит с его лица. - Ты был великолепен.       Ли осторожно принимает цветы и пару секунд вдыхает аромат бутонов, прежде чем прижать их к своей груди.       - Спасибо, Сынмин-а, - благодарит он. - Я рад, что ты пришёл.       Они просто стоят там, улыбаясь друг другу, словно подростки, что проводят время со своим крашем, пока Сынмин не вспоминает, о чём он хотел поговорить.       - О, точно. Хён, насчёт энкора...       - Верно, - кожа Минхо приобретает свекольный оттенок. - Точно. Это. Эм, видишь ли...       - Не нужно ничего говорить, - Ким берёт букет и кладёт его на стол, прежде чем легко обвить рукой талию старшего. - Я слышал тебя чётко и ясно.       Минхо легко хохочет и обнимает младшего за шею, прижимая виолончелиста поближе.       - Я думал, ты не слушаешь композиции для пианино.       - Может, я только хочу, чтобы ты так думал, - отвечает юноша. Они стоят так близко, что почти касаются губами. - Может, втайне я профессиональный пианист, который однажды украдёт твою славу.       - Я позволю это сделать, если взамен получу тебя.       - Разве это не противоречит цели воровства?       - Конечно, - отвечает старший и, наконец, притягивает Сынмина для поцелуя.

__________________________

      - Добро пожа... - Ким прерывается, когда видит, кто зашёл в круглосуточный магазинчик. - Мне осталось десять минут.       Минхо просто машет ему, подходя к холодильникам. Он возвращается спустя пару мгновений с двумя банками персикового чая.       - Я могу подождать.       - Вторая для меня? - младший пробивает банки и даже не пытается спорить с пианистом, когда тот даёт ему свою кредитную карту.       - Нет, они обе мои, - Минхо берёт одну и направляется к стульям возле окна.       Виолончелист смеётся и делает глоток своего чая. За последний час в магазинчике было довольно тихо, и, кажется, в ближайшее время ситуация не изменится, так что Сынмин берёт на себя смелость насладиться своим напитком. Скорее всего, его коллега прибудет с минуты на минуту, так что он сможет закончить смену.       - Ты готов идти или нет? - младший подходит к Минхо, который увлёкся приложением с пианино.       - Дай мне минуту, - просит пианист. - Чонин спёр однажды мой телефон и побил мой же рекорд. Я научил этого паршивца всему, что знаю о пианино.       Сынмин хохочет и склоняется над плечом старшего, чтобы подсмотреть за его игрой.       - Играть на пианино — это совсем не то, что тыкать по экрану, хён.       - Замолчи, - на самом деле, Минхо не побил рекорд Чонина. - Я никогда больше не дам ему свой телефон, - он закидывает рюкзак на плечо и встаёт. - Суши?       Они покидают магазин рука в руке и идут к ближайшей остановке. Видимо, Чонин взял его машину, так что у них нет другого выбора, кроме как поехать на автобусе. Минхо рассказывает о мероприятии в Европе, на котором его пригласили выступить, и спрашивает об учёбе Сынмина. Они садятся в автобус, когда тот подъезжает, и старший заставляет виолончелиста сесть на единственное свободное место.       С Минхо легко спорить за сидение в транспорте, говорить о том, как прошёл их день, пока они направляются перекусить в один из ресторанов. Кажется, что после выпускного изменилось так много всего, хотя с тех пор прошло всего три месяца.       По утрам Сынмин работает в кафе недалеко от дома, а днём — в круглосуточном магазине. Вечером он готовится к экзамену или ужинает с Минхо, или вынужден играть с друзьями в видеоигры. В те дни, когда он не работает и не проводит время с друзьями, он закрывается в своей спальне с виолончелью.       Минхо, наконец, стал независим от родителей и теперь играет на пианино совершенно комфортно. Иногда он выполняет волонтёрскую работу в своей старой музыкальной школе.       Феликс всё же поступил в магистратуру и уже получает предложения преподавать игру на скрипке, несмотря на то, что учится лишь первый год. Джисон всё ещё работает над микстейпом со своей командой, а в свободное время проваливается в чёрную дыру, имя которой YouTube. Хёнджин после выпускного решил сделать небольшой перерыв и заняться фрилансом, а не устроиться на полный рабочий день. Чонин изо всех сил старается закончить последний год обучения и заговаривает Минхо — и всем остальным их друзьям — зубы, чтобы ему купили обед.       Многое изменилось за последние три месяца, но многое также осталось прежним.       Например, как Минхо щёлкает его по лбу, чтобы привлечь внимание, потому что Сынмин уставился в одну точку. Видимо, приближалась их остановка, и младший отключился на большую часть пути. Минхо снова и снова повторяет о том, что нельзя оставлять щенков без присмотра, беря его за руку, и поднимает, чтобы они могли выйти из автобуса.       Мягкая кожа пальцев пианиста ощущается как раньше, когда они скользят по его, мозолистым. Нытьё в голосе Минхо, когда он жалуется о том, как он голоден, тоже звучит знакомо. И счастье, которое испытывает младший, когда Ли ведёт его к суши-ресторану, ничуть не изменилось.       Виолончель в его квартире — та же, как и мозоли на кончиках пальцев. Абсолютная радость, которую он испытывает, когда перебирает струны — та же, хоть и ощущается немного по-новому. Сынмину всё ещё нужно привыкнуть к возможности снова наслаждаться игрой на инструменте.       Это займёт какое-то время. А сейчас Сынмин позволяет себе идти нога в ногу с хёном, прижимается к боку Минхо, когда целует его в щёку, и смеётся громче, когда тот начинает канючить.