«Вор, если он хороший вор, — должен всегда быть один. Ни семьи, ни привязанностей, ничего такого, что повлияет на его работу и безопасность. Так и было до недавнего времени.» — Джанга с тенями, глава 8.
Над крышами домов занимался розовый рассвет, окрашивая первыми солнечными лучами небо в буйные яркие краски. Утро, как заботливый дворник, неспеша сметало с улиц тьму и разгоняло июньский туман, гасило последние звёзды, пока ещё несмело стучась в окна людей. Улица Ремесленников, примыкающая к стене и боковым воротам Внутреннего города, ещё была скрыта в светлеющих сумерках, но по ней уже сновал рабочий люд: молочники тащили в крупных телегах бидоны с молоком, ругаясь на неровную мостовую; в одной из крупнейших кузниц города, которая находилась сразу за поворотом, слышался звон металла, окрики мастеров, недовольных своими учениками, и звонкие удары инструментов о наковальни; сильно пахло свежеиспечённым хлебом — тучный пекарь стоял у печи, пока его помощник спешно раскладывал по прилавкам булочки, батоны и рогалики, отряхивая руки от муки; где-то вдалеке ссорились лавочники, активно размахивая руками и грозясь затеять драку. Круглосуточно открытые таверны, из дверей которых выходили зевающие, но уже одетые танцовщицы, проветривались после ночных гулянок. Направляющиеся на пересменку стражники свистели вдогонку девушкам, смеясь и изредка отпуская похабные комментарии; официантки подметали в заведениях после смен, вениками смахивая грязь за порог, пока местные пьяницы выползали из переулков, в которых они коротали ночь, сладко дрыхнув, и разбредались по домам к своим семьям — разумеется, под недовольное ворчание пожилых людей. На улице Ремесленников на дух не переносили бездельников. В воздухе чувствовалась свежесть. Прохладный морской бриз привычно заполнял лёгкие, приходя на смену пыли и затхлости, духоте, которая преследовала его даже после успешного побега с Закрытой территории. Её белые стены с потрескавшейся штукатуркой остались где-то там, далеко в другой части города, но ужасы, происходящие за ними, надолго останутся в его снах. Он выжил. Вернулся живым оттуда, откуда ещё никто не возвращался, проведя в чистой Тьме ночь. Без преувеличения, хватило впечатлений на целую жизнь вперёд, но он с оттенком равнодушной безысходности отмечал, что всё это было лишь разминкой перед тем, что ждёт его в ближайшем будущем. Лишь безобидные росточки в сравнении с зубастыми плотоядными цветами. И на что он вообще рассчитывает в Костяных Дворцах, легендарных древних могильниках, если район родного города, пусть и поражённый чумой тёмной огрской магии, вызвал у него столько смертельно опасных трудностей? Всё его тело болело. Ломило, выкручивало и ныло. Ушибленные рёбра, в которых дай Сагот не прибавилось трещин, едва не сломанный позвоночник, постепенно опухающая рука — кажется, именно на неё он падал, когда крыша дома на улице Магов провалилась под гнётом времени. Почему всё это начинало выплывать из сознания только сейчас? Сколько он уже стоит здесь, бездумно уставившись в пустоту? Почему так сложно собрать свои собственные мозги в одно целое и начать связно мыслить? Ах да, он довольно сильно приложился головой во время этой вылазки. Или это так влияло перемещение сквозь пространство в лапах демона? Двое людей с нашивками столичных фонарщиков на серой форме, несущие увесистую лестницу, приблизились к нему с читающейся опаской — неужели он настолько плохо выглядит сейчас? Гаррет, отрешённо прижимая к себе стопку из нескольких старых книг, ещё с полминуты непонятливо глазел на рабочих, не в силах осознать, чего от него хотят. Кажется, он облокотился на последний горящий фонарный столб на всей улице. Кивнув парням, он осилил несколько шагов и стал ближе к обочине, позволяя мастерам выполнить свою работу. И лишь сейчас вор додумался осмотреться, чувствуя себя новорождённым котёнком, только открывшим глаза и вставшим на едва слушающиеся ноги. Соображалось всё ещё медленно, но ясность ума постепенно возвращалась к нему. Улица Ремесленников. Северные боковые ворота Внутреннего города буквально у него перед носом. До Соборной площади ему идти квартала три, не меньше, если обходить стороной все подозрительные переулки. Тот во Тьме драный демон, кажется, совершенно не слушал его, когда Гаррет объяснял, куда его нужно доставить. Зато его тело прибыло не по частям и, вероятно, уже за это стоило поблагодарить всех двенадцати богов. Жизнь столицы кипела и шла своим чередом — её жители готовились к новому летнему дню. Никто из этих людей даже не догадывался, через что ему пришлось пройти всего несколько минут назад. Ни один из них никогда не думал, что у них под боком живут призраки детей-людоедов, ожившие, желающие мести мертвецы и монстры, способные проглотить тебя целиком, но при этом похожие на безобидное пушистое облачко. Нет, этим людям нужно было думать, как прокормить себя и семью, да ухватить свиную вырезку по скидке. Судьба вновь бросила кости и леди Удача улыбнулась ему, оставив в живых этой ночью. А это означало, что он не должен стоять на месте в ожидании, пока свалится в обморок от усталости и нервного истощения. Ноги категорически отказывались нести тело в далёкие дали, даже с осознанием, что один жрец в храме Сагота ждал его с новостями. Или хотя бы с весточкой о том, что его ученик жив. Вор прислонился к стене, обдумывая, что ему делать дальше. Неимоверно хотелось спать, но он не давал себе расслабиться, отстранённо наблюдая за мясником, который, громко стуча тесаком по доске, разрезал огромную тушу свиньи. Этот глухой стук отдавался звоном в ушах и пульсацией в затылке, хотя Гаррет даже был чуть-чуть ему благодарен — он раздражал и выводил из того состояния, в котором он напоминал медленно пекущийся на солнце овощ. Наконец мастеру-вору удалось сесть на хвост одной мысли: ему не дойти до Соборной площади, не в таком состоянии. Слишком велика вероятность того, что он отключится где-нибудь посреди дороги и его либо убьют, либо обкрадут, что даже хуже первого исхода — ценнейшие в его скромной воровской жизни бумаги всё ещё тихо покоились в глубине его сумки. Пока он рассеянно рассматривал то, как солнце за стенами золотило высокие крыши домов района аристократов, одна идея озарила его голову, заставив хлопнуть себя по вспотевшему от недавней беготни лбу. Шатающимся шагом он так быстро, как только мог, хромая на правую ногу, направился прямо к воротам Внутреннего города, собираясь воплотить в жизнь свои безумные планы. Стоящие у ворот стражники в серо-синей форме откровенно скучали — высокий рыжий парень держал копьё под мышкой, набивая трубку табаком, пока его упитанный товарищ с козлиной бородкой, напоминающий бочонок, широко зевал, не утруждаясь прикрыть рот. Истинные дворяне. — Светлого утра, почтенный! — не без улыбки выплюнул насмешливое «почтенный» в сторону вора рыжий гвардеец и преградил дорогу древком копья. Будь Гаррет хоть самым последним пройдохой, служители продажного и гибкого закона должны были следовать регламенту, наученные горьким опытом, когда им урезал жалование сам милорд Крыса за несоблюдение правил во время патрулирования. Хороший урок, пусть и недолговечный. — Будьте добры пароль. — Какой пароль? Ночной? — нахмурился мастер-вор, поудобнее перехватывая нелёгкую стопку книг. Им лучше быть очень ценными, раз ему придётся тащить их на своих двоих в таком состоянии. — Утро ведь. — Мы не спорим, почтенный, но на наших воротах пересменки ещё не было, — низкий и пухлый стражник гаденько ухмыльнулся. В конце концов, не только им одним страдать от рамок, в которые их загоняли правила. — Не только тот вор, кто ворует, но и тот, кто ворам потакает, — понапрягав мозги добрый десяток секунд и наконец вспомнив пароль этой недели, Гаррет отзеркалил недавнее насмешливое выражение лица вмиг нахмурившегося Рыжего. Но хорошего понемногу — как бы ему не нравилось издеваться над стражей, на него и с кулаками полезть могут, а Гаррету ещё нужно попасть во Внутренний город. Пришлось мигом изобразить невинное лицо. — Теперь пропустите? — в голосе проскользнуло нетерпение. — Не так быстро. Кто такой и зачем идёшь? — явно заподозрив его в чём-то, Бочонок тут же посуровел, покрепче перехватив копьё. — Ну вы чего сразу так, парни? — Гаррет, внутренне поморщившись, пусть и кривовато, но широко улыбнулся, изо всех сил стараясь выглядеть приличным горожанином. Как бы мастеру-вору не хотелось торчать у ворот дольше, чем нужно, напряжение между ним и стражниками нарастало. Вот почему все служители закона излишне бдительны только тогда, когда этого совершенно не требует ситуация? Сидели бы и бдели над своими ночными горшками, нечего задерживать честных и очень уставших людей, пусть они и выглядят как восставший из могилы мертвец не первой свежести. Рыжий удобней перехватил древко алебарды, намереваясь доходчивым образом объяснить, куда может пойти человек очевидно воровской наружности со своими претензиями, как тут запоздавшая идея наконец добралась до головы Гаррета, старающегося сохранить невозмутимое лицо. — Я работаю на Алистана Маркауза. Пыл мужиков как-то быстро поумерился, пока каждый из них осознавал всю абсурдность услышанного. Оставалось надеяться, что никто из них не заметит ни очертаний скрытого под одеждой арбалета, ни длинного клинка на бедре, иначе вся его легенда полетит прямиком Х'сан'кору под хвост. — На Маркауза? — низкий гвардеец недоверчиво поднял бровь, наконец отойдя от культурного шока. Рыбка проглотила крючок и, по скромному мнению Гаррета, это было слишком просто. Осталось только добавить деталей в его маленькую сказку. Бывают же такие люди, которые верят каждому ослу о том, что он бабочка! — Думаю, вы как никто другой наслышаны, насколько милорд Крыса неисправимый трудоголик. Не трудно догадаться, что у него нет времени на всякие бытовые заботы, — вновь удобнее перехватив так и норовившую выскользнуть из рук стопку книг, как само собой разумеющееся прояснил мастер-вор. С одной стороны, его слова не были пустым звуком, Алис в самом деле забегал в пустой фамильный особняк лишь чтобы ухватить пару часов поверхностного сна, а затем вернуться на службу или вскочить по срочному вызову. С другой стороны, даже с таким темпом жизни граф умудрялся поддерживать немаленький дом в чистоте и порядке, причём ограничиваясь собственными силами. — Так ты прислуга? — Всё верно. Готовлю, убираю, стираю, заказываю лекарства и покупаю продукты, — едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза, начал объяснять Гаррет, будто перед ним был самый недалёкий доралиссец всех степей. — Служишь столь влиятельному и порядочному человеку, но при этом выглядишь так, будто у тебя и медяка за душой нет, — осуждающе вскинув брови, подметил Бочонок. — Перебрал немного этой дивной ночью, с кем не бывает, верно? Порой, находясь в хорошей компании, очень быстро забываешь о времени, а на работу идти надо, — из оставшихся сил выдавив улыбку, вор скопировал миролюбивый тон проповедника на Соборной площади. Рыжий в ответ понимающе хмыкнул, тогда как его дружок всё никак не отставал с расспросами. — А почему живёшь не в его доме, как любой нормальный мальчик на побегушках? — с напором, какому позавидовали бы королевские песочники, Гаррета продолжали допрашивать. — Ухаживаю за больной бабкой в Портовом городе, — еле сдержавшись, чтобы не скривиться, почти что выплюнул вор, теряя всякое терпение, — Знаете, ребята, вашими стараниями я уже отстаю от графика. Не думаю, что милорд Крыса оценит отсутствие завтрака на своём столе, особенно по настолько нелепой причине, как парочка дотошных и абсолютно некомпетентных гвардейцев, готовых лезть с кулаками на любого прохожего. Сбитые с толку стражники переглянулись, синхронно нахмурились ещё сильней, но, побоявшись за очередное падение жалования, тут же отстали. Как только древко оружия с его пути исчезло, Гаррет поспешил пройти, внутри откровенно смеясь над прославленной стражей великой столицы. Если когда-то обычные патрульные, не входящие в состав особых подразделений или хотя бы личной гвардии Короны, и были способны на что-то, то сейчас они использовали копья только как замысловатый атрибут. Не удивительно, что карьерная лестница среднестатистического стражника заканчивалась именно на воротах во Внутренний город, упираясь в стену из жадности, лени и алкоголизма. Оставшийся путь он проделал быстрым шагом, прячась в уже прильнувшей к стенам пугливой тени и жмурясь от бьющего по глазам солнца. В его светлых и ярких, неприветливых лучах была во всех деталях видна неопрятность его внешнего вида — порванная и запачканная в самых разных местах одежда, вековая пыль, осевшая на лице седым пеплом, пара паутинок в волосах и засохшая кровь из царапины под подбородком. В этот момент Гаррет, прижимающий к себе несколько ветхих книг и сторонящийся всех людей, опасающийся встретить старого знакомого или патруль посерьёзнее, который мог заинтересоваться его заплечной сумкой, выглядел подозрительно и мрачно как никогда. Вероятно, именно по этой причине никто из напудренных дам и важных маркизов не лез к нему, не желая связываться с хмурой тенью. С ними бы не прокатила байка про работу на капитана гвардии — страшнее любого колюще-режущего оружия и кулаков были слухи, гуляющие среди скучающих от богатой жизни дворян. Один скажет про мужчину, захаживающего на огонёк к одинокому графу, второй вспомнит про то, что Крысу никогда не видели с женщиной, а третий так и вовсе «вот этими вот глазами видел в окно, как они обжимаются». И тогда уже никакое положение в обществе и высокая должность при Короне не убережёт от таких вот сыщиков, желающих чуть ли не со свечкой стоять над чужой постелью. Ноги несли его, будто зачарованного, погружённого в свои мысли по давно заученному маршруту. Он не чувствовал ни времени, ни пути, лишь заполнившую сознание едким непроглядным дымом усталость и отстранённую мысль — сегодня он мог остаться в стенах Запретной территории, на долгие столетия застывшей в своём существовании. Потерять себя там, скрытого от взгляда богов вязким мороком тёмной магии, стать очередным неживым духом, слепо бродящим под ясным светом луны без конца и цели. Мог распасться, рассыпаться на кровавые частички с первым лучом рассвета, или что, все демоны Тьмы, это было. Гаррет-тень не боялся Смерти. С самого рождения он был знаком с ней, видя, как та забирала с собой в Свет или Тьму уличных бродяг, пьянчуг, убийц, богатых и бедных, близких и чужих, праведников и подонков. Но никогда не боялся её, принимая как неизбежное. Что же он чувствовал сейчас? Это не был страх, ужас или ступор, тревога или беспокойство. Не было привычного смирения. В детстве он точно знал, что, повернись к нему Удача другим боком, никто бы не вспомнил про тощего и забитого мальчишку без имени. Позднее убедился в том, что забудут и изворотливого, смышлёного и юного карманщика Гаррета-блоху. И лишь сейчас не знал, будет ли вспоминать кто-то о существовании Гаррета-тени. Будут ли его помнить как великого мастера-вора? Возможно, хоть и эта слава его будет недолгой. Как какого-то гада, укравшего что-либо у кого-либо? Скорее всего, но сокровища можно потерять и продать, украсть и заработать. Кто вспомнит его, как нечто большее? Никто? Гаррет обнаружил себя застывшим у массивной дубовой двери, сверлящим взглядом крепкую цельнометаллическую ручку с выгравированной на ней крысой. Сколько он стоит здесь, и самое главное — как много людей успели его увидеть? Беззвучно чертыхнувшись, он прижал книги к груди одной рукой, второй аккуратно доставая ключ из отдельного внутреннего кармана сумки. Фамильный дом Алистана несильно выделялся среди остальных, таких же больших и тянущихся ввысь, не был слишком помпезным, но имел свой собственный стиль, читающийся в приглушённых серых тонах, дорогом дереве и строгой практичности. На нём не было излишней фигурной лепнины или высокой моды статуй, вышедших из-под рук лучших мастеров королевства, огромных окон в три человеческих роста или шпилей, протыкающих само небо, но, пожалуй, именно это и нравилось Гаррету, пусть все давно считали Маркаузов слишком ограниченным и консервативным родом. Попасть ключом в скважину ему удалось далеко не сразу, но после бесконечных минут режущего слух скрежета металла о металл он наконец отпер дверь и скользнул в дом, заперев замок за собой и едва не уронив себя прямо на пороге. Это была победа. Дом встретил Гаррета сонной тишиной, прерываемой лишь размеренным тиканьем больших напольных часов и его собственным сбитым дыханием. Здесь почти не было света — на ночь Алис привык закрывать тяжёлые портьеры, впуская свет только через парочку боковых окон. Утопая в мягком султанатском ковре, он прошёл в большую сквозную комнату и, завидев ближайший стол, сгрузил на него ношу древних письменных знаний, по неосторожности вызвав лишний шум. Видимо, литература была намного тяжелее, чем он думал всё это время. Осмотрев нисколько не изменившийся интерьер, Гаррет задумчиво замер, задержав руку на резном краешке стола. Внутри дом Маркаузов был совершенно стандартным по планировке, братом-близнецом сотни таких же, разбросанных по всему центру Авендума. Если развивать эту мысль — планировка старого типа, что делало его идентичным со множеством домов аристократов, живших на территории, ныне называемой Закрытой. Неконтролируемая волна холода прошлась по груди и скрутилась узлом волнения где-то в животе — неужели всего через какие-то полгода и этот дом может стать таким же пустым и мёртвым, как некогда жилые дома, по которым ему не посчастливилось бродить этой ночью? Не придумай Сталкон за это время, как остановить обезумевшего мага и его армию, дожидающуюся удобного момента для атаки за Иглами Стужи, и война коснётся всех их, в лучшем случае оставив от столицы несколько кирпичей из стен и фундамента. Недавно невесомая и утешающая тишина неприятно сдавила своим звоном виски — из-за толстых стен здания она казалась слишком густой и угрожающей. Война заберёт всех их. Каждый знает — надежды на то, что Авендум выстоит, крайне мало. И тогда десятки тысяч бойцов бессердечной армии Первых растерзают Валиостр, а за ним и соседние королевства. Падут Пограничье и Исилия вслед за эльфийской Листвой. Остановятся ли на этом обезумевшие в своей жажде крови Первые? Надежда была так же призрачна, как шанс встретить бесхвостого доралиссца — легче сказать, абсолютно равна нулю. Мирануэх или Филанд, может даже Гаррак и Империи. И этот дом неотвратимо опустеет вместе с остальными. Обветшает или сгорит, станет пристанищем для живых мертвецов или будет поглощён проклятием тёмного шаманства. Стеклом от выбитых окон будет усыпан весь пол, ветер будет завывать в дырявых стенах, а всё дорогое тёмное дерево истлеет, оставив после себя пепел или труху. — Гаррет? — донеслось сзади. Почти утонувший в своих мыслях вор резко развернулся, по привычке потянувшись к арбалету, сейчас спрятанному под одеждой. В дверном проёме стоял Алистан в одном нижнем белье, слегка жмурящийся от света из окна рядом. — Я разбудил тебя, — виновато вздохнул мастер-вор, опуская на стол арбалет и отцепляя перевязь с клинком на бедре. Теперь-то оружие ему точно ни к чему. — Прости. — То, как громко ты пытался открыть дверь, подняло бы и мёртвого, — он улыбнулся уголками губ, сонно потирая глаза. — Всё в порядке? — недолго думая, граф подошёл ближе, аккуратно сжав его руку. — Тяжёлая ночь? Вор не отреагировал, смотря куда-то в сторону, и Маркауз осторожно подставил ему плечо. Тот наконец смог отпустить себя и выдохнуть, опираясь на Алистана и потирая внезапно занывшие рёбра. — Работа, — коротко и тихо ответив, вор неосознанно прижал к себе заплечную сумку, в которой покоились карты. Он пока не был готов расстаться с ними и бросить, как половину своих вещей, где-нибудь в коридоре. — Запретная. Насквозь. И… — он на секунду замолчал, чувствуя себя уставшим и разбитым, — много всего. Завтра… уже сегодня, ещё много дел. И целый ворох проблем. Но не могу больше, — окончательно затихнув, он чуть больше повис на Алистане, любезно придерживающем его за поясницу. Тот понимающе кивнул, пусть и не знал ровным счётом ничего конкретного о чужих заботах, и, удержавшись от зевка, повёл Гаррета, который уже явно едва волочил ноги, на второй этаж. В доме постепенно становилось светлее. — Ранен? — Маркауз обеспокоенно окинул взглядом его лицо, частично залитое кровью из мелких царапин, и подранную в разных местах, измазанную в грязи одежду. Несмотря на всю пыль, осевшую на и так не новой рабочей куртке, Гаррета он держал крепко, без присущей всем аристократам брезгливости прижимая его, мокрого от липкого пота, к голой коже. — Нормально. Кости должны быть целы, — невнятно пробормотал в ответ Гаррет, борясь с желанием прикрыть глаза и брести по лабиринту многочисленных коридоров, полностью положившись на чужую помощь. — Должны, — Крыса только фыркнул, сжав пальцы на куртке вора. В его словах не было упрёка или злости — только беспокойство и усталость от чужого безрассудства. — Ты мог воспользоваться своим нынешним положением при Короне и попросить себе на защиту несколько воинов, — он на секунду замолчал, пережидая, пока вор отдохнёт, остановившись посреди лестницы. — Ты мог попросить меня. Понести? — М? — не понимая резкой смены темы, Гаррет поднял голову и посмотрел на Маркауза. — Понести тебя? Дальше по лестнице, — невозмутимо повторил граф. — Нет, не стоит, — тут же отвернувшись, ответил он. Если бы не усталость, возможно, он даже чувствовал бы смущение. — Рёбра могут разболеться. Пойдём, — чувствуя нарастающую пульсацию в затылке, он двинулся дальше, недовольно морщась. — Одному проще. Пошли бы другие — мне пришлось бы жертвовать ими ради своей безопасности. Иначе они бы решили пожертвовать мной ради своей безопасности, ослушавшись приказа и выставив всё как несчастный случай. Не стоит мне доказывать, что вся гвардия верна Королю и не посмела бы возразить, а уж тем более убить меня. Ты — верен, но остальные, даже из твоих, не так надёжны. Я не могу доверять никому, — в этот момент мастеру-вору отчего-то вспомнилось ещё одно действующее лицо его маленького приключения. Доверился ли он тогда призраку давно умершего архимага, чьи последние минуты жизни он успел прожить, будто бы свои? Были ли это вынужденные меры? Пробудилось ли в нём давно забытое сочувствие? — Пошёл бы ты… — поспешил продолжить он, пока граф не решил прервать его монолог и отстоять честь защитников Короны. Хотя, вполне вероятно, что не решил бы — на лице Гаррета заранее отобразилось его отношение к таким беседам, — нет. Я не пошёл бы с тобой. За стенами только смерть. А я здесь сейчас, живой и относительно здоровый — лишь неясная прихоть Судьбы. Не думай об этом больше, — отрезал он, ставя твёрдую точку в разговоре. Меньше всего сейчас хотелось думать, что было бы, будь Алистан рядом с ним в тех проклятых домах, на вымерших улицах и скользких крышах. Смог бы мастер-вор вытащить их из того кошмара, не жертвуя ни графом, ни собой, ни картами? Смог бы так легко отделаться от Смерти? Молча кивнув, Маркауз довёл Гаррета до нужной комнаты. В ней, как и во всём доме, царил полумрак, даруемый плотно закрытыми портьерами тёмного синего цвета, что придавало помещению оттенок уютной мрачности и защищённости. В роду Маркаузов, в очередной раз напомнил себе Гаррет, не любили вычурность и излишнюю пышность, что особо хорошо было заметно сейчас, в спальне графа — никакой золотой отделки, ажурных магических светильников, инкрустированных множеством сверкающих хрустальных камней, или портретов владельцев дома во весь рост. Пожалуй, именно за это Гаррету было как-то по-особенному комфортно находиться в доме Алистана — не было желания каждую минуту закатывать глаза на не имеющие смысла аристократические понты. Тяжёлая мебель из крепкой древесины, светлые серые стены с замысловатыми, еле различимыми голубыми узорами, немного жёсткий однотонный ковёр и двуспальная кровать с необычной резной спинкой — на первый взгляд, кабинет строгого в своих убеждениях прагматика. Но если начинать присматриваться к незначительным деталям, можно узнать много интересного, не дающего назвать комнату обезличенной: несколько рамок с зарисовками города, которые граф делал ещё в начале своей службы самым обычным патрульным; фигурку лошади, подаренную юному Алистану его отцом перед смертью; статуэтку-оберег покровительницы всех воинов Сагры — единственная вещь, которую он забрал с собой в Авендум из гор Отчаяния; старенькую шкатулку, хранящуюся на одной из полок над рабочим столом. В ней, как знал Гаррет, хранились фамильные кольца, флейта первого наставника графа по фехтованию и несколько золотых монет — тех самых, что он стащил у своего нынешнего любовника в их первую встречу. Его аккуратно усадили на край постели, на тут же спружинивший матрас. Кровать у Маркауза была высокая и твёрдая, не в пример другим графским перинам из мягчайшего восточного хлопка, про нежность и пышность которых вор слышал только из чужих баек, но при этом была намного удобнее обычной соломенной — толстым слоем на каркасе был постелен сделанный под заказ матрас из лошадиной гривы, к которой мечник привык на службе у Одинокого Великана. По мнению Гаррета, этот выбор был весьма необычным, но и рациональность в нём всё же имелась — лошадей в королевстве много, а в снега доставлять солому для солдат никто не будет, вот и пришлось властям выходить из ситуации так, как те могли, не тратя при этом заоблачных сумм. Вытянув гудящие от усталости ноги, вор опустил голову, в конечном итоге сдавшись: он не выдержал и позволил себе расслабиться, перестав судорожно сжимать потёртую кожу сумки, и уткнулся лбом в живот стоящего перед ним Алистана. Сейчас, с ласковой ладонью в волосах, окутанный теплом другого человека, он почувствовал себя в долгожданной, блаженной безопасности. В этих стенах, в эту минуту и в этих крепких объятиях для него не существовало войн, угроз, проблем, обязанностей, монстров с рогами, клыками или заточками в тёмных переулках. Не существовало кошмаров реальности и кошмаров, преследующих изнутри. Он был в надёжных руках. Да, он не мог доверять никому. Никому, кроме Алистана. — Гаррет, — тихий оклик прервал тишину и их разделённую на двоих идиллию. — Не спи. Мне нужно осмотреть раны, — длинные пальцы в последний раз скользнули по коротким волосам, доставая из них какой-то мусор, тогда как внимательные глаза выцепили несколько редких белых ниточек в них, и тут же опустились ему на плечи, помогая принять вертикальное положение. — Что-то болит? — Ничего, что стоило бы твоего времени, — отмахнувшись, он потёр закрывающиеся сами по себе веки. Очень хотелось просто откинуться назад, обнять чужую, уже остывшую подушку и забыться в крепком, пусть и коротком сне. Присутствие Лиса рядом гарантировало надёжную защиту от плохих сновидений, но графу во всяком случае скоро нужно будет идти на службу, а ему бежать к Фору. Оставалось лишь надеяться, что Защитник Рук Сагота не решит трубить тревогу, так и не дождавшись своего ученика к утру. — Гаррет, — чуть более строго повторил граф. Вор знал, как никто другой, как настойчив может быть Крыса, особенно когда дело касалось чужого благополучия и безопасности. Даже не смотря сейчас на капитана гвардии, он мог поклясться, что его брови искривились в осуждающей гримасе. — Да, хорошо. Я знаю, — он послал Маркаузу короткий виноватый взгляд, пытаясь стянуть с себя порванную куртку. — Прости, голова совсем не тем забита, — вор благодарно кивнул, когда ему помогли выпутать руки, застрявшие в длинных рукавах. — Когда встану, пойду на Соборную, нужно показать карты Фору. Там помимо них ещё какие-то записи были, не успел посмотреть. Разберусь уже на месте. — Вернёшься? — опустившись на колени для большего удобства, Крыса помогал уставшему любовнику расстегнуть пуговицы короткого камзола. — Не думаю. Нужно уладить некоторые дела перед отъездом, — ослабив ремешки, удерживающие верёвку-паутинку на поясе, Гаррет бросил её возле кровати. Туда же отправились сапоги, которыми он, вероятно, успел изрядно попачкать идеально чистые полы и ковры графа, и сумка — не станет же он с ней спать, какие бы важные вещи в ней не хранились. — Если решил убиться перед могильниками, то так и скажи. Не знаю, что ты задумал, но пожалуйста, будь осторожнее, — невесомо касаясь пальцами лица любовника, покрытого колючей щетиной, Алистан поднял его голову за подбородок, без слов прося посмотреть на него. Глаза цвета холодной стали столкнулись с бледно-голубыми, отдающими мимолётной зеленью — даже такой простой, ненавязчивый жест ласки пробирал Гаррета до костей, раскалёнными щипцами сжимая грудь и кувалдой выбивая из лёгких воздух. — Ты знаешь, что можешь остаться. Дом в твоём распоряжении, даже когда меня нет рядом. Даже если весь народ в округе будет знать, что ты здесь… кантуешься. Я хочу быть уверенным, что мне не придётся искать твоё тело где-нибудь под Пирсами, если ты долго не будешь выходить на связь, — не выдержав пронзительного взгляда, вор опустил глаза, уставившись в какую-то неопределённую точку за плечом Алиса. Вскоре, оставшись без ответа, Маркауз вышел из комнаты, вероятно, за своим запасом лекарственных средств. Это дало Гаррету возможность минуту побыть наедине и обдумать его слова. Уже самостоятельно стягивая с себя брюки и камзол, вор неосознанно передёрнул плечами, принявшись расстёгивать рубашку. Несмотря на то, что монолог Крысы не требовал от него никакой реакции, эти разговоры он не любил едва ли не больше всех членов Воровской Гильдии вместе с Маркуном — каждый раз они отзывалась внутри неприятным осадком, и ныли в груди, будто он ковырял себе больной зуб. Гаррет давно всё решил для себя. Ещё с момента, когда они — вор и граф — начали заниматься сексом, наплевав на все социальные нормы, Гаррет точно был уверен, что не станет на постоянной основе жить у своего партнёра. На философские суждения, объясняющие причины такого категорического решения, его не тянуло, но всегда Гаррет помнил слова великих мастеров своей профессии — в одном месте воруй, а в другом живи. А исходя из того, что основная масса его заказов находилась именно в стенах Внутреннего города, это автоматически запрещало ему мирно спать прямо перед носом у всей городской стражи, делая вид, что капитан гвардии просто вызвался взять под личный контроль главного вора столицы. Ведь можно считать это основной причиной? Самым сложным было объяснить это Алистану. Или хотя бы убедить самого себя. — Все демоны Тьмы… Гаррет осоловело перевёл взгляд на застывшего в дверном проёме Лиса. От любого другого человека стоило ожидать наплыв жуткой смеси из расспросов, смешанных с нравоучениями и нецензурной бранью, но граф оставался молчалив даже сейчас, когда вся спина вора была похожа на сплошное сине-красно-бурое пятно. — Старые крыши имеют удивительное свойство проваливаться в самый неподходящий для этого момент, — тихо подметил Гаррет, развернувшись полубоком и заранее пересев ближе к краю постели. Крыса ничего не ответил, лишь еле слышно выдохнул, крепко стиснув зубы, и опустился рядом, держа в руках какую-то сильно отдающую горькими сорняками склянку. Отчего-то мастеру-вору вспомнилось далёкое детство — времена, когда Фор ещё не взял его под своё крыло и обучил самостоятельно латать себя после всевозможных травм и лечить всякие разные недуги. Тогда, забравшись на самодельный соломенный настил вместе с ногами, двое мелких, совсем ещё зелёных воришек пытались позаботиться друг о друге: он лил остатки какого-то дурно пахнущего алкоголя из найденной у «Грязной рыбы» недопитой бутылки на чужие разбитые колени и счёсанные ладони, пока на его ушибленные рёбра накладывали импровизированную повязку из стащенных с прилавков целебных трав. Время течёт, делая былые проблемы и заботы всё сложнее и серьёзнее, думал он. — Расскажешь, как там было? — прогретая на пальцах жирная мазь невесомо легла на кожу, благодаря аккуратности Алистана не вызывая новую порцию молний меж рёбер. Однако даже без них в груди что-то неумолимо сжалось, подарив ту же боль, но терзающую нутро на каком-то ином, более мучительном уровне. Преодолев ком в горле, вор в конце концов ответил, едва различимо в звенящей тишине комнаты: — Это работа, Лис. Я не хочу, чтобы она мешалась с нашей жизнью. Ты же знаешь это, — не оборачиваясь назад, чтобы посмотреть на любовника, он прислушался к ставшему напряжённым молчанию, будто бы пытаясь найти в нём спасение от столь неприятной темы, не один день терзающей их отношения. — Давай… — ладонь, втирающая лекарство где-то в районе его позвонков, на секунду замерла. — Давай просто будем отдыхать, пока есть время, хорошо? — Да. Конечно. Вновь утопая в липкой тишине, Гаррет выдохнул, немного сгорбив спину. После ответа Алистана дышать легче не стало — напряжение плотно засело где-то внутри, с каждой секундой всё больше омрачняя то блаженное спокойствие, коим он был окутан всего минуту назад. Иногда, в очень редкие моменты своей жизни, он задумывался, какой была бы его судьба, пойди он по другому пути. Выбери он другую профессию, в которой его бы не хотел прибить каждый второй встречный, которая была бы более обычной, нормальной. Но подобные мысли никогда ни к чему толковому так и не приводили. Он — Гаррет-тень, мастер-вор, и он сам выбрал такую жизнь. Не то чтобы у девятилетнего мальчишки из трущоб, родители которого забыли про факт его существования, затерявшись в дурманящем запахе красавки, был хоть какой-то выбор. Но теперь, тень — это неотъемлемая часть его сущности, и сделать с этим он ничего не мог. Такая жизнь однозначно не была той, про которую можно забыть, проснувшись одним прекрасным днём. Тем более, в его случае. Бесцельно плывущий по комнате взгляд внезапно споткнулся об одну незамеченную ранее деталь, которой — он был уверен — ещё в прошлый его визит здесь не было. Что было странно, ведь милорд Маркауз не любил вносить какие-то изменения в интерьер своего дома и своей спальни в частности. Картина. Новая картина, заботливо вставленная в рамку и повешенная на стену рядом с набросками Алистана. В неровных чертах, нанесённых на обратной стороне какого-то старого документа, он узнал свой кривой и совершенно безобразный рисунок крысы, с большими ушами и толстым хвостом, сделанный от скуки когда-то очень давно, в тот самый день, когда он впервые переступил порог этого дома. Гаррет и подумать не мог, что Алистан оставил это убогое непотребство себе. Да, он умел держать карандаш в руках, умел чертить примитивные карты и каллиграфично писать, но от искусства вор был далёк так же, как доралиссец от придворного этикета. Мягко говоря, далековато. — Подними руки, я перевяжу, — закончив с мазью, граф взял чистый широкий бинт, крепко обвязывая его вокруг груди вора, чтобы средство впиталось как можно более тщательно. — Не туго? — Нормально, — с закрытыми глазами пробубнил он. Под веки, казалось, насыпали половину всех горячих песков из пустыни далёкого Султаната. Лица коснулась тёплая мокрая тряпица, оттирая лоб и щёки от пыли, засохшей крови. Он даже не заметил, когда Маркауз успел сходить на первый этаж и вернуться. И долго он так сидел? Открывать глаза не хотелось. Крыса молча обработал порез на шее какой-то спиртовой настойкой, несильно начавшей щипать кожу. Осмотрел ещё несколько мест с неглубокими царапинами и прощупал сустав плеча. Кажется, даже перевязал ушибленную лодыжку, вор уже не мог сказать точно. Лишь когда вся суета вокруг него прекратилась, а в комнате так и не прозвучало ни слова, Гаррет смог собраться с силами и немного встряхнуться в попытке избавиться от чересчур навязчивой дрёмы — Маркауз всегда был довольно немногословен, но настолько тяжёлая тишина не могла не заставить его начать волноваться. Граф обнаружился сразу. Он стоял прямо напротив, склонив голову и тяжело уперевшись руками в стол. Коробка с медикаментами была убрана, одежда Гаррета аккуратно сложена, а Крыса уже одет в рабочую форму, только без доспехов. — Не опоздаешь? На службу. Поздно уже, — тихо напомнил вор, с силой потерев глаза. Стёртые о грубую верёвку ладони напомнили о себе надоедливым покалыванием кожи. В ответ на это Алис только хмыкнул и, развернувшись, подошёл к нему. Мягко обхватил подбородок руками, погладил щеку и коснулся большим пальцем уголка обветренных губ. — Мы вернёмся домой, Гаррет. И у нас будет ещё много времени вместе, если ты этого захочешь, — склонившись над любовником, он смахнул упавшую ресничку с чужих сонных глаз и продолжил: — Сагра никогда не хоронит своих воинов раньше времени, вот и ты не хорони надежду заранее. Так твой Сагот говорит? Не найдя подходящих слов, вор просто кивнул, насколько это было возможно в его положении. Утопая в честных, искренних глазах Алистана, ему хотелось быть самым последним из наивных оптимистов и верить каждому его слову. На несколько секунд их губы соприкоснулись в поцелуе, прежде чем Маркауз выпрямился, не без сожаления выпуская любовника из своих объятий. — Мне пора идти. Спи спокойно, Гаррет. На удивление, после слов графа ни один кошмар не смел нарушить его покой на протяжении всего сна.***
На Соборной площади кипела жизнь. И, пусть он не хотел признаваться себе в этом, но наблюдение за привычной суетой людей родного города после выматывающей прогулки по вымершей Закрытой территории отдавалось где-то глубоко внутри него ласковым теплом — это место, несомненно, имело свои пороки, но оно никогда не переставало быть для него домом. Слушая тихое шуршание перелистываемых страниц и время от времени поглядывая на своего учителя и друга, Гаррет с заметной жадностью поедал еду, с порога предложенную ему заботливым Фором. Не сказать, что, будь у Алистана дома мыши, те бы решили свести счёты с жизнью от голодухи, но у него банально не было времени задерживаться ещё и на поздний завтрак — по-летнему горячий шар солнца уже высоко висел в небе, склоняясь к закату, и было бы попросту свинством отлёживаться в нагретой постели дольше, чем требовалось. В конце концов, в храме Сагота его ждали ещё с рассветом. К сожалению, чуда не случилось — тело вора ужасно болело даже после целого дня беззаботного сна. Но надо было отдать должное Алистану, так как незнакомые Гаррету средства и мази, старательно втираемые графом в его кожу, немного облегчили все прелести возможных осложнений. Фор встретил его в своей обители с явной радостью и облегчением, проскользнувшим во взгляде — было заметно, как он оживился, завидев своего непутёвого ученика живым и с полным набором конечностей. Он подыскал ему чистую одежду, в которой было бы не стыдно выйти в люди, обеспечил тёплой едой и позволил умыться, чтобы окончательно вычистить грязь и кровь из волос. Но всё изменилось, как только они вместе сели за стол — старый жрец сразу посерьёзнел, задумавшись над чем-то, но не спешил с расспросами о деталях небольшой удачной экспедиции своего ученика. — Гаррет, мальчик мой, — наконец оторвавшись от изучения карт и древних фолиантов, Фор поднял на него тяжёлый взгляд. Его голос был спокойным, даже умиротворяющим, как и было положено жрецу храма, но отточенная, правдоподобная игра не убедила Гаррета в его «хорошем настроении». Чего уж говорить, если бывший вор ни разу не притронулся ни к вину, ни к еде, так привлекательно разложенной по многочисленным тарелкам? Разговор предстоял не на шутку важный, это и доралиссцу понятно, но что же такого плохого его наставник мог найти в заметках о Храд Спайне? Какие-то обвалы, утрата информации из-за отсыревшей бумаги, или предсказания о неминуемой гибели? Что бы там ни было, он был готов к любой подлянке — Судьба была ещё той невероятной выдумщицей. — Будь так добр, объяснись, что задержало тебя этим утром, и, прошу заметить, задержало прилично? Недонесённая до рта ложка на краткий миг застыла в воздухе, что, бесспорно, не укрылось от внимательного взгляда жреца. Гаррет-тень был удивлён, да куда уж там, он был в шоке! Неужели в глазах Фора эта тема действительно перевешивала загадки кровью добытых бумаг? И ведь не расскажешь, кто так любезно открыл двери для его крайне вымотанной персоны, поделившись своей тёплой кроватью. Некоторые секреты должны оставаться секретами, какие бы последствия они за собой не несли. — Были неотложные дела. Нужно было начать подготовку к разборкам с Конём Теней, а потом меня просто вырубило от постоянной беготни. Мне жаль, что я заставил тебя волноваться, Фор, — и хотя бы это было правдой. Но его оправдания были встречены с небывалым скептицизмом — вор не будет вором, если всему верит, да? На его скромный взгляд, выходило, что ситуация накалялась быстрее проснувшегося вулкана. — А теперь, малыш, не ври мне. Учти, за этот день я наверняка заново поседел, пока ждал от тебя весточку, потому имею право знать, кто приютил тебя сегодня, — на вопросительный взгляд он лишь искренне рассмеялся, немного подобрев, и решил разъяснить: — Начнём с того, мой мальчик, что сейчас у тебя нет на примете безопасной ночлежки, но ты не выглядишь так, будто уснул в первом попавшемся переулке. А ещё, Гаррет, — он выдержал совершенно драматическую паузу, возлагая надежды на смекалку ученика, но быстро сдался: — ты терпеть не можешь бинтов на теле. Мне ли не знать? Довольно серьёзное упущение с твоей стороны, малыш, и я надеюсь, что такая рассеянность не отразиться на твоей работе. Внезапно Гаррет начал полностью понимать Вухджааза и его не менее эксцентричного братца — прямо сейчас ему до красных ушей хотелось повторить их семейный подвиг с прохождением сквозь стены. Или же, раз так не получится, хотя бы стукнуть себя по макушке. Ну разве могло быть всё так просто с человеком, с которым он бок о бок жил десяток лет? С тем, кто вырастил его и знал, как карлик свои собственные горы? С тем, кто научил его тончайшему искусству вранья? Наверняка его совершенно глупо выдала какая-нибудь мимолётная дрожь в руках или загнанный взгляд, он был уверен. Но могло ли быть то, что слухи и вправду распространялись быстрее любой чумы? Сколько ещё людей могло поверить им, а не пройти мимо сомнительных разговоров? Так ли он был незаметен, так ли осторожен, как думал? Чтоб всех излишне любопытных разорвали демоны — мысленно взмолился вор. — Не переживай, малыш, я не собираюсь устраивать допрос. Несомненно, город полнится всякими байками, но я бы предпочёл всё услышать от тебя, раз уж Сагот подарил нам такую возможность, — плеснув себе немного вина, жрец бережно отодвинул бумаги на край стола. — Да что тут рассказывать, Фор, ты ведь и так знаешь. Или догадываешься. — Хорошо, не хочешь изливать душу — просто ответь на один вопрос, — промочив губы незнакомым Гаррету, но несомненно качественным дорогим вином, Фор на секунду довольно зажмурился, отдаваясь вкусу. Тот был слишком терпким на скромный взгляд Гаррета, зато из пыльной бутылки приятно пахло мёдом, теплом и солнцем — самое то, чтобы распить её на крыше какого-нибудь высокого дома, смотря на уходящий за кромку моря ласковый летний закат. Возможно даже в приятной компании. Медленно потягивать напиток из одной бутылки, бесцельно болтать о невинных, обыденных вещах, умиротворённо улыбаясь собеседнику. Недостижимые мечты, особенно в их реалиях. — Ты ведь знаешь, я всегда желал для тебя только хорошего, и сейчас я хочу удостовериться, что ты уверен в своём решении как никогда, — он сделал небольшую паузу, чтобы скользнуть глазами по массивной двери и раскрытому окну, проверяя их на наличие лишних ушей, и вернул своё внимание разговору. — Скажи мне, Гаррет, и подумай хорошо. Ты ему доверяешь? Доверяешь так, как не доверился бы мне или самому себе, полностью и безоговорочно? Не давая себе времени даже на то, чтобы по-настоящему замыслиться, Гаррет поднял взгляд на учителя. — Я не раз убеждался в твёрдости его моральных принципов, Сагот тому свидетель. — Никогда ещё этот человек не ставил свои принципы под сомнение, — хмыкнул Фор, — действительно, он обладатель сильной воли и поразительного чувства справедливости. Но видишь ли ты в нём гарантию того, что в самый ответственный момент он сделает выбор в твою пользу? А не, скажем, в пользу своей верности Короне или чести своего имени? Согласись, ставки сейчас как никогда высоки. Ты не можешь бросить кости и положиться на случай, мой мальчик. — Я… — На миг его губы сжались в тонкую линию, но вор быстро преодолел поток нахлынувших воспоминаний. Он знал много людей, чья игра в удачу заканчивалась Глазами смерти. А в последствии Пирсами или безымянной могилой. — Я знаю, Фор, я не раз ошибался в людях, так же как не раз платил за свои оплошности, — потерев через тонкую рубашку бинты на рёбрах, он на миг закрыл лицо ладонью, с нажимом проведя по нему. — Может быть, я многого не знаю о человеческих отношениях, такова цена нашей профессии. Но уже в самом начале нашего знакомства его выбор был сделан — в пользу меня, а не закона, — как самый веский аргумент из тех, что он мог объяснить, выдал вор. — Он вошёл в положение, не знаю, какие шестерёнки в его понимании благородства закоротили, но он выбрал спасение жизни обычного воришки вместо следования прямому приказу — поймать и казнить. Если когда-нибудь я не смогу довериться ему, то, вероятно, не смогу никому. В комнате вновь воцарилось молчание. Каждый из них размышлял о своём, пусть и схожем, то буравя задумчивым взглядом стол, то собеседника. Еда уже давно остыла — аппетит, как ни странно, пропал. Гаррет чувствовал, что даже если бы он хотел, то не смог бы протолкнуть в горло и куска стоящей перед ним отборной снеди. — Тогда доверься своему сердцу, малыш, — со вздохом протянул Фор. — Оно уж точно никогда тебя не обманет, запомни мои слова, Гаррет. Если оно подсказывает тебе это, а всё, что ты сказал, я уверен, было совершенно искренним, то прими это и не беги от самого себя, — вернув в руки пожелтевшие от времени свитки карт, жрец оставил своего ученика наедине с его мыслями и сомнениями. Солнце опускалось к горизонту, постепенно угасая за покатыми и шатровыми крышами домов и лавок, как угасали угли в поработавшей на славу печи. Его последние лучики невесомо прыгали по мостовым города, окрашивая их в тёплый оранжевый цвет, незаметно терялись в густо наплывших облаках и приливных волнах Холодного моря. Тема, задетая совсем недавно между ним и Фором, хоть и утратила свою актуальность в свете более важных забот, но осталась глубоко в его голове, дожидаясь своей очереди на переосмысление. — Не смотри на меня такими глазами, Гаррет, я вижу намного больше, чем ты сам можешь заметить. Силой вор заставил себя отмахнуться от налетевших, словно мотыльки на свет, невесёлых предположений. — Ты никогда не думал стать жрецом Сильны? Кто знает, может, добился бы небывалых высот, — последний глоток вина опустошил его бокал. Достаточно, чтобы отпустить нежеланные мысли, но далеко не столько, чтобы затуманить его разум хмельной дымкой. — И потерял бы возможность иметь такого смышлёного ученика? — На всё воля Сагота. — На всё воля, — машинально повторил Фор.