Метаморфозы

— Ты хочешь сказать, что это твоё окончательное решение? — Совершенно верно. Гермиона слышит этот вопрос четвёртый раз за последние полчаса. Кингсли, видимо, сбрасывается до заводских настроек каждые несколько минут, раз интересуется этим из раза в раз, иного объяснения у Гермионы нет. Это вызвало бы раздражение у любого нормального человека, который не понимает сути беседы. Министр Магии, герой войны и адвокат Визенгамота неторопливо ведут дискуссию по поводу грядущих событий, угрожающе нависших над магическим сообществом. Гермиона нетороплива, за себя она ручается, а вот по поводу её нервных собеседников такого сказать, к сожалению, нельзя. Гарри то чай прольёт, то чашку криво на блюдце поставит, а Кингсли вообще роняет один раз на колени свою курительную трубку, замарав ковёр под ногами и только постиранную мантию. Все они чувствуют себя не в своей тарелке. — Мы оттягиваем суть разговора, — наконец набирается смелости Гарри, незаметно вытирая вспотевшие ладони об обивку кресла. — Нас радует, что ты согласилась, Гермиона, но слушание уже завтра, — бросает он быстрый взгляд на министра, — и нам нужно понимать, что ты будешь предпринимать для удачного разрешения дела. Гермиона держит осанку безукоризненно прямой, когда чуть склоняется вниз, чтобы поставить чашку на стол. Уверенным жестом она заводит за спину несколько уложенных в аккуратные крупные волны локонов и кладёт ногу на ногу, а руки, сложенные в замок, — на колено. — Я две недели провела в одиночестве в пыльном архиве, но это того стоило, — слегка прохладно произносит она. — Моё решение вы узнаете завтра во время слушания. Кингсли нетерпеливо ёрзает на месте, немного нервно усмехнувшись. — У тебя, — осторожно подбирает он слова, — появился какой-то путь решения?.. Гермиона чуть вздёргивает подбородок. — Возможно. Поттер переглядывается с Бруствером, и в воздухе начинает витать напряжение. Гермиона редко говорила загадками до того, как её приняли на пост адвоката Визенгамота; сейчас её холодность и сдержанность почти пугают. Она настолько отдаёт всю себя профессии, что Гарри уже начинает забывать, какая его подруга на самом деле. Профессионализм лепит из неё совершенно другого человека, и Гарри, как ни пытается, не может понять, по какой причине она всю себя отдаёт работе. Что в профессии есть такого, чего нет в волшебном мире, который её окружает? Гарри задаётся этим вопросом неоднократно, но ответа так и не находит. Гермиона говорит, что всё в порядке и она счастлива. Счастлива иметь свой дом в магической Британии, друзей, работу и любимого человека. Она так ему и говорит всякий раз, но Гарри постепенно перестаёт ей верить. Не так счастье человека менять должно. Совершенно не так. — Ты не поделишься с нами сейчас? — прощупывает почву Гарри. Гермиона дёргает уголком губ в слабой полуулыбке. — Не думаю, что это целесообразно, — замечает она. — А как же интрига! Грейнджер пытается разрядить обстановку, пускает в ход банальную шутку. Гарри решает её поддержать, смеётся невпопад, отпивая ещё глоток чая, а Кингсли его натянутый смех подхватывает, и они дружно покатываются несколько секунд. Вот только в глубине души никому не до смеха. — Не хочу злоупотреблять гостеприимством, — выждав для приличия четверть минуты, поднимается на ноги Гермиона. — Мне следует подготовиться к завтрашнему слушанию и хорошенько выспаться. Гарри поднимается следом, одёргивая на себе полы пиджака. — Конечно, выспаться следует обязательно, — поддерживает он. — Я провожу тебя. Гермиона обнимает на прощание Гарри крепко и искренне. Так, как делает это всегда. Вот только сейчас Поттер чувствует лёгкий холодок в объятиях лучшей подруги, словно та пытается донести без слов, что храбрится сейчас, потому что так нужно, а на деле от всего происходящего она просто в ужасе. Будто этими объятиями она просит забрать у неё хотя бы часть неподъёмного груза, который она взваливает на свои плечи. Гарри забирает. Гарри готов забирать у неё столько ноши, сколько она попросит, потому что она по жизни разделяла его бремя Избранного. Поттер отплатить ей за это в полной мере всё равно никогда не сможет. Когда Гарри закрывает за ней дверь, он всё ещё чувствует, как кожу на щеке слегка покалывает от её холодного прикосновения. — Как считаешь, почему она не рассказала? — прилетает ему в спину вопрос Бруствера. — Почему решила выложить всё исключительно в момент слушания? Гарри хмыкает. Он слишком хорошо знает Гермиону Грейнджер. Парень оборачивается, глядя министру в глаза. — Очевидно же, Кингсли, — появляется на его губах ухмылка. — Потому что она уже всё решила, — спокойно произносит Гарри, — и не может допустить, чтобы ты передумал. Бруствер устало кивает и отводит взгляд в сторону, сетуя на себя в глубине души за то, что не догадывается самостоятельно. Он понимает, что Гарри прав. Утро следующего дня наступает не с первыми лучами солнца, а с первой вспышкой фотоаппарата. Журналисты, репортёры и фотографы мнутся в главном холле Министерства Магии, едва ли не наступая друг другу на пятки. Очередное слушание громкого и запутанного дела ведётся пятый год, но такого ажиотажа за всё время ещё не было. Одно дело — когда из зала суда выходит отвечать на вопросы прессы статный волшебник преклонных лет с багажом законченных случаев и безукоризненной репутаций, а вот когда из того же самого зала будет выходить двадцатитрёхлетняя героиня второй магической войны — совершенно другое. Гермионе улыбается удача, когда её сразу после аппарации в Министерство хватает за руку Гарри и уводит потайным ходом к запасной двери зала номер десять. Грейнджер благодарит друга сдержанно и немного сухо, потому что трясёт её всю с головы до пят, но она не показывает виду. Ей страшно, но не потому, что наступает день слушания. Не потому, что в зале уже сидит полсотни членов Визенгамота, и не потому, что слушателей этого дела целый аншлаг. Ей страшно встретиться за пару минут до выхода в зал со своим подзащитным. Она просто в ужасе. — Мне придётся оставить тебя и пройти в зал, Гермиона. Грейнджер ощущает пальцы на своём предплечье, но не сразу понимает, кто с ней говорит. Она немного рассеянно поворачивает голову в сторону говорящего и старается сглотнуть сухой комок, застрявший поперёк горла. — Хорошо. Гарри взволнованно смотрит на смертельно бледную лучшую подругу и старается ободряюще улыбнуться. А что он ещё может? Поттер исчезает за дверью в зал, оставляя Гермиону в одиночестве в крохотном полутёмном холле. Грейнджер обхватывает себя руками. От волнения так сильно тошнит, что дрожат ноги. Она не спит всю ночь напролёт, но материалов дела не касается повторно. Она знает, что будет говорить, только до конца не уверена, что сможет выговорить. Липкая корка страха из холодного пота покрывает всё её тело, из-за чего ступни скользят в лаковых чёрных туфлях, и это ужасно сильно нервирует. Она вынимает ногу из туфли и трясёт ею в воздухе, растопырив пальцы, которые успевают затечь в узких чёрных колготках. Не успевает она хоть немного прийти в себя, как дверь позади неё открывается. Грейнджер теряет равновесие и резко шлёпает ногой по полу. Молодой мракоборец проходит в холл, слегка кивнув Гермионе, пропускает вперёд подсудимого и уходит обратно, плотно закрыв за собой дверь. Гермиона настолько не успевает подготовить себя к встрече с профессором Снейпом, что только выработанная годами работы привычка надевать маску в присутствии подзащитного спасает её от абсолютного во всех отношениях конфуза. Северус с пренебрежением кривит губы, слегка вздёргивая подбородок. Ох, он много чего собирается сказать этой несносной амбициозной зазнайке, которая врёт ему прямо в лицо, громогласно заявляя, что не сунется в это дело! На деле эта треклятая мисс Грейнджер стоит тут, в этом холле, перед ним и… Северус теряет мысль, когда взгляд падает на её босую ногу. Да только язвительность никуда не исчезает. — Заранее готовитесь к тому, что часы пробьют полночь, и ваша карьера под маской кареты превратится в тыкву? Грейнджер мысленно благодарит Мерлина за такой крайне несносный характер профессора Снейпа. Если бы он был мягче, она бы тоже дала слабину, а это не в её природе. Гермиона моментально берёт себя в руки и слегка вздёргивает подбородок. — Какой смысл бояться окончания бала, если принц изначально свеч не стоит? Лицо Северуса слегка вытягивается от такого саркастичного выпада, и все колкие ответы на краткий миг покидают его мысли. Этих нескольких секунд оказывается достаточно, Гермиона успевает надеть туфлю на место, и дверь в зал номер десять мгновением позже открывается. — Дело номер один, первое слушание датировано двенадцатым мая тысяча девятьсот девяносто восьмым годом! — громогласно вещает со своего пьедестала министр Бруствер. — Подсудимый — Северус Тобиас Снейп! Северус не опускает головы, смотрит прямо перед собой, идёт неторопливо и сдержанно, заложив руки за спину. По обе стороны от него на расстоянии вытянутой руки без надобности идут два мракоборца. Все прекрасно понимают, что прямой опасности профессор не представляет, но всё равно придерживаются стандартного протокола заседаний. — Адвокат, — продолжает министр, — официальный представитель Визенгамота Гермиона Джин Грейнджер! Верховный суд в составе пятидесяти человек моментально оживает и начинает перешёптываться, бросая взгляды на уверенно идущую перед обвиняемым девушку, за спиной которой пружинят тёмные локоны уложенных волос. Зрительный зал вполголоса злословит. — Это Гермиона Грейнджер?! — слышит Гермиона чей-то шёпот. — Да она же обычный книжный червь, из себя совершенно ничего не представляет! Что она может решить в этом деле? Ни огня, ни пороха! Гермиона держит лицо, когда останавливается возле кресла Северуса и поворачивается лицом к членам-старейшинам. Она сразу бросает взгляд на шикающую нелестные слова девушку и понимает, кто она такая. Это секретарь, которую берут на должность в двухтысячном году. Грейнджер видит её в воспоминаниях предыдущих слушаний. Училась она в Хогвартсе на год младше, закончила Слизерин. Острый язык, как понимает Гермиона, у девушки не от хорошей жизни. Вряд ли чистокровные мама с папой будут гордиться тем, что единственное чадо прозябает в подземельях Министерства, выполняя чёрную офисную работу, с которой и заколдованное перо справится. Гермиона слегка ухмыляется собственным мыслям. — Заседание номер двадцать объявляется открытым! — опускается молоток, призывая всех к тишине. Все затихают, внимание устремляется впервые не на подсудимого, а на свидетеля его защиты. Гермиона делает несколько шагов вперёд, гул от цоканья её каблуков заполняет пространство зала и эхом отдаётся под куполом. Грейнджер понимает, что назад дороги нет. Она поднимает взгляд и набирает в лёгкие воздуха. — Господин министр, — слегка кивает она и делает паузу, — я прошу отсрочки слушания по этому делу. Зрительный зал взрывается волной странных реакций. Кто-то радуется так, будто что-то выиграл, кто-то злится так, словно прошляпил пару сотен галлеонов. Слышится и самая ожидаемая реакция, разочарование с причитанием в духе: «Я же говорил!» Грейнджер пропускает всё мимо ушей, игнорирует вопросительный взгляд Северуса, который замечает боковым зрением, не представляет себе, что думает Гарри, с широко распахнутыми глазами наблюдающий за ней из первого ряда. Она смотрит на министра Бруствера в упор и не позволяет тому также отвести взгляд. Кингсли стучит молотком по столу. — Тишина! — холодно осаждает он толпу грубым басом. — Тишина в зале! Толпа постепенно замолкает, но воздуха в помещении явно становится меньше после такого потребления кислорода. Температура вокруг становится выше, но Грейнджер никак этого не показывает. Кингсли начинает говорить только после того, как звенящая тишина повисает в зале. — Поясните причину отсрочки, мисс Грейнджер. Гермиона уверенно кивает, словно только и ждёт этого вопроса. — Я рада, что вы спросили, господин министр, — обезоруживающе улыбается она. Обворожительность адвоката почти сразу выбивает из колеи ряд членов-старейшин мужского пола и даже некоторых женщин. — Я долго изучала это дело, — начинает медленно идти по полукругу Гермиона, — ознакомилась со всеми материалами за период этих пяти лет и осознала одну очень важную вещь. Грейнджер останавливается, поднимая вверх голову. — Мой подзащитный нуждается в смене обстановки, — совершенно спокойно произносит она. Старейшины начинают склоняться друг к другу и что-то шептать, но Гермиона не даёт никому из них возможности сбить её с мысли. — Я прошу предоставить мне возможность всецело заниматься этим делом. Я берусь за него, — громко продолжает она. Вздохи возмущения и воодушевления становятся всё более громкими. — Я не желаю опираться лишь на сухие факты, которыми заполнены папки этого дела. Я настаиваю на том, чтобы добраться до самой сути. Первоисточника. Желаю копнуть глубже, — она ненадолго замолкает. — Почему-то мои предшественники такой мысли даже не допускают, — добавляет она. Кингсли слегка кивает, побуждая Гермиону продолжить говорить. Девушка расправляет плечи, чувствуя себя увереннее. Она просто воспринимает это слушание совсем не так, как другие. Для неё не существует никого в этом зале, кроме Кингсли Бруствера. Она словно говорит напрямую с ним. — Поскольку дело не сдвигается с мёртвой точки уже пятый год, думаю, будет целесообразно позволить мне воплотить мой замысел в жизнь, — смотрит она министру в глаза. — Покинуть магическую Британию на определённый срок и провести его в мире магглов. Когда Гермиона наконец говорит слова, которые обжигают ей гортань последнюю неделю, ей не становится легче, как она планирует. Складывается впечатление, что где-то глубоко внутри неё разрушается с этими словами дамба сдержанности, выпуская на волю тревогу, которую она так отчаянно пытается в себе подавить. Старейшины грозно перешёптываются, в зрительном зале суматоха. Северус бросает взгляд на Гермиону, но, как ни старается, совершенно не понимает, что она творит. Таких безрассудных адвокатов у него, видит Мерлин, ещё не было. Однако держится она хорошо. — Под мою прямую ответственность! — с предательской взволнованной ноткой старается перекричать зал Гермиона. Эту ноту в её голосе слышит только Северус, потому что сидит совсем рядом с ней. Ему даже становится её немного жаль. Самую малость. Выглядит она превосходно, величественно и гордо, но есть одно «но»… Как бы лань ни храбрилась, на обед львам всё равно пойдёт. — Даже под вашу ответственность, мисс Грейнджер, — поднимается с места один из старейшин совета, сверкая какой-то дикой алчностью в глазах, — мы не можем допустить, чтобы вы!.. — Я спешу напомнить, что окончательные решения принимаются здесь всё равно мной! — прерывает старика министр Бруствер грозным голосом. Плюющийся ядом мужчина захлопывает рот и садится на своё место, опираясь на трость. Его брюзжание всё ещё слышится, но не так сильно. Кингсли переводит взгляд на снова полностью владеющую собой Гермиону, смотрит ей в глаза, и только одна мысль мелькает у него в голове. Проклятье, Гарри был прав. Она приняла решение задолго до самого слушания. Когда открываются двери лифта, ведущие в главный холл Министерства, Гермиона всё равно оказывается не готова к тому, что её ждёт. Ей обо всем рассказывают, её предупреждают о том, что за ней потянется, когда она примет решение вести это дело. В действительности к этому совершенно невозможно быть готовым. Бесконечная череда вспышек фотоаппаратов ослепляет, волны журналистов и корреспондентов накрывают её с обеих сторон, погребая в своих пучинах. Десятки вопросов льются отовсюду, ей в лицо суют диктофоны и микрофоны, магические перья летают в воздухе с блокнотами наперевес. — Мисс Грейнджер! Мисс Грейнджер! Вы можете прокомментировать это слушание?! — Скажите, вы приняли решение?! — Получит ли подсудимый по заслугам, или его ждёт амнистия?! — Мисс Грейнджер! Вы — восьмой предполагаемый адвокат по делу Северуса Снейпа! Самый молодой из всех предшественников! Скажите, это правда?! Десятки рук с записывающими устройствами замирают возле неё. Вспышки камер слепят без конца, Гермиона старается слушать собственное дыхание, держит лицо и не даёт панике выбраться наружу. Она глубоко дышит и, убрав за спину волосы, собирается с мыслями, набирая в лёгкие воздуха. — Я берусь за это дело, — громко и уверенно произносит она. Журналисты срываются с цепи. Вопли стоят такие, что закладывает уши. Они напирают со всех сторон, сыплют вопросами, тыкают в неё приборами, руками, диктофонами. Камеры всё снимают и снимают. Гермиона понимает, что начинает задыхаться. — Всем отойти! Знакомый голос гремит совсем близко. Гермиона оборачивается и почти плачет от облегчения, когда видит Гарри в его фирменной мантии главы мракоборцев. Поттер разводит руками в стороны алчных журналистов, стараясь пробраться к подруге и вытащить её отсюда. — Защищать Гермиону Грейнджер! Приказ звучит отрывисто и грозно. Шеренга мракоборцев — подчинённых Гарри — уверенно идёт вперёд и, не слушая трёпа акул-корреспондентов, отталкивают их всё дальше, располагаясь вокруг Гермионы кольцом. Дышать становится проще, мгновением позже в круг к ней пролезает Гарри. — Прости, что сразу не пришёл, — обхватывает он на мгновение её лицо ладонью, с бесконечным раскаянием глядя подруге в глаза. Грейнджер несколько раз кивает, хватая его запястье пальцами. — Мы сейчас подойдём к камину, там уже не действует запрет на аппарацию! — старается он перекричать толпу. — Как подойдём, сразу внутрь и домой, хорошо?! Гермиона снова кивает, даёт ему понять, что всё услышала. Гарри рявкает команду, чтобы круг двигался к камину, и мракоборцы послушно и слаженно выполняют приказ. Когда круг размыкается, Гермиона делает широкий шаг в камин. Последнее, что она видит перед аппарацией, — грозное лицо Гарри, который разгоняет журналистов, как назойливых, надоедливых мух. Грейнджер тошнит, когда ноги касаются земли. Она падает на колени, и скудный завтрак оказывается в кустарнике бадьяна, растущего у крыльца дома. Обычно она выдерживает аппарацию превосходно, но сегодня, видимо, совершенно не тот случай. Голова кружится, ноги ватные, в животе неспокойно, а во рту привкус жёлчи. Гермиона морщится, утирая уголок рта тыльной стороной ладони, и облизывает сухие губы, поднимаясь на ноги. Родной дом кажется сейчас лучшим вариантом для скорейшего исцеления, потому что времени на реабилитацию у неё очень мало. Вынув непослушной рукой из кармана пиджака украшение, Гермиона надевает на безымянный палец тонкое колечко с маленьким камнем, который принимает в день помолвки. Подняться на крыльцо она даже не успевает, дверь открывается мгновением позже. Взволнованный и участливый взгляд вмиг разбивает остатки хладнокровной маски со слушания. Гермиона понимает, что в глазах у неё от пережитого стресса встают слёзы. — Гермиона, — тут же срывается с места Рон. — Ты в порядке? Тёплые руки Уизли обхватывают её предплечья. Парень заглядывает ей в глаза. — Как прошло слушание?..