бойся своих (не)желаний

      Вы когда-нибудь задумывались, как полубоги получают свои силы и почему полноценными божествами им не быть? Счастливый человек, если нет! Правдивая информация в этом вопросе обычно довольно шокирующая, однако и докопаться до истины весьма сложно. В общем, всех полубогов обсуждать мы не будем – их неисчислимое множество, так что смысла в этом мало. Я хочу поведать Вам небольшую историю про обретение способностей бывшим адским наместником и его старшей сестрой, а также про последствия жестокости богов к собственным детям. Не быть им счастливыми, по праву рождения. Эта возможность – привилегия людей или еще каких существ, но уж точно не их.       Или возможность-таки есть? Хороший вопрос. Обязательно вернусь к нему позже.       «Только самые достойные и стойкие обретут божественную силу», – с самого рождения вбивалось в голову до поры до времени обычным детям. И они жаждали этого больше всего на свете. Ведь как еще получить такое желанное одобрение от отцов всея, кроме как стать лучшими из лучших? Ивлис, хоть и был средним среди сестры Эолы и брата Люциуса, оказался готов раньше всех. Первый из трех прошел обряд и был назначен Агнием на главенствующую роль в не так давно зародившемся измерении пламени. Люциус с Эолой были за него чрезвычайно рады, будучи неразлучны с малых лет. Не знали, в чем заключалась суть этого ритуала, а Ивлису строго-настрого запретили распространяться. Однако гордость брала за него – так рано быть готовым к получению собственного мира.       Эола, что заботилась о братьях на правах старшей, желала им лишь добра. Натура у нее такая была, что уж говорить. Голубые, свободно и одновременно изящно спадающие по плечам локоны, легкая снисходительная улыбка и заботливый взгляд. Напоминала будущую богиню, без приставки «полу». Люциус с ней разнился кардинально. Постоянно бедокурил, ходил с бесконечно растрепанной серебристой прической и хитро щурился, видя возможность неплохо повеселиться. Препятствий же не было. Стремился к властному Ивлису, пусть получалось относительно плохо. Тот же добро посмеивался с попыток младшего себе подражать – иногда это было попросту нелепо.       В один из тянущихся в бесконечных тренировках и подготовке к ответственным ролям полубогов дней к ней и Люциусу явились Аква и Агний. Объявили, что настал главный момент их, пока еще не стоящих ничего, жизней.       – Сегодня важный день, дети мои, – молвила Аква, и то было сродни благословению для внимательно внимающих подростков по человеческим меркам. В них ударяться смысла мало – у богов все иначе, нежели в Даливарике.       – Да, да, мы знаем, что надо делать? – нетерпеливо выпалил Люциус. Всегда таким был, а ведь рога только расти начали, и все равно наглости хватало перебивать высших. Поскорее стать как Ивлис желал больше всего на свете.       – Молчать, – отрезал Агний, звучно стукнув посохом по земле. Аура его устрашала, и Люциус вздрогнул, почтительно склоняя голову. Эола положила руку ему на плечо в успокаивающем жесте, мол, все будет хорошо.       – Отправимся же в священный грот, где вы не первые и не последние обряд пройдете, что покажет, есть ли вам место в числе небожителей, – Аква величественно взмахнула рукой, перенося всех четверых в отдаленное от небесной обители место, что напоминало обычное подземное озеро с каменистым берегом. Просторная пещера без входов или выходов, освещаемая лишь тусклым голубым сверканием невероятной красоты кристаллов. Дух захватывало. И сила… Сила всех богов пронизывала грот, витала в воздухе и была на расстоянии вытянутой руки: протяни ладонь – и она твоя.       – Здесь вам предстоит произвести совокупление, чтобы доказать, что вы достойны. Доказать, что достойны нашей силы, – и так гулкий голос бога огня эхом отразился от стен пещеры, нагоняя жути. Люциус с Эолой опешили на мгновение.       – Совокупление?.. – без дрожи, но с напряжением осторожно произнесла Эола, оборачиваясь на мать. Это была совсем не шутка. Боги были серьезнее некуда, испытующе смотря на них.       – Верно. Только так вы сможете переродиться душой на пути становления полубогами. Это первый и решающий шаг. Пусть судьба будет к вам благосклонна, – как приговор прозвучали слова Аквы. Вновь взмах рукой, развевающийся рукав просторного одеяния – и она вместе с Агнием испарилась, оставив после себя блуждающий порыв ветра, пахнущий морем.       – Отец!.. – было бросился Люциус, протянув руку, но на его месте была только пустота. Оставили на произвол. Страх, невиданная доселе эмоция, накатил и захлестнул с головой. Оборачивается на сестру, не представляя, что будет теперь.       Эола улыбалась, однако от этой улыбки на душе становилось до кошмарного тоскливо.       – Ты сможешь, Люц. Я знаю, что сможешь.       А Люциус в этот момент преисполнился праведного гнева к богам, к отцу в частности. Неужели ему правда придется сделать это? Это слишком жестоко по отношению к ним, к Эоле как минимум! Она не заслужила такого унижение, даже если это священный обряд. Люциус зажмурился и распахнул глаза.       – Ивлис прошел испытание. Мы не хуже, – говорит, мрачнея, и сам не верит в свои слова. Чересчур.       Хотя, пожалуй, в этом и смысл. Принять свою судьбу и пройти обряд.       – Отвернись, – попросила Эола, и варианта кроме как последовать указанию не было. Она подошла ближе к воде, ступая босыми ногами по колющейся поверхности и совершенно не замечая боли. Чувствовала связь со своей стихией и совсем близко к полноценному обретению способностей по праву появления.       Скинула с себя белесое одеяние, оголяя тело, что было подобно на античную скульптуру Венеры. Свежей прохлады грота практически не ощущала, присаживаясь на корточки и проводя пальцами по водной глади, беспокоя неподвижное озеро. Становится прямо. Не поворачиваясь, бросает через плечо, чтобы Люциус тоже разделся. Его убранство в отличие было бордовым, под цвет крови или радужки глаз. Послушался, и послышалось шуршание атласной ткани, упавшей на землю. Эола наконец лицом к брату. Оба молча разглядывают обличия друг друга, как в первый раз. В первый раз в таком смысле. Готовят себя к главному. Близки были всю жизнь, сейчас - незнакомцы.       Люциус подходит. Он был немного выше, однако сложен не как Ивлис: тело того было более рельефным и отличалось мускулатурой, а кожа была оттенка бронзы на свету закатного солнца. Люциус в полумраке грота побледнел сильнее обычного и походил на смерть. Эола аккуратно коснулась грудной клетки брата и провела холодной ладонью вниз по горячему торсу, ощущая чужую плоть и едва заметное подрагивание от непривычности и неправильности таких прикосновений. Противоположности. В этом есть свой смысл.       Сохраняют зрительный контакт. Эти ясные глаза, что даже в полутьме, как те кристаллы, казалось, светились, Люциус запомнит навсегда. Эола едва заметно кивает, показывая свою готовность провести обряд. Чем быстрее с этим покончить, тем лучше. В гробовой тишине он помогает ей полулечь на сыроватую и неудобную поверхность, придерживая за спину. Нависает сверху, пытаясь взять себя в руки. Не смотрит на грудь, на тело. В поле зрения только небеса слегка прикрытых очей, а в животе все стягивает тугим комом напряжения и тревоги. Эола это чувствует и, заправляя прядь волос ему за ухо, выдыхает:       – Просто расслабься. Не волнуйся за меня, прошу. Так тяжелее.       – Прямо так?.. – обоим понятно, что он имеет в виду. В ответ очередной кивок - и пути назад не существует.       Эола коротко морщится, но продолжает ободряюще улыбаться; Люциус в противоречие характеру осторожен по мере возможностей в такой ситуации. Не может больше смотреть в глаза и просто прижимается к сестре, обнимая и начиная двигаться внутри нее же. Эрекция наступила не сразу. И даже с ней никакого удовольствия не существовало в эти мгновения. Только желание чтобы этот кошмар на деле был сновидением, а они проснутся как ни в чем ни бывало и продолжат жить своей обычной жизнью. Однако частые вздохи и монотонно капающая в отдалении вода были целиком и полностью реальны.       И жить как раньше не получится.       у Люциуса горели остроконечные уши и лицо в целом, пока он отдавал естественное тепло своего тела Эоле, что всегда была такой, словно по жилам струилось нечто ледяное, и в итоге их температуры уравнялись, а самоощущение в один момент пропало. Они сливались в сакральном ритуале соития, постепенно превращаясь в единый организм. Две части чего-то цельного. И с каждым толчком, помимо их ускорения, оба почувствовали, как их начала окутывать аура того, что зовется божественной силой. Она концетрировалась, резонируя: нестабильная и спокойная энергии единялись, создавая нечто новое и перераспределяясь, как и было предначертано с самого начала.       Работало. Но не волновало совсем. В сознании стелился густой туман, не давая мыслям сформироваться во что-либо цельное. Люциусу хотелось извиниться по меньшей мере миллион раз и ярко в разуме горело единственное слово: «прости». Выдавить из себя помимо тихих хрипловатых выдохов не получалось. Он и Эола погрузилась в поток силы, принимая ее в себя и это заставляло действовать сугубо на автомате, не замечая дискомфорта в виде расцарапанной об особо острые камушки спины и стертых о ту же поверхность коленей.       Наконец финиш: Люциус замирает и подрагивает, изливаясь в сестру (пусть и не совсем кровную), которая впервые за все время издает стон, полный облегчения. Все мышцы ослабли и пришлось с трудом слазить с Эолы, падая на спину рядом с ней. Какое-то время восстанавливают дыхание и привыкают к абсолютно новым ощущениям. Разница между ними стала еще более колоссальной. Теперь все внутри него будто превратилось в раскаленную лаву, а в ней – в вечный мороз. Частицы той энергии понемногу рассеивались в пространстве, породив двух новых полубогов, которым еще только предстоит овладеть способностями. Люциус пялится в потолок неизвестное количество времени, слушая как слева глубоко дышит Эола, а после, опираясь на руки, садится. Пробует зажечь на ладони пламя и оно, извиваясь змеей, освещает близлежащее пространство, отбрасывая искаженные тени. Эйфория от мнимой всемогущести перекрывает отвращение к произошедшему.       – Эола! Получилось! – первые слова за все это время развеяли гнет атмосферы. Он слабо улыбается, глядя на Эолу, которая тоже постепенно встает.       – Конечно получилось, я в тебе не сомневалась, – приподнимает уголки губ в ответ с обычной теплотой. У них получилось. Но какой ценой…       Люциус так и не извинился, хотя очень хотел. Смелости не хватило. С тех пор прошли, пожалуй, сотни или даже тысячи лет – доселе неизвестно. Очень многое поменялось. Эоле поручили присматривать за миром с жильцами феями, а ему… ему ничего не поручили, оставив гнить на небесах в одиночестве. Потом, конечно, явились свету Зефирион и Абисса, однако с ними такой связи уже не получилось. Люциусу дали разве что задание приглядывать за ними и обучать. Делал он это в своем стиле, что наверняка плохо повлияло на детей: из них выросли те еще особы.       Он часто навещал старших, но это было далеко не то. А после смерти Эолы отношения с Ивлисом испортились окончательно, и так бывшие не сахар. В конце концов и брат Люциуса обещал долго жить, а он остался один, зато во главе Ада. Не считая Воланда и младших, с последними контактировать стал редко не в последнюю очередь из-за заключения в тюрьме времени. В общем, помотало его нехило и в Даливарике, после лишения тех самых сил за халатное отношение к работе и «недостойное» поведение.       Мотало до тех пор, пока не встретился один мироходец с до боли знакомыми глазами призрака прошлого. Лололошка стал оплотом спокойствия и стабильности для вечно неугомонного Люциуса. И такой нежности, заботы и доброты в свою сторону не чувствовал уже так давно, что почти забыл, как это ощущается. Словно снова стал тем невинным ребенком, нашел того, с кем можно забыть про все страхи, опасения и раскрыть душу, не боясь боли. Только когда дело дошло до плотского и простого, проблема возникла новая. Люциус осознал, какой кайф ему доставляет Лололошка, когда берет его на кровати у себя дома, но этого было мало.       Вина. Вина никуда не делась и он помнил, какую, вероятно, боль доставил Эоле в тот злосчастный день. Душа жаждала искупления. Он хотел почувствовать то же, что она.       – Сильнее, – непреднамеренно выдохнул Люциус в шею Лололошке, обжигая ее дыханием. Тот, подходя к делу со стороны искренней любви и нежелания доставлять неприятные ощущения, слегка (сильно) удивился.       – Что?..       – Сильнее говорю! – выдохнул, а Лололошка с присущей осторожностью, но постарался выполнить просьбу, почти вбивая партнера в матрас и чувствуя, как ему царапают лопатки в некоем приступе. Это продолжалось до тех пор, пока не послышались всхлипы: «Прости», - шептал Люциус, как в бреду.       – Люц! Что с тобой? Тебе больно? – взволнованно спросил Лололошка, сразу приостанавливая половой акт, просто ложась рядышком и обнимая его.       – Все… все хорошо, я просто… – Люциус не выдержал и сбивчиво рассказал то, что, думалось, зарыто в самом укромном уголке памяти. Рассказал абсолютно все, и про то, какой он идиот, раз потерял то, что Эола помогла ему достать, дорого заплатив, а Лололошка хмурился в размышлениях. Стало легче. Но стальные тиски продолжали сжимать грудь, мешая не задыхаться.       – Слушай меня внимательно, – нежно обхватив чужое лицо ладонями и взглянув в заплаканные глаз. – Ты не виноват в этом. Необходимость не являлась твоей ответственностью. Она наверняка тебя простила еще тогда, в пещере.       – Эола меня ненавидела… Мне кажется… – отводя взгляд, уже не так уверенно, как в мыслях, произнес Люциус.       – Ты себя-то слышишь? Это не так, милый. Я уверен, что это не так. И не обязательно просить меня насиловать тебя, чтобы «искупиться». Достаточно простить, как это сделала она, – Лололошка гладит его по голове и целует в нос. – Давай просто полежим. О чем хочешь поговорить?       То, как он улыбается… На секунду Люциусу показалось, что сердце пронзил кинжал, однако после этого отпустило. Легкость упавшего с плеч груза.       – Спасибо тебе, – говорит, утыкаясь куда-то в нижнюю часть подбородка Лололошки и наконец обнимая в ответ.       – За что?       – За… За все, – легкий смешок человека, который гладит его по спине и прикрывает одеялом обоих, не звучит с издевкой. Правда, в двух словах и не описать ту благодарность, которую испытывает Люциус и к чему конкретно. Говорить не особо хотелось, но и в тишине комфортно. Вскоре Люциус размеренно засопел, утомленный собственными переживаниями.       – А говорил, что полубогам сон не нужен, – беззлобно хмыкает Лололошка, вслед за ним засыпая.       Вам все еще интересно, как живут на небесах?