***
Три года назад Хайду удалось получить от Аттерсона подтверждение завещания. То есть, удалось Джекиллу ввести его в законную силу, потому как Эдвард то и дело шептал: «Вот не сработает разок превращение, а ты не дома окажешься.» С тех пор Хайд успокоился, но только на время. Как только формула поломалась, Эдвард с силой безумца стал захватывать тело, возвращая его Джекиллу только тогда, когда дело пахло полицией. Генри не раз приходилось объясняться, что его уже давно ничего не связывает с Эдвардом Хайдом, а после сидеть в комнате и горестно молиться, в следующую же минуту дрожать, лёжа на полу в очередном приступе явления монстра. В городе ползли слухи о бесчестном ученом, прикрывающем дьявольского убийцу. И это только вдобавок к более ранним слухам о безумии доктора Джекилла. В последний год этого сражения за жизнь формула перестала действовать окончательно. Эдварду пришлось быть осторожнее в своих деяниях. Он более не мог спрятаться в Джекилле, что его раздражало. У доктора же произошедшее выбило землю из-под ног. Правда, он и так на ней не был, запертый в собственном разуме. Хайд совершенно не слушал голос своей совести, если можно было так назвать Генри, и каждое новое, неуправляемое злодеяние Эдварда било острым кинжалом в отныне неосязаемое тело доктора. Ранее Джекилл верил, что всё сотворённое монстром будет перекрыто победой науки и, наконец, спасением его отца, всего мира. В прах превратилось всё, во что он верил, на что надеялся и о чём мечтал.***
— Джекилл, помнится мне, ты год назад хотел к Лизе? Генри устало посмотрел на свой эксперимент. Интереса или желания во взгляде не было, только опасения. За время, прожитое внутри Эдварда, осторожность в словах, мыслях и действиях стала главной для Генри. Но это не спасало случайных людей, кто попадался Хайду под трость. За бессчетное количество убийств Джекилл уже перестал просить Эдварда остановиться, даже перестал смотреть на его деяния. Ученый уничтожил себя этим экспериментом. Он хотел изъять из человека всё плохое, а в итоге заточил внутри всё взрощенное миром добро. О том, как он подвел отца, даже невозможно было и думать. — Даже при том, что у неё есть ребенок от Саймона? — продолжил Эдвард. — Ч-что?.. — Да-а, да-а-а! — смеялся монстр. — Представь себе, пока ты здесь печалишься, она обрела семью. — Я… я очень рад за неё… — кое-как прошетал Генри, закрывая лицо руками. Он правда рад. Только бы Хайд не решил всё испортить. — И всё? — Кажется, у меня правда получилось отделить добро от зла. Я даже не завидую совсем. — Это называется обречённость, Джекилл. А я сейчас пойду к Лизе. Эдвард спрыгнул со стола в своем доме, надел шляпу, так удобно валяющуюся под рукой, и взял трость. Генри сжался, даже не решаясь убрать от лица руки. — Зачем?.. — Просто, погляжу. Может, поговорю по-доброму. Ученый ничего не ответил. По-доброму монстр не умеет, не захочет и не станет. Это шутка, но что он задумал? И пытаться переубедить его идти туда не имело смысла. Это только сильнее веселит Эдварда, добавляет экспрессивности и жестокости его действиям. Джекилл молчал, когда перед глазами пролетали улицы в знакомом, приятном порядке. Это могло бы заставить сердце биться быстрее от счастья, но получилось лишь от ужаса, леденящего ужаса приближающегося кошмара. Хайд решительно пробрался на задний двор и огляделся, чтобы не было свидетелей его действий. Генри осознал, что ещё не разучился чувствовать за эти годы, равно как надеяться и молиться. Всё это ожило в нём, когда осознание наступающей катастрофы холодом сжало душу. Джекилл и забыл, какого это — чувствовать, но он предпочел бы здесь не быть, чтобы не ощущать это всепоглощающее отчаяние и бессилие. Если бы только он мог убить себя и Эдварда, он сделал бы это без малейшего промедления! Но, не существуя, невозможно убить даже себя одного. Монстр стал приглядываться в окна, и обнаружил силуэт девушки на втором этаже. Что показалось для Джекилла каплей надежды, для Хайда стало новым азартом. Он, забросив трость на место своего назначения, ловко стал забираться на второй этаж: с подоконника на первом этаже допрыгнул до украшения балкона, уцепился за него и вскорабкался наверх. — Хайд! Пока не поздно, подумай, что ты делаешь! Тебя же поймают и повесят! — последнее, на что надеялся Джекилл, это на любовь Эдварда к жизни. — Меня не найдут, — отмахнулся недовольным шепотом он. Девушка всё ещё была в комнате, и теперь сковь прозрачные занавески можно было разглядеть, что она кормила младенца. — Что ты собираешься делать? — дрожа, спросил Джекилл. — Убить неверную тебе, — спокойно сказал Хайд, усмехнувшись. — Да ты с ума сошел! — в ужасе воскликнул доктор, не готовый к такой откровенности и такому заявлению. — Я уже мертв, Лиза не может быть «неверной»! Хайд, пожалуйста, послушай! Я сделаю всё, что ты хочешь, только не трогай её! — Но ты ничего не можешь мне предложить, Джекилл, — едва не смеялся Эдвард. — Я знаю… Но тогда… подари мне это… Хоть раз сделай что-то для меня, я тебя прошу. Минута воцарившейся тишины стала для Генри всем. Хайд ведь послушает его? Один раз в жизни послушает?.. Эдвард оскалился. — Как мне противны твои миролюбие и жалость. Не успел Джекилл что-либо ответить, как монстр разбил каблуком окно и стал перебираться через подоконник. Девушка в ужасе вскрикнула, ребёнок, глядя на мать, проснулся и расплакался. Лиза прижала малыша к себе и попятилась к углу комнаты: там рядом был дверной проём. — Хайд! — в отчаянии крикнул Джекилл. — Не надо! Нет, нет, нет!.. Не смей!.. Горло сдавило рыданием, мешающим даже дышать. Генри упал на колени, не в силах стоять и видеть, как произойдёт это убийство. Да, он привык уже к ним: для Эдварда убийства были не более, чем игрой, желанием развлечься и показать своё могущество. За годы Джекилл смирился, что если Хайду недостаточно было веселья, он запросто мог прикончить кого-либо в ночных сумерках. Частота происходящего со временем стала не просто не ужасать — доктор был уверен, что уже лишён рассудка, по крайней мере тех частей, которые отвечают за гуманизм и страх перед законом и Богом. Взглянуть глазами Эдварда на мир и увидеть красное пятно на каменной мостовой — следом Джекилл просто вздыхал и вновь опускал взгляд. Убитыми были лишь незнакомцы или подлецы, и это то, за что Генри невольно благодарил безумца до нынешнего момента. Ученый заставил себя открыть глаза — чтобы видеть, видеть! что он совершит по своей глупости, наивности, своими благими намерениями, выстилающими дорогу в ад. Собираясь вытереть непрекращающийся поток слез, он с удивлением обнаружил, что в руках у него трость — та, с которой Эдвард не расставался, а перед глазами уже не то, куда смотрит за него Хайд, а сам Джекилл решает, что видеть. Он замер, в том же немом ужасе смотря на бледную, перепуганную Лизу. Она была так близко — Хайд расположился недалеко от дверного проёма, чтобы девушка не сбежала, и, видимо, на этом моменте его тело совершило новый, неожиданный метаморфоз. Генри едва смог осознать это, поднимаясь с колен. Жив?.. Существует?.. — Стой где стоишь! — донеслось с лестницы, а в следующее мгновение в коридоре показался Саймон Страйд с направленным на Генри револьвером. Мужчина зашёл в комнату и заслонил жену. — Лиза, ты в порядке? — Он нежно коснулся девушки рукой, выводя её из транса. Ребёнок всё еще хныкал, но успокаивался от воцарившейся тишины. Саймон Страйд перевел взгляд на преступника, из-за шума и криков которого он прибежал с первого этажа. — Д-джекилл? — не веря собственным глазам, произнёс он. Доктор не знал, насколько долго контроль над телом останется его, да и не представлял, что сейчас можно сделать. Хайд внутри замер, злобно и со страхом смотря в дуло револьвера; он надеялся на Джекилла, на его милосердие к со всему живому, в том числе к себе и Эдварду. — Боже, это правда Генри, — прошептала Лиза, теряясь в эмоциях счастья и ужаса. Она хотела протянуть ему руку, но Страйд решительно предотвратил это. — Спустись вниз, в гостиную. Сейчас. — Саймон, я должна поговорить с Генри! — Уходи, — дрожащим голосом произнёс Джекилл, но продолжил уже решительнее, с ещё большим отчаянием. — Лиза, я люблю тебя, знай это даже сейчас. Ты не представляешь, что происходит здесь со мной, и я никому не пожелаю такой участи — понять это. Уйди, пожалуйста, моя милая, любимая Лиза. Это последнее, что хотел сказать ей учёный, и это было своеобразным прощанием. Джекилл боялся потерять контроль в любую секунду, ведь механизм перемен был сломан совершенно. Но Хайд смирно сидел, надеясь, что искренность Джекилла и сочувствие Страйда к нему спасёт от выстрела. Тем временем девушка с ребенком покинула комнату. Она плакала. Джекилл стер со своего лица остатки слёз, невольно думая о том, что очень хотел бы нежно коснуться Лизы. Напоследок, чтобы унести с собой в могилу приятное воспоминание. — Может, вы объясните, доктор Джекилл, что в самом деле устроили? — злобно поинтересовался Страйд. — Нет, увы… — он постарался улыбнуться, но сейчас это выглядело полубезумно. — Стреляйте, Саймон. Этим вы окажете мне и миру огромную услугу. Саймону стало очевидно, что смерти доктор не боится, а значит и держать револьвер не обязательно. Эдвард в это же время напрягся и постарался выхватить контроль — Джекилл вздрогнул всем телом и тихо застонал. Боль от перевоплощений уже не была такой как прежде: мгновенной и режущей, а превратилась в тупую, словно мученика обжаривают на углях. — Стреляйте сейчас же! — крикнул он, и предпринял попытку забрать револьвер. Было ли это обдуманное решение Генри, или попытка Эдварда лишить врага оружия — неизвестно, всё в подопытном теле сейчас спутывалось воедино. Саймон не дал лишить себя оружия, отступив назад, и с презрением остался смотреть на упавшего на колени Генри. Тем не менее, перевоплощения не происходило. «Боже, если я останусь в своём теле — судить будут меня, а не Хайда! — подумал он, но тут же отогнал эту мысль другой, более здравой. — Как угодно, только бы с Хайдом было покончено! Не до моей уже чести! Какая честь? Стоит только посмотреть правде в глаза — я не смею даже думать о прощении или снисхождении к себе после всего, что позволил ему совершить…» — Я не хочу стрелять в собственном доме, — сказал Страйд, выдергивая Джекилла из размышлений. — После может быть поздно. Дайте мне револьвер, я должен покончить со всем этим. — Я не останусь без оружия! — Тогда стреляйте сами! Тишина комнаты была до мерзости холодной и вязкой. Ветер из разбитого окна пытался помочь хозяину дома принять решение, освежая, но только сильнее раздражал. Джекилл так и остался сидеть на коленях, надеясь сохранить жалкую секунду при побеге, если Эдвард получит контроль над телом. Раздался выстрел. Больше Саймон не хотел медлить, как и не желал целиться никуда кроме головы или сердца, чтобы ученый не кричал и не вызывал тем новых слез Лизы. Полиция была на стороне Страйда, несмотря на то, что так и не смогла объяснить себе и всем, как мертвый воскрес, чтобы умереть вновь. Страйд приукрасил историю, рассказав, как сразился с безумным ученым и как был вынужден убить его, когда тот варварски хотел последовать за Лизой. Но доктор Джекилл уже был спокоен на небе.