Прятки: сапёр ошибается однажды

Артур уже долгое время держит у себя Родиона: тот достаточно сбросил вес, на его теле в районе щиколоток и запястий появились шрамы. Кожа на щеках стала достаточно грубее: Рыжий старался сохранять обычное его лицо, и поэтому брил через день, сохраняя усы-подкову и шкиперскую бородку. Аккуратность — не его конёк, да и бритва туповатой была. Панкратов даже не предпринимал попытки убежать: каннибала не нашли за всю его деятельность: убивал он с детства, но тогда он просто хотел есть. А недавно у монстра проявились незоровые наклонности к людям — инвалидам, к крови, к отрубленным конечностям. Его не ловили никогда, но в шутку могли обозвать как-нибудь: вор, убийца, людоед. Но всё его окружение думало, что его убийства заканчиваются только во время службы, когда его жизни угрожает смертельная опасность. Только Родион знает об этой особенности отставного майора. Его пробовали искать, но поиски не увенчались никогда успехом. Рыжий всегда отличался осторожностью и внимательностью, поэтому ни одна улика не ускользает из-под его взора. Как уже стало понятно, жалкое существование Родиона могла облегчить смерть, но нет. Артур влюбился в него в самом начале, даже из-за него волосы отращивать начал. И только сейчас, спустя стольких лет, он наконец отважился сделать то, о чем так долго мечтал: похитил свою любовь, и стал держать у себя в подвале на даче. Родион почти не говорил: одно неосторожное брошенное слово, и в его сторону может полететь нож. Он боялся случайно спровоцировать маньяка. Его резали, морили голодом, в перерывах ласкали и целовали, что у него уже появилась небольшая зависимость: сначала ему паршиво, больно, плохо, но потом ему наконец разрешат помыться, не прикасаясь к ранениям, погладят по голове, поцелуют, и скажут несколько ласковых слов. Что самое странное, Рыжий никогда его не насиловал: только мастурбировал при своей любви. И предпочитал, чтобы это было с его кровью. Каждый день Артур после подъема проверяет соцсети, кормит Родиона (сам он не завтракает), потом занимается своими делами, или сидит с ним, обедает и кормит Родиона, и раз в несколько дней разрешает сходить в ванную, но он присматривает: чтобы раны не разодрал, или чтобы с собой не покончил. Панкратов потерял счёт времени: даже по времени приёма пищи он не мог ориентироваться, так как кормили его через каждые восемь часов. И Рыжий иногда сбивал свой режим, и бодрствовал ночью. Бедняга не знал, когда наступила ночь, когда был рассвет. Он ничего не знал. Он сидел на цепи в холодном, тесном, тёмном, сыром помещении. В его арсенали были тёплые вещи, подушки, одеяла и какая-то старая мягкая игрушка. Но в один момент Артуру показалось, что его жизнь стала немного скучной, и он хотел её разнообразить одной игрой. Прятки. Но не просто прятки, а прятки, так сказать, со ставкой. В роли ставки будет… Рыжий потом придумает. Он сначала, как всегда, на рассвете, спустился к Родиону, отдал ему намного больше еды, чем обычно, предупредив, что сегодня будет необычный день. Панкратов сразу напрягся. Такое было впервые, поэтому, невозможно даже представить, что на этот раз придумает сумасшедший отставной майор. -Родион, мне кажется, или тебе тоже скучно целыми днями сидеть в одной холодной комнатке, когда у тебя в развлечениях только плюшевая игрушка? Так вот, я придумал небольшое развлечение для нас обоих: прятки. Мы пойдём в лес, спустимся по оврагу, и я буду ждать десять минут. На твоей правой ноге будет тяжёлая цепь, поэтому обратно ты сам не заберешься. Лес огромный, поэтому даже за два дня ты не сможешь дойти хоть до какого-нибудь домика, чтобы позвать на помощь. -Артур… Пожалуйста, не надо… — Панкратова поплохело: голова закружилась. Здесь ему точно не поздоровится. -Маленький мой, я же ещё не договорил правила: после того, как я прожду десять минут, я беру топор, и начинаю вместе с ним тебя иска-ать… Если я не смогу тебя найти до заката, то, так и быть, можешь сдохнуть в лесу. В лесу полно всяких пауков, клещей, и дикие животные тоже водятся. Слышал, как по ночам волки воют? Если тебе так повезёт, то, может быть, уснёшь, и не проснёшься, если я тебя не найду. А если найду, вернее, так оно и будет, что я найду тебя, я отрублю тебе… — Рыжий взял в одну руку топор, и стал проводить огромным, тупым лезвием сначала по подбородку, по шее, очертив дрожащий кадык, потом спустился к груди и животу. — Я потом посмотрю, что же мне тебе отрубить. Тц, надо было его подточить конечно, ну ладно, и так сойдёт. Ну что, ты понял правила, Руди? — у того на глазах выступили слезы: в этих прятках ему ни за что не выиграть. Но выбора у него нет: либо он мучается остаток жизни без какой-то конечности, либо он замерзает ночью в лесу. Или умирает от яда насекомых. Либо его загрызают лисы или волки, с дикими собаками в придачу. Рыжий отдал ему свой свитер, свои лёгкие штаны, и лёгкие кроссовки. Полминуты зацеловал его лицо, немного опухшее от огромного количества выплаканных слез. Примерно в полдень на Родиона нацепили тяжёлую, короткую металлическую цепь на правую ногу. Ходить из-за этого было затруднительно: она звенела, неприятно морозила кожу, да и в общем была нелёгкая. Артур на руках вынес Панкратова на подножие оврага, поскольку с такой цепью спускаться по этому оврагу было очень небезопасно (да и вообще по этому оврагу было небезопасно спускаться). Рыжий поставил его на ноги, и поцеловал. В губы, с языком. Сжимая его плечи сильно, но нежно, как будто не хотел причинять боль. Но через полминуты это закончится. И пойдёт время, когда Родион сможет убежать маскимально далеко. Бежать, не оглядываясь назад. Артур отпустил его, демонстративно поднял руки вверх, а потом сделал шаг назад, показывая: «ну же, иди. Время пошло». Панкратов несколько секунд смотрел то на Артура, то в сторону леса. И только когда каннибал кивнул, бедняга рванулся, приупав, так как не расчитал веса цепи, но вскочил, и дальше стал бежать. Ну, как бежать. Криво, хромая, но Родион не мог упустить такой шанс побега: он почти сдался. Почти удостоверился, что ему никогда не улыбнётся удача. А сейчас ему выпал маленький шанс, но он не равен нулю. Только один шанс. Артур сел на землю, и стал крутить топор в руках, разглядывая маленькие царапинки на лезвии, щупая немного грубую ручку. Иногда он посматривал в сторону Родиона: то ли пытался предположить его примерный маршрут, то ли просто нравилось смотреть, как он, хромая, так гонится за призрачным шансом возвращения к нормальной жизни. Панкратов иногда даже тащил свою правую ногу: насколько сильно она мешала ему двигаться. Цепь ещё и звенела. Сердце пыталось разломать рёбра. Или начинало стучать где-то в горле, пытаясь выпрыгнуть через глотку. Родион вспотел. Ох, снова этот противный запах, но, что поделать. Сейчас главное бежать. Просто бежать без оглядки назад. Только вот, куда бежать? Вправо? Там подъем идёт, и вряд ли он с этой цепью сможет быстро двигаться в том направлении. Слева — сплошные поваленные деревья. Сзади Рыжий. Остаётся один вариант: прямо. Снова склон, маленькие деревца, которые до крови царапают кожу, когда прорывают одежду, паутина, что лезет в глаза, камни, на которые так больно наступать. Иногда оголённые щиколотки жалила крапива. Эта жгучая боль смешалась в общем коктейле не самых приятных чувств. Родион правой рукой помогал себе идти: приподнимал ногу. Левой рукой он вытирал лицо от очередных слез, после чего начиная громко хныкать и всхлипывать, вытирая сопли или рукавом, или вытирая их об деревья. Под ногами шуршали листья. Он споткнулся, и упал. Это было больно. Чертовски больно. И страшно: постоянно мерещилось, что кто-то стоит у него за спиной. Но пока никого не было. Это пока. Десять минут пролетели чертовски быстро. Артур выключил телефон, спрятал на кухне, а сам, в припрыжку, захватил топор, накинул на плечи рюкзак с чем-то, и направился в сторону леса. Далеко Панкратов никак бы не ускакал: цепь не позволила бы так легко двигаться. -Беги-Беги, пока я не вижу… Прячься, прячься… Но я узнаю-знаю, всех вас узнаю И-и-и найду! — напевал он себе под нос старую песню, пока размахивал топором по сторонам. — Родион, я иду тебя иска-ать! Прячься, ведь скоро я найду тебя. Артур всегда ходит очень быстро, даже с топором в руках. Его шаги были как всегда широкие и тихие, и лишь шуршание упавших листьев выдавало его расположение. Ну, ещё выдавало его то, что он что-то напевал себе под нос. Панкратов вышел к небольшой неглубокой реке Селявке. Дно было покрыто острыми камнями. На поверхности прозрачной воды бегали насекомые. Мужчина припал к воде, жадно глотая холодную, чистую жидкость, рукой отгоняя насекомых, и убирая небольшие веточки, которые плыли по течению реки, и иногда норовились попасть в его рот. Нужно найти хоть какое-нибудь убежище, найти еды, и развести костёр после заката. Это сильно осложняется правилами «игры» Рыжего: у него отлично развит слух, и он способен услышать лязг цепи за сто шагов. Или Панкратов просто спалится из-за своего роста. Да и ещё в лесу вообще не было даже ягод: ни одного кустика. Одни деревья, саженцы, и ямы. Ну, и дикие животные. Так что даже подождать заката — трудное задание: либо его найдет Артур, либо он случайно чем-то отравится, или его съедят дикие животные. Мужчина слышит тихие рычание. Это или волк, или дикая собака. Волк — это ещё ладно, его можно напугать. Они, если не голодные, на людей не бросаются. А если это собака, то всё гораздо хуже: они, как и люди, убивают ради забавы. И по одному не ходят никогда. Если слышишь одну, остальные рядом. Лисы так не рычат. Это точно какая-то псовая скотина. Это волк. С серебристой шерстью. Рычит, уши поджал, скалится. Боится Родиона. Вот и рычит. Но в любой момент готов напасть. Родион пока не может перейти через реку: как только отвернется, на него могут прыгнуть, и вгрызться в горло. А задом переходить реку — опасно. Мужчина закрыл самое уязвимое место — шею, руками. Он почти не шевелится, почти не дышит. Сердце то пытается разломать рёбра, либо вообще перестать подавать признаки жизни. В глазах постоянно темнеет. Свитер промок от пота, и из-за любого, даже самого слабого ветерка, Панкратов вздрагивал. Он потерял несколько драгоценных минут. Волк перестал показывать признаки агрессии. Рыжий совсем недалеко: Родион слышит его пение. Надо где-то спрятаться. Бег не поможет: цепь выдадит его местоположение, да и ходить с ней очень тяжело, не то что бегать. Остаётся один выход — спрятаться. Рядом есть небольшая пещера под холмом, судя по всему, заброшенная. Или её хозяин ушёл. Придётся рисковать. Сапёр ошибается однажды. Панкратов держал рукой цепь, чтобы она звенела намного тише, и ему пришлось согнуться почти напополам, чтобы пройти в пещерку. Она была неглубокая, тёмная, сырая. Но главное, что в этой пещере его не увидят. Родион прислушался. Волк спрятался в кустах, и изредка шуршал, отодвигая веточки. Сзади шёл Рыжий: шагов где-то двадцать. Может больше, может меньше. Он не знал. Но слышал его пение. -Дыши — дыши, пока я не слышу, Кайся — кайся, но, не надейся, Я приду, золотая, I love you! Пел Артур красиво: позволил себе выпустить свой низкий, грубый голос. И, можно было сказать, что ему нравилось. Панкратов не знал о том, что его бывший сослуживец так красиво поёт. Просто так, при всех, он отнекивался, что петь толком не умеет, а если и уговаривал, то так издевался над голосовыми связками, что его просили побыстрее заткнуться. Стеснялся он людей. Артур подошёл к берегу небольшой речки, несколько секунд постоял, и резким движением кинул топор, чтобы лезвием он впечатался в землю. Отставной майор присел на колено, и будто что-то искал. Рыжий прослеживал путь своего пленника по мятой траве: она была почти везде, кроме нескольких метров от берега. Когда Родион по ней шагал, он сминал траву, и образовывалась дорожка, показывающая путь. -Родио-о-о-он, ты зачем от меня прячешься? Я же чувствую: ты где-то рядом! Не хочешь выходить? Ну, тогда я тебя сам найду! Внутри Панкратова всё сжалось от страха. Он не двигался, и не дышал. Он видел Артура: он повернулся сначала назад, а потом уставился в сторону кустов, куда убежал волк. Или, он там сидит до сих пор. Одним движением руки топор приземляется перед кустом, и лезвие впилось в землю. Зверь завизжал от испуга. Он выпрыгнул из кустов, поджал уши, и стал рычать в сторону Рыжего. Артур, впервые за долгое время, испугался по-настоящему. После одного несчастного случая отставной майор до ужаса боялся волков и крупных собак. Теперь ему нужно взять топор, чтобы отогнать дикого зверя. -А ну-ка фу, фу, я сказал! Скотина, не смей даже приближаться ко мне! — рыжий задрожал всем телом, закрыл руками горло, и стал медленно подходить к зверю который, в свою очередь, стал делать медленные шаги назад, не переставая рычать. Волк был в любой момент готов напрыгнуть на него. Артур подошёл на такое расстояние, с которого уже можно было взять топор. Он медленно присел на колено, левой рукой он продолжал прикрывать горло, а правый потянулся к топору. Зверь, в знак предупреждения, дёрнулся в сторону правой руки, но не укусил. Артур еле удержался, чтобы не ударить волка прямо сейчас. Рыжий еле осмелился, чтобы взять топор в руку, и встать с колена. Теперь в его руках есть оружие, которое может помочь в крайней ситуации. Он даже забыл, зачем шёл сюда. Про Родиона он как-то не вспоминал. Родион беззвучно плакал. Ему было очень страшно, хотя он даже сам не понимал, Почему так? Если Рыжего загрызут прямо сейчас, то Панкратову останется только идти и искать помощи у других людей. Может быть, он боялся, что волк нападёт на него? -Фу, фу, фу! Не смей кидаться на меня! Будешь рыпаться, я тебя зарублю! — Артур сделал резкий шаг вперёд, и замахнулся топором. Волк прыгнул на него с громким визгом, и стал грызть левую руку. Рыжий заплакал от внезапно налетевших воспоминаний, когда его, совсем юного мальчишку, погрызла стая волков. Это больше никогда не повториться. Отставной майор отопнул зверя, и пока тот снова начинал скалиться, вскочил, и прошёлся топором по боку животного, нанося глубокое ранение. Волк зарычал в ответ, и уже хотел было броситься ещё раз, учитывая то, что Артур не закрыл горло руками, но отставной майор опередил его: тупой стороной топора ударил по морде, задев глаз и нос. Волку было больно. Зверь взвизгнул, и, уворачивпясь от ударов топора, стал убегать в сторону леса, оставляя за собой след из крови, и иногда начиная скулить. Рыжий следил за ним, пока он не скрылся в гуще деревьев. Тогда отставной майор устало вздохнул, и упал на землю, жадно хватая ртом воздух. Даже отпустил из рук топор. Его сердце бешенно стучало, собиралось разломать рёбра. Дышать было трудно. Но самое страшное для отставного майора было то, что он вспомнил происшествие в лесу. Когда он, будучи ребёнком, со своим другом отправился собирать грибы, а на него напали волки. Да, тогда было очень страшно, и очень больно. И сейчас ситуация едва не повторилась. Артур пытался поймать все мысли, которые так и норовились улететь из головы. Ну, и просто приводил дыхание и сердцебиение в порядок. -Фу-у-ух, никогда не любил волков и прочих собак. Опять чуть не сожрали. Блядь, надо быть осторожнее, если я хочу дожить хотя бы до пятидесяти. Похоже, я всё-таки ошибся, и здесь не было тебя, Руди... Ну что ж, с кем не бывает. Я всё равно найду тебя. - Артур прикрыл глаза. Дальше он стал просто мычать. Сил петь пока не было, поэтому он остановился на одном мелодичном мычании. Вот он. Шанс. Топор рядом с этой маленькой пещеркой, где сидит Родион. Если он нападёт первым, убьёт Рыжего, то выиграет. Он избавится от сумасшедшего убийцы - каннибала, сможет разбить цепь, забраться по оврагу обратно, и там уже искать помощи. Если он станет таким же, как Рыжий, то сможет поймать этот маленький, призрачный шанс вернуться к нормальной жизни. И вот Панкратов мечтает: сейчас он схватит топор, ударит Артура по голове, что он не проснётся, разобьёт цепь, побежит вверх по оврагу, попросит у кого-нибудь телефон, чтобы позвонить в полицию и в начальство своей спецслужбы. Расскажет свою несчастную ситуцию, как над ним издевались, и на что ему пришлось пойти. Даже в тюрьму, но он готов. Ради возвращения к нормальной жизни Панкратов пойдёт даже на такой поступок. И пусть его осудят, пусть скажут, что он не прав, но это - самый лучший сценарий для него. Родион собирается с силами: максимально тихо подкрадывается ближе, чтобы он с лёгкостью мог схватить топор, вытирает вспотевшие ладони о свитер, сглатывает слюну, и выставляет правую руку вперёд. Ровно через секунду оружие попадает в его руки. Рыжий увидел его: весь дрожит, скалится, глаза матом поливают, а в руках - топор. Отставной майор, как только его пленник встал на ноги, и принялся замахиваться, схватил рукой за щиколотку, и дёрнул на себя. Он упал, ударившись головой о землю, и прекратил сопротивления. -О-о-о-о, Родио-он! А что это мы такие злые, а? Что мы убить своего спасителя пытаемся, м? - Рыжий взял выпавший топор в левую руку, и наступил правой ногой ему на грудь. -Ты мне не спаситель! Ты монстр! Ты ебаный монстр! Ты держишь меня в заложниках уже хрен знает сколько! - он не оставлял свои жалкие попытки сопротивления, но понимал, что бесполезно: за это время Панкратов потерял много веса и сил, и никак бы не смог осуществить свой план. Он обречён. Сапёр ошибается однажды. -Ну что ж... А сейчас я тебе ка-а-а-а-ак отрублю руку! - Рыжий взял топор в обе руки, замахнулся, и ударил по запястью. Родион принялся с новой силой драть голосовые связки, заливаясь слезами в очередной раз. Страх, дикая боль, всё смешалось в этом безумном взгляде и в душераздирающем вопле. - Ты чего кричишь, тебе больно? -Хвати-и-и-и-ит! Мне больно, перестань пожалуйста, я сделаю всё, что захочешь! Просто прекрати-и-и-и! Не трогай меня! - бедняга то говорил на одном дыхании, то делал огромные паузы между словами, в перерывах заливаясь слезами, и начиная вопить с новой силой. Глядя на свою отрубленную, безжизненную кисть, он отчаянно пытался пошевелить пальцами левой руки, сжать её в кулак. Ничего, конечно, не получалось. -Руди... Мой милый Руди... - Артур лёг своим телом на тело пленника, и стал снова целовать его лицо: сначала лоб, потом щеки, и в один момент стал ласкать своим языком его рот. - как же я тебя люблю, мой милый-милый друг... Только ты непослушный. Сбежать от меня хочешь... Я, пожалуй, исправлю твою строптивость. -Нет, нет, нет, нет, нет, пожалуйста, не надо! Я сделаю всё, что ты захочешь! Просто не надо больше меня резать! Я не выдержу этого! Я умру от боли! - он снова начал реветь, умоляя не трогать его ноги. -Тише, тише, мой хороший... Я их не отрублю. Я всего лишь... - Рыжий развернулся, замахнулся тупой стороной, и нанёс один мощный, сильный удар по ноге чуть выше щиколотки. Родион не переставал умолять, бил руками землю, хватал себя за волосы, но никак не мог избавиться от такого ужасного чувства невыносимой боли. То же самое произошло с другой ногой. Он едва не отрубился. Всё остальное было как в тумане. Он помнил отрывками: остаток руки забинтовали, к нему приложили лёд из термоса, перекинув через плечо, его отнесли обратно в подвал, оставили одного отдыхать, и он почти сразу же уснул. Даже перестал обращать внимание на пульсирующую боль на месте отрубленной конечности, и переломаных ног. Когда он проснулся, ноги были забинтованы. На следующий приём пищи он получил мясо: жаренное, но оно было как фарш. Рыжий лично кормил с ложки своего пленника, давая одну ложку ему, а вторую - себе. И ещё постоянно странно улыбался. Ему есть, что скрывать.