now you're in my life (I can't get you off my mind)

      Гарри обожает любовь.       В теории, по крайней мере.       Он любит романтические фильмы, осторожные прикосновения пальцев к задней части шеи, держание за руки и бесконечные взгляды. Он любит перспективы, предвкушение и восхищение. Ему нравится идея влюбиться, найти кого-то, к кому можно возвращаться домой.       В действительности же все немного иначе. Потому что, как бы Гарри ни нравилась концепция отношений, реальность — просто отстой. Это не долгие прогулки по пляжу и нескончаемые разговоры при свечах. Это не танцы под дождем и держание за руки во время бега, чтобы успеть на последнюю электричку, и не то чтобы Стайлс не знал, что реальная жизнь совсем не похожа на кино, но все же.       Он не срывается в пропасть любви. У него не бывает таких поцелуев, от которых приподнимается нога. Вместо этого он встречает на своем пути агрессивных альф, распускающих руки бет или ходит на случайные свидания с омегами, с которыми все равно ничего не выходит, потому что, будь это из-за того, что их биология слишком схожа, либо из-за того, что Гарри просто не встречает людей, с которыми он совместим, кажется, все лишь идет наперекосяк.       Он пытался. Он встречался с приличным количеством людей как в старшей школе, прежде чем представился омегой, так и в университете. Он заставлял себя быть непредвзятым, старался не позволять своему опыту ожесточать его, но как бы сильно он ни пытался принуждать себя, свидания превращались в фиаско. Ему никогда не удавалось встретить кого-то, в кого он мог бы влюбиться, и даже когда он пытался воплотить в жизнь вещи из фильмов, это никогда не казалось ему естественным.       Только недавно Стайлс смог обозначить причину, по которой он так себя чувствует.       Это потому, что он асексуален.       Гарри определенно заинтересован в романтическом аспекте, но, к сожалению, как выяснилось, отношения — это нечто большее. Отношения — это когда тебя лапают и целуют в конце свиданий, независимо от того, насколько хорошо, по его мнению, все шло. Это делается либо незаметно, когда ему кладут руку на бедро посреди ужина, либо более открыто, когда альфа пытается протиснуться в его комнату после того, как провожает его домой.       Это установление физической связи еще до того, как выясняется, есть ли романтическая связь, и Гарри ненавидит это больше всего. Он ненавидит мысль о том, чтобы позволить кому-то прикоснуться к себе, и он ненавидит то, что большинство альф просто воспринимают его нежелание за притворную скромность, словно он играет роль и желает быть завоеванным. Он ненавидит, когда люди считают его отказ вызовом, когда они начинают утверждать, что чувствуют запах его феромонов, и настаивают, будто бы могут определить, что его внутренняя омега — на задворках мозга — заинтересована, в то время как Гарри не чувствует ничего, кроме отвращения.       Особенно Стайлс ненавидит, когда они оказываются правы. Потому что его омега реагирует на малейший намек на альфа-интонацию в голосе его спутника, и в зависимости от того, насколько он близок к своей течке, он может даже намокнуть. Он чувствует себя смущенным, хуже того, униженным, когда ему на это указывают, когда парень, с которым он отправляется поужинать, делает непристойное замечание по этому поводу и пытается использовать физические реакции Гарри против него.       К счастью, сосед Стайлса по комнате Лиам — удивительно сильный, не терпящий дерьма бета, который, не колеблясь, даст отпор альфе, если потребуется, и который не раз приходил Гарри на помощь. Не то чтобы омеге нравится, что Лиам чувствует необходимость защищать его, но он знает, что не всегда так силен, как может понадобиться, несмотря на уроки бокса, которые он посещает вместе с Пейном последние несколько месяцев. И иногда дело даже не в физической силе: порой его инстинкты просто берут верх и заставляют его хотеть съежиться и подчиниться, а на Лиама альфа-феромоны действуют далеко не так сильно, как на него. Бета просто вышвыривает того, кто беспокоит Гарри, а затем обнимает омегу до тех пор, пока тот не почувствует, что ему меньше хочется вырваться когтями из собственной кожи.       Итак, Гарри перестал искать отношения. В нынешние дни он получает свою романтическую дозу от фильмов, а объятия — от друзей. Это не идеально, но это работает, и это обеспечивает его безопасность.       🐺🐺🐺       — Всего на час или два, — умоляет Лиам, на что Гарри фыркает, после опуская взгляд на себя, на удобные спортивные штаны, в которые он одет, и на потрепанную старую футболку, у которой, возможно, дырка под мышкой, а может, и нет. Ничто в нем не кричит о том, что он заинтересован в том, чтобы пойти на домашнюю вечеринку, но Стайлс знает, что у Пейна стресс и что, несмотря на его внешний вид, он на самом деле очень нервничает, отправляясь на крупные общественные мероприятия в одиночку.       Раньше сам Гарри никогда такого не испытывал, но теперь он понимает это чувство, потому что вечеринки в универе — это не что иное, как повод познакомиться и переспать с людьми, а он способен не так уж долго уворачиваться от пьяных альф, чтобы в итоге не оказаться зажатым в угол одним из них.       — Хорошо, — решает омега, сдаваясь только потому, что знает, с каким нетерпением Лиам ждет встречи с Зейном, горячим бетой из другого студенческого общежития, с которым Пейн, похоже, сам того не осознавая, флиртует всякий раз, когда они просто смотрят друг на друга. Если у Гарри не может быть романтики, он способен, по крайней мере, опосредованно проживать ее через своего друга; ну, или будет способен, как только кто-нибудь из них наберется смелости сделать что-то большее, чем просто пялиться. Стайлс любит хорошее медленное развитие событий, но он не может мириться с заламыванием Лиамом рук и его бесконечными сомнениями в собственной ценности, поэтому он надеется, что к концу вечера ему хотя бы удастся заманить их в ловушку разговора. — Но переодеваться я не буду.       🐺🐺🐺       Конечно, Гарри переодевается в другие вещи, потому что щенячьи глаза Лиама смертоносны, и любое их использование следует рассматривать как акт войны, нарушение Гаагских конвенций или чего-то подобного, но Стайлс не наряжается. Он просто следит за тем, чтобы его одежда была без дыр — сдаваясь только потому, что Лиам не был заинтересован в обсуждении того, что технически ни одна футболка не бывает без дырок, Лиам, — и в какой-то степени чистой, но не утруждает себя укладкой волос. Пейна, похоже, это не слишком беспокоит, или, может быть, он просто устал спорить с Гарри, поэтому омега натягивает на голову шапочку и заявляет, что пора отправляться на вечеринку.       Он останется всего лишь на час или два, так как это все, что Лиам заставил его пообещать, если только ему каким-то образом не удастся заставить двух бет взаимодействовать. В этом случае он сможет остаться еще ненадолго, помаячить на заднем плане и убедиться, что бета не поддастся своему беспокойству и не убежит из дома после того, как скажет что-то, по его мнению, совершенно неуместное. Он не говорит об этом соседу, поскольку Лиам и так достаточно нервничает, но вместо этого Гарри отпускает шуточки всю дорогу до вечеринки, потому что Пейн любит его шутки так же сильно, как и ненавидит, но отвлечение заставляет их двигаться вперед, к судьбе Лиама, его настоящей любви и всем тем романтическим концепциям, которые Гарри перестал допускать для себя.       — Эй, — произносит Пейн, когда они уже почти у двери, музыка звучит так громко, что Гарри приходится наклониться, чтобы услышать его. — Я ценю это. Спасибо.       Стайлс слегка улыбается в ответ. Лиам всегда такой, гораздо более заботливый, чем может показаться, и вдвое более милый. Омега пожимает плечами.       — Для тебя — все что угодно, — произносит он, потому что так оно и есть. С тех пор, как парни встретились, они были неразлучны, как закадычные друзья, и иногда Гарри жалеет, что не может влюбиться в Пейна, потому что тот не поступал бы с ним как те тупоголовые альфы или приставучие беты. Он был бы милым и добрым, и идеальным, но Стайлс не идеален, и он не любит Лиама таким образом, и, даже если бы полюбил, он не думает, что хотел бы заманить его в ловушку отношений, где тот никогда не сможет выразить свою любовь на физическом уровне.       Потому что Пейн далек от асексуальности. Не то чтобы он спит с кем попало, но его свидания заканчивались тем, что он проводил ночь вне их общежития, достаточное количество раз, чтобы Гарри перестал беспокоиться о том, что Лиам может быть мертв где-нибудь в канаве, и начал ценить то, что комната на ночь принадлежит ему. Так что Гарри не поступил бы так с бетой, и он почти чувствует облегчение, поскольку между ними никогда не было ничего большего, чем дружба.       — Думаешь, Зейн сегодня придет? — спрашивает Пейн, выводя омегу из задумчивости, и придерживает перед ним дверь. Стайлс бессознательно начинает дышать ртом, пытаясь избежать стойкой вони феромонов, которые испускает группа пьяных похотливых студентов университета. Он пожимает плечами в ответ, ныряя под рукой Лиама, чтобы направиться внутрь.       — Возможно, — ему хочется сказать, что если Лиам здесь, то и Зейн будет тоже, но он не уверен, правда ли это, хотя у него сложилось впечатление, что Малик не слишком любит вечеринки. Обычно он остается в стороне, наблюдая за людьми со своего места на диване с пивом в руке. От него всегда исходит какое-то чувство превосходства, хотя Гарри не думает, что Зейн действительно так настроен. Он просто всегда кажется скорее наблюдателем, принимающим происходящее, не осуждающим и не вмешивающимся каким-либо образом, чем участником. За это он вроде как и нравится Гарри.       Лиам выглядит довольным перспективой, и Гарри сопротивляется желанию закатить глаза и фыркнуть. Вместо этого он просто улыбается в ответ, кивая в сторону кухни, надеясь, что сможет провести остаток ночи, потягивая один и тот же напиток, чтобы ему не приходилось пробиваться сквозь толпу и уворачиваться от всяких рукастых парней.       Не то чтобы омега может избежать этого, если хочет приглядывать за Лиамом, который, несмотря на всю свою социальную неловкость, всегда оказывается в центре толпы, чему он всегда немного удивляется. Пейн никогда особо не рассказывал Гарри о своем прошлом, но, если бы тому надо было предположить, он бы сказал, что Лиам, вероятно, не привык к тому, чтобы нравиться окружающим, что для Гарри почти непостижимо, даже когда доказательства прямо перед ним. Бета любит быть в центре внимания, по крайней мере, когда речь идет о компании, в которой он чувствует себя в безопасности, и Стайлсу приятно наблюдать, как он освобождается от той довольно серьезной манеры поведения, которую он иногда напускает на себя, пытаясь не дать людям увидеть, что скрывается за его маской.       Со стаканчиком в руке Гарри вскоре оказывается увлеченным к краю комнаты, где установлена караоке-система. Лиам ухмыляется ему, и омега пожимает плечами, потому что может придумать вещи и похуже, чем исполнить несколько песен на вечеринке, особенно когда их с Лиамом голоса всегда так хорошо сочетаются. Они проводят большую часть времени в своей комнате в общежитии, подпевая музыке, даже когда учатся, и их звучания удачно гармонируют, что Гарри счел бы романтичным, если бы это было с кем-то другим. Так что он с большим удовольствием берет микрофон, хотя и немного кривится, когда Лиам выбирает песню «Cake By The Ocean» в качестве их первого трека. Она не так очевидна, как некоторые другие песни, но Гарри всегда чувствует себя немного неловко, когда поет о сексе, произнося тексты, которые могут заставить других людей думать, что он тот, кем он на самом деле не является.       Тем не менее Лиаму, похоже, все нравится, и толпа достаточно счастлива, а Гарри застает, как Зейн входит в комнату к концу трека, и он, безусловно, кажется радостным, когда видит Пейна там, так что Гарри выкладывается по полной, поощряя Лиама делать то же самое.       Фальцет беты не имеет себе равных, и если уж на то пошло, то сегодня вечером им удалось, по крайней мере, привлечь внимание Малика к Лиаму. Гарри усмехается про себя, передавая микрофон следующему человеку, проталкивается сквозь толпу к ближайшему дивану, оглядываясь назад, чтобы увидеть, что Пейн ошеломленно смотрит на Зейна, чья рука непринужденно покоится на его запястье.       Что ж. С этим вроде разобрались.       🐺🐺🐺       — Кто-нибудь хочет спеть это со мной? — кричит парень, протягивая микрофон толпе. Гарри наблюдает, как он осматривает комнату, и быстро отводит глаза, когда их взгляды встречаются. Он не уверен, слышал ли этот парень его пение раньше, но одно дело — петь с Лиамом, которого он любит и с которым чувствует себя комфортно, и совсем другое — исполнять любовный дуэт с каким-то незнакомцем.       Хотя ему действительно нравится эта песня. Конечно, это порочное удовольствие, но Гарри всегда питал слабость к Бриолину, и согласны вы с этим или нет, но «You’re the one that I want» — абсолютный шедевр. Однако он ожидает, что парень будет искать девушку в партнеры, и, хотя фальцет Гарри вполне приличный — ничего похожего на фальцет Лиама, но и ничего такого, от чего можно было бы ужаснуться, — ему не очень-то хочется играть роль Сэнди, даже если это просто ради песни. Стайлс не намерен менять себя ради кого-то, больше не намерен.       — Кто-нибудь? — повторяет парень, теперь более пристально глазея в сторону Гарри, и, к неудобству омеги, он чувствует, как толпа тоже начинает смотреть на него, явно следя за взглядом альфы. Стайлс слегка качает головой, морщась, когда тот улыбается ему. — Нет? Хорошо. Думаю, тогда я выберу другую песню.       Это звучит как вызов, хотя Гарри почти уверен, что это не так, что все это только в его голове и парень, возможно, разговаривал даже не с ним. Он не должен был поддаваться этому, но, вопреки себе, — а может быть, из-за второго и третьего пива, которые Лиам предусмотрительно принес ему некоторое время назад, — он обнаруживает, что поднимается на ноги, испытывая облегчение и разочарование одновременно, когда толпа практически расступается перед ним.       — Я могу спеть партию Дэнни, если хочешь, — хрипло предлагает он, задаваясь вопросом, будет ли парень — альфа, это Гарри определил по исходящему от него запаху и напомнил себе дышать ртом, — настаивать на том, чтобы он спел партию Сэнди, потому что, в конце концов, он омега и должен быть женственным и хрупким. Он не такой, если уж на то пошло, он неуклюжий и долговязый, но стоящий перед ним парень с пушистыми волосами тоже не похож на типичного альфу. Он ниже большинства, прежде всего, и на дюйм или около того ниже Гарри, к тому же его вид источает легкость, а на лице почти нежное и задорное выражение.       — По-моему, звучит неплохо, — отвечает незнакомец, его голос мягкий, немного выше по тембру, чем Гарри ожидал бы от альфы. — Я легко подстраиваюсь, — его глаза на секунду расширяются, как будто он на что-то намекает, но Гарри решительно игнорирует это и хватает микрофон, сопротивляясь желанию отдернуть руку, когда их пальцы соприкасаются.       Это не романтический момент, даже если он напоминает Гарри о «Классном мюзикле», и это определенно не начало чего-то нового. Это просто песня.       🐺🐺🐺       Феромоны парня ошеломляют, вызывая у Гарри головокружение, даже когда он пытается закончить последнюю часть песни. Они забивают его легкие, независимо от того, как сильно он старается не вдыхать их, и по тому, как Луи напевает «ты тот, кого я хочу», становится очевидно, что какая-то часть его не просто играет роль персонажа, но и вкладывает смысл в слова, которые он поет.       Незнакомец даже пытается танцевать с ним, но Стайлс обнаруживает, что застыл, как доска, едва в состоянии встретиться взглядом с партнером, пока поет слова, ненавидя то, как хорошо сочетаются их голоса и как его внутренняя омега реагирует на это — на силу альфы рядом с ним. Парень также пахнет потрясающе, но по его аромату ясно, что его привлекает Гарри, и тот факт, что тело Гарри хочет ответить на это, хочет поддаться этому альфе, когда он даже не знает его имени и понятия не имеет, какой он, заставляет его сопротивляться в тот момент, когда песня заканчивается.       — Это было… — начинает альфа, но Стайлс просто опускает микрофон и качает головой.       — Извини, — отвечает он, и он может пробормотать что-то еще, может сказать что-то вроде «спасибо» и «мне пора», но не ждет ответа альфы. Он просто пробирается сквозь толпу, находит Лиама и тянет его за запястье; выражения его глаз достаточно, чтобы бета немедленно отказался от своих планов и ушел вместе с Гарри.       Только когда омега оказывается дома, в постели, с Пейном, обернутым вокруг него, и с его запахом, который настолько силен, что Гарри может почти забыть о дразнящем запахе альфы, он осознает, что Лиам разговаривал с Зейном, когда они уходили.       🐺🐺🐺       К своему удивлению — и, если честно, к своему отвращению — Гарри просыпается от сообщения с неизвестного номера. Он затуманенно моргает, пока глядит на экран, поглубже зарываясь под одеяло, хотя Лиам уже давно ушел и, вероятно, отправился на пробежку. Ему нравится это делать, и чаще всего по утрам Гарри присоединяется к нему, но бета, должно быть, хотел побыть один, потому что на этот раз он не разбудил омегу, чтобы попросить его пойти вместе. Стайлс не слишком возражает, поскольку у него пересохло в горле и он думает, что сначала ему нужно принять душ и позавтракать чем-нибудь, но все же первые несколько минут утра он проводит, уставившись на сообщение в своем телефоне.       Привет, Гарри! Я узнал твой номер у Тиффи, надеюсь, ты не возражаешь. Это Луи, или Сэнди, если так тебе больше нравится ;) Я решил поинтересоваться, не хочешь ли ты как-нибудь сходить выпить кофе?       Это чертовски прямолинейно, и Гарри, честно говоря, не уверен, почему удивляется, раз уж именно так в наши дни, кажется, и работают знакомства, не говоря уже о том, что именно так ведут себя большинство альф. Они видят что-то, чего им хочется, и идут за этим, независимо от того, были ли поданы какие-либо сигналы, указывающие на взаимный интерес.       Стайлс не подавал этих сигналов, в чем почти уверен, но, с другой стороны, он также знает, что он не единственный, кто смог учуять феромоны в воздухе. Луи, должно быть, тоже смог почувствовать их, и он, вероятнее всего, подумал, что, если омега Гарри реагирует на него, это означает, что и сам Гарри заинтересован.       На мгновение парень подумывает просто притвориться, будто никогда не видел сообщения, оставив Луи в режиме ожидания, но Стайлс никогда не был силен в грубом обращении, и он не уверен, что это не приведет к тому, что альфа удвоит свои усилия. Это может казаться самонадеянным, и Гарри может быть совершенно неправ, но ему еще предстоит встретить первого в жизни альфу, который принял бы простое «нет» за ответ.       Он размышляет о том, чтобы написать Тиффи, потому что единственная причина, по которой у нее был его номер, заключается в том, что она была с ним в одной учебной группе, и омеге не нравится мысль, что девушка просто раздает его номер тем, кто попросит, не спросив, по крайней мере, сначала у него разрешения. Но теперь уже слишком поздно, и он не может изменить тот факт, что у Луи есть его номер, какой бы неприятной ни была эта новость.       Привет, — печатает Стайлс, уставившись на экран и ломая голову, как лучше выразить словами чувства, бурлящие внутри него. Спасибо за твое предложение, — он хмурится и затем удаляет слова, потому что это звучит так, словно он отказывает телепродавцу, а не говорит «нет» свиданию. Гарри жует нижнюю губу и пытается снова.       Пять минут спустя он удовлетворен своим сообщением не больше, чем поначалу, но он также устал от чрезмерного обдумывания, и его губа болит от того, сколько раз он ее прикусывал. Поэтому омега просто делает глубокий вдох и нажимает «отправить», после чего натягивает одеяло на голову в тщетной попытке снова заснуть.       Привет, Луи. Спасибо, что спросил, но я на данный момент не особо заинтересован в том, чтобы встречаться с кем-либо. Извини. Хорошего дня.       🐺🐺🐺       Когда где-то после полудня его телефон на тумбочке вибрирует, Гарри тут же чувствует, как напрягаются его мышцы. Он весь день избегал гаджета, не в силах справиться с беспокойством, вызванным отказом неизвестному альфе, но сегодня ему должна была позвонить мама, поэтому он не смог убедить себя полностью отключить телефон. И блокировка номера Луи казалась излишней, учитывая, что Томлинсон отправил только одно сообщение и его слова звучали достаточно дружелюбно. Однако каждое уведомление заставляет Стайлса подпрыгивать, вплоть до того, что Лиам начал странно посматривать на него, поэтому, когда экран загорается и Гарри чувствует на себе взгляд беты, он быстро хватает свой телефон; сердце бешено колотится в горле, когда он находит сообщение от Луи, ожидающее его.       Он готовится к еще одной, более настойчивой просьбе пойти на свидание, и ловит себя на том, что мысленно уже сочиняет ответ, когда открывает сообщение.       Привет, Гарри! Спасибо, что ответил. Я подумал, что смогу испытать свою удачу, но ничего страшного. Надеюсь, у тебя сегодня тоже будет хороший день :)       Стайлс хмуро смотрит на свой телефон, ненавидя себя за то, что он удивлен тем, как легко Луи принимает его отказ, и что часть его впечатлена тем, как альфа демонстрирует необходимый минимум знаний о том, что «нет» означает «нет». И больше всего он ненавидит то, что его мозг помнит, как восхитительно пахло от Луи, как его внутренняя омега, возможно, надеялась на другую реакцию, в которой альфа преследует его и уговаривает поддаться своим более первородным желаниям.       Это тяжело — бороться с чем-то внутри себя, что не кажется на самом деле принадлежащим ему, и Гарри с облегчением откладывает все это в долгий ящик, забывает о Луи и о том, как он влияет на него, потому что независимо от того, как реагирует его тело, Стайлс не хочет иметь с этим ничего общего. На него может повлиять альфа, он может намокнуть, но это не значит, что он когда-нибудь захочет быть с одним из них. Он никогда не захочет быть с Луи, несмотря ни на что.       🐺🐺🐺       Гарри чувствует запах Томлинсона, как только входит в класс. Это застает его врасплох, потому что он не должен чувствовать запах Луи здесь: альфа на год старше него — Лиам упоминал об этом, болтая с ним о вечеринке и рассказывая ему о Зейне, караоке и обо всех тех вещах, которые Стайлс так старается забыть — и Гарри оказывается на грани, гадая, не пересмотрел ли Луи свое сообщение и не пришел ли он сюда для того, чтобы преследовать Гарри, в конце концов.       Стайлс держит голову опущенной, пока пробирается к своему месту, поднимая взгляд только тогда, когда Луи прочищает горло, обращаясь к аудитории.       — Всем привет, — с улыбкой произносит он, выглядя уверенно, хотя Гарри ощущает что-то едкое, наблюдая, как он теребит край своей рубашки. — Профессор Уитткомб любезно разрешил мне немного поговорить с вами, ребята. Спасибо за это, профессор, — Луи кивает в сторону мужчины средних лет, преподающего у Гарри курс психологии, который, кажется, достаточно счастлив позволить Томлинсону разглагольствовать, пока сам потягивает чашку кофе. — Знаю, что вы все уже видели листовки на доске объявлений, но в связи с наступлением Студенческого Прайда я хотел бы немного рассказать вам, ребята, о мероприятиях, которые мы будем проводить в этом месяце. Для тех, кто меня не знает, я Луи Томлинсон. В этом году я являюсь президентом Комитета Гордости, а также вице-президентом H.E.R.O. — ЛГБТ-группы в кампусе. Аббревиатура расшифровывается как «Помощь в Просвещении по Вопросам Ориентации», и мы относимся к этому очень серьезно. Мы встречаемся каждую среду в 7 часов вечера, и на этой неделе мы устраиваем небольшое субботнее собрание с одной из наших студенческих групп Active Minds —организацией по охране психического здоровья, целью которой является содействие психическому благополучию, дестигматизация психических болезней и связь учащихся с ресурсами психического здоровья, — Гарри следит за тем, как альфа все это декламирует, почти не глядя на свои листочки с заметками. Омега больше сосредоточен на том, как Луи улыбается после завершения своей речи об организациях, словно пытается показаться привлекательным и заслуживающим доверия. Стайлс думает про себя, что альфа даже не пытается, что для него это выглядит естественно, и еще больше ссутуливается на своем месте, надеясь, что, когда Томлинсон посмотрит на студентов, он его не заметит.       — Active Minds встречаются каждый вторник в 7:30 вечера, и, как я уже сказал, в эту субботу после матча мы устраиваем небольшую встречу во Фрессман-Холле. Там будут напитки, потому что это все-таки университет, но также будут игры, люди, с которыми можно поговорить, и, может быть, даже один или два стола с напитками и едой, помимо стоек с пивными бочонками. Я надеюсь увидеть вас всех там, — Луи поворачивается к профессору. — Еще раз спасибо, что дали мне время поговорить со всеми, профессор. Теперь я предоставлю вам возможность вернуться к занятию.       Пока профессор пытается призвать студентов к вниманию, Гарри смотрит, как Томлинсон уходит. Он рад, что знает, какого мероприятия следует избегать в предстоящие выходные.       🐺🐺🐺       — Ты же говорил с ним в прошлый раз, зачем тебе нужно, чтобы я пошел с тобой снова? — недоумевает Стайлс, наблюдая за тем, как бета снимает очередную футболку и пополняет ей кучу выброшенной одежды, которую он считает непригодной для ношения в те моменты, когда он может столкнуться с Зейном.       Пейн угрюмо смотрит на Гарри через зеркало, приглаживая волосы, после чего вздыхает и достает из шкафа еще одну футболку.       — Я тогда был пьян, — объясняет он, как будто это вполне уважительное оправдание.       Омега растерянно моргает.       — На этот раз ты тоже будешь пьян. Это же вечеринка. Мне кажется, что такое вроде как само собой разумеется, Лиам, — Гарри пытается вернуться к своей книге, но чувствует взгляд Лиама, устремленный на него в отражении, и сдается, закрывая ее и встречаясь с ним взглядом. — Ты прекрасно способен поговорить с ним, когда трезв. Он не кусается. Хотя я почти уверен, что он бы это сделал, если бы ты его попросил.       Стайлс замечает, как Лиам немного краснеет после этих слов и хихикает себе под нос, когда дергает себя за воротник, как будто одна мысль об этом заставляет его чувствовать взволнованность.       — Я думал, тебе удалось повеселиться на прошлой неделе, — тихо произносит бета, и Гарри снова отводит взгляд. — То есть… я знаю, что это плохо закончилось, и мне жаль, что я оставил тебя одного, когда пообещал, что не буду…       — Мне не нужна нянька, Лиам, — перебивает его Стайлс, и взгляд Лиама тут же смягчается, когда омега не может удержаться, чтобы не взглянуть на него в ответ.       — Я не это имел в виду, — осторожно поясняет Пейн. — Я просто знаю, что ты не любишь альф, не говоря уже о пьяных, которые не принимают «нет» в качестве ответа.       — Ну и дела, — фыркает Гарри. — Интересно, почему.       Лиам закатывает глаза, но в выражении его лица нет ничего, кроме нежности.       — Тупоголовые альфы — это самое ужасное, — соглашается он, — и я знаю, что никогда не смогу испытать на себе всю тяжесть этого так, как приходится тебе. Я просто говорю, что ты выглядел так, будто тебе было весело. Когда ты находишься в безопасной обстановке, когда ты чувствуешь себя комфортно с людьми вокруг, тебе нравится быть частью компании.       Лиам… не ошибается. Гарри всегда нравилось быть в центре внимания. Прежде. Прежде чем он предстал в роли омеги, прежде чем он понял, что люди думают, будто бы его согласие не имеет такого большого значения, если они могут сказать, что его тело реагирует. Раньше, когда «нет» означало «нет» и Гарри не нужно было беспокоиться о намерениях людей, прежде чем он осознал, насколько он другой и сломанный.       Омега мог бы солгать и сказать, что у него близится течка, но Лиам знает, что она была две недели назад и что она не предвидится еще как минимум месяц. К счастью, течка у Стайлса бывает не так часто, как у некоторых других омег, которых он встречал, хотя и довольно нерегулярно. Иногда между циклами проходит пять месяцев, иногда — всего два, поэтому трудно предсказывать, когда они начинаются. Но никогда не проходило меньше двух месяцев, так что Гарри знает, что Лиам не купится на его оправдания, не купился бы, даже если бы не способен был распознавать запах его течки.       Поэтому омега вздыхает, проводя рукой по волосам.       — Я знаю, — тихо отвечает он. — И я действительно скучаю по этому. Но сейчас все по-другому. И ты знаешь, что Луи будет на вечеринке, учитывая, что он вице-президент и все такое. Я просто… я ничего не слышал от него после его последнего сообщения, и это хорошо, потому что я не хочу, чтобы он связывался со мной, но что, если он подойдет ко мне на вечеринке? Что, если он напьется и превратится в мудака?       Лиам наконец останавливает свой выбор на одной из футболок, темно-синего цвета, рукава которой плотно облегают его бицепсы. Зейн, вероятно, умрет, рассеянно думает Гарри. Особенно если Пейн наденет одни из своих самых обтягивающих пар джинсов к этой футболке. Гарри знает, что так и будет, потому что Лиам может быть неловким в компании и может быть склонен к самоуничижительным шуткам, но он также знает, как подобрать одежду в соответствии со своим типом фигуры. В этом смысле он интересен, и Гарри обожает его, хотя трудно вспомнить почему, когда бета смотрит на него с таким пристальным вниманием.       — Если судить по тому, что я слышал, Луи не из тех, кто ведет себя как мудак, — аккуратно произносит Пейн.       Гарри передергивает плечом.       — Ты его не знаешь.       — Не знаю, — соглашается бета, — но и ты тоже. И я понимаю твой страх — или настолько, насколько могу, поскольку я не омега и у меня нет личного опыта в подобных вещах, но я видел, как люди ведут себя рядом с тобой, и я стал бы последним, кто сказал бы тебе, что твои страхи беспочвенны — но я также не думаю, что Луи из тех, кто будет приставать к тебе посреди толпы.       Гарри громко фыркает в ответ.       — Значит, ты хочешь сказать, что все, что мне необходимо сделать, это убедиться, что я не наедине с ним.       Лиам делает паузу.       — Блять, это довольно дерьмовый подход, не так ли? Перекладывать ответственность на тебя, как будто она принадлежит тебе, а не ему? — он качает головой. — Это… да, нет. У меня даже нет для этого никакого оправдания. Это не должно быть на тебе. Ты не должен быть тем, кто осторожничает. Луи — любой альфа, вообще-то, любой человек, независимо от пола или вторичного пола — должен быть выше, чем преследовать кого-то или не принимать «нет» в качестве ответа.       Стайлс слегка улыбается.       — Да, — отвечает он, затем пожимает плечами. — Но легче сказать, чем сделать, не так ли? Когда дело доходит до этого, мне намного проще убедиться, что я в безопасности, чем ожидать, что кто-то другой сделает это за меня, — с этим не очень приятно иметь дело, но это правда. Мир может быть опасен, и Гарри — единственный, кто способен свести опасность к минимуму для себя.       Бета садится рядом, дружески обхватывая рукой плечо парня.       — Да, — эхом отзывается он. Лиам кажется немного расстроенным или, по крайней мере, задумчивым. — Ну, ты меня понял, верно? Я знаю, что тебе не нужна нянька, и я бы не хотел околачиваться около тебя или виснуть на тебе всю ночь, но если ты боишься столкнуться с Луи, я буду присматривать за тобой. Держать его подальше, если он решит подойти к тебе или начнет вести себя как придурок.       — Спасибо, — Гарри немного пододвигается, на мгновение кладя голову на плечо Пейна. — Правда. Я просто хочу, чтобы все были такими, как ты. Мир стал бы гораздо более безопасным местом.       Лиам целует омегу в волосы — та легкая ласка, которой Гарри так жаждет и которую он с благодарностью принимает от своего лучшего друга.       — А также гораздо более неловким местом, — добавляет бета, продолжая со вздохом: — Разговаривать с Зейном так тяжело. Когда я один, то продолжаю придумывать все эти умные вещи, чтобы сказать ему, но потом я вижу его, и он моргает своими смехотворно длинными ресницами, и все мысли, которые у меня когда-либо были, покидают мозг, и я просто стою там, пытаясь связать слова воедино, и выгляжу как абсолютный шут. В прошлый раз, когда я был пьян, он подошел ко мне после того, как мы спели в караоке, и на какое-то время мне показалось, что я действительно могу разговаривать с ним так, как мне хочется. Это не было чем-то серьезным, мы лишь поболтали, и, насколько я знаю, он просто пытался быть дружелюбным, но хотя бы раз я не слишком мучился, чтобы произвести на него хорошее впечатление, — Лиам неосознанно поджимает губы. — Я же не могу напиваться каждый раз, когда хочу поговорить с Зейном. Не думаю, что носить с собой фляжку с жидким мужеством будет полезно в долгосрочной перспективе.       Гарри закрывает глаза, наслаждаясь теплом тела Лиама.       — Он тебе действительно нравится, не так ли?       Пейн неосознанно улыбается.       — Я очарован им. Я видел кое-что из его работ на выставке в прошлом году, и это было просто… что-то в них привлекло меня. Я никогда не встречал человека, который мог бы выразить так много, не сказав ни единого слова. И, судя по тому, что я наблюдал, он прекрасен? Он милый, добрый и заботливый, и он ведет себя так не потому, что люди смотрят на него, — он делает это просто потому, что он такой. Я точно чувствую что-то к нему. Мне бы очень хотелось узнать о нем побольше — а для этого может понадобиться вступить с ним в разговор — и посмотреть, есть ли в этом что-то большее, чем просто влюбленность и физическое влечение. Но в то же время мне кажется, что он из тех, кто не любит торопиться? Или... я не знаю. Он из тех, с кем я бы хотел не торопиться. Потому что, несмотря на то, что я так плохо с ним знаком, у меня есть ощущение, что это может стать чем-то совершенно особенным? — бета фыркает. — Я понимаю, что это слишком много для того, кого я едва знаю.       Гарри улыбается.       — Вообще-то это мило. Романтично. Ты заслуживаешь этого, — он хочет, чтобы у Лиама были все эти вещи, что сам Стайлс, кажется, не имеет возможности заполучить.       Пейн смотрит на парня, всего лишь краешком глаза, но тот, тем не менее, чувствует тяжесть этого взгляда.       — Ты тоже, — отвечает Лиам, что-то почти осторожное проскальзывает в его тоне, и омега изо всех сил старается не скорчить гримасу.       — Я знаю, — бормочет он. — Это просто… сложно, — он никогда прямо не говорил Лиаму, что асексуален, но думает, что бета догадывается, потому что в начале первого года у них состоялся неловкий разговор о сигналах, которые они могли бы использовать на случаи, когда им захочется, чтобы другой какое-то время побыл вне комнаты, и Гарри очень ясно дал понять, что ему это навряд ли понадобится. Он не уверен, почему с тех пор так и не признавался бете вслух об этом, ведь Лиам — один из немногих, кому он доверяет больше всего на свете; однако что-то в оглашении этих слов словно сделает их реальными, заставит думать, будто Стайлс сломан так, что у него уже нет надежды когда-либо восстановиться.       И в том-то дело… он не чувствует себя сломанным. Не в повседневной жизни. Он не скучает по тому, чего у него никогда не было, и все это прекрасно, за исключением тех случаев, когда речь идет о романтических отношениях. Потому что кто захочет встречаться с кем-то, с кем никогда не сможет переспать?       — Хотя ты прав. Насчет вечеринки. Может быть, нам стоит пойти?       Вдруг это будет шанс встретить кого-то еще, кто поймет его. Кого-то асексуального, как и Гарри, с кем он сможет поговорить, даже если это никогда не станет чем-то бóльшим. Парень знает, что этот шанс невелик, потому что даже до того, как он понял, что асексуален, он никогда на самом деле не встречал кого-то, кто идентифицировал бы себя подобным образом. Но, возможно, есть и другие, похожие на него, которые просто не знали раньше, которые получили свои знания из Tumblr, как и Гарри.       — Ты уверен? — спрашивает Лиам, и омега хочет ответить «нет», потому что, как бы ему ни нравилась теоретическая перспектива найти единомышленника, он знает, что реальность будет иной и в конечном итоге он будет чувствовать себя некомфортно, пытаясь уворачиваться от пьяных альф и пытаясь избегать Луи.       Но он не говорит «нет». Он улыбается и ерошит волосы Лиама, целует его в щеку, после чего поднимается с кровати.       — Да, — произносит он с уверенностью, которой не чувствует, но надеется сымитировать ее в своем внешнем виде. — Это должно быть весело.       🐺🐺🐺       В итоге они также идут на игру, потому что Лиаму нравится футбол, а Гарри нравятся парни в шортах; кроме того, бета был почти готов взорваться от предвкушения, когда наконец оделся, и Гарри не хотел оставаться в их крошечной комнате в общежитии, когда Лиам был в таком настроении. Гораздо безопаснее находиться снаружи с напитком в руках и этими маленькими погремушками, которые им вручили на подходе к трибунам. Атмосфера накалена, так как чирлидеры проделывают потрясающую работу по возбуждению толпы еще до того, как игроки выходят на поле.       Матч тоже хорош. Хотя Стайлс по какой-то причине не может отвести взгляд от Луи, и это не только потому, что тот, без сомнения, лучший игрок на поле и забил два гола до того, как судья подал сигнал о перерыве. Есть что-то в том, чтобы просто наблюдать за ним, когда Томлинсон не подозревает об этом, что-то в осознании того, что парень, которого подбадривает огромная толпа, — это тот же самый парень, который пригласил Гарри на свидание, тот же самый парень, который с легкостью исполнял партию Сэнди перед сборищем людей. Он кажется таким бесстрашным, так не боится осуждения, что Гарри трудно обращать внимание на кого-либо еще.       Омега знает, что это ничего не значит. Его жизнь — не романтический фильм, и Луи — не его романтический интерес, но, сидя здесь и наблюдая за его игрой, та часть Гарри, которая жаждет романтики, не может не сделать его звездой, пусть и ненадолго. Он представляет, каково было бы подойти к парню после игры, обнять его и почувствовать потное тело Луи прижатым к своему. Представляет, как разделил бы его радость, как рука альфы обвила бы его за талию, когда они направятся на вечеринку.       Стайлс даже не успевает сказать себе, что это смешно и что этого никогда не случится, потому что в тот момент, когда игра заканчивается, кто-то другой оказывается на месте, на котором Гарри на мгновение представил себя, обнимая Луи и целуя его на виду у всех остальных. Омега немного хмурится, прежде чем Лиам подталкивает его локтем.       — Думаю, сегодня вечером тебе не придется беспокоиться о том, что Томлинсон будет тебя преследовать, — произносит он, и Гарри хмурится еще сильнее, потому что, несмотря на то, что по его венам течет облегчение, в нем также есть что-то горькое; безнадежный романтик в нем разочарован тем, что Луи, по-видимому, просто искал кого-то, с кем можно было бы переспать, и не терял времени зря, найдя Гарри замену.       — Да, — неопределенно отвечает Стайлс. — Похоже, что все-таки он всего лишь альфач-болван, — это горько, возможно, и немного несправедливо, потому что Гарри сказал «нет» и не имеет права расстраиваться из-за того, что Луи, по-видимому, принял это «нет» и двинулся дальше. Но ему досадно, когда все, чего он хочет, — это иметь те самые романтические моменты, эту связь с кем-то особенным. Омега хочет быть достойным для кого-то, и это не значит, что он хотел, чтобы Томлинсон не принял его «нет» за ответ, но все же. Это отстой — никогда не быть королевой бала.       Лиам сжимает его плечо.       — Мне жаль, — тихо бормочет он, и Гарри знает, что бета не совсем понимает, что происходит, но тем не менее он ценит сочувствие друга. — Хэй, если хочешь, я могу проводить тебя до дома, вместо того чтобы заставлять тебя идти со мной на вечеринку.       Стайлс качает головой, даже не успев обдумать это предложение.       — Нет, — мягко отвечает он. — Я хочу пойти. Я хочу посмотреть, вдруг… — омега пожимает плечами, — не знаю. По крайней мере, я смогу понаблюдать, как ты чудишь, когда пытаешься поговорить с Зейном, — пытается он поддразнить, однако по тому, как брови Лиама остаются нахмуренными, он может сказать, что тот не совсем убежден, хоть и улыбается, словно ценит то, как Гарри старается. — Это должно быть весело.       — Хорошо, — бормочет бета, еще раз нежно сжимая плечо Стайлса. — Но как только ты захочешь уйти, просто дай мне знать, хорошо?       — Хорошо, — обещает Гарри, хотя если он что-то и знает о себе, так это то, что не сделает этого, потому что, как бы сильно часть его ни хотела оказаться в общежитии, с горячим какао и романтическим фильмом, он не собирается портить Лиаму вечер во второй раз за неделю.       🐺🐺🐺       — Эй! Она же сказала, отвали, — слышится чей-то резкий, высокий голос, и омега не может удержаться, чтобы не посмотреть вверх, его зеленые глаза легко находят источник переполоха. Гарри сидит на диване, прижатый к подлокотнику двумя людьми рядом с ним, которые свирепо целуются, и он честно размышляет, что хуже — остаться или смешаться с толпой, но еще не до конца принимает решение к тому времени, когда ругань просачивается сквозь музыку.       — Ой, иди на хуй, — улавливает он другой голос, хриплый и низкий, и Стайлс чувствует, как что-то близкое к страху скручивается в животе, потому что это отчетливо — скрытый тон в голосе альфы. — Это не твое дело, Томлинсон.       Гарри быстро опускает взгляд, хотя Луи не обращает внимания ни на кого, кроме грозного альфы, стоящего перед ним, альфы, который на целую голову выше него. На лице Томлинсона запечатлена ярость, осознает Гарри, когда снова поднимает взгляд, и в этом ощущается что-то пугающее, что другой, более высокий альфа тоже должен был заметить.       — Это точно, черт возьми, мое дело, когда ты пристаешь к моим друзьям, — выплевывает Луи, тыча пальцем в грудь альфы напротив. — Она сказала «нет».       — О, да брось, — рычит другой альфа, раздраженный, возможно, пальцем, тычущим его в грудь, или тем фактом, что его запугивает кто-то меньший, чем он. — Ты же знаешь, какие они. Омеги. Они хотят, чтобы их добивались. Завоевывали. Она говорит «нет» только потому, что хочет, чтобы я приложил больше усилий.       Стайлс чувствует тошноту в желудке, как только эти слова достигают его ушей. Он смотрит мимо Луи и другого альфы, обнаруживая, что омега все еще на месте рядом с ними, ее ноги немного дрожат. Она наверняка услышала эти нотки в интонации альфы, как и Гарри, и часть его желает броситься к ней, увести из этой ситуации, даже несмотря на то, что она совершенно незнакома ему и Луи явно ее прикрывает.       — Убирайся, — ледяным тоном парирует Томлинсон, его голос тихий, но, похоже, моментально разносится по всей комнате, тишина воцаряется в толпе, когда все до последнего среди присутствующих, кажется, понимают, что что-то происходит. — Тебе здесь не рады. Ни сегодня, ни когда-либо. Подобное дерьмо — вот что создает альфам плохую репутацию. Ты не имеешь чертового права запугивать кого-либо, принуждать говорить «да». Пытаешься использовать альфа-голос, чтобы добиться своего? Тебе повезло, что я не вызвал гребаную полицию.       Незнакомый альфа оглядывается вокруг, как будто ожидает, что кто-то встанет на его сторону, как будто хочет спросить «Неужели вы верите в это дерьмо?», но, по-видимому, никто не собирается вступаться за него: либо потому, что не хотят быть объектом испепеляющего взгляда Луи Томлинсона, либо потому, что ненавидят поведение этого альфы. Гарри, безусловно, надеется, что последнее.       Приятно видеть, как альфа сдувается, наблюдать, как он протискивается мимо Луи, задевая его плечом, хотя Томлинсон не реагирует и твердо остается на месте, глядя на то, как он бесцеремонно прокладывает себе путь через толпу. Стайлс смотрит на девушку, омегу, которая теперь кажется менее бледной, но все же немного изнеможенной. Луи тоже это замечает, поэтому нежно приобнимает ее за плечи и ведет в направлении кухни, и в душé Гарри испытывает безрассудное желание последовать за ним, желание стать мухой на стене, чтобы услышать все, что Луи говорит ей.       В поступке Луи нет ничего такого, что Лиам не делал бы для Гарри раньше, но это воспринимается совсем по-другому, когда исходит от альфы. Исходит от альфы, который пригласил его на свидание. Того, которого он отверг, потому что знал, какими бывают альфы; и может быть, это глупо, может быть, ему следовало узнать парня получше, прежде чем судить по другим представителям его вторичного пола на основе своего ограниченного опыта, но, учитывая то, как с ним обращались в прошлом, омега думает, что ему позволено быть немного осторожным.       Поэтому приятно видеть, что Луи другой. Осознавать, что, возможно, Стайлс недооценил его. Конечно, это ничего не значит, потому что Луи может быть другим, может быть не таким болваном, как остальные альфы, но он все равно двинулся дальше, как будто отказ Гарри его не побеспокоил, и, даже если бы это было иначе, это не значит, что Гарри хочет, чтобы Томлинсон тратил на него свое время. Но все же...       Это импульс: он достает свой телефон, набирает быстрое сообщение, прежде чем успевает передумать.       Видел, как ты вступился за ту девушку. Спасибо, что сказал все эти вещи. Порой страшно быть омегой. Не зная, кто примет «нет» в качестве ответа. Надеюсь, что с ней все в порядке.       Затем он встает, едва избегая удара локтем, когда двое людей рядом с ним — которые не обращали внимания на весь этот шум, и Гарри вроде как восхищается их преданностью процессу вылизывания лиц друг друга, даже если звуки вызывают у него отвращение — опрокидываются на диван из-за того, что омеги больше нет под боком. Быстрый взгляд по периметру комнаты дает ему понять, что Лиама нигде нет, поэтому он открывает свой диалог с Пейном, отправляя ему также короткое сообщение.       Направляюсь домой. Надеюсь, у тебя будет замечательная ночь. Не забывай, что ты потрясающий и Зейну должно крупно повезти, чтобы узнать тебя так, как знаю тебя я!       Гарри добавляет эмодзи в виде пчелы и листочка, чтобы показать, что Лиаму просто нужно поверить в себя*, а затем кладет телефон в карман, испытывая облегчение, когда ему удается выйти из здания на свежий воздух. Он оглядывается по сторонам, но альфы, которого Луи выгнал с вечеринки, нигде не видно. Однако Стайлс все равно спешит домой, стремясь поскорее оказаться в уюте своей комнаты в общежитии, где засыпает посередине просмотра фильма «Реальная любовь» на своем ноутбуке.       *Пчела и лист на английский язык переводятся как «bee» и «leaf», что в совокупности созвучно с «believe» — верить.       🐺🐺🐺       Он ненадолго просыпается посреди ночи, когда Лиам входит в их комнату, хихикая и подталкивая дверь, которая скрипит при закрытии. Ясно, что бета пьян, потому что производит ужасно много шума для того, кто пытается вести себя тихо, но Гарри просто улыбается, забавляясь, когда Пейн чуть не спотыкается о ботинки, которые сам только что сбросил.       — Спокойной ночи? — бормочет омега, не потрудившись включить свет, чтобы показать, что проснулся, и Лиам взвизгивает, поворачиваясь лицом к соседу и тут же сожалея об этом, если то, как он хватается за свой живот, является каким-либо признаком.       — Хазза! — восклицает Пейн, прозвище прерывается ласковым хихиканьем, а затем в пространство Гарри вторгается большой, теплый, явно пьяный бета, который обвивается вокруг него и пытается забраться под одеяло. — Мой любимый мальчик, — ликует Лиам, выпуская еще одно хихиканье. — Так рад, что ты здесь. Так рад, что ты — это ты, — он пытается звучать трезво, но терпит неудачу, даже когда прижимает Гарри к себе. — Никогда не меняйся, — продолжает Лиам, постукивая омегу по носу, и Стайлс тихонько фыркает в ответ.       — Хорошо, — успокаивающе отвечает он, смахивая влажные волосы Пейна со лба. — Хочешь рассказать мне, что случилось?       Лиам снова хихикает, счастье просто клокочет в его горле, и это, кажется, невозможно сдерживать.       — Зейн, — мямлит он, а потом вообще ничего не говорит, словно это единственное объяснение, которое нужно Гарри. Судя по тому, как Пейн произносит имя парня, Стайлс практически чувствует, что Лиам мог попасть в точку.       — Что насчет Зейна? — мягко подбадривает он, когда бета лишь счастливо вздыхает в потолок. — Ты разговаривал с ним, не так ли?       — Обжимался с ним, — заявляет Лиам, размахивая руками в воздухе, как будто хочет объяснить что-то, что не способен выразить словами. — Или, ну. Не обжимался, вернее, потому что это было больше похоже на обычный поцелуй, в конце даже языка не было, но, черт возьми, Гарри, это значило для меня больше, чем половина людей, с которыми я целовался. Клянусь, его губы коснулись моих, и я познал истинный покой.       Пьяный Лиам склонен к чрезмерному преувеличению и, по-видимому, также довольно поэтичен, потому что, хотя Гарри и не понимает его чувств, он может отчасти представить, на что это похоже, опираясь на многолетний опыт просмотра романтических фильмов.       — У тебя что, и нога приподнялась? — дразняще спрашивает он, однако Пейн даже не хмурится. Он просто снова вздыхает, на его лице совершенно благоговейное выражение.       — Я хочу поцеловать его снова. Должен ли я сказать ему это? Я должен, не так ли? Я должен написать ему прямо сейчас и сказать, что хочу поцеловать его, выйти за него замуж и, типа, — Лиам сощуривается, прежде чем опять ухмыльнуться, — родить ему детей.       Гарри удается схватить телефон беты, когда тот вытаскивает гаджет из кармана, и засунуть его под подушку.       — Может быть, завтра, — мягко предлагает он, ловя руки Лиама в свои, когда тот делает нерешительную попытку забрать свой телефон обратно. — Когда ты будешь трезвым. Просто потому, что с Зейном легче разговаривать, когда ты пьян, не значит, что ты должен говорить все, что приходит тебе на ум.       Бета кивает с серьезным выражением на лице, которое Гарри может видеть только потому, что находится очень близко.       — Ты такой мудрый, — бормочет Пейн, пробегаясь кончиками пальцев по брови Гарри. — Такой умный. И красивый. Ты такой замечательный, Гарри. Я бы хотел, чтобы ты позволил кому-нибудь полюбить тебя.       Омега тяжело сглатывает. Он отводит взгляд, и Лиам, должно быть, замечает это, потому что его голос неожиданно становится на удивление трезвым.       — Черт, — лепечет он, заключая соседа в объятия, в которые тот с благодарностью погружается, даже несмотря на то, что Лиам потный и пьяный и рискует перегреть их обоих. — Ты заслужил это, Хаз. Ты заслуживаешь… Ты хочешь, чтобы тебя любили?       Если это попытка Лиама завести разговор о сексуальности Гарри, тот благодарен, хотя и не думает, что сейчас подходящий момент для разговора на такую деликатную тему. Все еще.       — Я хочу, — шепчет Стайлс, проглатывая внезапный комок в горле. — Я действительно хочу этого. Но это тяжело, Ли, когда я…       — Когда ты не хочешь спать с людьми, — шепчет в ответ Лиам, таким шепотом, на который переходят, когда пытаются говорить тихо, но на самом деле не могут контролировать громкость своего голоса. Это сценический шепот, и его было бы достаточно, чтобы рассмешить Гарри, если бы он не чувствовал себя таким уязвимым. — Я знаю, — на мгновение бета замолкает. — Я не могу тебя в этом понять. Но я знаю. Я заметил — я не такой бестолковый, как ты думаешь.       — Ничего подобного, — тихо протестует Стайлс. — Я не думаю, что ты глупый или поверхностный, — он прижимается немного ближе, позволяя запаху Пейна проникнуть в его ноздри и успокоить его тревогу. — Я просто… я не знаю, нормально ли это. Быть тем, кто я есть. Я знаю, что не могу этого изменить, но... я же омега. Мое предназначение — быть парой для альфы, — Гарри хмурится. — То есть... я знаю, что это не так просто, знаю, что у меня не было выбора в том, кем представиться, и что сейчас все не так жестко, как раньше, много лет назад, когда омегам было запрещено встречаться с кем-либо, кто не был альфой, когда это был единственный законный брак, но вся моя биология, все мое тело иногда кричит, чтобы я делал именно это, и я ненавижу это. Я… часть меня просто надеялась, что, пока я не говорю этого вслух, это не обязательно должно быть реальностью, и я все еще могу верить, что когда-нибудь стану нормальным.       Лиам на мгновение замолкает.       — Ты нормальный, — отвечает он, и Гарри ценит, что он пытается завести этот разговор, когда настолько далек от трезвости, насколько это возможно. — Ты не можешь изменить то, что чувствуешь, или не чувствовать этого совсем. Это просто данность, — бета стонет, потирая лоб. — Я не способен уделить этому разговору то внимание, которое требовалось бы, — добавляет он, и в его голосе слышится извиняющийся тон. — Стоило поднять этот вопрос, когда я был трезв.       Гарри фыркает в ответ.       — Проще говорить в пьяном состоянии, — напоминает он другу, и хотя он не называет Зейна по имени, он может сказать, что мысли Лиама сразу же обращаются к парню, потому что на его лице появляется мягкая улыбка. — Я счастлив, что тебе удалось поцеловать его. И я счастлив, что у тебя есть шанс завязать с ним романтические отношения.       — Я тоже, — Пейн прижимается поцелуем ко лбу омеги, его губы почти касаются брови Гарри. — Я надеюсь, что у тебя это тоже будет. С кем-то, кто будет понимать тебя. Кто не будет ощущать, будто ты сломан или ненормален, — бета произносит это так искренне, но Гарри все равно не может не вздрогнуть, зная, что не говорил Лиаму именно этих слов, не называл себя сломанным, так что Лиам, должно быть, уловил это, несмотря на все попытки Гарри держать такие мысли при себе. — Ты заслуживаешь этого. Если ты хочешь этого, ты заслуживаешь этого, — он встречается со Стайлсом взглядом, его глаза немного расфокусированы, но выражение лица серьезное. — Обещай мне, что не будешь продолжать закрываться из-за этого. Может быть, некоторые люди станут для тебя приятным сюрпризом.       🐺🐺🐺       Когда Гарри просыпается во второй раз, это Лиам пытается разбудить его, аккуратно потрясывая. Омега бормочет что-то неразборчивое, сонно разлепляя глаза и обнаруживая перед собой самую большую кружку кофе, известную человечеству.       — Доброе утро, — бурчит Пейн, потирая лоб и садясь на свою кровать после того, как отдает Гарри чашку. — Не знаю, как у тебя, но у меня жуткое похмелье. Я решил устроить нам завтрак. В пакете на столе лежит шоколадная булочка и круассан.       Стайлс осторожно садится, потирая голову, хотя по большей части кажется, что у него все в порядке. Опять же, он не пил так много, как, вероятно, Лиам.       — Да, спасибо, — отвечает Гарри, не обращая внимания на то, как желудок скручивается, потому что его слегка тошнит не от алкоголя и не от похмелья, а от вчерашнего разговора с бетой.       И того, что он сделал перед этим. Омега задается вопросом, ответил ли Луи, вопросом, должен ли он хотеть, чтобы тот ответил. Он, честно говоря, не уверен, что вообще заставило его написать Томлинсону, потому что они никогда даже не разговаривали, но тем не менее это, казалось, не помешало Луи попросить у кого-нибудь его номер телефона. Гарри, наверное, не стоит беспокоиться, однако он ничего не может поделать с этим: мысль о добровольном контакте с альфой, который интересовался им раньше, несколько пугает.       — Ты в порядке? — спрашивает Пейн, рассыпая крошки по всему ковру, но Стайлс слишком устал, чтобы отчитывать его за это, особенно когда знает, что бета все уберет, как только закончит. В этом плане он хороший сосед по комнате. И все же Лиам смотрит на него как-то задумчиво, как будто видит что-то, о чем Гарри предпочел бы не говорить, так что омега поспешно кивает.       — Да, — снова отвечает он, откусывая кусочек булочки, сладость в сочетании с маслянистым вкусом теста заставляет его невольно улыбнуться. Парень всегда любил выпекать, а одна из особенностей университета — лишение возможности заниматься этим. В его общежитии нет кухни, как во Фрессман-холле, и иногда Гарри упускает шанс проветрить голову, увязая по локти в муке. — Устал.       Пейн кивает, еще раз прослеживая за Гарри взглядом.       — Мне жаль, если вечеринка оказалась не тем, чего ты ожидал, — произносит бета, и его слова звучат искренне, звучат так, будто он винит себя за это, в то время как Гарри сам чуть ли не толкнул его в сторону Зейна, когда заметил, как беты встретились взглядами через всю комнату. — В следующий раз я не буду просить тебя пойти со мной.       Омега пожимает плечом.       — Это было не так уж ужасно. Я имею в виду… В какой-то момент я был зажат между подлокотником дивана и двумя людьми, которые очень шумно поедали лица друг друга, что, как ты знаешь, не совсем соответствует моему представлению о вечеринках, но это не было ужасно, — и поскольку он, по-видимому, не способен хранить секреты, то пожимает плечами и добавляет: — Наблюдал, как Луи вступился за какую-то девушку. Против альфы, который был по крайней мере на голову выше его. Не буду врать, это было своего рода удовлетворение — видеть, как этот парень униженно сливается с вечеринки, — Гарри слегка улыбается, вспоминая. — Луи показался довольно милым. Напомнил тому альфе, что «нет» означает «нет», и я знаю, конечно, что это не должно быть чем-то особенным, потому что это в общем-то очевидно, но всё же? Есть масса парней, которые многое обещают на словах, а на деле ничего не выполняют, но Луи по крайней мере кажется одним из приличных ребят.       Лиам смахивает крошки со рта, снова пристально глядя на Стайлса.       — Означает ли это, что, возможно, ты передумал отказывать ему в свидании? — он задает вопрос, и Гарри тут же морщится.       — Нет, — омега делает еще один большой глоток кофе. — То есть. Это мало что меняет, не так ли? Потому что я — это все еще я, и даже если бы это было не так, ты же видел, как он обжимался с каким-то парнем на игре.       — Ну… если это называется «обжимался», то тогда и я определенно обжимался с Зейном, — мягко отвечает Лиам. — Это был просто чмок в губы. Который не обязательно должен что-то значить.       Гарри знает это. Знает, что иногда люди могут просто целоваться, но ему всегда было немного не по себе от этого, даже если это происходило с одним из самых близких людей в его жизни. Мысль о том, что Лиам поцелует его в губы, смешна настолько же, насколько заставляет омегу съеживаться, потому что что-то в поцелуях кажется ему совершенно непривлекательным. Это мокро и скользко, и есть вероятность неприятного запаха изо рта, и просто… Нет. — И все же, — бормочет Гарри, борясь с желанием раскрошить тесто в мелкие хлопья, поскольку, как бы ему ни хотелось чем-нибудь занять свои руки, он не хочет тратить впустую отличный завтрак. — Он может быть милым, но это ничего не значит. Это не значит, что он поймет меня или даже захочет меня.       Лиам кивает, соглашаясь.       — Полагаю, это правда, — отвечает он мягким тоном. — Но опять же, ты не узнаешь, если не попробуешь. Я понимаю, ты не хочешь, чтобы тебе причинили боль, и поверь мне, это также последнее, чего хочу я, но, несмотря на то что я был невероятно пьян прошлой ночью и помню только обрывки, я думаю, что помню, как говорил тебе, что ты не должен закрываться только потому, что думаешь, будто люди не в состоянии справиться с тем, кто ты есть.       — В любом случае… я не хочу, чтобы они с этим справлялись, — тихо произносит Гарри. Он не уверен, как может это объяснить, но что-то в том, как Лиам говорит об этом, заставляет его чувствовать, словно лучшее, на что он может надеяться, — это то, что кто-то смирится с ним, и это… — Это больно. Мысль о том, чтобы быть с кем-то, кто лишь… я не знаю. Я не хочу, чтобы тот, с кем я в итоге сойдусь, чувствовал, будто я обделяю его, будто я играю в «горячо-холодно» и не могу дать ему то, чего он хочет.       — Но не лучшей альтернативой при этом является обделение самого себя, — практично говорит Лиам. — Ты не можешь отгораживаться от любви только потому, что не испытываешь сексуального желания. Ты все еще заслуживаешь настоящих отношений, Хаз. Влюбляться и делать все те вещи, которых ты действительно хочешь, — бета делает паузу. — Ты уже разобрался с этим? С чем ты чувствуешь себя комфортно?       Гарри слабо пожимает плечами.       — Я думаю, частично. Есть некоторые вещи, которые, как мне кажется, могли бы мне понравиться с подходящим человеком, или против которых я, по крайней мере, не буду возражать так сильно. Но потом, не знаю, может быть, я просто надеюсь, что мне станет нравиться? Какая-то часть меня все еще задается вопросом, изменится ли это, если я просто встречу подходящего человека, и я знаю, что демисексуальность существует и все такое, но я все еще чувствую себя немного наивным? Потому что это может не измениться, и я могу всегда чувствовать то, что чувствую; я могу никогда не захотеть даже поцеловать человека, с которым я вместе, потому что, как бы мне ни нравилась мысль о поцелуе, в реальности это никогда не переставало вызывать у меня отвращение, — омега прерывисто выдыхает. — Так каким же образом я могу позволить себе влюбиться в кого-то, если все, что я могу дать другому человеку, не так уж сильно отличается от дружбы?       Лиам хмурится в ответ.       — Я не думаю, что уровень отношений определяется твоими действиями, — мягко произносит он. — Тебе не нужно вступать в близость с кем-то, чтобы быть на самом деле близким с человеком, — его хмурость становится глубже, прежде чем он пожимает плечами. — Ты знаешь, что я имею в виду. Секс, поцелуи — это способы выражения близости. Однако сами по себе они не такие уж интимные.       — Разве?       Пейн снова пожимает плечами.       — Не совсем. Или, по крайней мере, они не обязательно должны быть интимными. Я имею в виду, раньше я спал с людьми, просто потому, что они были горячими, а я был возбужден. Это было физическое удовлетворение, но совсем другое дело, когда ты с кем-то, кто тебе нравится, — он корчит гримасу, которую Гарри хочется отзеркалить, потому что мысль о том, чтобы переспать с кем-то, не говоря уже о незнакомце, — это что-то прямиком из ночного кошмара. —То есть… я, честно говоря, не знаю, каково это — спать с кем-то, кто тебе действительно нравится. Я спал с людьми, которых находил привлекательными, и с людьми, в которых был влюблен, но ничто не было таким интимным, как тот поцелуй, который я разделил с Зейном прошлой ночью. Понимаешь?       Стайлс не представляет, но тем не менее он улавливает разницу в выражении лица Лиама. Видит, как расслабляются его черты, как только тот думает о Зейне.       — Я не думаю, что справедливо лишать кого-то всего этого, — тихо возражает он. — Быть с кем-то, кто хочет этих вещей, кто хочет их со мной, зная, что я не могу этого дать? Это кажется несправедливым, как будто я обманываю человека, лишая полноценных отношений. Я знаю, что секс — это еще не все, но нельзя говорить, что он не важен. Если бы он не был важен, никто бы не трахался направо и налево, жалуясь на «период засухи» в случаях, когда не трахался уже три недели. И даже если этот секс просто для физического удовольствия… те слова, что ты только что озвучил, о том, чтобы быть с кем-то, делиться той интимностью, которую вы оба чувствуете, — я бы хотел, чтобы у человека, которого я полюблю, было это. Но одна мысль о том, чтобы давать все это кому-то, вызывает у меня желание содрать с себя кожу.       Однако Лиам не ошибается. Гарри действительно хочет отношений. Глубоко внутри, по крайней мере, в самой сердцевине, которая не стала запуганной из-за его опыта. Он хочет принадлежать кому-то и чтобы кто-то принадлежал ему. Он хочет держаться за руки, ездить вместе на отдых и выйти замуж. Он хочет кого-то, к кому можно возвращаться домой в конце дня, с кем можно было бы переживать взлеты и падения жизни. Нечто большее, чем дружба.       — Может быть, тебе стоит посетить клуб, в котором Луи является вице-президентом, теперь, когда ты знаешь, что он не мудак, — мягко предлагает Лиам. — Возможно, тебе удастся найти кого-то, кто чувствует то же, что и ты. И я даже не имею в виду, что ты должен начать отношения с этим человеком, но у тебя должен быть кто-то, с кем ты мог бы поговорить об этих вещах. Кто-то, кто понимает их, — бета садится рядом со Стайлсом, взъерошивая его волосы с ласковой улыбкой. — Ты знаешь, что я люблю тебя, и ты знаешь, что я всегда здесь для тебя, но я также знаю, что не понимаю, каково тебе. Не так, как ты заслуживаешь. Было бы неплохо иметь рядом с собой кого-то, кто переживает то же, что и ты. Ты заслуживаешь этого. Ощущение, что тебя понимают.       Гарри кладет голову Лиаму на плечо.       — Я ценю тебя, — бормочет он, осознавая, что Пейн знает, но все равно чувствуя необходимость это сказать. — Даже не так важно, что ты не понимаешь всего этого, потому что ты принимаешь это. Ты принимаешь меня, даже с учетом того, что не знаешь, каково это. Это… это много значит, Ли. Не представляю, что бы я без тебя делал, — Гарри прикусывает губу. — И мне жаль, что я не говорил тебе. Ты заслуживаешь знать.       Бета нежно целует парня в волосы.       — Дело не в том, чего я заслуживаю, — отвечает он. — А в том, что ты можешь быть самим собой, когда находишься рядом со мной. Это все, чего я хочу. Чтобы ты чувствовал себя в безопасности и был принятым, и до тех пор, пока я заставляю тебя чувствовать себя так, не имеет значения, знаю я подробности или нет. Это всегда остается за тобой, Хаз. Просто потому, что я хочу, чтобы ты чувствовал, что можешь рассказать мне все, что угодно, это не значит, что ты должен это делать. Это нормально — разбираться с вещами в своем темпе.       Омега издает дрожащий вздох.       — Я люблю тебя, — шепчет он.       — Я тоже тебя люблю. Я знаю, это не так, как ты хочешь, чтобы тебя любили, но…       Стайлс качает головой.       — Не имеет значения. Я не могу быть настолько несчастным, когда в моей жизни есть ты. Независимо от того, что еще может случиться или не случиться, знать, что у меня есть ты? Знать, что ты так сильно стараешься понять меня, что тебе никогда не приходилось пытаться принять меня, потому что это просто естественно для тебя — это своего рода любовь, и это так же важно.       Лиам улыбается, Гарри слышит это в его голосе, даже не поднимая головы с плеча беты.       — Хорошо, — бормочет Пейн, дружески похлопывая омегу по колену. — Потому что это то, на что ты можешь рассчитывать до конца своей жизни, если захочешь.       🐺🐺🐺       Лиам хорошо подметил, сказав, что, возможно, Стайлсу стоит сходить на одно из собраний клуба. Гарри все еще чувствует себя немного неловко, в основном из-за того, что Луи не ответил на его сообщение, но он также знает, что Томлинсон не полный придурок, и хотя это не означает, что Гарри в конечном итоге будет уютно на встречах, он считает, что пришло время, по крайней мере, осмотреться на одной из них.       Насколько помнит омега, встречи проходят по средам, и все начало недели он беспокоится о том, каково это будет — зайти в ту комнату и представиться. Ему комфортно обозначать свою ориентацию наедине, но это не значит, что он готов повесить на себя ярлык вслух, даже если разговаривать об этом с Лиамом было нормально. Все-таки это совсем разные вещи: его друг против комнаты, полной незнакомцев, но всякий раз, когда Стайлс слишком волнуется из-за этого, бета дарит ему объятия и напоминает, что он может просто действовать по обстоятельствам. «Беспокойство означает лишь то, что ты страдаешь дважды», — напоминает Пейн, и Гарри парирует, что это звучит так, будто должно быть написано на одной из тех декоративных плиток, которые люди вешают в ванных, однако все равно напоминает себе эти слова всякий раз, когда его мысли угрожают убежать вместе с ним.       Его все еще мучают сомнения к тому времени, как он входит в комнату, где проходит собрание, за несколько минут до семи вечера. Омега колебался между тем, чтобы прийти пораньше и стать центром внимания всех, кто зайдет следом, и тем, чтобы появиться только тогда, когда собрание должно вот-вот начаться, рискуя привлечь к себе взгляды всех присутствующих. В результате он потратил так много времени, взвешивая все «за» и «против», что рисковал опоздать, поэтому, хоть Гарри и ненавидит чувствовать на себе взгляды окружающих, он проскальзывает в аудиторию, опустив голову, пока ищет свободное место.       На него смотрят несколько глаз, и он это ощущает, но затем девушка в передней части комнаты прочищает горло и привлекает всеобщее внимание, так что Гарри вздыхает с облегчением, когда все поворачиваются на нее.       — Всем добрый вечер, — говорит она, — сегодня у нас здесь несколько новых лиц, так что для всех, кто меня не знает, я Харли, президент H.E.R.O., я аромантик и лесбиянка, и мои местоимения — она/ее, — она оглядывает толпу, и Стайлс осторожно избегает ее взгляда, его сердце колотится в груди, потому что он не ароматик, но аро и асов* довольно часто смешивают воедино, их переживания отчетливо различаются, но в то же время и похожи в том смысле, который Гарри не совсем уверен, что любая другая группа способна понять.       — Я не хочу, чтобы люди чувствовали, что обязаны представляться, поэтому, если вам неудобно указывать свою сексуальную ориентацию или свои местоимения, достаточно просто назвать нам свое имя, — уверяет их Харли, и омега оглядывает группу, наблюдая, как один или два человека нервно ерзают. Он сопротивляется желанию подоткнуть под бедра руки, чтобы усесться на них, просто сосредотачивается на глубоком и медленном дыхании, пока Харли обходит группу, а Гарри изо всех сил старается запомнить каждое упоминаемое имя.       К своему удивлению, он находит в толпе парня, который поцеловал Луи, однако он сидит не вместе с Томлинсоном, расположившимся, в свою очередь, рядом с Харли. Гарри вроде как пропустил его представление, сосредоточившись в основном на предотвращении надвигающейся паники, и он слегка кривится, когда понимает, что это тревожит его по причинам, которые он не может выразить словами. Вместо этого он решает сфокусироваться на том парне, брюнете, сидящем всего в нескольких местах от Гарри. Какая-то часть его хочет нахмуриться, когда Луи ухмыляется прямо перед тем, как тот представляется, но Гарри прячет это в глубине души и взамен сосредотачивается на его голосе, сильный ирландский акцент удивляет его.       — Я Найл, — представляется парень. — Наверное, я идентифицирую себя как панромантика, хотя на самом деле меня привлекают лишь немногие. Я также транс, — он оглядывает толпу, как будто оценивая их реакцию, и Стайлс надеется, что на его лице отражается что-то вроде одобрения, даже когда задается вопросом, считается ли Луи одним из тех немногих, и если да, то значит ли это, что Луи, по-видимому, не разделяет проблему асексуальности. Последнее, чего он хочет, — это создать помехи в новых отношениях, поэтому решает держаться подальше от альфы. Возможно, причина, по которой Томлинсон не ответил ему, заключалась в том, что он захотел построить отношения с Найлом и уже был на той стадии, когда не хотел давать надежды никому другому. Если так, то это довольно мило, думает Гарри.       Он слушает, как другие люди представляются; каждый заявляет о своей сексуальной ориентации, несмотря на заверения Харли, что это не обязательно. Омега чувствует, как его сердце бьется где-то в горле, а слезы угрожают навернуться на глаза, потому что он не уверен, что готов кому-либо рассказать, но какая-то часть его чувствует себя почти вынужденной, как будто если он этого не сделает, то только привлечет к себе больше внимания, тогда как на самом деле ему хочется исчезнуть в бездне.       Все взгляды устремлены на него, и он задается вопросом, не слишком ли поздно просто улизнуть, но что-то удерживает его от побега. Стайлс ненавидит, что это Луи, чьи глаза прикованы к нему, как и у всех остальных, но выражение его лица кажется мягким, словно он каким-то образом понимает смятение, в котором находится Гарри. Он, вероятно, ощущает все по его запаху — тревога и дискомфорт — и Гарри чуть склоняет голову, задаваясь вопросом, чувствуют ли это все.       — Эм, — начинает он, сопротивляясь нервной привычке сжимать и выкручивать собственные запястья, — я Гарри.       Он старается не вдыхать слишком глубоко, потому что его нос улавливает успокаивающий аромат, чем-то немного напоминающий запах пачули. Омега может определить, что феромоны исходят от Луи, и он ненавидит, как это начинает успокаивать его бешено колотящееся сердце.       — Я… — он обдумывает, что стоит сказать. Я асексуален. Это звучит слишком похоже на Я сломан, даже после представления Харли и Найла. И этого достаточно, чтобы заставить его отказаться от всяких намерений делиться своей ориентацией, потому что последнее, чего он хочет, — это чтобы кто-то думал, что он считает их тоже сломанными. — Просто Гарри.       Аромат пачули становится немного сильнее, немного слаще.       — Добро пожаловать, просто Гарри, — тихо произносит Луи, и омеге удается слегка улыбнуться в ответ.       *Аро и асы — сокращенные варианты «аромантиков» и «асексуалов», соответственно. 🐺🐺🐺       По завершении знакомства Харли объясняет, что сегодняшняя встреча задумана как образовательная, где один из них выступит на метафорической сцене и поделится информацией и ресурсами по конкретной теме. Она также объявляет, что после собрания будет выдан лист регистрации и что в следующие выходные состоится вечер квир-фильмов. Гарри знает, что не найдет в кино того отображения, которого ему хотелось бы, но он все равно немного взволнован идеей пойти. Фильмы — это наиболее простой способ находиться в толпе, где к нему не приковывают внимания и он все еще может чувствовать себя частью сообщества без необходимости чересчур много взаимодействовать. Может быть, ему удастся уговорить Лиама пригласить Зейна, и Стайлс побудет неловким третьим лишним на их первом свидании.       Хотя это звучит не так уж плохо, когда все люди здесь кажутся приветливыми и милыми, а комната не переполнена альфами. Есть несколько, Гарри может определить это по запаху, но большинство из них похожи на Луи, уважительные и сосредоточенные на других вещах. Он еще не совсем готов ослабить свою бдительность, но обнаруживает, что его захватывает перспектива стать частью этой группы, узнать больше о других и, он надеется, о себе.       — Привет всем, — начинает Луи, поднимаясь на ноги, и Гарри удивляется, когда альфа смотрит на него, пока говорит. — Харли попросила меня подготовить презентацию на сегодня. Тема — дискриминация и отношение на рабочем месте. Я прекрасно понимаю, что мы все еще учимся в университете, однако достаточно скоро мы станем частью рабочей силы, и в наших же интересах узнать, какие законы существуют для защиты наших прав и как мы можем использовать эти законы в случае дискриминации или домогательств, — он слегка оскаливается, обнажая клыки. — Как студенту юридического направления, эта тема была мне определенно интересна, поэтому я надеюсь, что вам понравится следующий час так же, как мне понравилось готовиться к нему.       🐺🐺🐺       Луи потрясающий. Он не просто невероятный футболист — он также умный студент юридического факультета и великолепный оратор. Даже когда тема порой становится сложной и технически непонятной, Луи непременно старается объяснить ее так, что она не только имеет смысл, но и поддерживает интерес Гарри. Стайлс не единственный, кто в восторге: он видит, что почти все ловят каждое слово альфы, но все еще чувствует себя немного не в своей тарелке, когда Луи заканчивает свою речь, и он понимает, что не может вспомнить, когда в последний раз двигался, не говоря уже о том, чтобы отвести взгляд.       Томлинсон, похоже, не слишком возражает; кажется, что ему комфортно быть в центре внимания, и Гарри задается вопросом, действительно ли он так себя чувствует или это то, к чему он себя приучил. Ему любопытно, может ли Луи научить его подобному, но опять же, это не совсем то, в чем Стайлс хочет быть хорош, когда ему уже приходится отклонять предложения альф чаще, чем он того желает.       Харли закрывает собрание, сообщает всем, что есть напитки, если кто-то хочет задержаться, и напоминает о листе регистрации у двери. Гарри наблюдает, как люди покидают свои места, видит, как Найл спешит прямиком к Луи, и почти готовится отвернуться, уверенный, что они снова собираются поцеловаться и что они не хотят, чтобы люди вторгались в интимный момент — хотя они не выглядели слишком обеспокоенными на игре в эти выходные — но вместо того, чтобы поцеловать его, Найл просто обнимает альфу, и Гарри клянется, что слышит, как он бормочет: «Отличная работа, братан!».       Что… В общем-то их выбор. Гарри не уверен, что когда-нибудь назвал бы человека, с которым встречается, братаном, по крайней мере, если только не дразнился бы, но то, как Найл сказал это, не было насмешливым, или, может быть, это просто Гарри плохо его знает. Насколько он может судить, Найл способен говорить самые нелепые вещи с невозмутимым лицом и серьезной интонацией.       Стайлс отчетливо слышит, что Луи отвечает ему «Спасибо», и, пока занимается складыванием раздаточных материалов, которые всем вручил Томлинсон, размышляет, должен ли он предложить помочь убрать стулья, но вместо этого его руки бесполезно сжимаются вокруг бумаг, когда он чувствует, как альфа приближается к нему.       — Привет, Гарри.       Омега сглатывает, уделяя момент попытке угомонить свои нервы. Он не уверен, почему Луи заставляет его так нервничать, ведь он кажется достаточно милым, но в этом-то все и дело. Гарри не привык, чтобы люди были добры к нему, тем более без скрытых мотивов. Или, по крайней мере, не после того, как уже пригласили его на свидание. Однако Стайлс все же оборачивается, нацепляя на лицо, как он надеется, дружелюбную улыбку.       — Луи, привет, — он звучит немного запыхавшимся.       — Мы снова встретились, — альфа улыбается. — Как дела? Приятно видеть тебя здесь.       Гарри задается вопросом, действительно ли он имеет это в виду, хотя в голосе Луи — или в выражении его лица — нет ничего, что указывало бы на то, что он врет.       — Эм, — начинает омега, так же красноречиво и нервно, как и тогда, когда ему пришлось представиться, хотя он пытается избавиться от этого. — Хорошо. Да. Спасибо. Мне… твоя речь была действительно хороша, — сбивчиво добавляет он.       Улыбка Луи становится шире при этих словах.       — Спасибо. Честно говоря, я немного волновался.       — Ох, — Гарри борется с желанием продолжать комкать бумаги в своих руках. — Не думаю, что кто-нибудь заметил. В том числе и я, — но с другой стороны, он не знает альфу. Может быть, кто-то, кто знает, заметил это. Может быть, Найл знает, и именно поэтому он сказал Луи, что тот проделал такую хорошую работу.       — Спасибо, — альфа на мгновение смотрит мимо, затем снова сосредотачивается на омеге. — Хэй, мне нужно идти, потому что я пообещал своему другу, что мы пойдем выпить после собрания, но я просто хотел, чтобы ты знал: та девушка, ты помнишь, с вечеринки в эти выходные — с ней все в порядке. Я видел, что ты написал мне об этом и…       — Ох, — снова говорит Стайлс, на этот раз немного краснея. — Это. Спасибо. За то, что дал мне знать.       Луи кивает.       — Я собирался ответить тебе, но не был уверен, что мне следует это делать? Тебе, похоже, было не очень приятно, что я получил твой номер от Тиффи, поэтому я не хотел, чтобы ты подумал, что я просто… продолжаю приставать к тебе. Потому что я на самом деле имел в виду то, что тебе удалось подслушать. «Нет» означает «нет», и ты сказал «нет», когда я пригласил тебя на свидание, так что я не хотел…       Гарри прикусывает губу.       — Спасибо, — неловко отвечает он. — То есть… все было бы нормально? Я написал тебе первым. Я бы и не подумал… — его взгляд скользит по Найлу, и он гадает, тот ли это «друг», с которым Луи собирается выпить. — Я имею в виду, особенно после того, как я увидел тебя с Найлом после игры, — он почти шепчет имя другого парня, и альфа на мгновение наклоняется, чтобы расслышать, что говорит Гарри.       Когда он отстраняется обратно, на его лице появляется легкая озадаченная гримаса.       — С Найлом? — спрашивает Томлинсон достаточно громко, так что Найл, вероятно, слышит это. — А что насчет… — черты его лица на мгновение застывают, прежде чем он давится смешком и на его лице появляется лукавая улыбка, которую Гарри не может не найти немного привлекательной. — Ой! Ты про тот поцелуй? Все вовсе не так… Найл всего лишь был Найлом. Мы все время целуемся, — он делает паузу. — Ну, не все время. То есть. Просто мы так здороваемся, — Гарри наблюдает, как альфа теребит лямку своего рюкзака. — На самом деле я ни с кем не встречаюсь. Это… я говорю это не на тот случай, если ты передумаешь, потому что я почти уверен, что ты этого не сделаешь, но, что ж. Я не… он и я, мы не…       Вот тебе и Луи, уверенный в себе и чувствующий себя комфортно в центре внимания, думает Гарри. Он вполне убежден, что запах смущения, который он чувствует, исходит не от него и не от кого-либо вокруг них. Это интересное ощущение — осознание того, что он заставляет Луи немного нервничать.       — Ох, — Стайлсу кажется, что это все, что он сумел сказать за последние несколько минут, но Луи продолжает вводить его в заблуждение. — Хорошо. В любом случае. Как я уже сказал, все было бы в порядке, если бы ты написал мне, — омега сопротивляется желанию зажевать собственные губы. — Я бы вроде как не испытал ненависти, если бы ты это сделал, — признается он, задаваясь вопросом, какого черта творит, подавая сигналы чужому альфе, за которыми он не может уследить.       — Ох, — вторит Томлинсон, и теперь он прикусывает губу. — Полагаю, это хорошая новость, — его взгляд снова устремляется на место позади Гарри. — Мне действительно пора идти, но было приятно видеть тебя здесь. Надеюсь, что ты посетишь и следующую нашу встречу, — его голос немного повышается в конце этого предложения, словно выражая вопрос, и омега ловит себя на том, что кивает, даже не обдумав все полностью.       — Да, — отвечает он с уверенностью, которой не чувствует. — Я непременно приду.       🐺🐺🐺       — Просто спроси его.       Гарри тихо хнычет в ответ, играясь со своим телефоном, то блокируя, то тут же разблокируя его.       — Но…       Лиам слегка вздыхает, потирая лоб.       — Ты хочешь узнать, во сколько начинается фильм, а Луи наверняка в курсе. У тебя есть его номер, так что просто спроси его. Это не так уж сложно, Хаз.       Омега знает, что это не так сложно. Он также знает, что, вероятно, мог бы найти эту информацию где-нибудь еще. Он знает, что Луи знает, что он, вероятно, мог бы найти эту информацию где-нибудь еще, и он не уверен, подумает ли альфа что-то по этому поводу, если Стайлс решит написать ему вместо других вариантов. Просто кругом роится слишком много мыслей, и Гарри устал от этого.       — Я просто не хочу, чтобы он думал, что…       — Гарри, — голос Лиама звучит одновременно ласково и раздраженно, когда бета прерывает его — сочетание, которое, возможно, должно расстроить парня, но оно только заставляет его прижаться к соседу, когда тот садится рядом, дружески обнимая его за плечи. — Он, вероятно, ничего не подумает об этом. Как ты сказал, он переживал писать тебе сообщение на случай, если ты почувствуешь себя некомфортно. То, что ты обратишься за рукой помощи сейчас, скорее всего, только заставит его думать, что ты правда имел в виду то, что сказал, будто это нормально — писать друг другу.       Гарри хмуро смотрит на свой телефон.       — Но что, если я не готов к тому, что он напишет мне?       Лиам взъерошивает его волосы.       — Ты говоришь об этом так, словно это должно что-то значить. Но это не обязательно будет так, ты же знаешь, верно? Ты можешь подружиться с ним, если захочешь. Переписка с ним не означает, что ты возвращаешь назад слова, которые сказал раньше. Ты отказался от свидания с ним, а не в целом от того, чтобы он стал частью твоей жизни.       Гарри знает, что Пейн прав, но все ощущается далеко не так просто. Такое чувство, что он каким-то образом играет с Луи в игры, даже когда это просто дружеское вопросительное сообщение. И дело в том, что, хотя ему еще не так много известно о Луи, то, что ему уже известно, — не иначе как восхитительно. Луи кажется добрым, он умный, спортивный, он участвует в активистском ЛГБТ-движении, к тому же его внешность не режет глаз — Стайлс может признать это, он всегда испытывал эстетическое влечение, и отчасти поэтому познание себя заняло у омеги так много времени. Проблема в том, что, если он позволит себе узнать Луи получше, он откроет себя для всех видов душевной боли. Потому что у Гарри сложилось отчетливое впечатление, что, как бы он ни пытался обмануть себя, ему не удастся считать себя лишь другом.       Особенно теперь, когда он выяснил, что Томлинсон не встречается с Найлом. Или с кем-то другим, как альфа и сказал. Гарри не может перестать думать о нем; он не может остановить мысли, блуждающие вокруг Луи, когда смотрит один из своих любимых ромкомов. И он просто… он не может этого сделать. Он не может выставить себя напоказ, когда знает, что его попросту отошьют. Луи может быть вице-президентом H.E.R.O., но это не значит, что он захочет встречаться с кем-то вроде Гарри.       — Хорошо, — в конце концов смиряется омега, потому что Лиам не ошибается, и, кроме того, Лиам ждет, чтобы написать Зейну насчет фильма, а Стайлс, возможно, и не хочет ни с кем встречаться, но он чертовски уверен, что не собирается мешать бете, когда тот и так жутко нервничает из-за намерения предложить Зейну пойти с ним на свидание. Гарри понимает это, потому что провел последние полтора часа, работая с Пейном над составлением сообщения, которое было бы идеальным сочетанием непринужденности и намека на его интерес.       Привет, Луи. Извини, что беспокою тебя, но я хотел спросить, во сколько сегодня начинается фильм? Я забыл записать время в прошлую среду, и мне бы очень хотелось прийти, — омега пялится на слова, съеживаясь от того, что они звучат как неудачный намек. Он стирает последнюю часть, меняя ее на я и мой сосед по комнате очень хотим прийти.       Лиаму, скорее всего, есть что сказать по поводу «извини, что беспокою тебя», которое Стайлс вставил туда, но Гарри не нужен кто-то, кто помогал бы ему придумывать сообщения (спасибо и на этом), поэтому он просто отправляет текст, не позволяя Лиаму внести свои правки.       Если случится худшее и Луи не ответит, Гарри придумает какой-нибудь другой способ узнать, где и когда начнется просмотр фильма. У него в запасе есть еще пара часов.       🐺🐺🐺       Извини за поздний ответ, я тренировался :) — Луи отвечает на сообщение незадолго до шести вечера. — Первый фильм начинается в 20:00, зал будет открыт с 19:30. Ты можешь принести свои собственные закуски и напитки, но мы также будем продавать безалкогольные напитки, пиво и некоторые снеки. Вырученные средства пойдут на студенческий прайд, если тебе интересно узнать. Увидимся с тобой и твоим соседом сегодня вечером!       Это достаточно дружелюбный ответ, и Гарри, конечно же, абсолютно не тратит время на попытки расшифровать какой-либо непреднамеренный скрытый смысл.       Он также не наряжается. Потому что, несмотря на то что Лиам технически идет на свидание с Зейном, Стайлс почти уверен, что он все равно будет сидеть с ними двумя, так что он может даже не увидеть Луи, если только тот не будет представлять фильмы. И даже тогда это произойдет издалека, и альфа, скорее всего, даже не посмотрит на Гарри.       И это прекрасно, потому что Гарри не хочет, чтобы Луи смотрел на него. Он не хочет иметь дело с беспокойством, которое приносят ему отношения, с неизбежным разочарованием. Он предпочел бы восхищаться Луи на расстоянии и не давать своей симпатии превратиться во влюбленность, которую никогда не сможет себе позволить.       Так что Стайлс просто посылает в ответ спасибо и топит свои беды и заботы в самом большом банановом молочном коктейле, который только может найти, пытаясь не смеяться над тем, как Лиам только и делает, что играется со своей едой, слишком нервничая из-за встречи с Зейном и свидания, чтобы есть. Это мило, и Гарри почти скучает по этому ощущению волнения, но он знает, что его собственные переживания отличались бы от переживаний Лиама, были бы ближе к беспокойству и страху. Вместо того, чтобы фантазировать о поцелуе в конце свидания, он бы задавался вопросом, как избежать его, сможет ли он увернуться, наклонив голову и позволив чужим губам коснуться его щеки вместо этого.       — Он полюбит тебя, — шепчет омега Пейну на ухо, когда они выбираются на улицу, направляясь к залу, где будет показ кино.       — Думаешь? — бормочет бета. Он продолжает теребить рукава, и Гарри почти хочется заключить его в объятия, но он думает, что оставит это Зейну, потому что нет ничего лучше, чем быть в объятиях человека, в которого ты влюбляешься, чтобы успокоить все тревоги, или, по крайней мере, это то, чему Гарри научили фильмы.       — Конечно, — вместо этого он подталкивает Лиама локтем, сопротивляясь желанию усмехнуться, когда видит, что тот опускает голову и немного краснеет в тот момент, как они замечают Малика, ожидающего их на ступеньках в холл. — Ему этого не избежать. Это ведь ты.       🐺🐺🐺       Первый фильм вечера — «Созависимая лесбиянка-пришелец из космоса ищет себе подобных», который нравится Гарри уже по одному названию. Он ожидал каких-то нашумевших премьер вроде «Лунного света», «Горбатой горы» или «Зови меня своим именем», но, когда первый фильм заканчивается и наступает короткий перерыв — люди выходят на улицу покурить или отправляются в уборную, — Стайлс читает название второго фильма, который сейчас будут показывать, и задумывается, как умудрился пропустить столько квир-фильмов. Он задается вопросом, кто их выбирал: был ли это Луи, посвятивший свое время исследованиям и поиску кино, в котором идеально сочетаются квир-опыт и комедия, никогда не переходя черту стереотипов или оскорблений. Может быть, это была Харли или кто-то другой из управляющих группой, но омега не может избавиться от мысли, как Луи смотрит эти фильмы, пытаясь решить, показывают ли они то, что ему хотелось бы показать.       Он задается вопросом, каково это — смотреть кино с Томлинсоном, и быстро хватает свой телефон, чтобы попытаться отвлечься, проходя ежедневное задание в Wordle, а также играя Worldle и Globle — и множество-множество других вариантов, которые не дадут ему заскучать, пока Лиам и Зейн вышли на улицу, а толпа вокруг него небрежно болтает между собой.       Гарри держит голову опущенной и хмурится, пытаясь придумать хорошее начальное слово для Quordle, когда слышит, как кто-то прочищает горло рядом с ним. Мягкий аромат жимолости почему-то кажется знакомым еще до того, как он поднимает взгляд, а когда он все-таки делает это, его зеленые глаза встречаются с голубыми и омега вспоминает, где впервые почувствовал этот запах.       — Привет, — здоровается Луи, и Стайлс возвращается к моменту того, как пел вместе с ним в караоке и как взволнованно Луи выглядел тогда. От него пахло жимолостью и жасмином, мягкими цветочными ароматами, которые Гарри не привык ассоциировать с альфой, в отличие от успокаивающего аромата пачули, который он ощутил на парне в прошлую среду. Это почти пьянящий запах, и Гарри бессознательно переключается на дыхание ртом.       — Привет, — отвечает он, отказываясь от попыток найти слово из пяти букв, которое даст ему хорошее представление о том, какие слова нужно угадать — он слышал, что thurl — лучшее слово для начала, но ему не нравится начинать с одного и того же слова каждый день, — и убирает телефон в карман.       Луи кажется немного нерешительным, и Гарри понимает, что его ответ, возможно, прозвучал так, будто он ни в малейшей степени не заинтересован в том, чтобы завязать разговор, поэтому тут же смягчает выражение своего лица до улыбки, пытаясь избавиться от нервозного чувства, которое альфа всегда вызывает в нем. Он надеется, что оно еще недостаточно сильно, чтобы Луи мог учуять, но если оно все же заметно, то парень отлично притворяется, словно не ощущает этого.       — Тебе нравится фильм? — спрашивает Томлинсон, и Гарри поспешно кивает, стараясь не делать это слишком быстро.       — Да, — отвечает омега, а затем пользуется появившейся наконец возможностью удовлетворить свое собственное любопытство: — Ты выбирал фильмы?       Луи, похоже, немного расслабляется из-за этого и занимает место рядом со Стайлсом, где до этого сидел Лиам.       — Да, — подтверждает он, стараясь не раздвигать ноги слишком широко, как будто не хочет, чтобы Гарри беспокоился о том, что к нему могут прикоснуться. Омега не уверен, делает ли он это нарочно или нет, но это приятно, когда кто-то не занимает все пространство вокруг, вторгаясь в его личный пузырь. — То есть. Я выбрал один из них. Однако Найл тоже дал мне пару советов. Он предложил несколько действительно интересных идей, так что мы определенно устроим кинопоказ снова в ближайшее время. Важно иметь представление обо всех, понимаешь? — альфа смотрит на Гарри, в его взгляде что-то напряженное, как будто он пытается разгадать его, и Стайлс сопротивляется желанию поерзать.       — Да, — снова говорит он, потому что это правда. Хотя он не привык видеть отображение себя на экране, по крайней мере, если речь идет о его сексуальности. Когда дело доходит до его вторичного пола — да, или когда он думал, что просто идентифицирует себя как гея, всегда было особенно волнительно видеть собственный опыт на большом экране. Или даже на маленьком экране его ноутбука, если уж на то пошло. — Я вообще люблю фильмы, — признается он парню, не уверенный, как поддержать разговор, но желая дать ему понять, что он не пытался быть отстраненным нарочно. — Даже когда в них нет никакого представительства, мне просто нравится повествование. Но ты прав. Видеть себя на экране… — должно быть здорово, хочет сказать он. Но умалчивает. Только пожимает плечами, как будто это передаст все, чего он не желает говорить.       Луи кивает.       — Мы проведем анонимный опрос в конце сегодняшнего вечера. Если хочешь, то можешь сообщить нам, какие фильмы ты хотел бы, чтобы мы показали в следующий раз, — альфа делает паузу. — Я знаю, что тебе было неудобно заявлять о своей сексуальной ориентации, и я бы никогда не хотел, чтобы ты чувствовал, будто обязан говорить что-то, чем тебе неудобно делиться, но это не значит, что твой голос должен остаться неуслышанным. Так что, анонимность.       Гарри немного колеблется.       — Спасибо, — тихо отвечает он. Он знает, что Луи желает ему добра, но это все равно звучит так, словно он любопытствует, и Стайлс задается вопросом, каково было бы высказаться вслух кому-то, кого он на самом деле не знает. Кому-то, кто до этого приглашал его на свидание и чей аромат раскрывается такими восхитительными нотами, что часть Гарри просто стремится быть поблизости, лишь бы продолжать чувствовать этот запах. — Я обязательно заполню анкету, — омега не уверен, что останется до конца вечера, потому что ему не хочется быть третьим лишним, когда Лиам будет провожать Зейна домой после кино, и он не хочет, чтобы бета чувствовал, будто ему необходимо выбирать между Зейном и Гарри.       — Отлично, — отзывается Луи, снова поднимаясь на ноги. Гарри не уверен, улавливает ли альфа его неловкость и перенимает ее на себя, или он просто дает Гарри ту же самую информацию, которую теперь намеревается передать кому-то еще. Если последнее, тогда Стайлс не понимает, почему бы Луи не обратиться ко всей толпе перед началом следующего фильма, но он также не решается поверить, что Луи специально разыскал его, чтобы завязать разговор, особенно после того, как альфа так упорно не хотел отвечать на его сообщение за неделю до этого. — Я собираюсь выйти покурить перед началом фильма, но я рад, что ты наслаждаешься.       Омега слегка хмурится, когда Томлинсон уходит, задаваясь вопросом, должны ли были эти слова прозвучать так, словно Луи жалеет его, или Гарри просто немного более ранимый сейчас.       🐺🐺🐺       Стайлс ускользает из зала до того, как начнется «Почти семнадцать», уделяя время тому, чтобы заполнить форму, оставленную у двери; его пальцы дрожат, когда он записывает асексуальность под вопросом, какие темы ему хотелось бы видеть представленными на грядущих вечерах кино. Он плотно складывает бумагу, и небольшой комок тошноты сворачивается в его животе, когда он опускает бланк в импровизированную урну для голосования, стоящую на столе.       Всю дорогу домой Гарри гадает, узнает ли Луи каким-то образом, что это он. Он не думает, что является первым, кто заполнил анкету, да и альфа никак не может узнать его почерк, но внутри Гарри есть что-то, ползает под кожей, как маленькие огненные муравьи, шныряет туда-сюда и заставляет его чувствовать себя на взводе. Это ощущение похоже на то, когда у него вот-вот начинается течка, только менее интенсивное и без каких-либо неприятных побочных эффектов, которые всегда сопровождают его во время цикла. Тем не менее, омега рад быть дома, в своей комнате в общежитии, тишина вокруг него удушающая в лучшем смысле этого слова. Она завладевает всеми его чувствами, и он ложится на кровать, вдыхая ее, позволяя покою проникнуть в его кости.       Гарри просыпается от звука подавленного хихиканья, дверь открывается с тихим скрипом.       — Ч-ш-ш, — смеется Лиам, и Стайлс на мгновение замирает, потому что Лиам знает, что он здесь, и не может делать то, что, похоже, собирается сделать. — Нет, — шепчет бета, и раздается тихий вздох, немного похожий на стон. — Ты не можешь войти. Нет, мой сосед по комнате здесь… — он кажется немного расстроенным из-за этого, и Гарри на мгновение задумывается, не следует ли ему объявить, что он проснулся, и уверить друга, что ему все равно нужно уходить, но один взгляд на часы дает понять, что сейчас два часа ночи, а ему действительно некуда идти в такое время.       — Хорошо, — слышит он в ответ, слово произнесено почти тягуче, что резко контрастирует с последующим осипшим хихиканьем. — Скоро увидимся, да?       Омега держит глаза закрытыми, но его разум не может не заполнить пробелы. Мягкий стук колец о пуговицы рубашки Лиама. Нежное прикосновение пальцев к волосам Зейна. Рука Лиама на бедре Малика, притягивающая его к себе, пока они оба не издают тихий, прерывистый стон.       — Да, — бормочет Пейн, и Гарри слышит, как он прижимается с поцелуем к коже Зейна. Он задается вопросом, к чему именно — его губам или шее, но, судя по тому, как Зейн издает мягкий, благодарный скулеж, Гарри думает, что последнее. — Скоро, — звучит так, будто для Лиама это «скоро» не может быть достаточно скоро, и Стайлс рад слышать, что Зейн, кажется, чувствует то же самое, потому что он вздыхает, и Стайлс представляет, как он прислоняется своим лбом ко лбу Лиама. — Спасибо, что проводил меня домой, — лепечет Пейн, и раздается короткий влажный звук, который, как знает омега, означает, что они целуются.       От этого у него по коже бегут мурашки, но это также заставляет его чувствовать себя счастливым, потому что это Лиам, и Гарри нравится, что у Лиама все складывается. Все в порядке, пока он сам не вовлечен в это и пока они не делают чего-то, чего не сделали бы, если бы знали, что Стайлс может подслушать. Он ни в коем случае не хочет становиться частью их близости, но так бы и случилось, если бы они занялись сексом, когда он в комнате. Но Пейн знает это, знает немного о его проблемах с этим теперь, и Гарри уверен, что бета никогда бы не поставил его в такое положение.       — Ладно, тебе нужно идти, — Лиам подтверждает предположения парня, отчего в животе у него немного теплеет, потому что Лиам, возможно, и не понимает его, но чертовски пытается понять. — Спасибо, что пошел со мной сегодня на свидание.       Зейн хихикает в ответ. Его голос мягкий и ласковый, чего Гарри раньше не слышал, но от этого ему становится чуть дурно, потому что он хочет, чтобы кто-то говорил с ним так, звучал так из-за него. Не из-за его поцелуев, а из-за всего остального. Эмоция, которую Гарри тщательно держит при себе.       — Спасибо, что пригласил меня, — в этом слышится уязвимость, из-за которой Гарри становится немного не по себе, как будто он не должен подслушивать их разговор, но он ничего не может с этим поделать, потому что они буквально в паре футов от изножья его кровати.       — В любое время, — бормочет Пейн, и с последним поцелуем, последним вздохом омега слышит, как закрывается дверь. Он замолкает на мгновение, слушая, как сосед на цыпочках крадется по комнате. — Гарри?       Он сомневается, притвориться ли спящим, но затем Лиам включает маленький ночник на своей половине комнаты, и Стайлс обнаруживает, что отвечает, даже не успев обдумать это.       — Привет, — хрипит он, прикрывая глаза от света, хотя тот и слабый.       — Привет, — бета быстро выключает свет, как только снимает одежду и подключает телефон к зарядному устройству, которое он искал. — Я не был уверен, что ты проснулся.       Гарри мычит в ответ, немного ерзая, чтобы устроиться поудобнее.       — Теперь да, — подтверждает он. — Ну, нет, я проснулся, когда ты открыл дверь, — признается он, не желая скрывать это от Лиама, на случай, если тот захочет поговорить об этом. Может быть, уже слишком поздно для разговоров, но Гарри помнит, как его сестра заходила к нему в комнату после свиданий, сплетничая обо всем на свете. Ему нравилось видеть ее такой взволнованной после отличного свидания, и он знает, что Лиам, возможно, тоже захочет поговорить об этом, прежде чем лопнет от нетерпения.       — Извини, — произносит бета, но в его голосе нет особого сожаления. В основном он просто звучит легкомысленно, и Гарри прячет улыбку в подушку.       — Все в порядке, — отвечает омега, просто чтобы прояснить ситуацию. — Ты выглядишь счастливым, — отмечает он, радуясь, что Лиам рад и что сегодняшний вечер, казалось, был всем, чего он хотел.       — Да, — начинает Пейн, взбивая подушку и укладываясь комфортнее — Гарри не нужно смотреть на парня, чтобы понять, что тот делает именно это: он уже так долго наблюдает эти действия каждую ночь. — Сегодняшний вечер был… всем, чего я хотел.       Стайлс обнаруживает, что его сердце начинает болеть сильнее. Это сложное чувство, счастье и ревность изо всех сил пытаются смешаться.       — Да? — спрашивает он, желая, чтобы Лиам знал, что может рассказать ему больше, если захочет.       Пейн, кажется, какое-то мгновение взвешивает свои слова.       — Часть меня хотела пойти с ним домой. Зейн сказал, что его соседа по комнате нет дома и он не должен вернуться ночью. Но я ответил «нет», — он делает паузу, и Гарри немного сдвигается, щурясь, чтобы разглядеть его фигуру в темноте. Лиам лежит на спине, сложив руки под голову, и смотрит в потолок. — Я хотел, но… не знаю. В нем есть что-то особенное, и я словно почувствовал, что, если мы так быстро окажемся вместе в постели, это все испортит.       Гарри хотел бы, чтобы как можно больше людей размышляли так же. Он знает, что Лиам говорил что-то подобное раньше, по поводу того, что не хочет торопиться с Зейном, но он также видел, как ведут себя люди, когда находятся рядом с кем-то, кто им нравится. Логика, кажется, просто покидает их мозг, и они действуют под влиянием своего либидо, не заботясь о последствиях.       — Это мило, — тихо произносит омега, улыбаясь Лиаму на случай, если тот увидит его.       — Надеюсь, Зейн думает, что это мило, — отвечает Пейн. — Ты подслушивал, не думаешь же, что он расстроен, верно? Я бы не хотел делать ничего, что заставило бы его думать, будто он мне не нравится, потому что вообще-то нравится, но также я не хочу делать ничего такого, что заставило бы его думать, что я с ним только ради секса.       — Я думаю, ты поступил правильно, — Гарри на секунду замолкает. — И я говорю это не только потому, что я такой, какой есть, понимаешь. Я думаю, Зейн заслуживает того, чтобы знать, что тебе нравится настоящий он, а не только то, как он выглядит. И из того, что я слышал, я думаю, что ты ему нравишься так же сильно. Так что он, вероятно, тоже хочет тебя, но готов подождать, пока не наступит подходящее время.       Лиам поджимает губы.       — И как же тогда понять, что пришло время? — спрашивает он, а затем посмеивается. — Извини, это неудобный вопрос для тебя.       Гарри фыркает в ответ.       — Немного, — отвечает он, но в животе у него становится тепло, потому что Лиам так легко принимает его, и теперь это становится чем-то, над чем они могут шутить, чем-то, что не просто нависает над омегой, как мрачное, угнетающее облако. Это не значит, что Гарри полностью счастлив, но приятно знать, что Лиам все еще относится к нему так, будто он остался тем же человеком. — Я могу только посоветовать тебе доверять своим инстинктам. И я не имею в виду те, которые заставляют тебя хотеть переспать с Зейном, потому что твоя волчья сторона желает спариться с ним. Я имею в виду ту часть тебя, которая знает, что ты хочешь не торопиться, — эта часть поймет, когда придет время.       — Ты так думаешь?       Гарри слегка улыбается в темноте.       — Я надеюсь на это.       На мгновение наступает тишина, прерываемая лишь легким шорохом, указывающим на то, что Лиам переворачивается на бок.       — А как прошла твоя ночь? Ты рано ушел.       — Я не хотел быть неловким третьим лишним в конце вашего свидания, — отвечает Гарри, и Лиам хмыкает на это. — Все было в порядке. Мне понравились фильмы, даже если лично для меня они не были лучшим отображением. Луи сказал мне, что у них есть ящик для предложений, поэтому я заполнил анкету. Не знаю, сколько есть фильмов о таких, как я, но попробовать стоит, верно?       — Это здорово, Хаз, — с энтузиазмом произносит Лиам, и Стайлс слегка улыбается, потому что он может видеть, как отчаянно сосед хочет спросить о Луи.       — Да, — омега не хочет оставлять Лиама в подвешенном состоянии, потому что улавливает, что есть тонкая грань между нагнетанием напряженности и слишком долгим затягиванием, которого не должно быть, потому что это всего лишь Луи, а Гарри не нравится Луи в этом смысле — он не хочет, чтобы альфа нравился ему в этом смысле, что должно быть достаточной причиной, — но он на самом деле не уверен, что сказать. Ничто с Луи не было значимо так, как вещи, происходящие между Лиамом и Зейном, и не похоже даже, что Гарри и Луи стали друзьями. — Он милый, — в конце концов соглашается Стайлс. — Это он выбирал фильмы. Ну, он и Найл.       — Парень, который поцеловал его и с которым он не встречается, — вспоминает Лиам, и Гарри одобрительно мычит. — Я рад, что вы ладите. То есть, судя по тому, что ты сказал, группа может стать для тебя хорошим местом. Мне бы не хотелось, чтобы ты чувствовал себя там неуютно из-за Луи.       В его голосе есть что-то такое, что заставляет Гарри хихикать.       — Ты устроил бы ему строгий разговор? — спрашивает он, представляя себе, как Лиам подошел бы к Луи, пылая справедливым негодованием. Он знает, что Томлинсон повел бы себя мило с ним, как только первоначальная неприязнь утихла бы и он понял, что Пейн просто заботится о друге. — Разбил бы ему лицо и напомнил, что боксируешь уже много лет?       Лиам усмехается.       — Может быть, — произносит он, и Гарри слышит улыбку в его голосе. — Вероятно, нет… если только он действительно не доставляет тебе неудобств. Но я рад, что он этого не делает. Это облегчает жизнь всем нам. Кроме того, он может подумать, будто это означает, что ты все же заинтересован в нем, а мы оба знаем, что все обстоит иначе.       🐺🐺🐺       Проблема в том, что Гарри все-таки становится немного заинтересованным в Луи. Чем больше он узнает его в ближайшие недели, тем больше начинает восхищаться им как личностью. Луи — это все, чего Гарри ожидает от альфы, в наилучшем проявлении. Он защищает людей и отстаивает их права, заботится. У него непринужденный властный дух, который заставляет людей стекаться к нему, но он никогда не пытается извлечь из этого пользу для себя.       Стайлс начинает чувствовать себя в безопасности рядом с ним. Он видел, как альфа заступился за ту девушку, и теперь Гарри знает, что это не единственный раз, когда Луи делал что-то подобное, потому что наблюдает, как он делает это снова и снова, останавливая других альф, когда те переходят черту и заставляют кого-то чувствовать себя неловко. Возможно, это и минимум, но все равно это хороший знак.       Они не зависали один на один, но сталкивались друг с другом уже довольно много раз, и Гарри больше не испытывает беспокойства по поводу их встреч. Поэтому, когда его приглашают на вечер кино — технически это мероприятие H.E.R.O., но там будет всего несколько человек, — Гарри, не раздумывая, идет.       Впрочем, оглядываясь назад, ему действительно стоило бы подумать. Оглядываясь назад, Стайлс должен был понять, что нервное трепетание в животе было вызвано не тем, что он собирался увидеть Луи — потому что, вопреки здравому смыслу, альфа вроде как нравится ему теперь, — а тем, что у него начинается течка. Но он не осознает этого, пока не приближается полночь и в комнате не остаются только он и Луи, и он внезапно начинает чувствовать себя немного взволнованным.       Томлинсон сидит на другом конце дивана, глядя на экран, но Гарри может точно определить момент, когда альфа улавливает изменившийся запах, потому что он на мгновение замирает, слабо сжимая в пальцах горсть попкорна.       Гарри резко вбирает воздух, не в состоянии вдохнуть ртом вместо носа, потому что омега внутри него становится сильнее и хочет глотнуть полные легкие запаха Луи. Тяжелый, сладкий, мгновенно переменившийся аромат альфы.       — Луи… — шепчет Стайлс, и он ненавидит, что часть этого звучит как хныканье, ненавидит, что, когда это поражает его, это поражает сильно и из ниоткуда. Никакого нарастания, никакой подготовки, что отчасти и является тем, что он ненавидит в своем теле, потому что не может сказать, когда это произойдет, учитывая, насколько нерегулярен его цикл. И все же, говорит Гарри себе, он должен был знать. Ему следовало быть более подготовленным. Он ни при каких обстоятельствах не должен находиться в комнате наедине с альфой, если у него давно не было течки.       Томлинсон тяжело сглатывает.       — Ладно, — произносит он, потому что, конечно, все знает и понимает. Альфа тянется к пульту, выключая телевизор. — Нам нужно отвести тебя домой, — Луи немного хмурится, после чего встает, протягивая Гарри руку, чтобы помочь ему подняться.       Омега обхватывает предложенную ладонь и позволяет себе эгоистичное удовольствие немного потерять равновесие и прислониться своей рукой к груди Луи. По густому запаху, исходящему от альфы, он может сказать, что, возможно, это не так уж эгоистично.       Томлинсон снова сглатывает.       — Окей, — произносит он, хотя Гарри ни о чем не спрашивал. — Я провожу тебя домой, хорошо? — это недалеко, и омега благодарен за это, потому что течка становится все сильнее, и он знает, что у него не так много времени, прежде чем его тело охватят желания, которые слишком сильны, чтобы подавить. Прежде чем он захочет чего-то, чего он не хочет, не на самом деле, не в здравом уме.       — Хорошо, — выдыхает он, немного дрожа, когда Луи переплетает их пальцы, часть его хочет прильнуть к нему и сказать, что он может остаться еще ненадолго. Это всегда присутствует, это скрытое отвращение, потому что даже в течку Гарри ненавидит то, как его тело жаждет чего-то, но какая-то часть его думает, что с Луи может быть не так уж плохо. Безусловно, Гарри может и не испытывать к нему сексуального влечения, но его определенно тянет к альфе, и, возможно, секс… — Поторопись, пожалуйста, — добавляет он еще мягче, потому что знает, что если он останется здесь, то попадет в ситуацию, о которой пожалеет.       Или нет, потому что Луи просто провожает его домой, его голубые глаза выражают настороженность, когда хотя бы мельком смотрят на Гарри. Что они делают нечасто, и Стайлс задается вопросом, значит ли это что-то: может быть, альфу Луи все-таки не тянет к омеге Гарри, и его запах скорее отталкивает, чем возбуждает. Он не уверен, как к этому относиться, не уверен, чувствует ли вообще что-то на самом деле, кроме огромного облегчения, когда они добираются до общежития.       — Со мной все будет нормально, — говорит Гарри Томлинсону снаружи на ступеньках, и глаза Луи задумчиво сужаются.       — Я уверен, так и будет, — отвечает альфа, его голос почти нарочито нейтрален, — но я бы предпочел проводить тебя до двери на всякий случай.       Это неплохая идея. Гарри живет в смешанном общежитии, и хотя большинство студентов в его крыле либо омеги, либо беты, здесь также живет несколько альф. Учитывая то, как Луи намеренно вдыхает и выдыхает через рот, у Гарри складывается ощущение, что его запах уже довольно сильный и подниматься в комнату одному, возможно, не самая умная идея. Это не значит, что он не ненавидит это, потому что он взрослый человек и не должен беспокоиться о том, чтобы добраться до своей комнаты без сопровождения.       — Хорошо, — соглашается Стайлс, что-то трепещет в его животе, когда Луи придерживает для него дверь. Омега внутри него почти мурлычет, желая, чтобы он прижался ближе, когда альфа проходит мимо него, но он сдерживает себя; его тело напряжено, когда он заставляет себя двигаться и не поддаваться инстинктам. Он хочет попросить у Луи его толстовку — что-нибудь, что принесло бы ему утешение, — но Томлинсон не его альфа, а Гарри не настолько далеко зашел, чтобы забыть об этой важной информации.       Они добираются до его двери без каких-либо помех, и Луи немного хмурится, когда смотрит на Гарри, его пальцы подергиваются, как будто он хочет протянуть руку и поддержать омегу, когда тот немного покачивается.       — С тобой все будет в порядке? Твой сосед по комнате…       — Он бета, — бормочет Гарри. Он чувствует, как пылают его щеки — верный признак того, что он вот-вот потеряет контроль над собой, если в ближайшее время альфа не уйдет. — В любом случае, он к этому привык.       Что-то в запахе Луи меняется, и Гарри почти хочется рассмеяться.       — Не в том смысле, — добавляет он, и какая-то его часть хочет объяснить, хочет сказать, почему это невозможно, даже если Лиам захотел бы помочь. — Он просто… приносит мне еду и следит за тем, чтобы я пил достаточно воды, — омега слегка пошатывается и опирается рукой о дверь. — Спасибо, что проводил меня домой.       — Конечно, — Луи по-прежнему не выглядит абсолютно довольным, но он также не выглядит так, будто хочет побыть рядом с Гарри дольше, потому что вздрагивает, медленно отодвигаясь немного дальше от омеги. — Береги себя, хорошо? — альфа поджимает губы, как будто собирается сказать что-то еще, затем просто пожимает плечами и одаривает парня почти робкой улыбкой. — Увидимся, — он произносит это с вопросительной интонацией, как уже делал раньше, и Гарри ловит себя на том, что кивает так же, как и в прошлый раз, и его омега полностью соглашается, хотя и по другой причине.       — Спасибо, — снова произносит он. — Увидимся, — после этого Стайлс открывает дверь, входит, спотыкаясь, и в несколько торопливых шагов добирается до своей кровати. Его одежда кажется липкой, тело покрыто легким влажным блеском, а от ощущения скользкости между ног у него сводит живот. Он хочет обнимашек, но Лиам на свидании, и хотя Гарри уверен, что он бы сразу вернулся домой, если бы знал — у них выработался своего рода кодекс, потому что выросший среди омег Лиам знает, насколько плохо все может обернуться, если во время течки их оставить одних, — он не хочет отрывать Лиама от Зейна. Не тогда, когда думает, что с ним все будет в порядке, пока он спит.       🐺🐺🐺       Спасибо, что проводил меня домой на днях, — пишет Гарри, когда его течка, наконец, заканчивается, а сам он только что освежился в душе и медленно жует кусочек подсохшей пиццы, которую пару дней назад принес ему Лиам. — Знаю, я сказал, что со мной все будет в порядке, но я действительно ценю это.       Гарри знает, что на самом деле ему не требовалось писать Луи, потому что он определенно поблагодарил его достаточно в ту ночь, когда альфа проводил его домой, но когда первое, о чем он думает после того, как пришел в себя, — это Луи… что ж.       Просто… Луи такой джентльмен. То, как он ни разу не попытался воспользоваться Гарри, даже когда это было бы нетрудно. Даже когда феромоны Гарри практически кричали «возьми меня, я могу быть твоим», Томлинсон не прикасался к нему больше, чем было строго необходимо.       Он проконтролировал, чтобы омега добрался домой в целости, и даже написал Гарри несколько раз, будто действительно лишь хотел проверить, как он. Будто ему было не все равно, и в разгар своей течки Гарри позволил себе эгоистичное удовольствие цепляться за эту мысль, закутываясь в нее, как в свое любимое одеяло. Мысль о том, чтобы быть кем-то, за кем Луи ухаживает, привлекательна даже сейчас, когда он чувствует, что снова владеет своим разумом, и Стайлс знает, что ему нужно что-то сделать, прежде чем он в конечном итоге влюбится в Луи и его сердце разобьется.       Ответ Томлинсона следует мгновенно, словно парень ждал, пока Гарри напишет ему, а Гарри не может позволить себе эту цепочку рассуждений, не тогда, когда он все еще немного хрупок.       В любое время. Сейчас ты в порядке? Надеюсь, ты пережил это нормально.       Это немного странно — говорить о таких вещах с кем-то, кого он на самом деле не знает и даже не считает близким другом, но опять же, поскольку почти треть населения проходит через это — две трети, если считать гон, что не совсем то же самое, но определенно доставляет не больше удовольствия, насколько Стайлс знает, хотя, возможно, люди, которые не похожи на него, не так сильно заботятся о том, что их тело одерживает верх над мозгом — не то чтобы Стайлс не привык к тому, что люди обсуждают свой гон или течки так же, как они обсуждали бы погоду.       Да, я в порядке, — отвечает он. Гарри прикусывает губу, после чего откусывает еще кусочек пиццы, полагая, что это лучшая альтернатива тому, чтобы жевать губу до крови. — Просто чувствую себя немного неловко из-за того, что не понимал, что был близок к своей течке. В свою защиту скажу, что она довольно нерегулярна. Но все же. Я должен был знать, и я не должен был ставить тебя в такое положение, когда тебе пришлось заботиться обо мне и убеждаться, что со мной все в порядке. Надеюсь, это не доставило тебе неудобств.       И вновь ответ Луи приходит менее чем через минуту после того, как Гарри отправил свое сообщение.       Не беспокойся об этом, честно! Такое случается, и все, что имеет значение, — это то, что с тобой все в порядке и ты благополучно добрался домой.       Гарри делает несколько больших глотков из своей бутылки с водой.       Благодаря тебе. Ты джентльмен :)       Он хмурится, когда приходит следующий ответ Луи.       Пожалуйста, не называй меня джентльменом из-за того, что считается элементарной человеческой порядочностью. Невозможно контролировать себя во время течки, и я был бы настоящим ублюдком, если бы воспользовался этим.       Луи не ошибается, конечно. Гарри никогда не проявлял признаков того, что хочет переспать с ним, и, даже когда у него началась течка, он не сказал ничего, что могло бы этому противоречить, но он также знает, что его феромоны вполне очевидно подсказывали о желаниях его тела.       Полагаю, тогда я повстречал немало ублюдков, — пишет омега, а затем смотрит на экран. Курсор мигает, и он размышляет, добавить ли еще, довериться ли Луи, когда это касается того, о чем он никогда никому раньше не рассказывал. Даже своей маме, которая знает о нем все. Ни Лиаму, ни сестре. Он знает, что люди, которые заботятся о нем, не справились бы с этим, если бы узнали, и было безопаснее держать некоторые вещи при себе. Но какая-то часть его хочет рассказать Луи, и Гарри не уверен, почему так. Ему интересно, что сказал бы альфа, если бы Гарри просто отправил это в сообщении. Задавал ли бы он вопросы и заставлял Стайлса рассказать ему все о том самом человеке, который воспользовался им, когда они были на свидании. О том, как его тело участвовало в величайшем предательстве, и омега вышел из своей течки плачущим беспорядком, чувствуя себя грязным, использованным и сломанным совершенно по-новому.       Это стало причиной, по которой он перестал встречаться с кем-либо. Причиной, по которой он начал разбираться в себе и искать ярлык, подходящий ему, потому что до того момента он предполагал, что просто еще не встретил человека, с которым хотел бы переспать. Но в то время как его внутренний омега был более чем счастлив физической близости с кем-то, Гарри понял, что сам он этого не хотел. Когда-либо. Независимо от того, сколько его омега кричал об этом, Гарри был асексуалом, и не просто асексуалом, а тем, кто испытывает отвращение к сексу. Несмотря на то, что он сказал Лиаму, что, возможно, это изменится с правильным человеком, Стайлс не думает, что это на самом деле произойдет. И он не уверен, связано ли это только с его сексуальностью или с его опытом, но в любом случае он думает, что никогда больше ни с кем не переспит, если сможет избежать этого.       Это просто отстой, что иногда он никак не может этого избежать, и все могло закончиться намного хуже, если бы Луи не был тем, кто он есть. И все же. Гарри стирает текст, сохраняя свою тайну на другой день. Вместо этого он лишь посылает Томлинсону игривое «Тогда я просто назову тебя джентльменом за то, что ты придержал для меня дверь», которое, как он запоздало понимает, звучит немного кокетливо.       Но это нормально, потому что Луи отвечает «хаха», которое Гарри слышит в своей голове, как только читает сообщение — хриплый смешок парня запечатлелся в мозгу. Затем альфа отправляет еще одно сообщение: Думаю, меня это устраивает :).       Гарри улыбается.       🐺🐺🐺       Они вроде как становятся друзьями. Друзьями, которые переписываются. Гарри не уверен, кто именно начал это — что на самом деле неправда, он знает, что является тем, кто первым написал альфе просто потому, что Луи никогда бы этого не сделал и он все это время исключительно с уважением относился к границам Гарри, — но в течение следующего месяца они переходят от знакомых до не-совсем-друзей-но-двигающихся-в-этом-направлении. Это непринужденно. Мем здесь, смешная шутка там. Омега любит смешные шутки, а Томлинсон, кажется, всегда поддерживает его чувство юмора и в ответ присылает ему найденные каламбуры или вещи, которые напоминают ему о Гарри.       Есть что-то пьянящее в осознании того, что вещи напоминают альфе о нем. В осознании того, что Луи хочет, чтобы Стайлс знал об этом. Гарри не уверен, что ему полезно знать, что Томлинсон думает о нем, не тогда, когда он все еще пытается убедить себя, что не собирается влюбляться в Луи, но он не может не улыбаться своему телефону, когда альфа отправляет ему что-то случайное, что, по его мнению, понравится Гарри.       Лиам, конечно же, замечает это. Довольно трудно не заметить, как Гарри улыбается своему телефону, иногда даже словно прилипает к нему, в отличие от того, как он вел себя раньше. Пейн замечает это, даже пока встречается с Зейном и расхаживает с бессменной улыбкой на лице, и Гарри знает, что это, вероятно, плохой знак, но он не может чувствовать себя плохо из-за этого. Особенно потому, что Лиам так поддерживает его. Он кажется вечным оптимистом, когда дело доходит до личной жизни Гарри, и хотя Гарри не может сказать, что чувствует то же самое, есть что-то приятное в том, чтобы ощущать все эти эмоции.       Даже если это ни к чему не приведет, приятно знать, что он способен мечтать о ком-то наяву без дальнейшего развития отношений. Прежде Стайлс закрылся от романтики из-за боязни снова оказаться раненым, и все, что ему удается испытывать сейчас, становится почти напоминанием о том, как сильно он любит любовь. О том, как сильно он наслаждается мыслью о том, чтобы быть завернутым в объятия Луи.       Конечно, Гарри старается не показывать ни одно из этих чувств, когда находится рядом с альфой. Когда они вместе на собраниях H.E.R.O. — Стайлс теперь полноправный член — или видятся в университете, Гарри просто относится к нему так, как относился бы к любому другому. Он знает, что его запах может выдать его, но Луи либо не замечает, либо делает вид, что не замечает, и это вполне устраивает Гарри. По крайней мере, до тех пор, пока он не оказывается ночью в своей комнате, задаваясь вопросом, означает ли это, что альфа, вероятно, просто больше не заинтересован. Потому что, как бы Гарри ни был убежден, что это возможно только в его голове, ему все еще нравится мысль о том, что он понравится Луи в ответ. Так гораздо легче грезить о нем.       🐺🐺🐺       Гарри не уверен, кто выбирал фильм, но когда наступает следующий вечер кино (он становится началом Студенческого Прайда, которым Луи был невероятно занят всю прошлую неделю, хотя все еще находил время, чтобы присылать Гарри самые случайные глупости), он с удивлением обнаруживает, что «(А)сексуальный» указан в качестве первого фильма, который они собираются посмотреть. Это документальное кино, Гарри смотрел его раньше, и хотя это не совсем тот фильм, который он надеялся увидеть — было бы неплохо на самом деле посмотреть фильм о людях, как он, а не документальный фильм о том, что он какой-то странный экземпляр, который необходимо изучать, — он рад, что его предложение было воспринято всерьез. Стайлс не уверен, дело ли это рук Луи или, может быть, Найла, так как тот признался в своей принадлежности к асексуальному спектру, когда Гарри впервые встретил его, хотя Хоран и не сказал об этом многословно, но тем не менее омега благодарен, и в течение следующего часа с небольшим он наблюдает на экране людей, подобных ему, делящихся своим опытом и опровергающих споры о том, что такое асексуальность, а что нет.       За этим следует короткометражный фильм, который длится всего пятнадцать минут, но каким-то образом умудряется довести Гарри до слез. Он старается не показывать этого, боясь, что кто-нибудь станет осуждать его, но, несмотря на то что это явно студенческий фильм, он сделан с такой любовью и пониманием, что Гарри уверен: тот, кто его снял, пережил его опыт. Это фильм о том, как альфа-аромантик встречается с альфой-асексуалом и они находят дом друг в друге, никогда не изменяя своей сущности. Это все, чего хочет Гарри.       Он все еще немного плаксив, когда снова зажигается свет и Луи объявляет короткий перерыв. Люди стекаются к выходу из зала, направляясь в отдел закусок, чтобы купить что-нибудь для следующего фильма, запланированного к показу — «С любовью, Саймон», более известный фильм, но Стайлс его очень любит и останется для просмотра, — или просто направляясь на перекур. Гарри незаметно смахивает слезы и делает несколько глубоких вдохов, пока встает, но тут же полностью теряет самообладание, когда Луи подходит к нему с обеспокоенным выражением лица.       — Привет, — произносит Томлинсон, и омега еще не совсем доверяет своему голосу, поэтому просто кивает в ответ. — Ты в порядке? — брови Луи хмурятся, и в любых других обстоятельствах Гарри чувствовал бы себя не в своей тарелке, как всегда, когда дело доходит до того, что Луи переживает за него, но прямо сейчас он просто чувствует себя немного смущенным из-за того, что альфа явно заметил, что он плакал.       — Да, — спешно отвечает омега, не желая, чтобы Луи задавал какие-либо вопросы или, возможно, развивал какие-либо теории о том, почему именно Гарри плакал из-за этого фильма. — Я в порядке. Просто. Аллергия, — это глупое оправдание, и Стайлс почти уверен, что Луи на такое не купится, но он надеется, что тот, по крайней мере, окажет ему любезность и притворится, что поверил.       — Ох, — по тону альфы становится ясно, что он не верит Гарри, но он просто улыбается, и на мгновение кажется, будто Луи вот-вот протянет руку и нежно сожмет запястье Гарри. Стайлс практически желает, чтобы он так сделал, хотя и не уверен, что это не вызовет новых слез. Но есть часть его, которая надеется — знает — что он может быть хрупким с Луи, что альфа не из тех, кто воспользуется преимуществом. Но даже в этом случае Гарри не готов быть увиденным. Быть отвергнутым нежными словами и заверениями, что дело не в нем, даже когда Гарри знает, что это неправда. — Ты остаешься на следующий фильм? — очевидно, это не то, о чем хотел спросить Луи, но все же это попытка поддержать разговор, и Гарри не может не улыбнуться стремлению альфы поговорить с ним.       Стайлс кивает.       — Да. Я люблю «С любовью, Саймон». Я смотрел его вместе с мамой, когда впервые сделал каминг-аут, — парень помнит, как она заключила его в объятия сразу после того, как мама Саймона сказала тому, что теперь он может выдохнуть. Гарри помнит, как думал, что мама Саймона была права, только чтобы позже понять, насколько она ошибалась. Да, он может жить будучи геем, но все не так просто. Тем не менее, фильм напомнил ему о более простых временах, о принятии его семьей. Стайлс думает, что мама все равно приняла бы его, если бы он представился ей как асексуал, хотя поначалу ей, вероятно, было бы трудно понять это, но мысль о том, чтобы рассказать ей, все еще вызывает комок в горле. Как будто его тело буквально мешает ему, даже если он знает, что люди все равно будут любить его.       Может быть, дело в жалости. В мысли о том, что он навсегда останется один. Может быть, это отсутствие понимания, благонамеренное «о, ты встретишь кого-нибудь, просто подожди и увидишь», которое Гарри боится услышать. Обычная ацефобия от людей, которые не способны понять, что его не исправить. Что он будет чувствовать себя так всю оставшуюся жизнь. Стайлс задается вопросом, достигнет ли когда-нибудь того момента, когда будет гордиться этим и не будет считать себя сломанным. Перестанет ли он когда-нибудь чувствовать, будто с ним что-то не так, и сможет принять себя. Он не может представить себя размахивающим прайд-флагом асексуалов, по крайней мере, в ближайшее время, но он надеется однажды добиться принятия себя, потому что думает, что это единственный путь к тому, чтобы когда-нибудь позволить кому-то другому принять его.       Луи улыбается в ответ.       — Я тоже, — замечает он, и Гарри требуется мгновение, чтобы вернуться мыслями к разговору, дабы понять, о чем говорит альфа. — Это была одна из последних вещей, которые мы делали вместе, до того как она… — Томлинсон делает паузу, на его лице появляется хмурое выражение, прежде чем он смахивает его. Несмотря на то, что слова остаются непроизнесенными, Гарри знает, что тот собирался сказать, и его улыбка тоже исчезает с лица.       — Мне жаль, — тихо говорит он. — Вы были близки? — звучит так, будто были, раз уж они смотрели этот фильм вместе, но все же.       Луи кивает в ответ. В его запахе есть что-то тоскливое, отчего Гарри почти хочется заключить парня в объятия. Он не уверен, то ли это его омега вызывает у него такие чувства, то ли это просто он сам, когда видит выражение лица альфы. Что-то грустное, но в то же время принимающее, как будто независимо от того, насколько он все еще опустошен потерей своей мамы, он рад, что, по крайней мере, провел с ней все это время. Слишком трудно прочитать что-либо в выражении лица человека, когда он технически еще даже не друг Гарри, но тот все равно чувствует, что прав, словно он каким-то образом может понять Луи.       — Она была моим лучшим другом, — тихо произносит альфа. — Знаю, глупо говорить это о своей маме, но…       — Это не так, — спешит возразить Гарри, немного краснея, когда Томлинсон смотрит на него в ответ на его настойчивое прерывание. — Это прекрасно, Луи. Каждый заслуживает такой тесной связи со своей мамой.       — Она была молода, когда родила меня, — рассказывает альфа, как будто пытается объяснить, почему они были близки, хотя Стайлс чувствует, что Луи никоим образом не пытается убедить его. Он просто делится с ним чем-то, чем-то личным, а Гарри и не подозревал, насколько сильно ему это нужно, когда он чувствует себя таким хрупким. — Так что долгое время были только я и она. Она всегда заставляла меня чувствовать, будто, что бы я ни делал, куда бы я ни пошел, все будет хорошо, потому что она была рядом, чтобы поддержать меня.       Гарри слегка улыбается.       — Она кажется замечательной, — мягко говорит он. — С тобой все будет в порядке при просмотре фильма? Если это что-то, что ознаменовало важный момент с твоей мамой, я могу себе представить, как это тяжело.       Лицо Луи сглаживается.       — Да, — отвечает он, его голос такой же мягкий, как у Гарри. — Это тяжело. Многое дается тяжело. Но это также заставляет меня задумываться — я один из тех, кому повезло. У меня была ее безусловная любовь. Многие дети вроде нас лишены этого. Поэтому, когда вещи напоминают мне о маме, они также напоминают мне о том, как она гордилась бы мной и как мне повезло, что она у меня была.       — Это прекрасный взгляд на ситуацию, — Стайлс чувствует, что теперь на глаза наворачиваются слезы по совершенно другой причине. Он не уверен, что именно побудило Луи подойти и открыться ему, но он рад, что тот сделал это. Из-за этого ему еще больше хочется обнять альфу, хотя он воздерживается, когда видит, как Харли направляется в переднюю часть комнаты. Она проходит мимо них, вместо того чтобы подойти к Луи, как ожидал Гарри, и Гарри поворачивается, чтобы посмотреть на нее, неосознанно улыбаясь, когда девушка обращается к аудитории.       Она объявляет, что фильм вот-вот начнется, и омега смотрит на Томлинсона, уверенный, что тот собирается уйти, но, когда он снова собирается сесть, альфа просто указывает на место рядом с ним.       — Можно? — спрашивает он, и Стайлс чувствует, как его сердце подскакивает к горлу, но это чувство не неприятно.       Он кивает, так что Луи усаживается, и Гарри, возможно, теперь еще больше любит «С любовью, Саймон».       🐺🐺🐺       Тот вечер как будто изменил ход событий, даже если то, что они делают, ничем не отличается от того, что было раньше. Луи все еще переписывается с Гарри, Гарри все еще переписывается с Луи, но, вместо того чтобы просто быть поверхностными, обмениваться мемами и шутками, теперь они действительно разговаривают.       Гарри узнает обо всех братьях и сестрах альфы. О том, как в старших классах ему поставили диагноз «тревожное расстройство» и как у него постоянно случались панические атаки. Как он научился просить о помощи и как он годами проходил терапию, учась справляться с жизнью, пока его тело настаивало на том, что все вокруг представляет потенциальную угрозу. Стайлс узнает, что Луи не только борется за права ЛГБТ-сообщества, он также увлечен правами омег, несмотря на то, что большинство членов его семьи либо альфы, либо беты. С кем-то другим Гарри могло бы показаться, что человек пытается произвести на него впечатление, но с Луи это совсем не выглядит так, будто он хвастается. Это просто часть его сущности.       Гарри, в свою очередь, рассказывает Луи о своей семье. О том, что он, вопреки ожиданиям, не был удивлен, когда представился как омега. О том, как он встретил Лиама. Есть много вещей, о которых ему хочется рассказать альфе, но Гарри этого не делает, слишком привыкший сдерживаться, слишком опасающийся, что отношения между ними изменятся, если он все-таки расскажет.       По крайней мере.       Он не говорит об этом трезвым.       Это действительно не его вина. Пейн принес несколько фирменных сортов пива из заведения, в котором работает Зейн, и, возможно, омега выпивает немного больше своего обычного предела. Тот факт, что он мало ел в тот день и плохо спал — слишком занятый учебой, — вероятно, не помогает.       У Лиама появляется блестящая идея пойти к Зейну, поскольку Малик как раз намекнул, что он один; и Гарри раздумывает, должен ли он остановить бету, потому что знает, что Лиам желает медленного течения событий, и не хочет, чтобы тот совершил что-нибудь, о чем пожалеет, но вместо этого он немного слишком занят тем, о чем пожалеет сам.       Я ненавижу тупоголовых альф, — пишет он Луи, хмуро глядя на экран, потому что его зрение немного размыто. Стайлс не уверен, для чего завел эту тему, но у него есть жажда написать Луи и жажда рассказать ему все, чтобы его любили, несмотря ни на что, так же, как Зейн любит Лиама. Лиам больше не стесняется проводить с ним время, не нервничает, и Гарри хочет этого. Он хочет, чтобы ему было позволено заполучить это.       Сейчас чуть больше одиннадцати вечера, и Луи, возможно, уже спит, но Гарри все еще смотрит на свой экран, полностью сосредоточившись, как будто он может каким-то образом заставить Луи выйти в сеть и ответить. К его удивлению, это срабатывает, и статус альфы меняется с был в сети в 21:28 на онлайн, а затем на печатает.       Ты в порядке? Тебе нужна помощь? Ты ведь не попал в беду, не так ли?       Стайлс слегка улыбается своему телефону, его сердце болит, потому что, конечно же, Луи спросит об этом. Конечно, он будет волноваться. Да, — печатает он, — у меня проблемы. Ты не должен мне нравиться, — Гарри не думает об этом дважды, даже не проверяет на орфографические ошибки, как сделал бы, если бы был трезв, прежде чем отправить сообщение.       На этот раз ответ Луи занимает больше времени, достаточно много, чтобы маленькая трезвая часть мозга Гарри была почти готова запаниковать, но прежде чем он успевает удалить сообщение — хотя синие галочки подтверждают, что Луи уже прочитал его — ответ альфы наконец приходит.       Ты пьян?       Гарри немного хмурится. Да, он пьян, но с какой стати это должно означать, будто он говорит не всерьез? Я передумал, — печатает омега, надув губы, — ты мне больше не нравишься. Он стирает сначала последнюю часть, а затем и все сообщение. Да, — вместо этого печатает Гарри, прищурившись на телефон и стараясь казаться более трезвым, чем есть на самом деле. — Но это не значит, что я говорю неправду.       Его сердце бешено быстро бьется в груди, потому что он не поступает так: он не говорит людям, что они ему нравятся, не тогда, когда все в его прошлом доказало, насколько ужасной может быть эта идея, но он не может не чувствовать себя в безопасности с Луи, даже если его сердце разрывается от волнения. Худшее, что может случиться, — это то, что Томлинсон откажет ему, и это нормально… это, вероятно, даже к лучшему, по соображениям Гарри. Он навряд ли будет его шантажировать, потому что Луи кажется добрее и взрослее подобного, и он наверняка не торопится, чтобы сформулировать хорошо продуманный и мягкий ответ — вероятно, он делает это прямо сейчас, потому что Гарри наблюдает, как статус Луи переключается между онлайн и печатает в течение нескольких минут.       Может, нам стоит поговорить об этом, когда ты протрезвеешь, — в конце концов пишет Томлинсон, и омега хмуро смотрит на свой телефон.       О чем тут говорить? — печатает он, рассеянно вытирая пот со лба, потому что, очевидно, из-за того, как колотится его сердце, у него немного повысилась температура. Стайлс задается вопросом, не омега ли это внутри него, не желающая ничего больше, кроме шанса стать избранным этим альфой, который, может быть, хоть раз в жизни действительно окажется стоящим того. Ты мне нравишься, — во второй раз эти слова звучат не менее правдиво, поэтому он просто отправляет их снова, задумываясь, не пытается ли Луи намеренно его не понимать.       Но ты бы хотел, чтобы это было не так?       Гарри хмурится еще сильнее. Верно. Вот о чем Луи хочет поговорить. Конечно же. Стайлс вздыхает, прикусывая нижнюю губу и размышляя, не стоит ли ему подождать, пока протрезвеет, как и предложил альфа. Если бы Лиам был здесь, он, вероятно, сказал бы ему идти спать и не делать ничего, о чем он пожалеет, но Гарри вроде как хочет сделать что-то, о чем он пожалеет. Он хочет рассказать Луи, он хочет преодолеть это, и он хочет…       Стайлс опять вздыхает. Я просто хочу быть нормальным, — пишет он, снова стирая, потому что это правда, но Луи воспримет ее по-другому: подумает, будто Гарри говорит о том, что является геем, а Гарри никогда не испытывал трудностей с тем, чтобы гордиться этой стороной себя. Как он может, когда его безоговорочно любит его семья и когда каждый год проходят буквально марши гордости; когда быть тем, кто он есть, может быть, и не идеально, но, по крайней мере, каждый год есть целый месяц, в течение которого половина компаний в мире из кожи вон лезет, пытаясь продемонстрировать, насколько они принимают его.       Другое дело, когда речь заходит о том, что Стайлс асексуален. Даже в ЛГБТ-сообществе есть много тех, кто хотел бы исключить его — и сделал бы это, если бы Гарри был «просто» асом. Некоторые утверждают, что, если бы он не был геем, ему не было бы места в комьюнити, потому что он не сталкивался бы с какой-либо дискриминацией. Никто не пытался бы лишать его прав. И хотя это правда, по крайней мере на первый взгляд, Гарри понимает, что все не так просто. Он знает, что есть терапевты, которые не решились бы назначить ему какие-либо лекарства, снижающие либидо, даже если бы он в них нуждался, и которые утверждали бы, будто он ненормальный, так как биология диктует, что он должен хотеть секса. Он знает, что есть люди, которые сочли бы несправедливым «заманивать» кого-либо в ловушку отношений, в которых человек никогда не сможет заняться сексом. И как бы сильно Гарри ни ненавидел эти мысли, они стали частью его самого. Он находится за пределами нормы, и поэтому он должен исправлять это, а не заставлять кого-либо принять его.       Было бы проще, если бы это было не так, — печатает омега в результате, головокружительное чувство предвкушения ответа Луи теперь стремительно меняется, на сердце ложится тяжесть, когда он отправляет сообщение, после чего отключает Wi-Fi и убирает телефон на прикроватный столик. Это не то, о чем Гарри хотел бы вспоминать прямо сейчас, потому что с алкоголем приходит меланхолия и желание оказаться в объятиях. С Лиамом, которого здесь нет, потому что он с Зейном, и неважно, как сильно Стайлс хочет, чтобы его обняли, он не собирается звонить другу и просить его вернуться. Со своей мамой, которая так далеко, что это почти заставляет парня физически страдать, а потом чувствовать себя мудаком, потому что у него хотя бы есть мама — и он знает, что Луи никогда бы не осудил его за это, но все же, кажется несправедливым так расстраиваться из-за того, что она не обнимает его прямо сейчас, теперь, когда Гарри знает, что Луи никогда больше не почувствует этого до конца своей жизни.       Его мысли не помогают. Он это знает. Знает, что ему просто грустно, он измотан и пьян, и все это — большой запутанный клубок душевной боли, но он все равно позволяет себе на мгновение прочувствовать ее в полной мере, позволяет этим сердечным ранам овладеть им, пока он не ощутит себя одним оголенным нервом.       Омега плачет, пока его не склоняет в сон, и последняя мысль в его голове, как и многие другие в последнее время, — о Луи.       🐺🐺🐺       Когда Гарри просыпается, у него раскалывается голова, щеки зудят и кажутся стянутыми из-за слез, которые засыхали на коже, а во рту суше, чем в пустыне Сахара.       И все же ничто не сравнится с абсолютным приливом отчаяния и тошноты, которые он испытывает, когда вспоминает, о чем писал Томлинсону прошлой ночью.       Гарри рад, что проснулся в одиночестве; рад, что еще достаточно рано и никого нет поблизости, когда он шаркает в ванную и пытается пробудить себя с помощью душа. Но только после того, как он выпивает три полных стакана воды — теперь его желудок мутит по другой причине, — он снова чувствует себя достаточно сносно.       Не готов. Стайлс думает, что никогда не будет готов узнать, какой ущерб он нанес их с Луи дружбе прошлой ночью, но он знает, что не может вечно избегать своего телефона, как бы ему этого ни хотелось.       Он вспоминает первое сообщение, которое прислал ему альфа: то, как тогда его тоже тошнило, как он не мог дождаться, чтобы избавиться от парня. Это почти иронично, что сейчас ситуация изменилась на противоположную, и омега ничего так не хочет, как сохранить его в качестве друга.       Лиам все еще не вернулся домой, и Гарри позволяет себе немного побродить туда-сюда по их крошечной комнате, ожидая, пока его телефон подключится к интернету и загрузит все пропущенные им сообщения. Есть одно от Лиама, отправленное сегодня рано утром, в котором говорится, что он собирается позавтракать с Зейном, когда они проснутся, и что Стайлсу не стоит ждать его раньше полудня. Взгляд Гарри падает на часы, и омега испытывает странную смесь облегчения и разочарования от осознания того, что следующие три часа он будет один. Он покусывает нижнюю губу, пока та не распухает под языком, которым парень проводит по коже, зная, что всего минута нервного грызения отделяет его от вкуса крови. Этого почти недостаточно, чтобы остановить его, особенно когда его телефон показывает, что он получил сообщение от Луи.       Гарри смахивает его, прежде чем успевает прочитать содержимое, затем фыркает на себя; в этот момент он практически застывает в нерешительности, разрываясь между тем, чтобы переступить себя, стиснув зубы, либо спрятаться под подушку, как будто это избавит его от неизбежной встречи с будущим. Омега потирает лицо, бездумно пинает одну из своих туфель, довольный и раздраженный собой, когда она оказывается под его кроватью. Он ложится на живот, пытаясь обхватить пальцами спину, когда раздается легкий стук в дверь.       Луи.       Гарри не уверен, почему это его первая мысль, ведь нет никаких причин, чтобы это был Луи, но Гарри как будто чувствует его запах через дверь, потому что еще до того, как он отталкивается от пола — после краткого размышления о том, чтобы просто прижаться к нему, как будто это помешает Луи узнать, что он здесь, — Стайлс знает со стопроцентной уверенностью, что найдет альфу прямо за дверью своей комнаты.       Из-за этого он едва ли волочит ноги, хотя часть его не может не надеяться, что у него появится шанс получить те объятия, в которых он так нуждался прошлой ночью. Гарри не уверен, что это не усложнит ситуацию, учитывая, что он, вероятно, собирается увидеть Луи в последний раз.       Но постойте. Так ли это? Действительно Луи был бы здесь, если бы хотел сказать, что они могут быть только друзьями?       В желудке Гарри все еще слабо ощущается тошнота, когда он открывает дверь, и он уверен, что улыбка на его лице на самом деле не так уж и убедительна, если судить по легкому взмаху бровей альфы.       — Гарри, — произносит он, его голос восхитительно хриплый по утрам, — привет.       — Привет, — омега сопротивляется порыву поерзать на месте, мечась между желанием не впускать Луи в свою комнату и желанием пригласить его войти, прежде чем кто-нибудь в коридоре подслушает их разговор. — Я, э-э, что ты здесь делаешь? — это не очень дружелюбно, и он почти сразу же жалеет, что выпалил это, его зубы впиваются в и без того чувствительную нижнюю губу. — Не то чтобы тебе не разрешено быть здесь. У нас свободная страна, — с каждым словом Стайлс делает все хуже, но он может сказать, что уголок рта Луи чуть приподнимается, так что, возможно, он не так уж сильно выставляет себя дураком, как ему кажется. Или, может быть, Луи просто потешается над ним или жалеет его. Боже, вот почему Гарри не поддается чувствам. Все просто становится запутанным.       — Разве ты не получил мое сообщение? — Томлинсон теперь тоже кусает губу, и о нет, неужели Гарри заставил его нервничать? Неужели от него исходит так много нервных феромонов, что Луи улавливает это и чувствует эффект? Неужели они застрянут в вечной петле этой нервозности, потому что Гарри будет подхватывать нервозность Томлинсона и, в свою очередь, подвергаться ей?       Его ответ следует запоздало, потому что он принимает сознательное решение дышать ртом в тщетной попытке не застрять в этом бесконечном круговороте беспокойства; и он уверен, что Луи, должно быть, думает, будто омега по-прежнему пьян, если то, как его бровь поднимается еще выше, является каким-либо признаком.       — Ох, — произносит он красноречиво. — Вообще-то, я не знаю. Я имею в виду. Я его еще не читал.       Альфа хмурит брови.       — Оу, — Луи поджимает губы. — Прости. Я должен был… это немного опрометчиво с моей стороны — приходить без предупреждения, — он немного смещается, как будто собирается сделать шаг назад, и Гарри, видимо, действительно все еще немного пьян, потому что его рука вытягивается и хватает Томлинсона за предплечье, прежде чем тот успевает повернуться, чтобы уйти.       — Нет, — произносит он, и это звучит немного слишком громко, немного слишком панически, как будто мысль об уходе Луи пугает его. — Я, эм. Я имею в виду. Заходи, — Гарри задается вопросом, покраснело ли его лицо и может ли Луи учуять чувство замешательства, которое затмевает все остальное в его теле прямо сейчас.       — Ты уверен? — альфа выглядит нерешительным. — Я должен был подождать, пока ты мне ответишь, прости, Эйч. Я просто подумал… — он осекается, делает небольшое отрывистое, взмахивающее движение руками, как будто ожидает, что Гарри поймет его значение.       — Да, — Стайлс понятия не имеет о смысле его жеста, но он знает: что бы ни случилось, вероятно, лучше выяснить это сейчас, чем позволить Луи уйти, и это станет неловким моментом, который омрачит будущие разговоры. Если они вообще будут после сегодняшнего. Но Гарри думает, что присутствие Луи здесь, вероятно, хороший знак. — Да, я имею в виду. Конечно. Входи.       Томлинсон чуть улыбается, слегка обнажая зубы. Гарри удивляется, почему он никогда не замечал, что один из них немного кривоват. Он раздумывает, должен ли замечать это или находить это милым. Он отступает, пропуская Луи в комнату, и его сердце немного сжимается, когда альфа почти прижимается к нему, пока входит внутрь.       — Она очень маленькая, — с сожалением произносит омега, предлагая Луи на выбор стул за письменным столом или кровать Лиама, в то время как сам предпочитает усесться на свою кровать. — Думаю, что мой ботинок у меня под кроватью, — такое ощущение, что он просто заводит разговор, чтобы попытаться заполнить тишину в данный момент, и ему это плохо удается, но Луи все равно хмыкает и кивает, как будто Гарри сказал что-то невероятно интересное. — Ты хочешь что-нибудь выпить? То есть. Я думаю, у нас есть бутылка содовой, в которой еще осталось чуть-чуть газов. И, может быть, одно крафтовое пиво, которое Лиам принес вчера?       Улыбка Луи нежная.       — Я думаю, что девять утра — это немного рановато для пива, но спасибо за предложение, — приветливо отвечает он. Гарри снова борется с желанием поерзать. — Это то, что ты пил вчера вечером? Честно говоря, я не думал, что ты любитель крафтового пива.       Гарри хмурится в ответ. Он не уверен, что это должно означать, но, судя по тому, как Луи смотрит на него, он сомневается, что тот хотел его оскорбить этим.       — Я не то чтобы его любитель, — медленно отвечает омега. — Я имею в виду. Я не знаю, какое именно мне нравится. Некоторое было хорошим. Мне нравится фруктовое.       Это заставляет Луи усмехнуться.       — Вот такой парень мне по душе, — поддразнивает он, и ладно, конечно, Гарри понимает намек, и, может быть, это не так смешно, как кажется Луи, но он тоже усмехается от облегчения. — Вообще-то я принес завтрак, — альфа делает паузу. — То есть. Под «принес» я подразумеваю, что купил завтрак для себя, на случай, если бы ты все еще спал, но порция довольно большая, так что я могу поделиться, если хочешь?       Гарри не уверен почему, но это еще больше ослабляет давление в его груди. Со знанием того, что Луи не покупал ему завтрак и не собирался преподносить это как свидание, немного легче кивнуть и принять сэндвич, который парень услужливо делит пополам.       — Спасибо, — тихо произносит Стайлс, наблюдая, как альфа садится на кровать Лиама, стараясь не оставить крошек во время еды. Тишина, воцарившаяся между ними, представляет собой смесь расслабленности и подавленности, и Гарри обнаруживает, что начинает ворочаться, еще не успев сделать и пары укусов. — Итак, — говорит он, проглатывая довольно увесистую дольку лука, которая отказывается пролезать в горло, — зачем ты пришел?       К его удивлению, Луи слегка краснеет от вопроса. Это только кончики его ушей, но, тем не менее, они заметны с того места, где сидит Гарри. Он также чуть не давится едой и деликатно кашляет, прежде чем смахнуть крошку с губ и слизнуть ее с руки. С кем-нибудь другим, думает Гарри, это было бы отвратительно. Но почему-то, когда Луи так делает, это даже кажется очаровательным.       — Я подумал, что, может быть, нам стоит поговорить о том, что ты написал прошлой ночью, — неуверенно предлагает он, и Стайлс чувствует, как что-то ледяно-холодное струится вдоль его позвоночника.       Не то чтобы это было неожиданно. Не похоже, что может быть другая причина, по которой Луи оказался здесь первым делом с утра. Но все же.       — Ох, — тихо отвечает омега. — Я имею в виду, да. В этом есть смысл, — добавляет он, потому что это так, даже если часть его хочет перемотать время назад к тому моменту, как Луи постучал в дверь, или, может быть, даже к тому моменту, когда Гарри подумал, что написать ему сообщение — это хорошая идея.       — У меня складывалось впечатление, что я тебе не нравлюсь в этом смысле, — произносит альфа, и, к большому огорчению Гарри, он действительно смотрит на него прямо сейчас, хотя на его щеках все еще видны следы румянца. — Прежде ты отказал мне, — Гарри немного хмурится в ответ.       — Я сказал, что не хочу ни с кем встречаться, — Стайлс чувствует, будто должен защититься, хотя тон Луи ни в малейшей степени не обвиняющий.       — Точно, — медленно произносит Томлинсон. — Значит, сейчас ты заинтересован в том, чтобы встречаться с кем-то? — он наблюдает за Гарри, его голубые глаза так напряжены, что омеге хочется поежиться. — Или ты был бы заинтересован, если бы этим кем-то был я?       В любой другой вселенной Гарри, пожалуй, оценил бы, насколько Луи прямолинеен. Насколько он полон решимости нормально поговорить об этом. Он не похож на человека, который играет в игры, и это, вероятно, освежающе и восхитительно, или было бы так, если бы Гарри не был Гарри.       — Мы друзья, — слабо отвечает Стайлс, противясь позыву еще больше травмировать зубами свои и так потрепанные губы. — Или, как бы… Мы на пути к тому, чтобы стать друзьями, верно? Мне это нравится. Наша дружба.       — Точно, — снова соглашается Луи. На этот раз это звучит немного тусклее. — Итак, ты хочешь сказать, что на самом деле не так уж важно, заинтересован ли ты в том, чтобы встречаться со мной, потому что ты предпочел бы не пробовать, так как хотел бы сохранить нашу дружбу?       — Извини, — произносит Гарри. Он размышляет, может ли оставить все как есть. Ему интересно, достаточно ли этого, и Луи поймет и уйдет, и Гарри не придется больше ничего говорить и ухудшать ситуацию для них обоих.       — Точно, — говорит Луи в третий раз. — Это… Нет. Тебе не нужно просить прощения. Дружба — это важно, — он кивает, как бы подчеркивая свои слова, и посылает Гарри легкую улыбку. — Мне нравится, что мы начали дружить. Я не был уверен, что у нас получится, потому что я чувствовал, будто практически уничтожил любой шанс стать частью твоей жизни, когда пригласил тебя на свидание еще до того, как узнал тебя.       На вкус Стайлса, его слова звучат слишком самоуничижительно, и омега хочет сказать ему, что это не так — даже когда это отчасти так, — но его язык словно отяжелел во рту, и он может только сидеть и пытаться передать выражением своего лица, что он тоже рад, что они друзья. По крайней мере.       — Если это то, чего ты хочешь, — Луи поднимается на ноги, словно после классификации их отношений как дружбы он потерял право находиться в комнате Гарри. — Тогда. Ладно. Мы будем друзьями. Мне может понадобиться немного времени, чтобы забыть о том, что ты написал прошлой ночью — особенно потому, что, ну, в духе честности и всего такого, это было то, чего я не ожидал когда-либо услышать от тебя, но, не могу лгать, часть меня определенно надеялась, что это все-таки произойдет. Ты мне тоже нравишься. Уже некоторое время, — хмурится альфа, какая-то нерешительность отражается на его лице, когда он переводит взгляд на Гарри. — Только… одна вещь, — начинает он осторожно, как будто не уверен, что хочет спросить, но упорно, словно не может не спросить. — Когда ты писал мне, ты говорил что-то о тупоголовых альфах? — он делает паузу, достаточно долгую, чтобы Гарри кивнул. — Это… я надеюсь, я никогда не давал тебе повода думать обо мне таким образом? — Луи выглядит искренне расстроенным из-за мысли о том, что мог когда-либо огорчить Гарри, когда-либо стать тем человеком, о котором Гарри говорил бы в таком ключе. — Если я…       — Нет, — Гарри тоже поднимается на ноги и замирает, чувствуя себя немного потерянным, какая-то часть его хочет протянуть руку и заверить Луи своим прикосновением, что он никогда не чувствовал себя хоть на каплю небезопасно рядом с ним, по крайней мере, с тех пор, как узнал его получше. Другая же часть все еще переваривает все, что альфа так небрежно произнес, и осознает, что Стайлс всего в шаге или двух от того, чтобы упасть в объятия Луи и совершить ошибку. — Нет, это… я говорил не о тебе, — ему удается выдавить легкую улыбку, надеясь, что она достаточно искренняя, чтобы прогнать хмурое выражение с лица Луи. — Обещаю.       — Хорошо, — по голосу альфы кажется, что он сомневается. — Тогда почему…       — Я был пьян, — Гарри чувствует себя смущенным, и он уверен, что его запах тоже демонстрирует это. — Я не… Я имел в виду, что такие люди… я сталкивался с ними в прошлом.       Выражение лица Луи немного разглаживается.       — И это заставило тебя насторожиться, — заключает он, и хотя это, возможно, слишком резкое деление на черное и белое, Гарри все равно кивает. Это такое же хорошее оправдание, как и любое другое. — Я вижу это, — голос Луи теперь немного мягче, его глаза ласковые, когда обращаются на Гарри.       Томлинсон смотрит на него так, словно никогда не хочет отводить взгляд, и это пугает.       — Ты не такой, — шепчет омега, поскольку что-то в этом моменте заставляет его чувствовать, будто он должен говорить шепотом. — Я знаю, что ты не такой.       — Но ты все равно боишься.       Гарри неуверенно кивает.       — Не из-за тебя, — спешит оправдаться он, хотя почти уверен, что Луи это знает. Он не хочет, чтобы тот когда-либо испытывал даже малейшее сомнение. — Это просто… — омега прикусывает нижнюю губу, и на этот раз движения достаточно, чтобы прорвать кожу, терпкий и металлический вкус покрывает его язык. Он слегка морщится. Но это предпочтительнее, чем поделиться своей болью с Луи, даже сейчас. Даже когда он так близок к тому, чтобы рассказать парню все, потому что запах Томлинсона успокаивает и окутывает его, как защитное одеяло.       Луи дарит ему небольшую улыбку.       — Ты не обязан рассказывать мне, — успокаивает он омегу, и Гарри немного содрогается, так как он не думал, что это настолько очевидно, что у него есть что рассказать. — Я просто… если тебе когда-нибудь понадобится с кем-то поговорить или вдруг тебе потребуется кто-то, чтобы… я не знаю. Выяснить, хороший ли парень, которым ты заинтересуешься… — Томлинсон пожимает плечами. — Иногда альфы более искренни с другими альфами, по крайней мере, насчет их намерений относительно омег.       Гарри гримасничает в ответ. Он просто может представить это сейчас: альфы собираются вместе и хвастаются омегами, с которыми они пытаются сблизиться. Стайлсу интересно, поступил ли так его парень после того, как бросил его, дал ли он пять другим альфам и поведал им все о маленьком глупом омеге, которого затащил в кровать.       — Гарри? — спрашивает Луи, снова слегка нахмурившись. — Ты в порядке?       Должно быть, он уловил кислую примесь в запахе Гарри и то, как он слегка побледнел. Омега задается вопросом, есть ли смысл кивать.       — Да, — пытается он; его голос срывается, когда он сдвигается, чтобы сесть обратно на свою кровать. — То есть. Нет, не совсем.       Томлинсон остается на ногах, несмотря на то, что по его напрягшейся фигуре Гарри может сказать, что он ничего так не хочет, как сесть рядом и утешить его. Мило, что он этого не делает, что по-прежнему стоит там, ожидая приглашения, которое Гарри не готов ему дать, даже когда его нутро кричит о том, чтобы альфа обнял его.       — С тобой что-то случилось, не так ли? — тихо спрашивает Луи. — Кто-то, с кем ты ходил на свидание, что-то сделал, — омега издает слабый звук подтверждения. — Тебе не нужно мне все рассказывать. Я просто… это написано у тебя на лице, — Стайлс сглатывает. — Гарри, что ты хочешь, чтобы я сделал? Потому что ты выглядишь так, словно вот-вот расколешься на части, и я действительно хочу обнять тебя, но я также не хочу пугать тебя или переходить какие-либо границы.       Из горла омеги вырывается бессильный короткий звук, и он на мгновение прикрывает глаза, чтобы отогнать подступающие слезы.       — Это была не его вина, — выдавливает он, не отвечая на вопрос Луи, потому что не уверен, что сможет вынести, если руки Томлинсона будут обернуты вокруг него, а потом он почувствует, как тот отстранится после его слов. — Мое тело подавало все сигналы. Это биология, не так ли? Вполне логично, что он подумал…       — Гарри…       — Это не его вина, что я сломан.       Слова звучат резко, особенно из-за последовавшей за ними тишины — тишины, которую нарушает только прерывистое дыхание Гарри. Как будто в комнате не хватает кислорода, как будто нет места ни для чего, кроме его слов, отражающихся от стен и угрожающих похоронить его в своем эхе.       — Я собираюсь обнять тебя, — внезапно произносит Луи, в его голосе слышится сдавленный тон.       Что-то в Гарри хочет сказать ему не делать этого, хочет оттолкнуть его и попросить, чтобы он не использовал его в своих интересах, но он знает, что Луи отодвинется при первых признаках дискомфорта. И он думает, что ему, возможно, нужно это объятие, думает, что, возможно, оно даст что-то лучшее, чем кислород, и он прав, потому что первое легкое давление рук Луи на его грудь вызывает у него желание развалиться на части. Альфа перемещается, чтобы сесть позади омеги, его руки обвиваются вокруг Гарри, чуть притягивая его к своей груди, и это наименее тесное объятие, которое когда-либо было у Гарри, потому что у него есть вся сила, он может так свободно отодвинуться; и знания того, что Луи делает это нарочно, становится достаточно, чтобы у Гарри наконец-то потекли слезы. Он прижимается к Томлинсону, все еще пытаясь подавить рыдание, которое, как он чувствует, уже грозит разорвать ему грудь; чувство безопасности почти настолько велико, что затуманивает все остальное.       Они сидят так несколько минут, Луи просто держит Стайлса, пока омега тихо плачет, и не говорит ни одну из тех мелочей, которые обычно выдумывают люди, если кто-то плачет. Никаких пустых фраз, никакого ложного утешения, только признание и принятие совершенной уязвимости. Это пугающе, но в то же время исцеляет Гарри — позволить другому человеку увидеть себя таким.       В его мыслях все еще остается желание извиниться, когда он немного успокаивается, когда большая часть слез уже пролита и он лишь тихо всхлипывает, изредка проводя рукавом по глазам. Луи ничем ему не обязан, но тем не менее он здесь ради него, и Стайлсу нужно, чтобы парень знал, что он не принимает ничего из этого как должное. Ему также хотелось бы убедить альфу прекратить это, потому что его бедное сердце не выдержит большего — не тогда, когда он и так изо всех сил борется за то, чтобы просто быть другом Луи. Вместо этого он лишь кладет свою руку на ту, что обвивает его талию, и кончиками пальцев касается костяшек парня. Это тихая благодарность, которую Томлинсон, должно быть, понимает, поскольку нарушает тишину, что обрушилась на них в последние несколько минут.       — Ты не сломан, Гарри, — шепчет Луи, и Гарри не хочет вздрагивать, но он ничего не может с этим поделать, не может справиться с укоренившейся реакцией, которая разрывается между тем, чтобы отмахнуться и сказать, что он знает, что это не так, и спорить, потому что как он может не быть сломанным? — Мне жаль, если это причиняет тебе боль. Но ты не сломан. Я не собираюсь позволять твоему мозгу продолжать говорить тебе обратное.       Его намерения благие, Гарри это знает. Однако...       — Ты меня не знаешь, — бормочет он, его пальцы хватают Луи за запястье, когда слова заставляют того дернуться, как будто он хочет отстраниться. — Ты хоть понимаешь, что я имею в виду?       Вздох альфы нежный, теплый поток овевает шею Гарри.       — Нет, — признается он и издает глухой смешок. — Что означает, что ты прав. Как бы мне ни хотелось этого не признавать.       Гарри криво улыбается на это.       — Не позволяй Комитету Гордости услышать тебя… Мы все должны гордиться своей сексуальностью, разве ты этого не знаешь?       Часть его хочет обернуться, увидеть выражение лица Луи, но он не совсем готов к этому — к тому, чтобы его увидели, когда он едва может держать себя в руках.       — Это то, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что сломан? — омега слышит, как хмурость Томлинсона уступает место пониманию, и улавливает тихо прошептанное ох, когда тот осознает то, в чем Гарри еще только предстоит признаться другим. — Малыш, ты асексуал?       Стайлс не уверен, что его больше ошеломляет: тот факт, что Луи так небрежно называет его малышом — как будто Гарри дал ему на это право — или то, что он так легко обличает в слова борьбу Гарри, без того презрения в интонации, которое было бы у Гарри, если бы он сам заявлял о своем ярлыке.       Омега снова прикусывает губу, сердце просит его повернуться и спрятать лицо в шее Луи, но они определенно недостаточно близки, чтобы альфа пометил его своим запахом, даже если его аромат такой приятный и успокаивающий.       — Итак, теперь ты понимаешь, — шепчет Гарри словно в пустоту, его пальцы все еще сжимают запястье Томлинсона, а руки парня все еще обнимают его, хотя Гарри не может не задаться вопросом, как долго это продлится. — Понимаешь, почему я сломан.       Луи какое-то время молчит, и Стайлс закрывает глаза, как будто это облегчит ему состояние, когда Луи неизбежно встанет, чтобы уйти. Он уже не настолько молод, чтобы притворяться, что вещи не причиняют боль, если их не приходится видеть, но это все еще инстинкт, какая-то жалкая попытка защитить себя.       — Мне жаль, — шепчет Луи, и Гарри напрягается: он ненавидит то, что его запах, как он знает, становится отчаянным, потому что это нечестно со стороны его омеги — взывать к утешению альфы, когда это может вынудить Луи помочь. — Но… нет.       Гарри растерянно моргает. Вернее, прищуривается, поскольку его глаза все еще закрыты, и он не осмеливается их открыть, даже когда пальцы Луи очень нежно касаются смертельной хватки Стайлса на его запястье.       — Что ты имеешь в виду? — шепчет он. — Что значит… что значит нет?       — Я имею в виду, нет, я не знаю, почему, будучи асом, ты чувствуешь себя сломанным, — Луи делает паузу. — То есть… я понимаю, почему это может вызывать у тебя такие чувства, но я не знаю, почему они могут быть истиной.       Гарри слегка фыркает.       — Потому что, — начинает он, ненавидя факт того, что ему приходится это говорить и что он должен убеждать Луи в чем-то, во что ему самому не хотелось бы верить. — Потому что я омега, Луи. Вся цель моего существования — обеспечивать альфу, моя биология заставляет меня впадать в течку — как ты можешь утверждать, что я не сломан, когда нежелание секса как бы сводит на нет всю цель того, для чего создано мое тело?       Луи задумчиво хмыкает.       — Я имею в виду. Я, наверное, способен пробежать марафон. Но это не значит, что я должен, — это звучит мягко и ни в малейшей степени не насмешливо, но Гарри все равно чувствует, что он должен защититься, как будто это не должно быть так просто.       — Это другое, — тихо произносит омега. — Потому что даже если не брать во внимание биологию, даже если бы я был не омегой, а альфой или бетой — это просто несправедливо, не так ли? Несправедливо влюблять кого-либо в себя, если я никогда не смогу дать партнеру то, чего он хочет.       — Гарри…       — Я не хочу секса, Луи. Я никогда не захочу секса. Это не значит, что мне просто потребуется какое-то время, чтобы передумать. Это не значит, что я хочу ждать до свадьбы или что у меня есть какие-то дурацкие убеждения в отношении культуры непорочности. Я просто не хочу этого. Мысль о том, что кто-то будет заниматься сексом со мной, заставляет меня хотеть вылезти из собственной кожи. Заставляет меня хотеть поджечь себя, потому что вызывает глубокое отвращение. Мне физически тошно от этого, — Гарри знает, что его слова звучат резко, его дыхание затруднено, но ему нужно, чтобы Луи понял. Ему нужно, чтобы он знал, что этого никогда не произойдет, а это значит, что их никогда не будет.       — И это нормально.       — Это не так! Как ты можешь говорить, что это нормально? — Гарри поворачивается, чтобы посмотреть на альфу; он ожидает, что смесь слез и гнева заставит Луи отпрянуть, но тот просто смотрит на него с мягким выражением, которое каким-то образом умудряется не выглядеть как жалость. Оно принимающее, понимающее, и Гарри хочется сбежать. — Не говори, что это нормально, Луи, — умоляет он его, нижняя губа дрожит. — Ты не можешь обещать мне, что все будет хорошо. Потому что этого не будет. И никогда не было.       — Гарри… — Луи останавливает себя и тянется навстречу, замирая, прежде чем его пальцы соприкоснутся с лицом омеги, словно ему нужно получить разрешение Гарри на то, чтобы дотронуться до него. Когда Гарри наклоняется вперед — на тот небольшой миллиметр, на который он может заставить себя наклониться, — альфа нежно смахивает слезы с его щек. — Только потому, что в прошлом все было не в порядке, не значит, что так будет всегда, — шепчет Томлинсон, кончиками пальцев убирая кудряшки Гарри со лба. Он заправляет одну за ухо, и Стайлс дрожит от этого прикосновения. — У тебя был ужасный опыт…       — Я был асом и до этого.       — Я не утверждаю, что ты не был им, — спешит заверить Луи. — Но также, даже если бы ты не был, даже если бы ты стал асом из-за произошедшей ситуации, твоя сексуальность все равно имела бы силу, Гарри. Ты все равно был бы значимым.       Это так просто — его принятие. Но вообще-то, в этом есть смысл. Луи — президент Комитета Гордости и вице-президент H.E.R.O., и конечно, именно он должен быть тем, кто принимает Гарри в сообщество. Но это ничего не значит, кроме того, что Луи — порядочный человек, о чем Гарри уже был хорошо осведомлен.       Омега качает головой, не зная, как выразить словами всю ту мешанину эмоций, которую он испытывает.       — Это нечестно, — шепчет он. — Это несправедливо, что я должен так себя чувствовать и что при этом я все еще хочу влюбиться. И что я все еще хочу отношений, — он сглатывает, немного отодвигаясь: мысль о руках Луи на нем — даже если он по-прежнему почти заключен в объятия парня, сидя у него между ног — это слишком, тем более когда он знает, что скоро ему придется научиться справляться без этого.       — Это действительно то, во что ты веришь? — тихо спрашивает альфа. — Что никто никогда не захочет построить с тобой отношений, потому что ты не захочешь секса?       Гарри слегка фыркает.       — Если ты собираешься сказать, что я могу просто найти кого-то, кто тоже является асом, и встречаться с ним — я знаю. Я знаю, что могу. Но совпадающая сексуальность еще не значит, что я автоматически буду испытывать к человеку влечение. Это не так работает.       — Ты не очень-то высокого мнения обо мне, не так ли? — спрашивает Луи, и Стайлс против воли раскрывает глаза, но на лице Луи нет ни разочарования, ни злости. Он лишь слегка улыбается, как будто Гарри не обидел его только что. Гарри приоткрывает губы, но Томлинсон качает головой. — Я просто пошутил, любовь.       Любовь.       Малыш.       Омега тяжело сглатывает.       — На самом деле я не собирался говорить подобного, — произносит Луи. — Веришь или нет, но я знаю, что общая сексуальная ориентация не означает, что ты автоматически в кого-то влюблен. Большую часть своих школьных лет я занимался тем, что объяснял это натуралам, боящимся, что только из-за своей ориентации я начну приставать к ним в душе, — его улыбка входит немного кривоватой. — Ирония судьбы, ведь я был гораздо более подвержен домогательствам, чем любой из них. Но сейчас речь не об этом. Просто… хотел бы я знать способ убедить тебя, что это не всегда должно быть такой большой проблемой, как ты думаешь, чтобы при этом не звучать так, словно я пренебрегаю твоими чувствами. Потому что они ценны. Чувства всегда актуальны. Просто это не всегда означает, что они правдивы.       Забавно, как Томлинсон может рассуждать о таких разумных вещах и при этом не создавать впечатления, будто он говорит свысока. Теперь Гарри даже больше, чем раньше, понимает, почему Луи стал вице-президентом H.E.R.O. Потому что он хорошо разбирается в этой теме. В разговорах о сложностях, которые влечет за собой принадлежность к сообществу ЛГБТ+.       — Как они могут быть неправдой? — шепчет Гарри. — Как можно… секс важен.       Томлинсон кивает.       — Он может быть важным. Да. Он может быть замечательной частью отношений, но только в том случае, если нравится обоим партнерам. Если ты описываешь секс как нечто принудительное — ни один партнер никогда не захочет, чтобы ты чувствовал себя так, — альфа хмурится. — Или должен не захотеть, по крайней мере. Потому что в отношениях следует чувствовать себя безопасно. Без давления или внушения, будто ты должен давать то, что для тебя некомфортно.       — Но насколько это справедливо — не спать с кем-то? Почему то, чего хочу я, важнее того, чего хочет кто-то другой? — шепчет Гарри. — Разве я не должен, типа, пойти на компромисс?       — Если компромисс заключается в том, что ты заставляешь себя делать что-то, что вызывает у тебя отвращение, тогда нет. Секс не является необходимостью, Гарри. Я знаю, что многие люди говорят о базовом желании и о том, что секс — это биологическая потребность, но это чушь собачья. Никто, ни в отношениях, ни вне их, не имеет права совершать с твоим телом то, чего ты не хочешь. Никогда.       Омега прикусывает губу.       — Ладно. Но. Тогда кто захочет быть со мной? Кто захочет быть с кем-то, с кем никогда не сможет почувствовать близость? — ему интересно, услышит ли Луи невысказанный вопрос — тот, что должен быть у них обоих в голове, если размышлять о причине, по которой Луи сейчас здесь.       — Я думаю, что приравнивание близости к сексу — это, возможно, то, в чем наши мнения не совсем сходятся, — задумчиво отвечает альфа. — Конечно, секс может быть интимным. В зависимости от того, с кем вы находитесь и насколько вы близки с человеком, секс определенно может быть интимным. Но, на мой взгляд, это не единственная форма близости, — он одаривает Гарри застенчивой улыбкой. — Знаешь, я романтик. Как бы мне ни нравился секс — а я его люблю, — моим любимым видом секса был секс в отношениях. И моя самая любимая вещь в сексе в отношениях — это не сам акт. Это не физически находиться внутри кого-то другого или чувствовать его внутри себя. И это не оргазм. Это интимность. Делиться чем-то со своим партнером. Держать его близко к себе и быть уязвимыми. Это обниматься, быть преданными и чувствовать себя как дома, — Томлинсон слегка пожимает плечами. — Ничто из этого не ограничивается сексом.       Гарри внимательно смотрит на альфу. Ни в выражении лица Луи, ни в его голосе нет ничего, что выдавало бы неискренность. Нет ничего такого, что могло бы вызвать ощущение, что Томлинсон говорит это просто для того, чтобы Гарри стало лучше. Может быть, Луи действительно имеет в виду все это. Однако Гарри не может не задаться вопросом, не имеет ли он в виду все это в теории. Не будет ли в реальной жизни по-другому.       — Значит, ты смог бы быть с кем-то таким? — тихо спрашивает омега. — С кем-то вроде меня?       Он ценит, что Луи не торопится с ответом, даже если это заставляет Гарри чувствовать, будто его сердце разбивается с каждой проходящей секундой.       — Я думаю, если бы мне действительно кто-то нравился, я бы не считал это препятствием для отношений, — в конце концов отвечает альфа. — Если бы мой идеальный мужчина, моя родственная душа, или кто-либо еще, оказался асексуалом, я был бы дураком, отпустив человека из-за такой глупости, как секс.       — Мне казалось, ты говорил, что секс важен.       — Я говорил, что он может быть важным, — мягко возражает Луи. — Но я не думаю, что он настолько важен, как любовь. По крайней мере, для меня. Если бы мне кто-то действительно нравился, я надеюсь, что мы нашли бы способ устроить наши отношения.       Гарри хмурится.       — Без того, чтобы партнеру приходилось идти на компромисс и спать с тобой? — он понимает смысл слов Луи, но также знает, что «устроить отношения» может быть не так просто, если один из партнеров не желает работать над своими проблемами.       Томлинсон внимательно смотрит на омегу.       — Можем ли мы отбросить притворство и не вести себя так, будто речь идет не о нас? — шепчет он, и Гарри видит, как кончики его ушей снова немного краснеют.       Это вдохновляюще, насколько Луи готов открыто говорить о своих чувствах. Хотя и не менее сложно, чем когда он впервые затронул тему их взаимоотношений. Но опять же, полагает Гарри, по крайней мере, теперь альфа знает.       — Наверное, — бормочет он, пожевывая нижнюю губу, когда отодвигается от Луи, сочтя, что им обоим, вероятно, будет немного легче вести этот разговор, если они не будут почти обниматься. Луи не удерживает омегу, и его взгляд на мгновение скользит к кровати Лиама, но, к облегчению Гарри, он остается на месте и не увеличивает расстояние между ними.       — Хорошо, — он кивает, однако его кивок больше похож на то, что он морально подготавливает себя, а не отвечает на слова Стайлса. — Я бы никогда не заставил тебя спать со мной, Гарри. Я бы никогда не стал тем парнем, которого пришлось бы бояться. Хотел бы я переспать с тобой? Да. Меня влечет к тебе, и в моем случае это означает, что я также испытываю к тебе сексуальное влечение. Мне бы очень понравилось спать с тобой. Или, по крайней мере, понравилось бы, если бы это было чем-то, что нравится тебе, — он наблюдает за омегой, тщательно подбирая слова. — А тебе не нравится. Ты очень ясно дал это понять. Теперь, как я уже сказал, близость для меня не ограничивается сексом. И секс для меня не самое главное в отношениях. Если бы мы были вместе, мне бы хотелось, чтобы ты понял: что бы ни случилось, я никогда не буду просить тебя о нем. Не стоит беспокоиться о том, что однажды я перейду эту границу и заставлю тебя делать то, что тебе неприятно.       Гарри сглатывает.       — Даже когда ты в гоне? Или у меня течка?       Луи хмурится в ответ.       — У меня никогда не было особых проблем с гоном вне отношений. В отношениях же — да, секс был естественным следствием нахождения рядом со своим партнером, когда у него течка или когда я нахожусь в гоне. Но не думаю, что я когда-либо чувствовал, будто не могу контролировать себя, — он смотрит на Стайлса, складка на его лбу медленно разглаживается. — Мне хотелось бы верить, что мой основной инстинкт — защищать того, с кем я нахожусь в отношениях. И из-за внутреннего альфы и того, какая я личность, и из-за того, как много партнер значит для меня.       Гарри задается вопросом, нарочно ли Луи возвращается к разговору о теоретическом партнере вместо того, чтобы напрямую обращаться к их ситуации. Ему интересно, означает ли это, что он все-таки не так уж много значит для Томлинсона.       — А что, если нет? — шепчет омега. — Что, если в течке я начну просить тебя, умолять — сможешь ли ты устоять?       В запахе Луи появляется намек на что-то, что заставляет Гарри отпрянуть назад, потому что он ощущает, как альфа Луи заинтригован его словами и мысленной картинкой, которую они могут вызвать в воображении. Однако Луи быстро улавливает это, и аромат постепенно исчезает.       — Может быть, это то, чему мне стоит научиться. На это потребуется некоторое время. Возможно, в течение первых двух циклов мне надо будет удостовериться, чтобы я не находился рядом.       — Ох, — Гарри тяжело сглатывает.       — Это не значит, что с тобой что-то не так, — спешит заверить его Томлинсон.       Омега кивает, но он не убежден, что верит ему.       — Гарри… это был бы мой выбор. Точно так же, как вступить в отношения с тобой было бы моим выбором. Твоим тоже, очевидно, но мне нужно, чтобы ты понимал: я знал бы, во что ввязываюсь. И знал бы, каково это — быть с тобой.       — Жизнь без секса, — Стайлс не может сдержать нотку горечи в голосе. — Кто добровольно соглашается на такое, Луи? Не похоже, что у тебя нет выбора. Есть много людей, которые желают быть с тобой.       — Ни один из них не ты.       Гарри поджимает губы в ответ.       — В том-то и дело, Лу, — бормочет он. — Но также... Ты даже не знаешь меня настолько хорошо. С чего бы тебе… ты сказал «если бы мне действительно кто-то нравился», но как я могу тебе нравиться, если мы даже не так близки? Как ты можешь знать, что я нравлюсь тебе настолько, что это того стоит?       Луи слегка улыбается.       — А откуда ты знаешь, что я нравлюсь тебе достаточно? Ты знаешь меня так же хорошо, как я знаю тебя, Гарри, — альфа выглядит так, будто хочет придвинуться поближе, но остается на месте. Стайлс ценит это. — Может быть, немного больше, — допускает Луи, — но только потому, что ты знал, кто я такой и кем я себя идентифицировал, еще до сегодняшнего дня. Но все же. Ты сказал, что я тебе нравлюсь. Почему так трудно поверить, что ты мне тоже нравишься?       — Потому что все должно измениться, — шепчет Гарри. — То, что я такой, какой я есть, должно все изменить.       Луи на это пожимает плечами.       — На самом деле я не придаю большого значения тому, как все «должно быть». Это то, что есть, Гарри. Ты мне нравишься. Я тебе нравлюсь. Это делает меня чертовски счастливым. И это заставляет меня хотеть дать нам шанс, — внезапно альфа начинает выглядеть немного серьезнее. — Ты прав, если думаешь, что я не могу знать, во что ввязываюсь — не смотри так удивленно, у тебя на лице все написано, — он слегка улыбается, когда Гарри быстро пытается хоть как-то смягчить сомнение в чертах своего лица. — Я не знаю. И не буду знать наверняка, что у меня не будет трудностей с тем, чтобы жить без секса. Но знаешь что…       — Ты всегда можешь переспать с кем-нибудь другим?       Луи, собиравшийся что-то сказать и уже открывший рот, прежде чем Гарри прервал его, смыкает челюсти так сильно, что омега морщится в знак сочувствия. Брови Томлинсона хмурятся.       — Ты спрашиваешь меня или предлагаешь? — интересуется он. Гарри пожимает плечами.       — Это имело бы смысл. У тебя есть потребность. Я не могу или не хочу удовлетворять эту потребность. Кто-то другой может.       — Верно, — Луи выглядит несколько настороженным. — Что ж. Я полагаю, это то, о чем мы могли бы поговорить? — отваживается он, хотя все еще немного хмурится. — Но в целом, я не из тех, кто спит с людьми, с которыми не встречается. Я занимался случайным сексом, но это уже не так привлекательно. И не думаю, что ты согласился бы на то, чтобы у меня были отношения на стороне, в то время как я встречаюсь с тобой — и, откровенно говоря, я бы этого тоже не хотел. Я из тех, кто верен своему партнеру, — он внимательно смотрит на омегу. — Хотя и ты не выглядишь в восторге от мысли, что я спал бы с кем-то другим, поэтому я рискну предположить и скажу, что это не было предложением.       — Да, — признается Гарри. Если Луи так честен с ним, может быть, пришло время и ему попытаться быть таким же честным. — Я не… мысль о том, чтобы делить тебя с кем-то, особенно когда это касается того, что я должен быть в состоянии делать для тебя… — он сглатывает комок в горле. — Это заставило бы меня чувствовать себя еще более разбитым.       Выражение лица Луи смягчается, и он осторожно протягивает руку, ровно настолько, чтобы провести подушечками пальцев по костяшкам пальцев Гарри. Очевидно, что он хотел бы взять его за руку, но столь же очевидно, что он позволяет Гарри решить, готов ли он к этому.       — Это последнее, чего я хочу, Гарри, — мягко говорит Томлинсон. — Но… все это не имеет значения, если ты не желаешь быть со мной. У тебя всегда есть такой выбор. Я просто… — он замолкает, хотя и всего на секунду, когда Гарри берет его за руку. Давление, которое сгущается вокруг пальцев Стайлса, ощущается как раз тем, что нужно. — Ты собрался просто остаться холостяком до конца своей жизни? Упустить все, что может подарить любовь, потому что боишься, что каким-либо образом обделишь кого-нибудь?       Гарри не отвечает, только смотрит вниз на их пальцы, переплетенные вместе и устроившиеся между ними двумя на покрывале. В его глазах горят слезы, и ему так хотелось бы убедить Луи, хотя он и не уверен, в чем именно. Всего этого так много, и часть омеги мечтает, чтобы он никогда не открывал дверь, никогда не впускал Луи в свою жизнь. Другая же отчаянно настаивает на том, чтобы Луи остался.       — Гарри… — Луи кажется искренне расстроенным этой мыслью, и Гарри хочется покачать головой, заверить его, что все не так уж плохо, потому что, честно говоря, в большинство дней это не так. В большинство дней это подсознательное поведение, «просто не буду думать об этом», которому он рад придерживаться, потому что, по крайней мере, пока он не с кем-то, ему не нужно постоянно размышлять обо всем, что его расстраивает в себе. Не то чтобы Стайлс думает, что ему нечего предложить. Просто компенсировать то, чего он не может предложить, — непосильная задача, и такая перспектива приводит его в изнеможение. — Послушай меня минутку, хорошо?       Гарри смотрит на альфу, достаточно долго, чтобы увидеть выражение его лица, что-то неистовое, что воспламеняется в его глазах. Он сглатывает, отводя взгляд, но кивает.       Луи слегка сжимает руку омеги.       — Я знаю, что ты, возможно, мне не поверишь. Я знаю, тебе кажется, что я недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы говорить определенные вещи, и, может быть, ты прав. Может быть, я недостаточно хорошо тебя знаю, потому что не успел разглядеть все ужасные черты характера, которые у тебя наверняка есть — потому что они есть у всех нас. Включая меня. И ты это знаешь, и ты, наверное, думаешь, что я несу чушь…       — Вроде как, — отмечает Гарри с легкой улыбкой.       Томлинсон хихикает в ответ.       — Я много болтаю, когда нервничаю. Видишь. Дурная привычка.       — Вообще-то, это довольно мило, — шепчет Гарри, обнаружив, что немного краснеет от собственных слов. Но это делает аромат Луи немного мягче, немного менее ошеломляющим. От него пахнет чуть слаще, как будто ему приятно это слышать, и Стайлс не может найти в себе сил пожалеть о своих словах.       — Да? — альфа прочищает горло. — Это, эм, хорошо, — он вскоре стряхивает с себя оцепенение, снова прочищая горло. — Но не суть. Хотя я уже не совсем уверен, в чем была суть.       Его смех мягкий и интимный, только для них двоих. Странная мысль, потому что здесь нет никого больше, кто мог бы услышать, но все же. В этом смехе есть что-то такое, что кажется знакомым только Гарри, и, хотя это опасная территория для его рассуждений, он не может удержаться от возможности упиваться этим. Мыслью, что, возможно, он знает часть Луи — или ему будет позволено узнать часть Луи, — которую не все видят.       — В любом случае, — продолжает Томлинсон, еще раз слегка сжимая руку омеги. — То, кто ты есть, прекрасно. Тот, кто ты есть, — это тот, с кем я хочу проводить свое время. Ты не обделяешь меня. И не делал бы этого, если бы мы встречались. Может, я и не знаю о тебе всего, но это я знаю точно.       Гарри пристально смотрит на альфу.       — Каким образом?       Луи пожимает плечами.       — Потому что ты меня захватываешь. Потому что, когда ты впервые написал мне, хотя это было только для того, чтобы спросить о девушке с вечеринки, мое сердце пропустило удар, и я сказал себе: не облажайся, Томлинсон. Я едва знал тебя в тот момент, но я хотел узнать. И не только потому, что ты горячий омега, который потрясающе пахнет, и мне захотелось заявить на тебя какие-то идиотские волчьи права, — он пожимает плечами. — Я знаю, что для многих людей это первое, что происходит. Влечение. Я не буду лгать и говорить, что меня не влекло к тебе. Но дело было не только в этом. Это было… ты подумаешь, что я сопливый.       — Ты так говоришь, будто это плохо.       Томлинсон улыбается в ответ.       — Ладно. Что ж. Дело было в том, как наши голоса звучали вместе. Знаю, что это глупо, но я романтик, ясно? И такие вещи… Я не могу не замечать их, и, наверное, что-то внутри меня решило придать этому значение. Это побудило меня захотеть узнать тебя получше, — альфа проводит кончиками пальцев по костяшкам Гарри. — И с тех пор, с тех пор, как ты позволил писать тебе, мне приходилось сдерживаться, чтобы не заниматься этим постоянно. Я просто хотел узнать тебя получше, Гарри. И да, я знаю тебя не так хорошо, как следовало бы, и не так хорошо, как хотелось бы. Но для этого и существуют отношения, не так ли? — альфа постукивает пальцем по костяшке Гарри. — Не думаю, что когда-нибудь мне покажется, будто ты меня обделяешь, если, даже просто сидя здесь и держа тебя за руку, я чувствую, словно мое сердце никогда больше не сможет биться ровно.       Гарри не может не фыркнуть мягко на это.       — Это, наверное, что-то нездоровое, — произносит он практично, потому что практичность — это просто и безопасно: она не зависит от эмоций и не заставляет его хотеть совершать то, чего он всегда боялся.       — Определенно, — соглашается Луи. — Но я не хочу, чтобы это прекращалось. Не хочу отказываться от этого чувства. Я не могу вспомнить, когда в последний раз был так взволнован кем-то. Но… — он смеряет Гарри взглядом. — Если ты скажешь мне, что не хочешь этого, если скажешь, что хочешь остаться друзьями, тогда ладно. Одно твое слово заставит меня навсегда закрыть эту тему, — в его глазах появляется небольшой блеск, и Гарри думает, что парень, вероятно, цитирует какую-то книгу или фильм; хотя он не в силах сообразить точно, откуда могут быть эти слова, когда Луи так на него смотрит. В любом случае, это не имеет особого значения, потому что альфа продолжает свою речь, все еще пытаясь убедить его. — Я не буду спрашивать снова, тебе не придется беспокоиться из-за того, что я надеюсь выбраться из френдзоны — кстати, ненавижу этот термин. Мы будем просто друзьями. И я буду счастлив этому, даже если мне потребуется некоторое время на то, чтобы перестать мечтать, будто мы могли бы быть чем-то большим. Но мне нужно, чтобы ты знал, что рядом со мной ты можешь быть самим собой. Мы все еще можем быть друзьями. И я не буду чувствовать себя так, словно мне достался утешительный приз, — наконец Томлинсон выдыхается, одаривая омегу крошечной улыбкой, застенчивой и почти самоумаляющей. — Извини, — добавляет он. — Я просто…       — Хочешь убедиться, что я знаю, что выбор за мной, — заканчивает за него предложение Гарри, и Луи кивает. — Я знаю это. То есть… я на самом деле никогда в этом не сомневался? Ни разу, с тех пор как я узнал тебя получше. С тех пор как понял, что ты крайне порядочный и принимаешь ответ «нет». Планка низкая, правда, но все же. Я знаю, что ты хороший человек, Луи. Ты… — Стайлс делает глубокий вдох. — Ты заставляешь меня чувствовать безопасность. Ты заставляешь меня чувствовать себя не пустым местом. И это пугает. Мне страшно. Я боюсь, что скажу «да» отношениям с тобой и это окажется не так просто, как ты думаешь. Боюсь, что в конце концов влюблюсь в тебя лишь ради того, чтобы узнать, что я все-таки недостаточно хорош. Боюсь, что я… — Гарри прикусывает нижнюю губу, но тем не менее заставляет себя сказать это: — что я буду чувствовать, будто должен переспать с тобой, чтобы заставить тебя остаться. Что я предам себя, потому что это будет не так больно, как знать, что я заставил тебя уйти.       — Гарри…       — Я знаю. Ты сказал, что никогда не попросишь. Ты никогда не будешь пытаться принудить меня или даже ожидать, что я сделаю это. Но что, если попрошу я? Что, если я скажу тебе, что хочу этого?       Луи какое-то мгновение наблюдает за омегой.       — Есть ли шанс, что ты когда-нибудь скажешь так и будешь действительно иметь это в виду?       — В том-то и дело. Я не знаю. Я так не думаю. Но, как ты и говорил, в моей жизни произошли некоторые вещи, которые могли повлиять на мое отношение к сексу. Может быть, в будущем я не буду испытывать такого отторжения к нему. Может быть, с правильным человеком… — Гарри останавливает себя. — Но нет. Не думаю, что будет так. Я не могу представить себя желающим этого. Мне жаль.       — Не стоит. Я бы предпочел, чтобы ты был честен на этот счет сейчас, чем мы окажемся в такой ситуации, когда ни один из нас не будет понимать происходящее. Точнее, мы все равно можем с этим столкнуться. И есть вероятность, что ты все-таки попросишь. Что ты даже попросишь из-за истинного желания. Я… — Луи делает паузу, пытаясь подобрать правильные слова. Гарри признателен его осторожности, даже когда кажется, что его сердце не выдержит больше ни секунды всего этого разговора. — В такой момент мне нужно будет напомнить себе о том, что ты сказал. Что ты вовсе не имеешь это в виду, и что даже если ты захочешь переспать со мной, то это будет тем, что я совершу над тобой, а не с тобой. Я ни за что не захочу поступить так, Гарри. И я надеюсь, что мы никогда не дойдем до того момента, когда ты почувствуешь, будто должен переспать со мной, чтобы удержать меня. А также надеюсь, что заставлю тебя чувствовать себя защищенным, значимым и окруженным заботой, чтобы ты чувствовал себя безопасно в наших отношениях. Я думаю: пока мы разговариваем, пока мы делимся всем, через что проходим, у нас все должно быть хорошо.       Гарри дарит альфе небольшую улыбку.       — Ты оптимист, не так ли?       Луи не может не ответить тем же.       — Может быть. А может быть, мне просто нравится верить, что любовь побеждает все.       🐺🐺🐺       Некоторые вещи лучше в теории.       Романтика, как оказалось, не относится к их числу.       Реальность свиданий не отстой, только не с подходящим человеком. Не с Луи. Не с тем, кто держит Гарри за руку во время просмотра фильмов, кто проводит кончиками пальцев по задней части шеи, когда стоит рядом, пока они болтают с компанией знакомых.       Между ними бесконечные разговоры — хотя не все из них легкие, — и фокус внимания сосредоточен гораздо больше, чем хотелось бы Гарри, вокруг их отношений и того, как они складываются. Ему предстоит многому научиться заново, побороть внутреннюю ацефобию, потому что на самом деле на их пути стоит не его сексуальность, а он сам. Его мнение о том, будто он недостаточно хорош, просто потому, что его тело не функционирует так, как, по его мнению, должно. И важно изменить этот взгляд, отпустить все то, что, как кажется Стайлсу, ему предполагается делать лишь по той причине, что он влюбленный омега.       Потому что таким он и является, в конечном счете. Влюбленным. Невозможно не влюбиться, когда для их первого свидания Луи ведет его на пляж. Они шагают вдоль побережья, альфа рисует на песке сердечко, широко улыбаясь Гарри, и это тот самый момент в фильме, когда они поцеловались бы, нога Гарри приподнялась и начались бы финальные титры, но реальная жизнь — это не кино, и Луи знает, что Стайлс не любит целоваться.       Поэтому он просто заключает омегу в объятия, и Гарри чувствует все то, что видел на экране. Все то, ради чего он любил смотреть романтические фильмы. Напряженность. Изумление. Чувство возвращения домой.       Они определяют свое понятие близости, как и обещал Луи. Со временем Гарри обнаруживает, что некоторые поцелуи ему даже по душе. Ему по-прежнему ненавистна даже мысль о французских поцелуях, но легкие чмоки — это приятно. Прикосновение теплых губ к его собственным, говорящих привет, или ты в порядке?, или даже я люблю тебя — это, как выясняется, действительно нравится Гарри. Дело не в притяжении, не в том, что оно к чему-то приведет, а в форме общения, способе поделиться привязанностью и близостью.       Спустя три месяца их отношений наступает момент, когда Стайлс перестает беспокоиться о том, что Луи собирается его бросить. Ему слегка стыдно признаваться, что ушло так много времени, но, как он ни старался, ему не удавалось избавиться от назойливых, неотступных мыслей, словно когда-нибудь Луи устанет от того, что для разрядки у него есть только рука.       Это не происходит постепенно, как можно было бы ожидать. Страх Гарри не становится немного менее сильным с каждым днем. Если быть точнее, все происходит наоборот, потому что омега чувствует, что у него вот-вот начнется течка, и, учитывая количество времени, проведенного с Луи, он знает, что то же самое касается гона альфы. Это их первые циклы с тех пор, как они стали парой, и Гарри помнит, как Томлинсон предупреждал, что ему может понадобиться уединение, если он не сможет контролировать себя.       Дело не в том, что Гарри не доверяет Луи. Дело в том, что он не доверяет себе, и он не уверен, сможет ли Луи противостоять умоляющему, нуждающемуся омеге. Не в том случае, когда у него уже давно не было секса, а это должно быть главной потребностью — непреодолимым желанием спариваться и размножаться. Стайлс знает, что альфа надеется на то, что его основной защитный инстинкт будет сильнее, но в дни, предшествующие течке, Гарри не может не чувствовать себя немного на взводе.       Луи изо всех сил старается окружить его комфортом, даже когда не знает точно, что происходит. Несмотря на их общение, Гарри все еще не удается описать некоторые вещи словами, и война, бушующая внутри него, — это то, что он не совсем в силах выразить. Но Томлинсон улавливает это, даже если Гарри ничего не говорит, и он более тактилен: обнимает Гарри и предлагает, чтобы тот понюхал его кожу всякий раз, когда чувствует, что омеге нужно что-нибудь, чтобы успокоиться.       Иронично, что, прижавшись так близко, Стайлс чувствует себя спокойно, хотя должно быть совсем не так. Феромоны Луи должны заставлять его испытывать тревогу, потому что он пахнет сильнее с каждым днем: все больше как альфа, желание и потребность.       Гарри может точно определить момент, когда гон полностью захватывает Томлинсона. Они сидят вместе на кровати альфы, смотря один из любимых фильмов Гарри, когда Луи внезапно делает резкий вдох, прежде чем полностью замереть, его пальцы впиваются в матрас. Однако подсказкой для Гарри становится не только это. Его тело мгновенно реагирует, и он чувствует между ног влажность.       — Ох, — тихо произносит омега, кончики его ушей горят, и он знает, что вскоре за ними последует и все остальное тело; жар разгорается в ответ на абсолютно подавляющее количество феромонов, исходящих от Луи. — О нет.       — Гарри… — голос альфы звучит слегка напряженно, аромат жимолости и жасмина настолько силен, что Гарри почти давится им, даже когда пытается ограничить свое дыхание.       — Да, — еле слышно отвечает омега. — Ладно. Я могу пойти домой?       Ответ Луи — практически немедленное рычание. Собственническое и разочарованное, и омега Стайлса хочет съежиться, извиниться и прижаться ближе, и… Гарри пытается еще больше ограничить свое дыхание.       — Нет, — произносит Томлинсон, его голос звучит крепче, хотя в нем нет и намека на альфа-интонацию. Пока еще. — Нет, ты никуда не пойдешь.       Сердце Гарри нервно колотится, его охватывает страх, смешанный с возбуждением — достаточно сильным, чтобы вызвать слезы на глазах.       — Хорошо, — шепчет он, склоняя голову, и рука Луи протягивается, хватая омегу за запястье.       — Гарри, — снова выдавливает он. — Я не позволю тебе выйти за эту дверь, — он встречается взглядом с омегой, его собственные глаза немного расширены и расфокусированы. — У тебя вот-вот начнется течка.       Стайлс с несчастным видом кивает.       — Ты хочешь… — начинает он, но Луи снова рычит.       — Нет, — отвечает он, и хотя Гарри знает, что это не совсем правда и что внутренний альфа Томлинсона, безусловно, думает наоборот, он все равно предпочитает верить самому Луи, потому что тот смягчает хватку и его глаза становятся немного более ясными, даже когда он явно с трудом контролирует себя. — Я не желаю, чтобы ты шел домой, потому что не хочу, чтобы кто-нибудь чувствовал твой запах прямо сейчас. Альфы начнут своевольничать, а я не могу этого допустить.       Бедное сердце омеги, кажется, едва справляется с поддержанием ритма.       — Потому что я твой? — шепчет он, и аромат Луи становится только крепче, хотя остается пропитанным пачули, что немного успокаивает.       — Нет, — удается ответить Томлинсону, также в попытках не делать глубоких вдохов. — То есть. Да. Я имею в виду, мне хотелось бы на это надеяться. Но также… Нет. Потому что другой альфа может не знать тебя так, как знаю я. Он может не знать — или ему может быть все равно, — и я не могу позволить этому случиться с тобой.       — А что насчет тебя?       Луи делает размеренный вдох. Его губы сжаты, а на лбу прорисовались морщинки.       — Я в порядке, — заключает он через минуту. — Я просто хочу, чтобы ты был здесь. В безопасности. Рядом. Я хочу… Можно обнять тебя? — он опускает взгляд на свои колени, на эрекцию, о которой Гарри осведомлен. — На самом деле, может быть, тебе стоит обнять меня. Не хочу ставить тебя в неловкое положение.       — Думаю… — омега сглатывает, его страх мало-помалу рассеивается от слов Луи, отвращение все еще бурлит в животе, но только потому что собственное тело пытается предать его. Потому что оно вынуждает хотеть вещей, которые, как Стайлсу известно, заставят его чувствовать себя грязным, заставят его ощущать себя еще более сломанным, когда течка закончится. Однако под этим кроется что-то еще. Что-то мощное, чего Гарри запрещал себе чувствовать уже целую вечность. — Может быть, — говорит он тихим голосом, чуть застенчиво, — с учетом того, как мое тело реагирует на твое, я бы не так сильно возражал, если бы ты обнял меня. Я знаю, что не могу дать тебе то, чего ты хочешь. Но думаю, мне все еще может понравиться чувство понимания, что ты хочешь этого со мной?       Альфа выпускает нежный смешок.       — Я всегда хочу тебя, — признается он, и сердце Гарри пропускает удар, но не от страха. Ему больше не нужно спрашивать, собирается ли Луи предпринимать дальнейшие действия. Не тогда, когда Томлинсон все еще способен ставить потребности Гарри выше своих собственных вопреки начинающемуся гону.       Это неожиданно для Стайлса — открытие, что часть его может наслаждаться осознанием, что он кого-то заводит, поскольку прежде за этим всегда следовали вещи, которых он не хотел, вещи, которые заставляли его чувствовать себя ужасно. Он никогда не был в окружении, где допускалось бы только то, что устраивает его.       — Обними меня, — решительно произносит Гарри, сдвигаясь, чтобы растянуться на кровати, и немного морщась из-за того, как его штаны прилипают к бедрам.       Он может сказать, что Луи желает этого, что отчасти он, возможно, даже нуждается в этом, но все еще ждет, пока омега сам прижмется ближе, как бы говоря да, я уверен, что тоже хочу этого. Стайлс хочет, чтобы его обнимали, хочет быть завернутым в объятия Луи и знать, что находится в безопасности.       И тогда его озаряет: это то, чего он всегда будет хотеть.       Луи словно точно знает о мыслях Гарри, потому что обвивает его руками, касаясь носом мягкой кожи на его шее. Вдыхая его запах.       — Надолго? — шепчет он.       Омега накрывает руку Томлинсона, лежащую у него на животе. В ответ Луи переплетает их пальцы вместе.       Гарри делает глубокий вдох — запах его альфы такой комфортный и успокаивающий, заставляет немного рассеяться отчаяние, вызванное течкой, — и закрывает глаза.       — На сколько пожелаешь, — отвечает он таким же тихим тоном.       Слово навсегда струится по венам Стайлса, и он знает, что это поспешно, знает, что боролся с этим настолько долго, что реальность начинает казаться слишком хорошей, чтобы быть правдой; но всего один раз он позволяет себе снова поверить. Что хорошие вещи случаются, что он заслуживает того, чтобы хорошие вещи случались с ним. Что он не сломан — просто он другой, и это нормально.       Что с подходящим человеком ему не нужно менять себя; ему не нужно идти на компромисс или избегать отношений, поскольку то, чего он хочет и чего не хочет, не обязательно должно быть взаимоисключающим.       — Навсегда? — выдыхает Луи над ухом Гарри, его голос прорывается сквозь дымку в сознании омеги. — Я думаю, навсегда звучит неплохо.       — Да, — мягко отзывается Стайлс, ощущая, как руки альфы в ответ немного стискиваются вокруг его талии. Это движение притягивает его еще ближе, отчего их тела прижимаются друг к другу вплоть от груди до лодыжек, и он позволяет себе упиваться теплом и безопасностью, которые Луи ему дарит, наслаждаться тем, насколько он защищен и любим. Омега улыбается. — Я думаю, что навсегда звучит просто идеально.       Конец.